
Полная версия
Прорыв к звездам. С. П. Королев
В конце лета 1923 года должны были состояться первые Всесоюзные планерные состязания в Коктебеле под Феодосией. Кружек Одесского политехнического института командировал на них своего представителя студента В. Л. Курисиса. Советские авиаторы решили пойти по пути зарубежного опыта развития самолетостроения. В 1920 году англичане возродили у себя в стране, прерванные Первой мировой войной, планерные состязания. Они установили приз в одну тысячу фунтов стерлингов команде, создавшей лучшую конструкцию планера, разрешив участие в соревнованиях и зарубежным конструкторам со своими аппаратами. В годы Первой мировой войны англичане и французы создали много новых интересных машин, которые привели их к победе. Однако большие скорости этих самолетов достигались не хорошими аэродинамическими качествами аппаратов, а мощными моторами, которые были чрезвычайно прожорливы по потреблению нефтепродуктов.
Авиационная техника военного периода была далеко не экономичной, конструкции самолетов были далеки от совершенства: мощные аэропланы требовали большей устойчивости в полете. После аварийной остановки двигателя самолет должен был долго планировать для безопасной посадки, а не стремительно терять скорость и падать. Несовершенные аппараты унесли гораздо больше жизней пилотов, чем боевые действия, но в военное время на количество жертв среди авиаторов не обращали большого внимания. В мирное время вопросам экономичности и безопасности полетов стали уделять гораздо большее внимание. Чтобы самолетостроение развивалось, необходимо было совершенствовать конструкции самолетов, сделав авиаперевозки и авиаперелеты более доступными для большего числа граждан. Организуя планерные состязания с большим призывным фондом, англичане пытались вовлечь в строительство летательных аппаратов значительное число энтузиастов воздухоплавания. В ходе состязаний предстояло выявить талантливых самородков, способных создать наиболее совершенные конструкции машин с отличными аэродинамическими качествами. Впоследствии, лучшие конструкции планеров собирались использовать для строительства самолетов, а создавших их конструкторов могли привлечь к разработке новых перспективных моделей. Почти одновременно с англичанами планерные состязания стали проводить и в Германии.
Сергей тоже хотел поехать в Крым на отечественные планерные состязания, но вместо путевки на слет получил от Б. В. Фаерштайна направление на очередную лекцию.
– В Феодосию поедешь в следующий раз, – пообещал Фаерштайн.
ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ
Продолжая активно участвовать в работе авиакружка порта, Сергей по-прежнему очень много времени проводил на авиабазе, помогая пилотам и механикам ремонтировать гидросамолеты. Несмотря на запрет, в знак благодарности за качественный ремонт его машины, командир гидроотряда А. В. Шляпников взял Сергея в полет. Этого события он ждал давно, и был несказанно рад своему первому небесному крещению.
Когда матросы спустили гидросамолет на воду, Шляпников запустил двигатель. На небольшой скорости они вышли за волнорез и встали против ветра, после чего пилот включил полный газ и двигатель взревел. По воде побежала частая рябь, аппарат стал резко ускоряться, и вскоре почти незаметно оторвался от воды.
Полет над морем привел в восторг молодого парня. В лицо бил настоящий ураган, а он задыхался от недостатка воздуха. От дьявольского ветра у него текли слезы. При спуске ему казалось, что он мчится в санях с такой большой, бесконечно-высокой горы, что дух захватывало, при этом у него задерживалось дыхание и как будто останавливалось сердце.
После своего первого полета Сергей помчался домой к Ксении Винцентини, чтобы похвастать перед любимой девушкой. Несмотря на то, что девушки из их класса открыто заявляли, что самые красивые ребята в Одессе Сергей Королев и Юра Винцентини, соперники у Королева были серьезные. За Ксенией, кроме Сергея, пытались ухаживать одноклассники Жора Калашников и Жора Назарковский, и даже студенты политехнического института, самым настойчивым из которых был Сергей Лапкин. Они подолгу засиживались вечерами у Ксении. Влюбленный Королев дни напролет проводил в доме у Ляли, оберегая Ксению от назойливых ухажеров. Его с трудом выгоняли вечером, но он часто возвращался, чтобы еще несколько часов поболтать с ней у окна, разглядывая звезды.
У Жоры Калашникова отец был букинистом. Прочитав много интересных и редких книг, Жора мог часами увлеченно рассказывать Ксении, как в тысяче и одной ночи, удивительные истории о катакомбах Одессы, о встречах в их городе А. С. Пушкина с заезжей красавицей-негоцианткой Амалией Ризнич, за короткое время успевшей вскружить голову не только поэту, но и многим другим одесским щеголям. Как и Ксения Винцентини, Ризнич имела итальянские корни, но почти не понимала по-русски. Владыке русского слова Пушкину не удалось очаровать ее своим талантом и, обреченный на неудачу, он перед самым ее отъездом написал:
«На языке тебе невнятном
Стихи прощальные пишу,
Но в заблуждении приятном
Внимания твоего прошу…»
Жора Назарковский блистал в школьном театральном кружке, легко вживался в роль, отлично читал стихи и прекрасно пел.
Сама Ксения до поры до времени не открывала тайну своего сердца, и ребята томились в безвестности: кто же добьется руки озорной красавицы?
Королев чувствовал, что рассказ о его первом полете должен произвести на девушку яркое, ошеломляющее впечатление, которое испытывал сам, и не жалел красок, чтобы описать свое состояние и заслужить еще большее ее внимание.
– Представляешь, весь полет в ушах стоял свирепый, оглушающий рев пропеллера и мышцы тела чувствовали вибрацию корпуса самолета, – возбужденно сообщил Сергей Ксении.
– И тебе не было страшно? – с восторгом в глазах спросила девушка.
– Нет, конечно, – самоуверенно ответил Сергей. – Чем выше забираешься в небо, тем все легче, веселее, беспечнее и даже увереннее становится на душе. Ты паришь над городом как чайка, а внизу человечки такие маленькие, как лилипуты в приключениях Гулливера. Стоит подняться выше тысячи метров, и все твое существо охватывает какое-то удивительно безмятежное спокойствие. В это время совершенно забываешь о мирской суете, ты испытываешь неописуемое блаженство и отдыхаешь всей душой.
– Как здорово, а ты меня можешь с собой взять?
– Нет, девчонкам в небе, как на корабле, делать нечего. Это только к беде.
– Ну, и не надо, – обиделась Ксения.
– Пойми, что меня самого взял в полет Шляпников, нарушая инструкции, и взял слово, чтобы я никому не рассказывал. Его за такие полеты с гражданскими пассажирами могут под трибунал отдать.
– Что же ты мне раскрыл свою военную тайну? – улыбнулась Ксения.
– Я же тебе по секрету рассказал…
Однажды в авиаотряде не оказалось свободного механика, и Сергея взяли в полет уже не в качестве пассажира, а как специалиста. В полете заглох мотор и тогда Королев, преодолевая страх и сильный напор воздуха, поднялся с места штурмана, чтобы запустить его вновь. Ему удалось провернуть пропеллер и запустить двигатель. После этого случая его уже регулярно брали в полеты. В одном из них при осмотре двигателя на небольшой высоте Сергей не устоял на крыле из-за сильного потока воздуха и выпал в море. Летчик приводнился и подобрал Королева. Все это происходило на заминированном участке и едва не закончилось трагедией. По случаю спасения утопающего старшие товарищи пригласили Сергея отпраздновать его «второе рождение» в пивной «Гамбринус», известную не только на всю Одессу, но и на всю Россию по одноименному рассказу Ивана Куприна.
На углу Дерибасовской и Преображенской они спустились в подвальчик. Здесь пили пиво матросы из Марселя и Сан-Франциско, Лондона и Монтевидео. В низкой, узкой и дымной пивной вместо столов стояли огромные бочки, а маленькие бочонки заменяли стулья. Было шумно, дымно, но вместе с тем и весело, даже уютно от морского братства. Летчики заказали русскую горькую и черное пиво с воблой.
– Ну, за то, что сегодня никто из нас не пьет с Нептуном! – поднял кружку командир отряда Шляпников.
Сергей первый раз хлебнул водки и обжегся, закашлялся.
– Не надо бы Сережке, – произнес любивший опекать Королева летчик Алатырцев.
– Ничего, «по случаю спасения утопающего» чарка сегодня положена всем, – подбодрил Сергея командир.
– Жив, Сережка? – дружески стукнул Королева по плечу подошедший с опозданием к компании Иван Савчук. – Ты, наверное, заговоренный – упал в море и не утонул. Чудо просто какое-то! Как вам удалось посадить гидросамолет с заглохшим мотором на минном поле, да еще потом вырулить с него и не задеть за находящиеся в воде мины – не представляю!
На фоне большого числа трагедий случай с Сергеем, когда все обошлось удачно, – казался счастливой случайность, подарком оберегающих своих героев богов. Готовясь рассказать очередной случай, Александр Алатырцев подозвал официантку и сделал заказ:
– Еще всем по кружке пива!…
Дружеская компания сидела до глубокой ночи. Сергею было приятно ощущать себя одним из этих людей, постоянно испытывающих судьбу, которые каждый день могут разбиться, искалечиться, умереть в самом расцвете сил, но это не от безрассудства, а ради защиты граждан своей страны и желания летать. Этих летчиков нельзя заподозрить в низменных чувствах. В их душах нет места: зависти, скупости, трусости, мелочности, сварливости, хвастовству и лжи. Они прошли через самый взыскательный медицинский контроль, и только благодаря могучему здоровью и сметливости им доверили нести службу на недоступной для остальных высоте и скорости, с полным напряжением внимания. В полете им дано дышать самым свежим воздухом, ощущать необыкновенную легкость и чрезмерную тяжесть своего тела. Их речь жива и увлекательна, но в беседе они редко рассказывают о себе и никогда не говорят о своих личных подвигах, что вызывает только уважение к ним.
Летчики разошлись уже за полночь. Алатырцев проводил Сергея домой.
Падение с самолета все же оставило свой след. Во время занятий Сергей не раз хватался за голову – иногда начинала болеть голова. Временами ему трудно было заниматься, но вскоре молодой организм взял верх над недугом, и боли прошли.
Увлечение авиацией сказалось на успеваемости Сергея Королева. К нему домой пришел классный руководитель Ф. А. Темцуник и заявил Г. М. Баланину, что Сергей стал отставать по многим предметам, и у него возникнут проблемы на выпускных экзаменах в стройпрофшколе. Баланин явно расстроился.
– В летуны, видите ли, записался. Полеты… Самолеты… Я категорически против твоей траты времени в гидроотряде. Надо сначала научиться ходить по земле, а потом уже летать, – разошелся Г. М. Баланин и, обращаясь к Темцунику добавил: – Затянули мальчишку, а не понимают, ведь ему учиться надо. Да и бьются там чуть не каждый день.
Сергей вспомнил о пережитой аварии и решил никогда не рассказывать о ней дома. После прихода Темцуника Сергею пришлось пообещать родителям, что он больше не будет появляться в гидроотряде, пока не сдаст экзамены в стройпрофшколе, и действительно всю зиму Королев не появлялся в отряде.
В 1923 году в стройпрофшколе появились собственные мастерские. Оправдывая строительный уклон школы, учащиеся мастерили на продажу в мастерских деревянные лопаты, грабли, наличники для окон, колеса. Сергей Королев и здесь отличился в лучшую сторону. Руководитель мастерских Вавизель К. Г. нахвалил Королева: «Молодец, с головой парень! Оставайся у меня в мастерских, Серж, после окончания школы. Все секреты тебе открою. Краснодеревщик из тебя выйдет, каких Одесса не видела».
К занятиям Сергей обычно готовился вместе с Валерьяном Божко и Ксенией Винцентини в Публичной библиотеке Одессы. Он не ограничивался только одним ответом или решением. Изучая какой-либо вопрос, он прочитывал по нему всю доступную литературу.
– Сергей, да остановись ты! – советовал Королеву Валерьян Божко. – Ты не успеешь проработать все вопросы, если будешь только по одному из них изучать по двадцать две работы.
– Нет, я должен знать все основательно, – упорствовал Сергей.
Для большей эффективности усвоения предмета на уроке Сергей и Ксения окончили курсы стенографии, что позволило им легко успевать за преподавателями на занятиях.
Как-то Сергей шел с матерью по Пушкинской улице к морю. Погода была замечательная. Взглянув на небо, Мария Николаевна воскликнула:
– Как красиво сегодня! Смотри, какие облака, серебро прямо!
– О, если бы ты знала, какие они красивые сверху! – расплылся в улыбке Сергей, – Там они не серебряные, а розовые, клубятся, переливаются на солнце…
– А ты откуда знаешь?
– Сам видел.
– Так ты летал?
– Да, только обещай, пожалуйста, не говорить Гри.
Отчим был не злой, но страшно правильный, даже нудный, и Сергей его побаивался. Григорий Михайлович мог его здорово отчитать за чрезмерный риск.
Во время летней строительной практики бригаде, в которую входил Сергей Королев, поручили перекрыть крышу медицинского института. Осмотрев крышу, прикинули, что для полной замены всей черепицы на крыше закупленной не хватит. И тут неожиданно Королев высказал дельное предложение. Так как крыша имела два ската, то он предложил старой черепицей покрыть одну часть крыши, а другую часть новой. Такое решение всех сразу устроило.
Ксения Винцентини тоже работала в бригаде кровельщиков вместе с Сергеем. Первый раз они поцеловались на этой крыше. Чтобы привлечь внимание своей возлюбленной Королев ходил на руках по краю крыши.
ПЕРВЫЙ ПЛАНЕР СЕРГЕЯ КОРОЛЕВА
Студент Одесского политехнического института Леонид Курисис привез с первых Всесоюзных планерных состязаний чертежи планера А-5 конструкции К. К. Арцеулова, выигравшего все призы на состязаниях, предназначенные для конструкторов планеров. На первых состязаниях были заявлены только девять планеров. Из них летали лишь два: А-5 Арцеулова и «Буревестник» Невдачина. Остальные конструкции «Маори» С. Н. Люшина, «Арап» (АВФ-1) М. К. Тихонравова, «Стриж» В. С. Пышнова, «Коршун» И. П. Толстых, «Парабола – БИЧ-1» Б. И. Черановского, «Макака» Н. Д. Анощенко и «Мастяжарт» С. В. Ильюшина были недоработаны, многие при запуске только подпрыгивали как лягушки, заваливались на бок, но так и не взлетали. Лучшие результаты показал военный летчик Л. Юнгмейстер на планере А-5: продолжительность полета 1 час и 2 минуты, дальность – 1,5 километра, высота над точкой взлета – 100 метров.
Курисис составил подробный отчет о своем пребывании в Коктебеле, описав все представленные там аппараты. Королев очень внимательно ознакомился с ним. Кроме того, Сергей долго расспрашивал Леонида о том, что еще интересного происходило на состязаниях и не вошло в строгий и лаконичный отчет. Со многими из участников первого слета планеристов, с которыми Сергей познакомился заочно по рассказам Леонида, судьба близко связала Королева в дальнейшем, а некоторые из них стали его верными друзьями.
Первый старт провели 3 ноября на «Буревестнике». На нем летал Леонид Юнгмейстер. Планер представлял собой моноплан с низко расположенным крылом. Стартовая команда дружно ринулась вперед с буксирными веревками в руках, после чего планер дернулся из стороны в сторону, качнул крыльями и заскользил вдоль склона. Полет «Буревестника» длился 2 минуты и прошел успешно. 5 ноября, поднявшись на «Буревестнике», Юнгмейстер взмыл над местом старта на 15—20 метров, после чего спланировал в Коктебельскую долину. В тот день он преодолел полтора километра от места старта, при этом продолжительность полета составила больше трех минут. Полет 9 ноября был уже не столь удачен. После взлета планер стало со снижением сносить боком назад, на гору. При посадке планер перевернулся через крыло вверх колесами и упал. Ушибы, полученные Юнгмейстером, были незначительные, и он не выбыл из строя. А. А. Арцеулов предложил ему продолжить участие в состязаниях на его планере А-5, на котором тот стал победителем состязаний, получив главный приз – статуэтку Икара.
Рекордцмен слета А-5, сконструированный Арцеуловым, был построен при участии его друзей в мастерских кружка «Парящий полет» еще в 1922 году. Этот моноплан на растяжках с высоким расположением крыла был рассчитан на малые скорости полета. В его конструкции использовались деревянные рейки и фанера. Планер был обтянут тонким перкалем, прошитым нитками с обхватом элементов конструкции.
Пилотируемый Н. Д. Анощенко планер «Макака» выполнил четыре подлета на буксире общей продолжительностью 13 секунд. В четвертом полете продолжительностью 6 секунд планер взлетел на несколько метров, после чего стал терять скорость, проваливаться и, перевернувшись на спину, упал. Пилот отделался легкими ушибами, а планер был сильно поврежден, восстановлению уже не подлежал.
Одноместный планер «Маори» конструкции Сергея Люшина представлял собой биплан с крыльями от старого самолета «Виккерс» и имел двухколесное шасси. На состязаниях «Маори» после четырех пробежек не смог отделиться от земли, после чего конструктор оставил его в покое, и дальнейших попыток взлететь не предпринимал. Не увенчались успехом несколько попыток взлететь на одноместном планере «Парабола-БИЧ-1» конструкции Б. И. Черановского, представляющим собой летающее крыло параболической формы с открытой кабиной и двухколесным шасси.
Планер «Стриж» на состязания отправили в незаконченном виде. Все металлические крепления для этого летательного аппарата делались в лагере планеристов в Крыму. На пробежках планер несколько раз разворачивало при попытке взлета. Дополнительное изменение конструкции планера в местных условиях: увеличение площади руля направления также не решило проблему, он так и не смог оторваться от земли.
Слушатель Академии воздушного флота М. К. Тихонравов представил на слете планер «Арап». Это был моноплан с высоко расположенным крылом треугольной формы. При его строительстве участвовали сокурсники Михаила по академии. Сам планер изготовляли на заводе «Авиаработник». 12 ноября под управлением пилота В. Ф. Денисова планер совершил единственный полет дальностью 385 м и продолжительностью 1 минуту 5 секунд на высоте 70 метров. При следующей попытке взлететь планер резко развернулся и у него подломилось крыло. Осуществить его качественный ремонт в тех условиях не представлялось возможным, и испытания «Арапа» были прекращены.
Из-за плохой центровки двухместный биплан «Коршун» конструкции И. П. Толстых, хоть и имел двойное управление, но при взлете дважды получал повреждения. После переделок аппарата Н. А. Камарницкий совершил на нем четыре полета вместе с конструктором и ряд полетов без пассажира максимальной продолжительностью 27 секунд. Самый дальний полет составил 245 метров с максимальной высотой 25 метров.
Последним испытывался планер «Мастяжарт» слушателя Академии воздушного флота С. В. Ильюшина. Планер легко отрывался от земли даже при легком ветре, но его продольное управление не обеспечивало устойчивого полета, и он быстро заваливался на бок.
Одесский ОАВУК взялся построить самый удачный планер 1923 года А-5 конструкции К. К. Арцеулова для своей команды к следующим состязаниям, назвав его «Икар» в честь героя греческой мифологии, погибающего в полете к Солнцу. Контроль за строительством планера взяли на себя студенты Одесского политехнического института.
Поучаствовать в строительстве «Икара» Королеву не удалось. Изготовление всех узлов было распределено между студентами политеха, а делиться престижной работой с учащимся стройпрофшколы никто из них не захотел. Но Сергей не унывал. Его избрали помощником председателя Черноморской авиационной группы, входившей в ОАВУК Одессы. Он продолжал чтение лекций работникам электростанции и двух предприятий в порту, готовясь к которым изучал техническую литературу по авиации и расчету конструкций планеров. Чувствуя, что он имеет уже значительные знания, Королев решил идти самостоятельным путем, и стал проектировать свой планер. Сергей понимал, что таким образом он приобретет необходимый опыт для проектирования и строительства своего будущего самолета.
Вместе с Григорием Михайловичем, который доставал и переводил иностранные журналы по авиационной технике, Сергей изучал опыт зарубежных планеристов, поэтому ему казалось, что он сможет создать машину, вобравшую в себя лучшие мировые тенденции, достойную лучших отечественных и зарубежных образцов. Королев сразу отказался от конструкции биплана и проектировал моноплан, имеющий один ряд крыльев, который по сравнению с бипланом имел меньшее лобовое сопротивление потокам воздуха. Свою идею Сергей обязательно собирался воплотить в изделие, чтобы участвовать с ним на всесоюзных состязаниях. Кроме возможных призов, такое участие сулило общение с людьми близкими ему по духу и славу, известность, ведь всесоюзные состязания широко освещаются в прессе, а он так хотел похвастать чем-либо перед Ксенией.
Зашедший навестить друга Валерьян Божко удивился: вся комната Сергея была завешана листами с деталями планера.
– Ты что, нового змея собрался делать?
– Это мой будущий планер, – с гордостью ответил Сергей.
– Машина без мотора? Да ты что? – еще больше удивился Валерьян. – Лбом в землю и на тот свет!
– Мотора нет, а летает. Говорят, что учиться летать лучше начинать на планере, да и конструировать самолеты надо начинать с него. Когда будешь чувствовать конструкцию планера нутром, только тогда научишься строить самолеты. Братья Райт из Америки тоже начинали с конструирования планеров. Послушай, что в 1900 году писал в своем письме Уилбер Райт: «Вот уже несколько лет я болен верой в то, что человек может летать. Мой недуг все сильнее терзает меня, и я чувствую, что он будет стоить мне все больших и больших денег, если не жизни…» Он осуществил свою мечту спустя три года, выполнив первый полет в 1903 году. Если он впервые полетел, то я сумею пробиться к звездам, – заявил Сергей.
– Ну, ты даешь! – воскликнул Валерьян…
Как-то на глаза отчиму попались рабочие чертежи конструируемого Сергеем планера. После прихода Темцуника Сергей думал, что получит очередной нагоняй от Баланина, однако тот заинтересовался работой Сергея и стал ему помогать. Как оказалось, Григорий Михайлович в свое время тоже был увлечен очень модным в ту пору воздухоплавательным делом. Когда он учился в КПИ, многие студенты стремились вступить в воздухоплавательный кружок при политехническом институте, где преподаватели и студенты добивались значительных успехов в конструировании летательных аппаратов. Среди близких друзей Баланина были летчики и конструкторы самолетов, а также товарищи Сикорского и Григоровича. Но увлечение авиацией у Григория Михайловича не получило дальнейшего практического развития. У него не было средств на строительство своего аппарата, поэтому авиация осталась лишь мечтой. После окончания КПИ в 1913 году он получил должность заведующего зернохранилищем Государственного Большого банка России в Петербурге. Там его тоже не покидала мечта о самолетостроении. В ту пору под Петербургом испытывались самолеты И. И. Сикорского «Илья Муромец» и летающие лодки Д. П. Григоровича, которые иногда пролетали над городом, собирая толпы зевак. В то время часто устраивались воздушные парады, широко освещаемые прессой, и весь город, в том числе и Баланин, бывал на этих незабываемых зрелищах и обсуждал отечественных самородков, которые смогли создать аппараты, превосходящие зарубежные образцы авиатехники.
Осень 1923 года в Одессе стояла долгая и теплая. 7 ноября семья Баланиных празднично оделась и вышла на демонстрацию. Они шли в колонне рабочих порта. Кругом море цветов и праздничных улыбок. В колоннах пели песни, кричали в сторону трибун «ура!». Вдруг возгласы демонстрантов заглушил рокот самолетов. Два гидросамолета красиво шли в паре над городом, принимая участие в демонстрации.
Прикрыв ладонью глаза от солнца, Сергей смотрел на небо и самолеты.
– Шляпников и Пиркер, – узнал летчиков Королев и поделился новостью с родителями.
Покружив над колонной, летчики дали крен и стали уходить к морю. И вдруг Сергей Королев увидел, как у самолета Пиркера словно затрепетало одно крыло, ветром вырвало кусок перкаля, после чего крыло безжизненно повисло, как у подбитой птицы, и машина стала падать, не дотянув до моря.
Сергей выскочил из колонны, но его крепко схватил за руку отчим.
– Куда ты? Тебе незачем смотреть на это, – рассудил Григорий Михайлович.
Гибель летчика омрачила праздник.
Наравне со студентом политеха Леонидом Курисисом, спроектировавшим планер, Сергей успешно защитил проект своего планера в Одесском ОАВУКе. Так как деньги на строительство выделяла головная организация, то проекты направили на окончательную проверку в столицу Украины, в то время Харьков. Сергей назвал свой планер К-5 по аналогии с планером К. К. Арцеулова А-5, но у того это была действительно пятая конструкция, а Королев поставил «пятерку» для солидности, чтобы его модель не считали первой и особенно к ней не придирались. С этой же целью Сергей в заявке сделал себя старше на два года.



