Ожог каспийского ветра

Глава 10. Приглашение в бездну боли

Спустя неделю после той отвратительной драмы, когда слова застревали в горле комьями, а кулаки говорили вместо них, Андрей Назаров сидел в своей тихой квартире. Квартира пахла свежей краской, одиночеством и невысказанной обидой. За окном, уже вовсю хозяйничали снежные порывы ветра с Ладоги, перегоняя легкий пушистый снег с места на место. Он пытался читать книгу, но буквы расплывались перед глазами, превращаясь в русые пряди Полины и надменный взгляд Клима.

Стук в дверь был неожиданным и резким, как выстрел. Андрей вздрогнул. Кто? Клима он вычеркнул. Друзей… какие теперь друзья? Соседи стучат иначе.

Он открыл. И замер.

На пороге стояла Полина. Растрепанные ветром волосы, раскинулись по темному старенькому пуховичку, щеки горели от холода, а в глазах – смесь решимости, тревоги и какой-то невыносимой жалости.

– Андрей, – голос ее дрогнул. – Здравствуй.

Он не ответил. Просто смотрел, как завороженный, чувствуя, как кровь приливает к лицу от воспоминаний того вечера.

– Можно войти? – спросила она тише.

Он молча отступил, пропуская ее. Она вошла, оглядывая чистую, но бездушную комнату, которая была явным контрастом уютной, обжитой квартире Орловых, где все было.

– Я… я принесла тебе кое-что, – Полина порылась в сумке, не решаясь поднять глаза. Ее пальцы дрожали, когда она извлекла большой конверт из плотной, кремовой бумаги. На нем золотом сияли имена: "Клим Орлов и Полина Ковалева". И дата. Свадьба. Через месяц.

Андрей почувствовал, как земля уходит из-под ног. Весь воздух вытянуло из комнаты. Он машинально протянул руку. Пальцы коснулись гладкой бумаги. Она была тяжелой, как камень.

– Приглашение, – прошептала Полина, наконец посмотрев на него. В ее глазах стояли слезы. – Наша… моя свадьба. С Климом.

Андрей взял конверт. Молча. Он не смотрел на Полину. Его взгляд был прикован к этим золотым буквам, к фамилии друга, ставшего врагом. Он ощущал каждый завиток шрифта, каждую неровность бумаги под подушечками пальцев. Время остановилось. Гул в ушах заглушал тиканье часов. Он видел их троих: смех на берегу Ладоги, учебу в техникуме, армейские письма, полные братских шуток и надежд… И видел оскал Клима в момент удара, его собственную ярость, разбивавшую годы дружбы вдребезги.

– Андрей… – голос Полины прозвучал как эхо из другого мира. – Мы… я… очень хочу, чтобы ты пришел. Пожалуйста. И… – она сделала глубокий вдох, – Клим просил… Мы оба просим… Будь нашим свидетелем. Моим свидетелем.

Свидетелем. Стоять рядом, улыбаться, держать кольца и ждать пока она станет женой Клима. Свидетельствовать собственной казни. Ирония судьбы была лезвием, вонзившимся под ребра.

Он не сказал ни слова. Просто резко развернулся, сжимая злополучный конверт так, что бумага смялась. Шагнул к двери, натянул бушлат и вышел, хлопнув дверью, не оглядываясь на Полину, застывшую посреди его пустой квартиры. Ему нужно было воздуха. Пространства. Холода, который притупил бы адское жжение внутри.

Ветер встретил его у подъезда, швырнул в лицо горсть легких снежинок. Андрей закурил, затягиваясь так, что легкие горели. Он пошел не думая, ноги сами несли его туда, где всегда можно было передохнуть, – к причалу на заливе. Туда, где вода была скованна белым льдом, как его душа.

Он стоял, опершись о холодные перила, глядя в заснеженную даль. Конверт жег карман. Свидетель. Слово отдавалось глухим ударом в висках. Как? Как он может это сделать? Видеть их счастливыми? Видеть Клима победителем?

– Андрей?

Голос, знакомый до боли, грубоватый, но теплый, прозвучал за спиной. Назаров обернулся. На причале, в старой добротной куртке пограничника, стоял Николай Петрович Орлов. Человек, который всегда смотрел на Андрея чуть строже, но и чуть теплее, чем на других однокурсников Клима. Человек, который всегда с отцовской любовью принимал его у себя дома. Как родного сына, который всегда говорил им правильные вещи про дружбу: "Вы, ребята, как братья. Держитесь друг друга по жизни и все будет у вас хорошо".

Сейчас в глазах Николая Петровича не было ни гнева на сына, ни осуждения, ни жалости. Была лишь усталость. Глубокая, мужская печаль. И понимание.

– Здорово, Николай Петрович, – хрипло выдавил Андрей.

Майор подошел, встал рядом, уперся руками в перила, глядя на ту же заснеженную пустыню.

– Холодновато сегодня, – произнес он негромко, как бы сам себе, – зима дает копоти в этом году. А я вот, вышел сдури прогуляться…

Андрей кивнул, не в силах говорить.

– Людмила сказала… что Полина к тебе пошла, – продолжил Орлов-старший, не глядя на Андрея. – С приглашением.

– Да, – Андрей достал смятый конверт, показал. – Принесла.

– И попросила быть свидетелем?

– Попросила.

Наступила тишина. Только ветер продолжал завывать, как одинокий волк. Майор тяжело вздохнул.

– Скоты вы оба, – сказал он вдруг тихо, но так, что каждое слово било наотмашь. – Два дурака, два сапога пара. Дружбу, что годами ковалась, в грязь растоптали из-за девчонки. Да, Полина красавица, умница. Да, сердце не камень. Но разве так делается? Кулаками? Обидами? Как на базаре поделить не смогли?

Андрей стиснул зубы. Горечь подступала к горлу. Он ждал упреков за то, что первым полез в драку, за то, что избил "сынка". Но Николай Петрович смотрел дальше.

– Клим мой сын. Кровь от крови. Люблю его. Но он… – майор махнул рукой, – вырос в тепле. Не знал, что такое заработать на свои стены. Не виню тебя, Андрей, что ты кулаки пустил в ход. Обида – штука слепая. Я сам знаю, – он повернулся, и его взгляд, пронзительный, как северный ветер, впился в Андрея. – Но знаешь, что я вижу? Вижу двух мальчишек, которые вместе через лес бегали, вместе в армии служили, вместе границу Родины охраняли. И вижу, как эта… ерунда все рушит.

Он положил тяжелую, шершавую руку на плечо Андрея. Руку, которая еще полгода назад поправляла воротничок на новой форме.

– Андрюха, ты ведь был нашим и остался им, несмотря ни на что… Людмила тебя, как сына второго ждала всегда в гости. И я… – голос майора дрогнул, – я тебя тоже, как сына воспринимал. Не меньше, чем Климку. И больно мне видеть, как вы друг другу глотки рвете. Больно Полине. Всем больно.

Андрей закрыл глаза. Голова гудела. Образы мелькали: Клим, смеющийся над его шуткой в казарме; Полина, сжимающая его руку на выпускном; Николай Петрович, обнявший его после подписания контракта с гордостью в глазах… И та драка. Грязь. Ненависть.

– Она просит тебя быть свидетелем не для издевки, – продолжал майор, сжимая плечо Андрея. – Она верит. В тебя. В то, что ты больше, чем эта ссора. Что ты настоящий мужик. Что сможешь переступить через боль. Ради нее. Ради… памяти о том, что было хорошего. А хорошего, Андрейка, было много. Очень много. Неужели все это перечеркнет одна дурацкая драка?

Ветер рвал слова, но они долетали. Каждое – как удар, но не кулаком. Как толчок. Воспоминания о тепле, о доверии, о братстве, которое было сильнее любой девушки, но оказалось таким хрупким перед лицом ревности и гордости.

– Клим… – начал Андрей, голос сорвался.

– Клим – осел упрямый, – отрезал майор. – Гордыня душит. Но и он не камень. Он знает, что был неправ первым. Знает, что потерял. И он… он тоже ждет твоего ответа. Ждет, придешь ли. Будет ли его друг рядом в главный день. Не, как враг. А как брат. Пусть и опаленный.

Андрей посмотрел на конверт в своей руке. Золотые буквы уже не казались такими ядовитыми. Они были просто… приглашением. На праздник. Который мог бы стать началом чего-то нового. Или окончательным концом. Выбор был за ним.

Он поднял глаза на Николая Петровича. На его лицо, изрезанное морщинами и ветрами границы, на глаза, полные немой мольбы и отцовской любви… к нему, Андрею. Не только к Климу.

Сила, исходившая от этого человека, его прямая, солдатская честность, его боль за них обоих – все это сломило ледяную корку обиды внутри Андрея. Не прощение – до него еще было далеко. Но… переступить. Сделать шаг. Ради Полины. Ради памяти. Ради этого старика, который смотрел на него, как на сына.

Андрей глубоко вдохнул. Воздух был холодным, колючим. Но каким-то очищающим.

– Ладно, Николай Петрович, – сказал он тихо, но твердо, пряча конверт обратно в карман. – Переступаю. Скажите… скажите Полине. Буду. Свидетелем буду.

Майор Орлов не улыбнулся. Он просто кивнул, коротко и по-военному четко. Но в его глазах, обращенных к заснеженной дали, мелькнуло что-то вроде облегчения. Он снова положил руку на плечо Андрея, сжал.

– Молодец, сынок. По-мужски.

Они еще немного постояли молча у причала, двое мужчин, опаленных одним ветром и одной болью. Обида не исчезла. Рана не зажила. Но первый, самый тяжелый шаг через нее был сделан. Ради девушки с русыми волосами. Ради памяти о дружбе. Ради человека, который назвал его "сынком".

Глава 11. Тени на белом платье

Подготовка к свадьбе Полины и Клима висела в воздухе, как густой, сладковато-терпкий туман. Спустя несколько дней после разговора с Николаем Петровичем на причале, Андрей получил смс от Полины: "Андрей, приезжай сегодня к нам? Нужна помощь с кое-чем. И познакомлю с подругой, она будет свидетельницей". Текст был простым, но каждое слово отдавалось натянутой струной в его груди. К нам. В дом Орловых. Туда, где все дышало детством его врага, его теплом, его победой.

Андрей приехал, отложив все дела. Квартира Орловых встретила его привычным запахом пирогов, которыми Людмила Павловна решила угостить молодежь и легким напряжением. Полина, сияющая в простом домашнем платье, но уже с каким-то новым, невесомым блеском в глазах, встретила его у двери.

– Андрей, спасибо, что приехал! Заходи! – ее улыбка была искренней, но чуть слишком широкой, как будто она старалась заполнить собой все пространство возможной неловкости. – Лена, знакомься, это Андрей Назаров, наш… мой свидетель. Андрей, это Елена, моя подруга, она недавно приехала в Сортавала, работает в первой школе учительницей. Но мы так сдружились, что я попросила ее быть свидетельницей на свадьбе.

Из-за спины Полины появилась девушка. Невысокая, с теплыми карими глазами и мягкими волосами цвета спелой ржи, собранными в небрежный узел. На ней была простая блузка и черная юбка. На щеке красовалась крошечная блестка – вероятно, наследие школьных поделок. Елена улыбнулась Андрею открыто, с неподдельным любопытством и мгновенной симпатией, которая читалась в каждом движении – в чуть наклоненной голове, в лучиках у глаз.

– Очень приятно, Андрей, – сказала она звонким голосом, как школьный колокольчик, с едва уловимым олонецким говорком. – Полина столько о вас рассказывала. И о техникуме, и об армии, и о службе в Вяртсиля.

Андрей кивнул, вежливо, но отстраненно.

– Привет, – произнес он просто, пожимая предложенную маленькую, но уверенную руку. Его взгляд скользнул по Елене, зафиксировал улыбку, теплые глаза, блестку на щеке, но тут же вернулся к Полине. Он был здесь по делу. Не для знакомств. Не для новых улыбок. Он был Свидетелем. Это слово теперь звучало в голове заглавными буквами, как воинская должность. "Обязанности свидетеля: держать кольца, подписать бумагу, достойно выполнить все в ЗАГСе, что предписывало это звание". Вот что его интересовало. Все остальное было белым шумом, фоном к его внутреннему напряжению.

– Андрей, поможешь с этими коробками? – Полина указала на гору картонных упаковок в углу гостиной. – Там декор для зала, тяжелые. Клим на службе, Николай Петрович тоже на работе задерживается.

– Конечно, – отозвался Андрей, сразу направляясь к коробкам. Действие. Конкретная задача. Это он понимал.

Елена наблюдала за ним, пока он брал первую коробку. Ее взгляд был внимательным, изучающим. Она видела высокого, красивого мужчину с резкими чертами лица и тенью в глазах, которые сейчас были устремлены куда-то внутрь себя или далеко за пределы этой комнаты. Видела, как он легко справился с тяжелой ношей экономичными, выверенными движениями, свидетельствующими об армейской выучке. И видела эту стену, невидимую, но ощутимую, которую он выстроил вокруг себя.

– Андрей, а вы уже представляли себе, как все будет? – спросила Елена, подходя ближе и беря маленькую коробку с лентами. Она пыталась включить его в разговор, разбить лед. – В ЗАГСе? На банкете? Полина говорит, будет очень душевно.

Андрей поставил коробку на указанное Полиной место. Повернулся.

– Нет, – ответил он честно. Его голос был ровным, лишенным эмоций. – Не представлял. Главное – знать, что делать. Полина, что дальше?

Полина бросила на Елену быстрый, извиняющийся взгляд.

– Вот эти гирлянды на окна в зале ресторанчика. Надо проверить на исправность, там, какие-то не горели. А, шары… Лена, милая, ты же знаешь, как я хочу? Ты возьмешь шары? – Полина поспешно вовлекла подругу в обсуждение деталей оформления, давая Андрею возможность просто переносить коробки.

Елена кивнула, но ее взгляд еще раз вернулся к Андрею. Он уже взял следующую коробку, его профиль был резок и сосредоточен. Она видела, как его пальцы крепко сжимали картон, как челюсть была слегка напряжена. Он не был груб. Он был… отсутствующим. Погруженным в свою боль, в свой долг. И это отсутствие, эта внутренняя буря за спокойной маской, притягивали ее еще сильнее, чем его внешность. Ей, привыкшей к открытой эмоциональности детей, к их незамутненным чувствам, эта глубина и эта боль казались невероятно значительными.

– Андрей, а ты помнишь, как мы после выпускного в техникуме на причале… – начала Полина, пытаясь разрядить обстановку воспоминанием, которое включало его, Клима и ее.

– Полина, – Андрей перебил ее, поставив коробку с характерным стуком. – Прости. Лучше скажи конкретно: кольца у тебя уже? Или их мне покупать как свидетелю? И во сколько надо быть в ЗАГСе в день свадьбы? Надо согласовать с моими сменами.

Его вопросы были как выстрелы – точные, практичные, не оставляющие места для сантиментов. Полина вздохнула, ее сияние на миг померкло.

– Кольца… да, уже куплены, Клим выбирал. Они у меня. Я тебе передам перед самым… Андрей, мы же все обговорим! – в ее голосе прозвучала нотка отчаяния. – Не надо так… формально.

Андрей наконец посмотрел прямо на нее. В его глазах мелькнуло что-то сложное – боль, усталость, усилие воли.

– Я не формальный, – сказал он тихо, но твердо. – Я просто хочу сделать все правильно. Для тебя. И чтобы в этот день все прошло без сбоев.

В комнате повисла тишина. Елена смотрела, то на Полину, то на Андрея. Она чувствовала всю тяжесть этой фразы: "Для тебя". Не для Клима. Не для их дружбы. Для Полины. Ради нее он переступил через себя, через боль, через гордость. И теперь он нес этот крест с солдатской прямотой, вычеркивая из уравнения все лишнее, в том числе и ее, Елену, с ее зарождающимся интересом.

– Поняла, – прошептала Полина, и в ее глазах блеснули слезы. Она быстро отвернулась, делая вид, что поправляет гирлянду. – Спасибо, Андрей. Действительно, главное – чтобы все было четко. Я напишу тебе точное расписание. И про кольца… передам накануне.

– Хорошо, – кивнул Андрей. Он закончил с коробками. С проверкой гирлянд. – Тогда я пойду. Полина, Лена… – он кивнул в сторону Елены, впервые за вечер обратившись к ней по имени, но взгляд его скользнул мимо, не задерживаясь. – Удачи с декором.

Он повернулся и вышел, не оглядываясь. Дверь закрылась за ним с тихим щелчком.

Елена подошла к Полине, которая быстро вытирала глаза.

– Поль… Он же… – Елена не нашла слов. "Разбитый"? "Погибающий"? Слишком сильно. "Запутавшийся"? Слишком слабо.

– Он Андрей, – сказала Полина с горькой улыбкой, обнимая подругу. – Он так сейчас… справляется. Через действие. Через долг. Через "надо", – она вздохнула. – А тебе он понравился, да?

Елена покраснела, но не стала отпираться.

– Он… не такой, как все. Сильный. И очень грустный внутри. Как будто несет что-то очень тяжелое, – она посмотрела на закрытую дверь. – Но он меня даже не заметил, Поля. Совсем.

Полина грустно улыбнулась.

– Он сейчас вообще мало, что замечает, кроме своей задачи – "сделать все правильно" для меня. Но… – она прищурилась, – ветер меняется, Ленок. Даже наш северный. Ты только посмотри на него. По-настоящему. Когда он будет готов, он обязательно заметит тебя.

Андрей шёл к дому не спеша. В голове стучали только практические вопросы: "Расписание ЗАГСа. Кольца. Смену надо поменять. Фрак? Нет, Полина говорила, строгий костюм…" Образ Елены – теплые глаза, блестка на щеке, звонкий голос – мелькнул где-то на периферии его сознания, как мимолетная тень на осеннем солнце. Красивая девушка. Подруга Полины. Помогает с декором. Все. Никакого отзвука. В его внутреннем мире сейчас не было места новым впечатлениям. Там царили боль, долг и призрак грядущей свадьбы, где он должен был стоять рядом и улыбаться, держа в руке кольца для девушки, которую любил, и для друга, которого потерял. Все остальное, включая симпатичную учительницу из Олонца, было просто белым шумом за толстыми стеклами его душевного бункера.

Глава 12. 8 февраля 2006 год

Карельский февраль был обманчивым. Еще вчера ветер с Ладоги сносил с ног, а сегодня солнце, едва пробившись сквозь утренние тучи, осветило белоснежные шапки на крышах домов и свадебный кортеж, белый «Мерседес» с лентами и пластиковыми кольцами на капоте. Воздух был морозным и поднимал настроение вместе с солнечными лучами.

Андрей Назаров стоял у колонны внутри здания ЗАГСа, поправляя галстук, который душил сильнее, чем любая армейская форма. Его костюм – темно-синий, строгий, купленный специально для этого дня, сидел безупречно, подчеркивая широкие плечи и военную выправку. Но внутри было пусто. Холодно. Как на границе в самую промозглую ночь.

Полина появилась в дверях зала в сопровождении матери и двоюродных сестричек. В белом платье. Не пышном, как из глянца, а элегантном, подчеркивающем ее стройность. Платье струилось мягкими складками, вуаль обрамляла лицо, освещенное внутренним сиянием. Она была не просто красивой. Она была счастливой. Русые волосы уложены в сложную, но воздушную прическу. В руках – скромный букет цветов. Ее глаза искали Клима. Нашли. И засияли еще ярче.

Клим Орлов, в отличном черном костюме, стоял у регистрационного стола, беседуя с работником ЗАГСа. Высокий, уверенный, красивый. На его лице – торжественная серьезность, смешанная с неподдельной радостью. Он ловил взгляд Полины, и уголки его губ дрогнули в едва сдерживаемой улыбке. Он был победителем. На своем месте.

Мой друг. Мой брат. Мой враг. Мысли стучали в висках Андрея. Он видел их двоих: смеющихся юношей на причале, студентов техникума, пограничников в Вяртсиля… Видел свой кулак, летящий в это сейчас сияющее лицо Клима. Видел слезы Полины тогда, в его пустой квартире.

Елена, свидетельница Полины, в нежно-сиреневом платье, подошла к нему. Она выглядела свежо и мило, ее карие глаза смотрели на него с нескрываемым участием и… надеждой?

– Андрей, все в порядке? – спросила она тихо.

Он кивнул, не глядя. «Обязанность. Долг. Для Полины». Мантра звучала в голове гулким эхом. Он механически взял поданное Еленой обручальное кольцо Полины. Металл был холодным.

Церемония прошла как в тумане. Слова регистратора. Голос Клима, твердый и ясный: «Согласен». Голос Полины, дрожащий от счастья: «Согласна». Аплодисменты гостей – родственников Орловых, сослуживцев Клима из погранотряда, подруг Полины. Андрей протянул кольцо Климу, когда потребовалось. Его пальцы не дрогнули. Лицо было маской вежливого, отстраненного внимания. Он подписал документ в нужном месте. Свидетелем. Фиксирующим факт собственной казни.

Небольшой зал на берегу залива был украшен стараниями Полины, Людмилы Павловны и Елены. Гирлянды, шары, белые скатерти. Запах еды, духов, табака. Музыка. Шум голосов. Андрей сидел за столом свидетелей рядом с Еленой. Он отпивал коньяк из рюмки маленькими глотками, не чувствуя вкуса. Следил за Климом и Полиной. Как они танцевали первый танец – неуклюже, но счастливо, уткнувшись лбами друг в друга. Как Клим не отпускал руку Полины. Как она смеялась, запрокинув голову, когда ее подружки ловили брошенный букет.

Тосты. Отец Клима, Николай Петрович, в парадном кителе с наградами. Голос его звучал мощно, но в глазах Андрей прочитал все ту же усталую печаль и… обращенный к нему немой вопрос: «Выдержал?».

– Желаю вам, дети, – гремел майор, – чтобы ваш очаг горел ярко, а ветры жизни, даже самые северные только укрепляли ваш союз! За любовь! За семью!

«Очаг». «Семья». Слова обжигали. Андрей поднял рюмку, выпил. Огонь распространился по груди, но внутренний холод не отступил.

Потом встал Клим. Сияющий, чуть хмельной от счастья и шампанского.

– Поля… моя жена! – он с трудом справился с комом в горле. – Ты – самое лучшее, что со мной случилось! И… – он повернулся, его взгляд на мгновение задержался на Андрее, – спасибо всем, кто сегодня с нами. Кто прошел с нами часть пути. Даже если путь был… неровным. За настоящее! За дружбу, которая сильнее всего!

Он поднял бокал. Гости кричали «Горько!». Андрей поднял свою рюмку снова. «За дружбу». Ирония была горше полыни. Он поставил рюмку, не допив. Елена тихо положила свою маленькую руку на его локоть – жест поддержки, который он едва ощутил.

Глава 13. Момент решения

Это случилось во время одного из разудалых танцев, когда гости, подвыпив, пустились в пляс под «Катюшу» в современной аранжировке. Андрей вышел «подышать» на крыльцо ресторанчика. Ветер, поднявшийся к вечеру, ударил в лицо. Он закурил, глядя на заснеженную пустыню залива, на фонари, что освещали берег, на редкие снежинки, которые ветер кружил в танце.

Из зала доносился смех Полины. Смех Клима. Звон бокалов. Звуки его прошлой жизни. Жизни солдата. Друга. Несостоявшегося жениха.

Что я здесь делаю? Мысль пронеслась ясно и холодно, как этот ветер. Стою в костюме. Пью за чужое счастье. Топчусь на месте. Служу там, где каждое дерево, каждый камень напоминает о том, что потеряно. Живу в квартире, которая стала склепом для надежд.

Образы всплывали без связи: разговоры с мужиками на заставе, которые мечтали открыть свое дело, но боялись; пустая, чистая квартира; отец Клима, говорящий: «Ты мужик, Андрей. Настоящий»; Полина в белом… и Елена, смотрящая на него теплым, вопрошающим взглядом, который он так старательно игнорировал.

И вдруг – ясность. Резкая, как удар тока. Он понял, что не может больше. Не может ходить на службу, где все напоминает о Климе. Не может жить в этой квартире-призраке. Не может топтать эту боль на одном месте. Ему нужен разрыв. Полный. Окончательный. Новая земля под ногами. Не служба по приказу, а дело. Свое дело. Где успех или провал зависит только от него.

Он швырнул недокуренную сигарету в мокрый снег. Идея, которая бродила где-то на задворках сознания после разговоров с отцом Клима о ремонтах и строительстве, кристаллизовалась мгновенно. Стройматериалы. Город растет, дачи строятся, ремонты – вечная тема. Его руки знают, что такое качественный инструмент и хорошая доска. Его голова может считать. Он видел, как мучаются люди, везя все из Петрозаводска или Питера. Свой магазин. Большой. Складское помещение под него. Не лавчонка, а серьезный бизнес.

План сложился в голове с военной четкостью:

Уйти из армии. Контракт можно разорвать. Скопил немного, плюс продажа квартиры даст стартовый капитал.

Продать квартиру. Быстро. Даже если чуть дешевле. Эта клетка больше не нужна.

Найти помещение. На окраине, но с хорошим подъездом. Большое. Под склад и торговый зал.

Заняться бизнесом. Продажа строительных товаров. От гвоздя до цемента. От инструмента до обоев.

Это было бегство? Да. Но бегство вперед. В неизвестность. Зато свое. Где не будет призраков прошлого на каждом шагу. Где он сможет дышать полной грудью. Где его сила и упорство будут тратиться на что-то реальное, осязаемое. На будущее. Его будущее.

Ветер снова рванул, принеся порыв музыки и смеха. Андрей повернулся спиной к заливу, к огням ресторана, к своему прошлому. Лицо его в свете фонаря было жестким, решительным. Тень в глазах сменилась стальным блеском. Обида, боль, тоска – они никуда не делись. Но теперь у них был достойный противовес – цель.

Он вошел обратно в шумный зал. Его взгляд скользнул по танцующей паре – Полине и Климу, счастливым в своем мирке. Потом нашел Елену, сидящую за столом и наблюдающую за ним. На этот раз он задержал на ней взгляд на секунду дольше. Всего на секунду. В ее глазах он прочитал вопрос и… облегчение? Будто она почувствовала перелом в нем.

Андрей не подошел. Он прошел к своему стулу, взял пиджак. Людмила Павловна бросила на него встревоженный взгляд:

– Андрюшенька? Ты куда? Торт скоро!

– Простите, Людмила Павловна. Срочные дела. Неотложные, – его голос звучал непривычно твердо, почти звонко. Он позволил себе легкую, формальную улыбку. – Полина, Клим… – он кивнул в сторону молодоженов, не вдаваясь в подробности. – Счастья вам. Николай Петрович… – кивок в сторону майора, чей проницательный взгляд сразу уловил перемену в нем. – Спасибо за все. Счастья молодым!