Звезды над Кишимом. 2 том

В одном анекдоте так иллюстрируется ситуация в этой сфере. Чем отличается офицер, служивший в царской России, от офицера Советской армии? Офицер царской армии: слегка пьян, выбрит до синевы и может поддержать беседу, скажем, от Софокла до Шекспира. Советский офицер: слегка выбрит, пьян до синевы и может поддержать беседу от Эдиты Пьехи до «иди ты на хрен!».

Бытует также мнение, что высокий интеллект защитнику отечества ни к чему. Известное высказывание гласит: «Чем больше в армии дубов, тем крепче оборона!» В этом есть доля правды, но отчасти. Как ни крути, но интеллект, сообразительность, умение в сложном положении мыслить нестандартно неизменно отличали советского воина от солдата любой другой армии. И в этом нам точно не было равных.

В Советской армии развитию культуры среди военных уделялось пристальное внимание. Все мероприятия были глубоко пронизаны духом марксизма и ленинизма. В теории их идеи и сейчас представляются мне благородными, если брать конечную цель – общество, устроенное по принципу справедливости, свободы, равенства и братства. Проблема в методах реализации этой концепции. В рай не загоняют с помощью хлыста.

Если сформулировать один из главных постулатов в Советской армии, то он будет звучать примерно так: у бойца не должно быть свободного времени.

Солдата нельзя оставлять без дела надолго. И в принципе, это логично. Ведь если не направить эту энергию в нужное русло, она сама найдет себе выход, и наверняка это будет диаметрально противоположное тому, что прописано в уставах и правилах. Пока солдат находится при выполнении какой-нибудь задачи, ему некогда думать, а тот, кто бездельничает, вряд ли придумает что-то путное. Поэтому загруженность личного состава была для офицеров нескончаемой головной болью. Кроме постоянных нарядов по подразделению, несения караульной службы, занятий по строевой, боевой, физической и политической подготовке, бойцов припахивали на всяких хозяйственно-бытовых работах.

Ходил, к слову, анекдот на эту тему. Прапорщик обращается к личному составу роты: «Траншею будете копать от меня и до обеда!»

Так вот, что касается культуры. В нашем батальоне была своя библиотека и некое подобие клуба, где к тому же работал летний кинотеатр. Не беда, что основную массу литературы составляли труды Ленина, Маркса, Брежнева и прочих приверженцев коммунистической идеологии. При желании можно было найти и интересные произведения. По совету Козыря я прочитал роман Владимира Богомолова «В августе сорок четвертого», затем мне попалась книга «Белый Ягуар – вождь араваков» Аркадия Фидлера. Были и другие, но больше всего запомнились эти.

Первая повествовала о том, насколько многослойной была борьба за победу в Великой Отечественной войне. Мне понравилось то, как мастерски автор раскрывает психологию и специфику контрдиверсионной работы, а главный герой – старший лейтенант Таманцев – стал для меня знаковой фигурой.

Вторая книга рассказывала о приключениях одного молодого человека в джунглях Южной Америки. Читая ее, я мысленно отправлялся в путешествие по непроходимой амазонской сельве, сталкивался с кровожадными обитателями этих мест. События в романе развиваются так активно, не давая читателю никакой передышки и пищи для глубоких размышлений. Книга выдержана в таком популярном ныне жанре, как экшен. Возможно, прочитав ее сейчас, я не увидел бы в ней ничего необычного. Тогда же мне показалось, что автор немного перегнул палку, чересчур нашпиговав свое творение батальными и кровавыми сценами.

С доставкой почты в батальон поступала и партия свежих газет: «Правда», «Комсомольская правда», «Красная звезда» и «Фрунзевец». Из них мы узнавали новости о процессах, идущих в Союзе и мире, о том, что теперь наше военное присутствие в Афганистане уже не является тайной. Печатались статьи, которые поражали своим содержанием, как, например, один из материалов, посвященных Великой Отечественной войне.

В нем говорилось о том, что незадолго до ее начала был уничтожен весь цвет русской военной интеллигенции. В годы репрессий расстреляли маршала Тухачевского и целый ряд видных и талантливых военачальников, участие которых в борьбе с врагом могло бы внести ощутимый перевес в нашу пользу. Вывод, который звучал в конце статьи, обескураживал. Автор утверждал, что Советский Союз одержал победу не благодаря Сталину, а вопреки ему… Это заявление повергло меня в шок. И дело было вовсе не в том, что я испытывал к отцу народов какую-то симпатию. Несмотря на все злодеяния сталинской эпохи, заслуги вождя в победе над фашизмом прежде не подвергались сомнению.

Почти каждый наш день начинался с политической информации, призванной укрепить веру в то, что мы выполняем очень важную миссию и от нас зависит безопасность Отчизны. Большинством это воспринималось как сплошная притянутая за уши дребедень. Еженедельно во всех подразделениях выпускался боевой листок. Для этого имелись специальные отпечатанные в типографии бланки. Меня назначили редактором боевого листка. Мне нравилось рисовать, да и написать несколько строчек о насыщенной жизни нашего взвода не составляло особого труда.

Мои художественные способности также оказались весьма востребованы, когда мы раздобыли машинку для нанесения татуировок. Она была самодельная – из деревяного бруска с закрепленным на нем электромоторчиком. Питание поступало от аккумуляторов для радиостанции. Вращаясь, двигатель приводил в движение иглу, изготовленную из тонкой стальной проволоки и просунутую в полый стержень от шариковой ручки. При работе машинки заостренный конец иглы поступательно перемещался сквозь латунный кончик стержня с вынутым шариком. Проблема была лишь в том, чтобы найти хорошую тушь.

Помимо ребят из нашего взвода, ко мне приходили знакомые из других подразделений. В знак признательности угощали нас чарсом. Ходовой татуировкой тогда была выколотая на груди группа крови, которую часто делали в комбинации с автоматным патроном. Своему другу Козырю я набил на плече череп с высунувшейся из глазницы коброй. На следующий день он рассказывал мне:

– На зарядке замполит меня увидал… На плечо смотрит… – Козырь изобразил удивленное лицо замполита. – «О! Свежак!» – говорит.

– И что? Больше ничего не спросил?

– Нет.

– А то, может быть, тоже хотел такую… Или на всю грудь: «Слава КПСС!» – или там: «Решения XXVII съезда КПСС – в жизнь!».

– Да я тут слышал историю… – усмехнулся Козырь. – Одному солдату по пьяни на всю спину накололи надпись Adidas и фирменный трилистник. Не, все четко так исполнили, цивильным шрифтом. Причем по его просьбе. Он утром проснулся и жалуется, что спина сильно болит. А ему предложили подойти к зеркалу. Глянул тот и ахнул. Прикинь, такой подарок на всю оставшуюся жизнь!

– Ага, не позавидуешь.

В клубе (если яму размером десять на пятнадцать метров и глубиной около двух метров со скамейками можно назвать клубом) по особым праздникам проводятся собрания. На них бойцы разных подразделений демонстрируют свои номера.

Особенно выделил бы сценку, подготовленную танкистами нашего батальона. Под руководством своего нового командира они показали приемы рукопашного боя. Все было довольно прилично, я даже задумался, почему с нами никто так не занимается. Успокоил себя тем, что многие из нашего взвода еще с гражданки имеют подобные навыки. В реальной же обстановке, если дело дойдет до рукопашной, главную роль будут играть решимость и боевой дух. А с этим у бойцов взвода все было в порядке.

Кстати, руководство устраивало соревнования между бойцами нашего батальона и афганскими солдатами. Чаще они проходили по стрельбе и борьбе.

Батальон обычно представляли мужики из нашего взвода, и мы неизменно выходили победителями во всех дисциплинах. Видимо, сказывалось почти спартанское, ориентированное на поддержание высокой обороноспособности советское воспитание. Основная часть молодежи призывного возраста была физически крепкой.

«Спорт – посол мира!» – гласил один из лозунгов, и советское руководство не жалело средств для его популяризации. Но для защиты и сохранения этого самого мира государству нужны были мощные кулаки, поэтому вся страна была охвачена физкультурным движением. Нормативы комплексов ГТО сдавались повсеместно как в учебных организациях, так и на производстве. Часто эти мероприятия проводились для галочки. Тем не менее такая массовая вовлеченность всех слоев населения приносила свои положительные плоды.

Разумеется, бойцам народной армии Афганистана, которые с детства трудятся в тяжелых условиях, испытывают сложности с питанием и страдают от обилия инфекционных болезней, было непросто тягаться с нами. У большинства из них физическая структура была мало приспособлена для борьбы. Они отличались выносливостью в монотонной однообразной работе на поле и при продолжительной ходьбе. Но удерживать напряжение дольше, чем это необходимо для взмаха кетменем, им было трудно.

Что касается хваленой меткости афганцев, то на турнирах по стрельбе мы были первыми. При стрельбе по грудной мишени на расстоянии в сто метров наши редко выходили за пределы восьмибалльного круга. Бойцы Пахлавана, напротив, не попадали в его границы, а иногда били мимо мишени. Это смутило меня поначалу. Все рассказы, которые я слышал до этого, сводились к тому, что афганцы прирожденные воины и отличные стрелки. Здесь же мне стало ясно, что умелых стрелков среди них не так много. Возможно, причиной невысоких результатов в стрельбе была изношенность их видавшего виды и отработавшего все ресурсы оружия. То, что какая-то часть афганских солдат сами были недавно духами, позволило мне усомниться и в качестве стрелковой подготовки последних.

Соревнования проводились и между подразделениями батальона. В программу входили различные военно-прикладные дисциплины: кросс с полной выкладкой, стрельба, спортивные игры, перетягивание каната, разборка и сборка автомата на время.

Зрелищностью отличались всякие эстафеты. В одной из них двое должны были по команде: «Газы!» натянуть противогазы на себя и бойца в роли раненого, уложить его на носилки, пробежать метров пятьдесят до обозначенной отметки и, обогнув ее, вернуться на исходную позицию.

В нашем взводе роль раненого, как правило, исполнял Мартын, поскольку был легким и обладал природной цепкостью. Вы спросите, для чего раненому цепкость? Если бы вы видели, как двое солдат в противогазах несутся галопом с этим раненым на носилках, у вас не возникло бы таких вопросов. Самое захватывающее было при развороте. Бойцы закладывали настолько крутой вираж, что носилки накренялись почти перпендикулярно земле, а бедолага «раненый», чтобы удержаться, цеплялся за них не только руками, но и ногами.

Мартын также представлял наш взвод при разборке и сборке автомата Калашникова. На его тренировках я с изумлением наблюдал, как ловко он это делает. Общее время на неполную разборку и сборку оружия, затрачиваемое Мартыном, составляло тринадцать секунд. Разборка занимала шесть секунд, сборка, соответственно, семь.

Несколько раз нам показывали кино в клубе. Саня Пундиков управлял своим проектором. Лента в батальоне была всего одна – заезженная до дыр, выцветшая картина «Салон красоты» об обыкновенной советской парикмахерской. Мне доводилось быть на этих сеансах. Я так и не понял, в чем заключалась художественная ценность сего творения отечественной кинематографии. Единственным, что заслуживало внимания, было то, что мы могли вспомнить, как выглядят советские женщины.

В батальоне у нас женщин не было. Правда, из полка прилетали медики и санитарки для того, чтобы взять у нас бакпосев. А в другой раз прапорщик Говорун привез на пару дней свою подругу из полка. Знакомиться с санитарками при таких не располагающих к завязыванию романтических отношений обстоятельствах было крайне неудобно, пассия же прапорщика показалась мне абсолютно непримечательной особой. Вот и оставалось любоваться прелестями киношных героинь.

Стоит сказать и о роли музыки в становлении морального облика защитника Отечества. Что, как не песня, может в тяжкую минуту разогнать тоску и поднять настроение?

Гитара, магнитофон и радиоприемник хоть немного скрашивали незатейливый казарменный быт. Нашим постоянным гостем был Леха из взвода связи. Он, Козырь и Черногорцев неплохо играли на гитаре, и мы пели хиты из репертуара группы «Машина времени», Вячеслава Малежика, Михаила Муромова… Часть из них была перекроена на солдатский лад, это помогало передать то, что не выразить иначе.

Неофициальной песней взвода считалась «Бродячие артисты» группы «Веселые ребята», которую разведчики часто пели в землянке под гитару.

Отдельная и емкая тема – это произведения, созданные воинами-интернационалистами. Тем, кто служил в 40-й армии, знакомы такие песни, как «Кукушка», «Опять тревога», «Бой гремел в окрестностях Кабула», «Мы выходим на рассвете» и «Батальонная разведка».

В Союзе все больше приоткрывается завеса тайны, люди узнают об этой войне, и даже эстрадники начинают затрагивать в своем творчестве запретную доселе тему афганской войны. По радио то и дело звучат композиции Валерия Леонтьева, Михаила Муромова, Александра Розенбаума. Какие-то артисты прилетают с концертами в части ОКСВА, чтобы поддержать боевой дух солдат, защищающих южные рубежи СССР. Надеяться, что кто-нибудь из них посетит такую дыру, как наш полк, и тем более батальон, не приходилось, зато мы могли послушать их по радио.

На радиостанции «Маяк» выходит ежедневная программа «Полевая почта», в которой зачитывают письма слушателей с просьбой передать музыкальный привет и для бойцов, проходящих службу в Республике Афганистан.

Я попросил Козыря научить меня игре на гитаре, и он показал мне несколько блатных аккордов, благодаря которым я смог воспроизвести нечто отдаленно напоминающее композиции «Опять тревога» и «Звездная сирень».

У каждого подразделения была своя строевая песня, у некоторых не одна. К примеру, в репертуаре нашего взвода их было две. Первый куплет исполнял запевала взвода. Обычно это был Дима Мартынов:

Молодым, веселым в армию пришелИ в разведку сразу был зачислен.Сколько долгих дней я мечтал о ней,О суровой и походной жизни…

Припев подхватывал весь взвод:

Друг мой, сегодня песню пой,О суровой службе в разведвзводе.Как мы под огнем шли с тобой вдвоем,Как на зорьке шли в разведку взводом.

Второй куплет, стараясь изо всех сил, вновь пел Мартын:

Помню, как сейчас, не смыкая глаз,В перископ в дозоре наблюдали.Как рвалась шрапнель, поражая цель,И душманы в панике бежали…

И далее следовал припев в исполнении разноголосого хора бойцов нашего взвода.

Вторая песня была не лишена лирики и звучала мелодичнее. Состояла она всего из одного куплета и припева, но этого хватало, чтобы прошагать по батальонному плацу.

Снова закачаются вагоны,Унося в далекие края.Навстречу выйдут матери и жены,Навстречу выйдет молодость моя!Припев:Вспомним, разведчик, дома вдалеке,Потные ладони, автомат в руке.Шелест маскхалата, взрывы за рекой,Вспомним, разведчик, вспомним, дорогой!Вспомним, товарищ, как мы шли в ночи,Как от нас бежали в горы басмачи,Как загрохотал твой грозный АГС,Вспомним, товарищ, вспомним все как есть!

Перевели к нам из Файзабада новоиспеченного черпака. До этого он служил разведчиком в полку. История этого перевода была неоднозначной. Ничего конкретного о нем никто сказать не мог. Что-то не заладилось у него в отношениях с бойцами подразделения, и он оказался у нас.

По своим солдатским каналам мы пытались узнать, что он собой представляет и по какой причине переведен. Поговаривали, будто он был информатором особого отдела. После его прибытия в Кишим комбат Прохоренко вызвал этого хлопца к себе, и тот достаточно долго пробыл в штабе батальона. Это лишь укрепило наши подозрения относительно новичка.

Лично мне он показался дельным, дал бы фору некоторым парням нашего взвода. Приземистый и широкоплечий, с прямым взглядом серо-зеленых глаз на скуластом загорелом лице. Немногословный, собранный и подтянутый, во мне он определенно вызывал симпатию. Звали его Юра Трофимов. Родом он был из Севастополя.

В его лице было что-то располагающее. Он напоминал мне героев из кинохроник Первой мировой и Гражданской войны. Почему-то мне подумалось, что ему бы очень подошла форма моряка Черноморского флота.

На всякий случай мы решили соблюдать в его присутствии осторожность и присмотреться к нему.

Службу он тащил исправно, упрекнуть его было не в чем, и ему удалось занять свое место во взводе. Однако наши заслуженные черпаки Эдик и Азиз не питали к чужаку теплых чувств. Казалось, это его нисколько не заботило. Он сдружился с Олегом Беловым из того же призыва, что и он.

Как выяснилось позже, Юра, служа в полку, был запевалой своего подразделения. Наш запевала Мартын тоже пел, обладал хорошим слухом и громким голосом, но вокальные данные Трофимова были более высокого уровня. Если мы просто выкрикивали слова песни, попадая в такт мотиву, то Юрий действительно пел. Его поставленный голос звучал сильно и мелодично, он умело управлял им. Слушать его было приятно. Такого запевалы не было ни в одном подразделении батальона, а, возможно, и во всем полку.

Как-то в моих руках оказался чей-то старый блокнот, и в нем я нашел небольшое стихотворение о Кишиме. Написавший его боец, похоже, сам проходил службу в какой-то другой провинции Афганистана и был заброшен сюда во время колонны на Файзабад. Автор лаконично и незатейливо передал атмосферу и состояние, испытываемое теми, кто служил в этих краях. Может, это была даже песня, но я ни разу не слышал ее в чьем-либо исполнении.

Который день торчим в горах,Который день балду гоняем,Все небо в хмурых облаках,Когда ж обратно, мы не знаем.Давно уж кончился рубон,Уже живот прирос к хребтине,Но не стрелять же нам в ворон,Патронов мало в магазине…В колонне ходит чарса дым,Все ходят с красными шарами,Еще три дня так простоимИ точно станем дураками.Будь проклят ты, кишлак Кишим,С ночной стрельбой и басмачами.А мне б скорей попасть домой,Скорей бы встретиться с друзьями.Когда обратно, черт возьми?Где вертолет сопровожденья?Не первый раз сидим в горах,Впервые с нами невезенье.

Была еще одна песенка на афганскую тему. Такая же простая и лишенная всякого пафоса.

За спиною рюкзак, в нем боеприпасы,Кружка, ложка и нож, и котелок в запасе,А службу тащим мы, друзья, в Афганистане,И поэтому здесь, гоп-стоп-дубай, наркоманами стали.Не грусти, салабон, всем домой охота,Ночью снова подъем, и опять работа.Вот впереди душман бежит, в руках ружьишко,Я нажал на курок, гоп-стоп-дубай, и душману крышка.Вот пришел наш приказ, дембелями стали,Дома вспомним не раз жизнь в Афганистане.Там бабы ходят в паранджах, мужики в галошах,Там баранов полно в горах, и душманов тоже…

До армии я немного баловался стихосложением, только никому об этом не говорил, стеснялся. Для наглядности покажу парочку своих творений.

ЗасадаПовис над сопками туман…Покрытый утренней росою,Мой пулемет глядит туда,Где караван бредет тропою…Из кишлака ишак орет,И эхо этот крик разносит…А караван идет вперед,И камни стук копыт доносят.Куда? Откуда караван?Нам совершенно безразлично…Он направлялся в ПакистанИ нами пойман был с поличным.Предохранитель мягко сняв,Держу душманов на прицеле,И вскоре выстрелов раскатЗаполнил громом все ущелье.Едва рассеялся туман под солнцаПервыми лучами,Мы снова видим караван,Расстрелянный сегодня нами.Повсюду слышен слабый стон,От боли корчась в лужах крови,Окружены со всех сторон,Лежат душманы на дороге.Дают по рации: «Отход!»,Звучат последние команды,И в батальон уходит взвод,Разделавшись с душманской бандой.

Другое стихотворение было задумано мной как текст песни на музыку одной из моих любимых групп Supermax. В их репертуаре есть композиция World Of Today. К этой мелодии я и подбирал слова:

IНовый день родился,Солнца первый луч,Лазером пробилсяСквозь разрывы туч.Снежные вершиныКрепостью стоят,Мы уходим в горы… Мама…Кто придет назад?Припев:Дай ответ, покажи мне того,Кто вернется назад!Дай ответ, покажи мне того,Кто вернется назад!Дай ответ, расскажи, для чего мы здесь?IIВпереди засада. Завязался бой.Оказались рядом мертвый и живой!Трассы из металла, сеющего смерть!Жаль, немного в жизни, мама,Нам пришлось успеть.(Припев)IIIК вечеру утихнут выстрелы в горах.Где-то за горами гаснет свет в домах.Спят спокойно люди, может, где-нибудь.Только вот солдатским мамам нелегко уснуть.(Припев)

В общем, культурная жизнь советского солдата даже в такой глухомани, как наш батальон, была весьма насыщенной, при том что я лишь косвенно затронул явную сторону этой самой жизни. Если добавить сюда теневую, скрытую от глаз офицерского состава часть солдатского жития-бытия, картина будет неизмеримо богаче.

Глава 26. Камыши

Почти каждый раз, когда прилетали вертолеты из полка, нам доставляли боеприпасы. Подразделения батальона периодически пополняли растраченный во время тревог, учебных и боевых выходов боекомплект.

Иногда привозили новые образцы средств, которые могли быть полезны в боевой обстановке. Сначала их выдавали нашему взводу для ознакомления и испытания в полевых условиях и только потом пускали в обращение в остальных подразделениях.

При очередном посещении склада боеприпасов нам доверили протестировать гранаты РГН-5, зажигательные пиропатроны-термиты с возможностью выстреливания на большое расстояние или ручного введения в действие.

Также мы, как обычно, доукомплектовали запас патронов для стрелкового оружия, а экипажи боевых машин получили снаряды для восполнения боезапаса своей техники.

Иван Решетников, будучи оператором-наводчиком БРМ, сделанной на базе БМП-1, получил выстрелы для орудия своей машины. Приведя количество израсходованных снарядов и патронов в соответствие с нормативами, мы пошли отдыхать в землянку.

Там с ребятами решили поиграть в дурака. Что-то мешало мне сосредоточиться. Перетасовывая колоду карт, я вдруг понял, что подспудно отвлекало мое внимание.

Ваня, пританцовывая в такт музыке, звучащей из радиоприемника, расхаживал по землянке с выстрелом5 от своей бээрэмки. Он держал его как дубинку за хвостовую часть и утолщенной передней стороной снаряда стучал по стойкам и дужкам кроватей. При этом раздавался глуховатый алюминиевый звон.

– Эй, Ваня! Тебе что, жить надоело? – запротестовали мы. – Если эта штука долбанет, нас потом со стен соскабливать будут.

– Та шо вы паритесь?.. – наивно оправдывался Иван, и не думая прерывать свое занятие. – Это учебный боеприпас. Глянь, какой легкий.

Он протянул снаряд мне. Я несколько раз подкинул его на ладони. Несмотря на внушительный размер, он действительно оказался невесомым. Пацаны тоже изъявили желание пощупать его.

– И какой умник в Афган отправил учебные снаряды? – резонно поинтересовался Саныч.

– Так и здесь нужно повышать свое мастерство! – с умным видом сказал Иван. – Как говорил Суворов: «Тяжело в учении – легко в бою».

Мы, расслабившись, продолжили играть в карты. Ваня между тем колотил своей игрушкой куда попало, но мы доверяли его опыту, ведь не зря он полгода учился на оператора-наводчика и получил звание сержанта. Неизвестно, чем это могло закончиться, но тут на улице раздалась команда дневального:

– Взвод, смирно!

И через минуту в землянку вошел взводный. Он окинул ее быстрым взглядом и направился было к своей кровати, но не сделав и пары шагов, резко развернулся и, обращаясь к Ваньке, громко произнес:

– Решетников, ты что, обалдел? Прекрати немедленно! Если он долбанет, мало не покажется!

– Не переживайте, товарищ лейтенант, – оторвавшись от игры в карты, поспешили мы все объяснить негодующему командиру. – Это учебный снаряд.

– Учебный, говорите?! – он подошел к Ивану и забрал у него выстрел. – Это же кумулятивный снаряд, вашу мать!

В этой ситуации мы не сомневались в правоте командира взвода и одарили Ваньку такими ласковыми взорами, под которыми ему явно стало неуютно.

– А шо я? – виновато улыбаясь и как нашкодивший школьник, пожимал плечами Иван. – Я в самом деле думал, что учебный…