ПОХОЖДЕНИЯ МАЛОИЗВЕСТНОГО ПИСАТЕЛЯ, МЕРТВЫЕ ДУШИ (КНИГА ВТОРАЯ)

– Может, ты найдешь кого-нибудь другого или же просто вызовешь такси. Сходи к Алине, она часто пользуется: ездит в Климовку, у нее наверняка в записной книжке есть номер телефона. Позвонишь, и минут через пять-десять машина будет стоять у твоего дома…

– Да, да, да, ― согласился со мной сосед и, опустив голову, долго молчал, не двигаясь, будто его парализовало или же он заснул. Я не знал, что делать. Пойти работать я не мог, что-то ему говорить был не в состоянии. Меня спасло то, что у дома резко затормозила черная иномарка и широко распахнулась дверь. Я поднял глаза и увидел Павла Ивановича Чичикова. Где-то в глубине салона сидела Надя, так называемая жена Фуриного старшего сына ― Слюнявая.

Не то чтобы толстый, но и не тонкий, не старый и не молодой человек строгим голосом приказал:

– Вась, давай быстрее забирайся в машину. Мы торопимся. Нечего разглагольствовать! ― Да у него, у этого Бройлера, как у людей, есть, и имя мелькнуло у меня в голове.

– Извини, ничего у нас с тобой не получилось, ― сказал с грустью сосед и поднялся со скамейки при этом, не заметив, он снова наступил мне на ногу. Я не успел ее вовремя отдернуть. Ну, прямо медведь какой-то, а не человек, ― подумал я, ― все ноги мне отдавил.

– Ну, я пошел, ― сказал мужчина, стоя у меня на ноге и двинулся вперед. Я вздохнул, и посмотрел ему вслед. Васька нехотя забрался в салон машины и сел рядом с Надей. Дверь, словно тюремной камеры необычайно громко захлопнулась, автомобиль резко рванул вперед, развернулся и в считанные секунды исчез из виду.

Меня спасло чудо. Мать была права в том, что мне не следовало сталкиваться с Чичиковым. Он темная лошадка. Одно дело жать ему руку, разговаривать с ним о своих книгах и вообще о чем-нибудь не существенном и другое становиться на пути, задевая интересы этого у себя на уме господина. Я мог закрыть себе путь к Николаю Васильевичу Гоголю и не встретится с ним. Надеяться на Ивана Сергеевича Тургенева не следовало, достаточно было того, что он подсказал мне каким образом я могу попасть в Васильевку-Яновщину и лицезреть этого знатного малоросса и не только, разговаривать с ним. Я должен был еще раз попробовать забраться в бричку Павла Ивановича Чичикова внука Листаха и пусть меня несут пристяжной Чубарый, коренной Гнедой и каурой масти Заседатель по столбовой дороге в непогоду, заволокшей чернотой небо и землю. Пусть несут. Я буду в восторге кричать: «О-го-го, привет тебе искромсанная от неурядиц и распрей измученная Россия! Привет! Твой день грядет! Ты поднимешься с колен, обязательно поднимешься и станешь как прежде могучей, непобедимой в веки веков!» ― и ожидать встречи, встречи с Николем Васильевичем Гоголем великим русским писателем.

Из дома, что напротив, выбрались Стопарик и Галстук. Они долго стояли и смотрели вслед умчавшейся машине, при этом о чем-то бойко разговаривали. Мужики были необычайно довольны. Оно это довольство расплывалось у них по щекам слащавыми улыбочками, понятное дело: им самим, раздобытого у Тусихи самогона было мало, а тут, объявившийся «нахлебник» от «жажды», что та рыба на берегу открывал и закрывал рот. Он бы сильно поубавил пластиковую посудину. Так что его отъезд был на руку этой парочке.

– На всех не напасешься, ― сказал громко Галстук. ― Я понимаю, что нехорошо обходить товарища, но какой он нам товарищ: сам не раз нас прокатывал. Это я славно придумал, что позвонил Павлу Ивановичу. Славно…

На следующий день я снова приступил к работе, но недолго оставался в одиночестве: пришел Февраль. Минут десять я «мариновал» его, не спускался с лестницы, пока он не попросил меня:

– Семен Владимирович, можно тебя, есть дело!

– Ну, дело, так дело, ― ответил я и устроился рядом с ним на скамейке. Он, не здороваясь, сказал:

– Может, в банчик перекинемся, ― и показал мне колоду потертых грязных карт. Я помотал головой и поднялся. Февраль поторопился усадить меня на место. Я сел без сопротивления. Ждал, что он мне предложит еще. Было интересно, что за тип такой, насколько богат на выдумку.

– Да это я так сказал, понимаешь, хочется выпить. Ты же мне запросто так не нальешь стакан? ― мужик поднял на меня глаза.

– Конечно, нет, ― ответил я. ― Кто ты мне такой? Человек, живущий, напротив. Да ты и младше меня. Подумай, зачем мне спаивать малолетних, ― со смешком сказал я и взглянул на Февраля.

– Ну, ладно, согласен. Да я и не нарываюсь на угощение. Я хочу тебе что-нибудь продать. Вот послушай, ты же здесь у нас неслучайно? Тебе, наверное, жена дала поручения делать заготовки для Москвы. Анна у меня прекрасно консервирует. Я тебе предлагаю купить за сущие копейки трехлитровую банку огурцов всего за…, ― Февраль назвал цену, не задумываясь, быстро. ― Я молчал. Цена, названная мужиком, равнялась стоимости поллитровки самогона, продаваемого в Щурово местными «предпринимателями». Мне было понятно его желание. Однако я не хотел с ним связываться и ответил:

– Нет, не хочу. Да и зачем мне твои огурцы? Что я не в состоянии сам закрыть банку, другую? На грядах у матери огурцов предостаточно. Сейчас их время. Мы каждый день собираем по корзине. Урожай на славу.

– Ну ладно, купи у меня за эти деньги две банки, ― я безмолвствовал, ― ну, три? Это тебя устроит? ― Я помотал головой, а про себя подумал, тоже мне сыскался еще один Ноздрев. Правда, тот гоголевский персонаж был нечета щуровскому Февралю, он полдня впихивал Чичикову, то лошадей, то щенков, то фисгармонию и даже готов был уступить «мертвых душ» за игру в карты или же в шашки, этот туда же. Вот теперь сиди здесь с ним на скамейке, забросив работу, и торгуйся. Не дело. Нужно что-то предпринять, и я задумался. Меня выручила жена Февраля ― Анна. Женщина пришла на обед, ― она в больнице работала уборщицей, ― глянула на пустые ведра: муж собирался сходить на колодец за водой, да завидев меня, отвлекся, бросил их у калитки, ― не выдержала и подобно Алине разоралась на всю улицу:

– Ах, ты сволочь, уже где-то нажрался, сидишь на скамейке, трясешь своими погаными губищами? А ну быстро поднялся и за водой!

– Зараза, увидела. Я пошел. Ну, ты подумай? Я тебе предлагаю выгодное дельце, подумай, ― и Февраля, словно ветром сдуло: вот был он, и нет его. Я представил на трассе большегрузный автомобиль, вжик и все. Тишина. Нужно торопиться, подумал я, нужно торопиться. Да-а-а, здесь я весь на виду, что тот тополь на Плющихе, хотя их было три, ну да ладно, смысл в том, что каждый, может, завидев меня подойти и оторвать от работы.

И отрывали, не раз приходил Стопарик мой бывший одноклассник и начинал говорить издали, я думал, что он хочет оживить мою память и сделать себя в моих глазах узнаваемым, но нет. Ему нужны были деньги на выпивку. Он, взяв их, желал бы оставаться инкогнито. Я, как мог, отталкивал мужика. Дай такому человеку только слабину и прилипнет, тогда не оторвешь, будет ходить, и ходить, замучает. А еще зачастил Февраль: для важности не с пустыми руками, притаскивал трехлитровые банки с огурцами. Один раз он чуть было не уронил одну из них мне на ногу. Сосед из дома напротив, подолгу мозоля мне глаза, умолял:

– Семен Владимирович, возьми, будешь, доволен, ― говорил он и на миг умолкал, затем, вытащив замусоленную колоду карт, неожиданно предлагал: ― А может, мы сыграем, ты на кон кладешь деньги, а я вот эти банки. ― Я понимал, что он их украл у супруги из закромов, поэтому отказывался. Мужик шарил трясущимися руками не только в погребе, но пытался и из дома вытащить вещи, чтобы продать их независимо от их реальной стоимости лишь бы напиться. Это понимал не только я, но и некоторые соседи, правда, не все, иначе Февраль не ходил бы по домам. Что я узнал для себя при встречах с ним: прозвище для мужика Февраль прилепилось не случайно. Характер у него был невероятно изменчив, понятное дело, что тот последний месяц зимы и крепкий мороз, и оттепель и вьюга… ― да что угодно в один день или как говорят в Щурово: в одном флаконе. Не зря перед ним даже его друзья не желали открываться, хотя составить компанию, распить его бутылку были не против.

Однажды, меня посетили и Алинины мужики. Цель их посещения я понял сразу. Они долго крутились вокруг меня, да около и просили деньжат на выпивку. Хорошо, что их хватилась соседка и прибежала мне на выручку. Правда, я, завидев ее, сам трухнул, и чуть было не убежал за компанию вместе с Пленным и Дробным, прыгая через деревца колючей сливы, разросшиеся вблизи трассы. Что меня напугало: баба, перебирая короткими ногами, торопливо катилась прямо на нас, при этом подобно лесорубу, энергично размахивала над головой большим топором.