Соль прилива

– Всё равно им нужно разобраться. Для отчёта, – объяснил Майло точно малому ребёнку. Хотя примерно такой я себя и ощущала, потому ухватилась за Майло, как за свою путеводную звезду. Куда-нибудь он точно меня приведёт.

– Ладно, – кивнула я, прекрасно понимая, что «разговор с полицией» означал беседу с Чарльзом Берри, который сегодня отложит газету и займётся хоть каким-то делом. – Вот только… я не знаю, что там случилось. И кого винить? Того придурка на катере? Или перепуганного мальчика?

Челюсть Майло сжалась так сильно, что послышался скрип зубов. Он тоже злился. На катер, на подростка, на мир и на саму судьбу. Но он всё ещё мог подавить чувства в пользу здравого смысла.

– Бывают случаи, когда некого винить.

– Но ведь есть кого, правда?

– Ник, послушай, – Майло сел передо мной на корточки и взял мои холодные, дрожащие руки в свои большие и сильные. – В жизни случается дерьмо. Несправедливо и бессмысленно. Ты ведь знаешь, как умер моей отец…

– В автомобильной аварии.

– Да, только не он был за рулём, а его приятель Стив, на котором не осталось ни царапины. Он выжил и продолжил наслаждаться жизнью, пока мой отец гниёт в могиле.

– Это ужасно, но… К чему ты это рассказываешь?

– К тому, дорогая, Ники, – горестно вздохнул Майло, но сумел выжать из себя улыбку, как последнюю капельку сока из лимона. – Что если бы мы с матерью всю жизнь продолжали винить Стива за этот случай, за смерть отца, то мы бы попросту потеряли бесценные годы. Ненависть никого ещё не сделала счастливее.

– Но я злюсь.

– Я знаю.

– Так злюсь, что хочу что-нибудь разбить.

– У нас ещё будет на это время.

Выпустив мои руки, которым тут же стало чего-то не хватать, Майло выпрямился и глянул в сторону проезжающей мимо машины. Чёрный полицейский «Форд» сделал вираж по парковке и остановился на свободном месте в ряду напротив. Хлопнув дверцей, из машины выбрался Чарльз Берри в полицейской форме и тёмных очках. Русые волосы зачёсаны на правую сторону, щетина скрывает слишком острые скулы, а короткие рукава форменной рубашки почти рвутся на объёмистых бицепсах. Мужчины в этой части света все как на подбор фигуристые, потому что их взращивает океан и дикая природа.

Офицер выглядел самоуверенно, пока не подошёл к нам. Внезапная волна скорби накрыла и его. Когда все друг друга знают, чья-то трагедия становится общей.

– Прими мои соболезнования, Николь, – искренне сказал Чарли и положил руки на кобуру, не зная, куда ещё их деть. Не каждый день он общался с родственниками погибших, да и самих погибших не часто видел, хоть почти в одиночку заведовал порядком в Порт-Дугласе. Но всё бывает впервые. Первое дело об утоплении. Утонувшая любовь всей твоей жизни.

Когда все формальности в виде сочувствия были учтены, офицер Берри превратился в саму серьёзность, предложил переговорить где-нибудь в больнице и повёл нас в кафе на первом этаже, где пациенты или посетители могли перекусить или скоротать время за чашкой чего-нибудь горячего. Я шла за Чарли и Майло как под конвоем, едва чувствуя твердь земли под ногами.

Майло взял нам всем ещё по стакану кофе и заодно воды, чтобы я не умерла от жажды. Скорбь и боль высасывает все соки, выворачивает тебя наизнанку, как старый свитер. Усевшись за стол, какое-то время мы поддались неловкости тишины. Чарли не знал, с чего начать, и начал с того, как ему жаль, и только потом стал задавать вопросы о том, что мы видели. Я почти не участвовала в беседе, лишь изредка подтверждала слова Майло кивком. Мы видели одно и то же с берега. И он мог поведать следствию больше, потому что именно он оказался в воде, чтобы вытянуть Джо.

Когда у офицера Берри больше не осталось вопросов, они появились у меня.

– Так как это случилось? – требовательно спросила я, не глядя на собеседников, лишь нервно покручивая стаканчик нетронутого кофе в руках. – Ты разговаривал с Оливером? Он должен был тебе рассказать…

– Мальчик напуган и всё ещё в шоке…

– Но ты говорил с ним, Чарли?

– Да, но… не уверен, что ты захочешь сейчас это услышать.

– Я должна знать! Как самый опытный и сильный человек, который буквально вырос в океане, мог в нём погибнуть? – чуть повысила голос я, на что он вздохнул и обрисовал картину с того ракурса, который был для нас недосягаем.

Оливер так радовался, что встретил нас на пути к пляжу, что купил свою первую доску и что нашёл такого наставника, как Джо, с которым было не только интересно, познавательно, но и весело. Едва мы успели выбрать местечко на песке и скинуть одежду, как он уволок моего мужа за собой, умоляя показать пару приёмчиков хоть на полчаса, на что Джо не мог отказать, пусть и смотрел на меня извиняющимися глазами, пока его утягивала рука и горящее страстью сердце подростка.

– Они учились вставать на доску из положения лёжа ни животе, когда появился этот псих на катере, – рассказывал Берри. – Волны были невысокими, но Оливер не удержал равновесия и полетел в воду. Как новичок, он был пристёгнут к доске, но запутался и никак не мог всплыть. Он запаниковал, когда Джо нырнул следом.

Прикрыв глаза, я слушала и не могла поверить, что слышу последние минуты из жизни мужа. Он знал главное правило на воде – не поддаваться панике, что бы ни случилось, но, как видно, не успел передать эту истину своему ученику.

– Мальчонка барахтался в воде, и, когда Джо пытался вытянуть его, ударил его локтем по голове.

Вот и кровь, струйку которой я заметила, когда Майло вытащил мужа на берег. Удар локтем расшиб ему затылок и лишил сознания. Мой муж успел вытолкнуть мальчика из воды, а сам тонущей баржей пошёл вниз. Если бы Оливер вёл себя по-взрослому, если бы не поддался страху, если бы не совершил этот удар… Тело Джо сейчас не лежало бы этажом ниже в холоде морга, остывая до температуры ледышки. А моё сердце не рвалось бы на миллионы кусочков, оплакивая любимого.

– Всё остальное вы знаете, – подытожил Берри. – Мне очень жаль, Николь.

Во мне же не осталось никакой жалости. Только ярость, что искала выход. Я сжала стакан с такой силой, что его края лопнули и залили содержимым весь стол. Берри тут же вскочил, чтобы не попасть в эпицентр взрыва, Майло принялся устранять лужи салфетками, а я же даже не чувствовала, как горячий кофе стекал по моим голым ногам.

Вместе с Джо умерла и я сама.

***

Во мне же не осталось слёз. Я выплакала их у тела мужа, когда мне наконец разрешили его увидеть. Выдали писульку о смерти, которая венчала тридцать пять лет его жизни. Одна бумажка – одна жизнь. Неравнозначный обмен.

Мне позволили остаться у тела мужа столько, сколько я пожелаю, но, если бы не Майло, я бы осталась рядом с ним навсегда. Попросила бы запихнуть меня в ту же холодильную камеру и вырыть нам одну могилу на двоих. Но Майло осторожно поднял меня с кушетки, где я разлеглась в обнимку с остывшим трупом человека, которого всё ещё до безумия любила, вывел из больницы и усадил на пассажирское сидение пикапа.

Мы медленно ехали по улицам Порт-Дугласа, и я с трудом их узнавала, хотя бы ходили здесь тысячи раз. У подъезда к дому на меня накатила тошнота, и как только мы остановились, я открыла дверь и согнулась пополам, выплёскивая всю боль со всем содержимым желудка на траву. Джо терпеливо переждал мою минуту слабости в стороне, глядя на океан с нашего холма. Теперь я никогда не смогу смотреть на бухту теми же глазами. Не смогу разглядеть красоту природы, потому что ослепла ко всему красивому.

Чувствуя себя больной, я кое-как доковыляла до крыльца, открыла дверь ключом и встретилась лицом к лицу с пустотой дома. Когда я возвращалась позже Джо, он всегда встречал меня сияющей улыбкой и поцелуями. Обнимал так крепко, словно мы не виделись несколько недель, а не часов. Теперь некому будет мне улыбнуться, меня обнять. Никто не будет по мне скучать.

– Хочешь, я позвоню Кларку и Джен? – спросил Майло, замирая перед открытой дверью вместе со мной.

– Нет, спасибо, ты и так много сделал. Это должна сделать я.

Но мы так и остались стоять на крыльце, боясь войти в дом, где уже никогда не зазвучит голос Джо.

– Ты побудешь со мной? – поинтересовалась я, чувствуя, как ломаюсь пополам. – Не хочу оставаться одна.

– Я никуда и не собирался.

Пока землю под моими ногами держал кто-то вроде Майло, я была уверена, что не упаду. Мы всё же вошли в дом, обосновались на кухне. Майло стал хозяйничать в холодильнике, достал на стол всё то съедобное, что отыскалось. Он поставил себе цель – впихнуть в меня хоть что-то, пока я не упала в голодный обморок.

Мне же предстояла более сложная миссия, на которую я никак не могла решиться и гипнотизировала телефон взглядом. Палец завис над кнопкой «вызов» напротив имени Мама Джен, хотя я никогда не называла её «матерью». Даже после свадьбы у нас так и повелось: Кларк и Джен, никаких папа и мама. Хотела бы я быть с ними ближе, но это Джо со всеми находил общий язык. У нас со свёкром и свекровью сложились нейтрально-уважительные отношения, не более. Средняя температура, зато тебе не похолоданий, ни сильной жары. Мы принимали друг друга, но держались на расстоянии – не самый худший сценарий. Но всё изменится, как только я сделаю этот чёртов звонок.

Майло успел сообразить два сэндвича, пока я нашла в себе силы найти имя Джен в телефонной книге. После третьего гудка Джен подняла трубку и удивлённо поприветствовала меня – им всегда звонил Джо, а не я.

– Николь! Вот так сюрприз, – приятный, тягучий, как растаявшая конфета, голос Джен Харвелл растоптал последние кусочки моего сердца, что ещё уцелели. Она наверняка думала, что я звоню с хорошими новостями, вроде пополнения в семействе или хотя бы покупки новой машины, но я собиралась сломать жизнь этой женщине навсегда. – Как ваши дела?

Я оставила вопрос без внимания.

– Джен, простите меня… – тут мой голос сорвался на всхлип, и я всё испортила. – Вы с Кларком должны приехать. Дело в том, что…

– Господи, Ники, что случилось? С тобой всё в порядке? А с Джо?

– Нет, Джен. Он… он…

Майло в который раз пришёл на выручку, выхватил мобильник и позволил мне поддаться горю. Я заревела, как раненый зверь. Мой вой заполнил дом, но Майло не сбежал в другую комнату, чтобы спокойно поговорить. Пока я сидела на полу согнувшись и выдавливая из себя боль слезами, он поглаживал меня по спине и сообщал матери Джо, что она больше никогда не обнимет сына.

Я больше ничего не слышала за своими рыданиями, даже как Майло закончил разговор. Он опустился со мной рядом и прислонился спиной к шкафчикам, где всего несколько часов назад Джо готовил завтрак под романтические песни. Крепко прижав меня к себе, Майло просто сидел и ждал, пока во мне закончатся соль и вода. Ждать пришлось долго – казалось, я полна, как сам Тихий океан. Но в конце концов мои рыдания прекратились, пустота внутри сожрала все остальные чувства, а лицо распухло до размера баскетбольного мяча.

– Как мне теперь жить без него? – спросила я, чувствуя щекой, что рубашка Майло промокла насквозь от моей боли.

– Я не могу ответить тебе. Могу лишь сказать, что ты выживешь. Что рано или поздно твоё сердце излечится, и ты сможешь улыбаться. И сможешь быть счастливой. Просто на это нужно время.

– Я не хочу улыбаться и быть счастливой без него, понимаешь?

– Ты научишься.

– Я всегда была плохой ученицей.

Только спустя час мы поднялись с пола и вытерли глаза от горьких слёз. Солнце давно зашло на другую сторону дома – день тёк себе дальше, словно ничего не случилось. Я сумела дозвониться матери, хотя в Новом Орлеане сейчас было чуть за полночь. Поздний звонок и так разволновал маму, а печальные известия окончательно прогнали сон. Мама всплакнула, ещё десять минут утешала меня и пообещала вылететь завтра же, чтобы быть рядом со мной, когда я буду проходить через всё это. Я была благодарна маме за поддержку и за то, что она не выпытывала о том, как всё случилось. Я бы не смогла пережить всё это снова.

Обессилев от событий и испытаний, я впала в подобие дрёмы на диване в гостиной, зная, что мой сон охраняет Майло. Но поспать не удалось – громкий стук в дверь отрезвил меня.

Решив, что родители Джо так быстро добрались до Порт-Дугласа, я поспешила открыть, но на пороге стоял офицер Берри.

– Чарли? Что ты тут делаешь? Я думала, ты узнал всё, что нужно следствию.

Он виновато перевёл взгляд с моего опухшего лица куда-то за моё плечо.

– Я не к тебе, Николь.

Он пришёл за Майло. Но зачем полиции понадобился тот, кто пытался спасти моего мужа, и кому это даже ненадолго удалось?

– Прости, мужик, но я должен… Я думаю, мы сумеем обойтись без этого.

Наручники блеснули в руке Чарльза Берри, но он тут же снова спрятал их на ремне. Майло обогнул меня и вышел из прохлады дома на дневной зной.

– Стойте, что происходит? – выскочила я следом, хоть на мгновение забыв о потере.

Они двигались в сторону «Форда», так что мне пришлось нагонять их следом и засыпать вопросами на ходу. Я ничего не могла понять и была уверена, что здесь какая-то ошибка – Майло Шерман не мог совершить ничего предосудительного, тем более мы всё время находились друг у друга на виду.

– Ты его арестовываешь? Но за что?

– Он сам знает за что.

– Объясните же мне! – потребовала я.

Мужчины остановились возле автомобиля. Офицер открыл заднюю дверцу и терпеливо ждал, пока задержанный займёт своё место за решёткой сзади. Майло же не спешил уезжать без объяснений. Он развернулся и посмотрел на меня глазами, полными боли, утихшей злости и вины.

– Что ты сделал? – еле выговорила я.

– Отделал Люка Боннино до потери сознания, – вместо Майло ответил Чарльз.

– Кто такой этот Люк Боннино?

Все чувства Майло собрались в его морщинках вокруг уставших глаз. Он опустил взгляд, словно провинившийся мальчуган, укравший мороженое в ларьке.

– Тот водитель катера… – выдохнул он куда-то вниз. – Я не сдержался, Ник. Нашёл его на причале и выбил из него всё дерьмо за Джо. И немножко получил в ответ.

Разбитая губа – не следствие попыток спасти моего мужа. А последствия расплаты, слепой ярости и жажды мести. Майло приехал в больницу через два часа после случившегося на пляже, а я даже не удосужилась поинтересоваться, где он пропадал столько времени, пока у меня забирали тело Джо. Пока я пыталась свыкнуться, что его больше нет. Теперь всё встало на свои места. Его лучший друг разбивал лицо какому-то Люку Боннино за то, что тот решил поразвлечься, не думая о безумии своего поступка.

Но у всего есть последствия.

– Боннино в больнице. Дал показания против Майло, – уточнил полицейский. – Грозится иском и расследованием. Я не хочу этого делать, но закон есть закон.

– Зачем ты это сделал? – я не могла поверить в происходящее.

– Это он виноват во всём… Если бы не он… – стал оправдываться Майло. – Я вступился за нас обоих.

– А как же совет никого не винить?

– Советы раздавать проще всего, – однобоко ухмыльнулся Майло. – Особенно, когда ты уже выпустил пар.

– Нам пора, мужик, – поторопил офицер Берри, постучав ладонью по открытой двери.

– Секунду, Чарли. Ник, – Майло подошёл ко мне и приобнял за плечи. – Я отвечу за свои действия, не волнуйся. Уже через час я буду здесь, рядом с тобой, слышишь?

Слова потерялись в памяти, когда горячие ладони Майло отпустили мою ледяную от страха и потрясений кожу. Когда его лицо скрылось в тени захлопнутой дверцы. Когда Чарльз Берри с сожалением отсалютовал мне прощальным взглядом и вырулил от нашего дома на холме.

Как жаль, что отец прилетит только завтра. С его дипломом юриста он бы очень пригодился. Мне так их не хватало в эту минуту. Нежности маминой любви и хладнокровия папиной стойкости. Но нас разделяли пятнадцать тысяч километров и пятнадцать часовых поясов. На их стороне света Джо был бы ещё жив.

Что происходит с моей жизнью? В какой момент всё пошло наперекосяк? Как хотелось всё вернуть: безмятежное утро, нежные поцелуи, планы и мечты. Перенестись бы назад на восемь часов и остаться с Джо дома. Укутаться в объятья одеяла и друг друга и никуда не выходить.

А теперь он мёртв. Майло везут в тюрьму. А я стою на краю холма в кромешной тьме одиночества и не знаю, куда идти.

***

Всё это время Кларк и Джен хранили каменную выдержку и завидное мужество. Я услышала их «Тойоту», когда она ещё сворачивала с главной дороги на Риф-стрит. Всё это время просидела на крыльце в ожидании… чего-то. Их приезда, освобождения Майло, воскрешения Джо… Они обняли меня и стали расспрашивать, как всё случилось. По лицам было не понять, как глубоко смерть Джо коснулась их веры. Они выглядели так, словно я сообщила о переломе или растяжении, но никак не о смерти их единственного сына.

Только после моего рассказа Кларк будто вжался в ткань своей футболки-поло, разбогател на пару лишних морщин и поверил в происходящее. Он настоял, чтобы мы сразу ехали в больницу, а не прохлаждались в пустом доме, бездействуя.

Не так-то просто возвращаться сюда во второй раз. В эту обитель скорби, где витали запахи антисептика и самой смерти. Кларк тут же взял ситуацию в свои руки. Попросил вызвать врачей, которые занимались его сыном, но я ничего нового не услышала. Смерть наступила в результате утопления. Удар по голове отключил сознание, потому у Джо не было шансов всплыть. В первый раз удалось вернуть его к жизни на восемь минут, но он скончался в карете скорой помощи от последствий длительной нехватки кислорода.

– Мы ничего не могли сделать, – развёл руками высокий врач. Сколько раз на своём веку он откупался этой отговоркой?

Я сидела у дверей морга уже двадцать минут, мечтая войти туда, растолкать мистера и миссис Харвелл и самой уткнуться лбом в ледяное тело мужа. Но я не могла пошевелиться. Каждый заслуживает свою минуту прощания.

Я осталась снаружи, давая родителям Джо шанс попрощаться наедине. Так я себе говорила, хотя причиной тому стало чувство вины. Он погиб в «мою смену», когда я была рядом. Я не уберегла.

Вместе с сыном они оставили в морге своё самообладание. Кларк побледнел до полупрозрачного состояния, а Джен утирала слёзы салфетками. Мы втроём переживали каждый свою степень горя, пока Кларк не заговорил:

– Думаю, похороним его завтра в Хьюэндене. Джо был бы не против. Он там родился, вырос и провёл всё своё детство.

– Да, хорошая идея, милый, – всхлипнула Джен.

Они всё решили без меня. Без последнего слова Джо. Потому что никто его не знал так же хорошо.

– Нет! – я резко встала, и своим протестом удивила чету Харвеллов. – Джо не хотел бы лежать в сырой земле и кормить червей.

Узкие невзрачные губы Джен вытянулись в овал от такой наглости – перечить их желанию. Но они не выкупали монополию на своего сына. Они подарили ему жизнь. Но я была его жизнью.

– Джо хотел бы другого, – уже нежнее произнесла я, теряя слёзы на плитку коридора. – Чтобы мы развеяли его прах над океаном. Вы же знаете, он любил океан больше всего на свете. Он даже умер там. – Я воскресила в мыслях образ Джо, ловко управляющегося с доской на волнах залива. Как же он был прекрасен. – Только там Джо будет свободен.

Я положила одну руку на плечо Кларку, вторую – на плечо Джен, будто не только словами, но и всем своим естеством выпрашивала у них дозволения сжечь их сына и развеять чёрт знает где. У них не будет могилы, куда они смогли бы приходить в дни особой грусти и разговаривать с любимым мальчиком. Не будет надгробия, на котором они смогли бы выгравировать свои пожелания в добрый путь. Я была уверена, что сейчас мама Джо сбросит мою руку, а отец хмыкнет и заявит, что у меня нет права голоса.

Но случилось нечто невероятное. Родители Джо притянули меня к себе. Так мы и стояли в кругу скорби, плакали каждый своими слезами прямо за дверью, где лежал человек, которого мы все так сильно любили.

Через пять минут я поставила свою подпись в документах. Через два часа моего мужа отправили в печь и превратили в горстку золы.

***

– Думаю, здесь будет отлично.

Майло заглушил двигатель моторной лодки, и вокруг стало так тихо, словно весь мир замер в этом мгновении. Сам океан решил почтить минутой молчания самого азартного своего игрока. Волны бултыхались и бились о борт, покачивая нас, как заблудший буёк.

Батт Риф венчал собой целую гряду рифов, убегающих от берегов Порт-Дугласа всё дальше и дальше к недосягаемости. Лучезарная вода заходилась блеском от вечернего солнца, просвечивая сквозь свою толщу разноцветные подводные хребты, водоросли и юрких рыбок. Я видела этот мир с другой стороны, через лазурь водного бассейна, и всегда восхищалась этой красотой.

Ему здесь точно понравится…

– Джо привёз меня сюда на наше второе свидание, – нарушила я тишину, глядя на всё, что осталось от моего мужа. Серебряная урна с едва остывшим прахом, который мы забрали из морга больницы Моссман. – Я уже видела рифы, пока отдыхала здесь, но Джо поразил меня, показав это место. Здесь так красиво, что я почти сразу влюбилась. И в океан, и в него самого.

Майло смотрел куда угодно, только не на меня. За борт, на остров Грин, виднеющийся чуть дальше по курсу, на свои руки со сбитыми костяшками – следами мести за нелепую смерть лучшего друга.

Майло ещё предстояло ответить по закону за нанесение тяжких телесных этому Люку Боннино, но масса свидетелей, включая меня, как один заявили о неосторожности этого чудовища за рулём катера, так что тому тоже светила расплата за безумие. За желание покрасоваться и повеселиться. Когда веселье выходит за рамки, оно превращается в опасность.

Офицер Берри отпустил Майло по доброй памяти и под подписку о невыезде. Я настояла, ворвавшись в тихий, крошечный участок Порт-Дугласа, пока родители Джо охраняли его уже вечный сон и ждали момента, когда тело сына опустят в печь и придадут огню.

– Он мне нужен, – железным голосом заявила я полицейскому, стукнув кулаком по столу, как когда-то в детстве делал мой отец. – Ты ведь знаешь, что он поступил по совести. Этот ублюдок угробил моего мужа… И теперь мы должны проститься с ним, так что отпусти Майло. Прошу.

Чарли с жалостью посмотрел на меня и признался, что и не собирался держать арестованного слишком долго. Только оформил, дал подписать показания и взял с него обещание никуда не уезжать, пока вся эта неразбериха с Боннино не закончится.

Через полтора часа нам вернули Джо. В виде горстки пепла, бесчувственной массы праха. Зная, что происходит за закрытыми дверями, я не плакала и не дрожала. Только смотрела в пустое пространство и царапала заусеницы до кровавых ран. Стойко сносившие все тяготы Кларк и Джен дали волю чувствам и разрыдались, едва коснувшись холодной урны. Я же не могла плакать. Мне пока ещё не верилось, что всё происходит так быстро. Только утром я держала мужа за тёплую руку и строила с ним планы на выходной, а теперь держала его самого в руках и собиралась отправить в последний путь. Разлететься пылью над океаном.

Родители Джо отказались ехать. Слишком невыносимо оказалось для них это бремя. Сжав мою руку в своей, Джен со слезами попросила позаботиться о её мальчике и позволила мне побыть с мужем в последний раз. Позволила стать той, кто отпустит его в вечный полёт над Тихим океаном. Устроив их в нашем с Джо доме, мы с Майло отправились к порту, храня молчание обвисшим грузом на наших шеях.

Майло буквально вёл меня за руку, потому что я ничего не видела перед собой. Ни деревянного настила с пришвартованными лодками, ни слепящего солнца над головой, ни весёлых туристов в соломенных шляпах, что готовились отплывать в сказочную синь. Ни красное пятно, что вдруг появилось в нашем поле зрения.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Майло у кого-то строго, и пятно стало собираться в силуэт, довольно знакомый моему глазу. – Ты что, поджидал нас?

Красная футболка, шорты с огромными карманами и кепка, натянутая до самого носа. При виде нас Оливер стянул её, взбаламутив водопад кудрей, точно выражал почтение усопшему.

– Я не знал, что встречу вас здесь… Я просто стоял тут и… Мне очень жаль. Я… я хотел бы извиниться, – бормотал парень себе под нос, стреляя глазами от урны в моей руке к носкам своих кроссовок. – Я виноват, это из-за меня Джо…

– Не надо, – отрезал Майло, поглядывая на меня и выжидая ответной реакции – он не знал, как я восприму присутствие того, кто помог загубить жизнь любимого человека. – Не здесь и не сейчас, парень. Николь и так не просто.

Я стиснула челюсти, чтобы не наговорить того, что потом потянется чёрным следом из чувства вины за этим нескладным подростком. Я знала, что он ни в чём не виноват, но мне хотелось кого-то винить.

– Джо был хорошим… – печально произнёс Оливер, всё ниже опуская подбородок. – За эти дни он стал мне другом и…

– Как ты смеешь говорить это сейчас?! – не выдержала я, вырвалась из рук Майло и тыкнула указательным пальцем в грудь мальчика. Горе свело меня с ума. Вспыхнуло адским пламенем в груди, которому нужен был выход. И оно стало вырываться языками огня в сторону ничем не повинной жертвы. – Если бы ты не запаниковал! Если бы ты не стал брыкаться! Джо был бы жив!