Порог неведомого

– Проверял четыре раза. Разными методами. Результат идентичен с точностью до двух суток.

Она молчала, глядя на экран. Цифры не врали. Математика была безжалостно честной.

– А если он изменит траекторию? – спросила она тихо.

– Тогда всё меняется. Но пока он движется линейно, с постоянным замедлением. Если это продолжится – Раджеш увеличил график, показывающий прогнозируемую орбиту, – он выйдет вот сюда. – Палец ткнулся в точку между бледной линией орбиты Луны и голубым кругом Земли. – Расстояние от Земли примерно триста тысяч километров. Чуть дальше лунной орбиты.

– Парковочная орбита, – выдохнула Мария.

– Что?

– Раджеш, это же классическая парковочная орбита. Мы так делаем с нашими зондами – выходим на стабильную позицию, откуда можно наблюдать, маневрировать, принимать решения. Они они собираются паркануться рядом с нами.

Он посмотрел на неё. В её глазах читался тот же ужас смешанный с восторгом, который чувствовал и он сам.

– Нужно доложить руководству, – сказал Раджеш.

– Уже докладываю, – раздался голос сзади.

Они обернулись. В дверях стоял директор центра Томас Уэверли, с телефоном у уха. Он слушал что-то, кивал, потом повесил трубку и посмотрел на них обоих.

– Белый дом хочет полный отчёт в течение часа. С погрешностями, альтернативными сценариями, всем. Собирайте команду. Нужна презентация, понятная даже тем, кто последний раз видел математику в школе.

– Сэр, – начал Раджеш, – данные однозначны. Объект движется к Земле. Это не случайная траектория. Это целенаправленное сближение.

Уэверли кивнул медленно:

– Я понял. Вопрос теперь не "летит ли он к нам". Вопрос – "зачем".

Через три часа в конференц-зале собралась вся команда – пятнадцать человек, лучшие умы баллистики и астродинамики. На большом экране висела трёхмерная модель Солнечной системы. Красная точка – объект. Голубая – Земля. Пунктирная линия соединяла их, прокладывая путь через пустоту.

Раджеш стоял у экрана с указкой в руке, чувствуя себя профессором на лекции. Только студентами были люди, от чьих решений зависела судьба планеты.

– Господа, перед вами полная траектория объекта за последние семьдесят два часа наблюдений, – начал он. – Как видите, движение абсолютно предсказуемо. Объект следует по орбите с постоянным замедлением. Мы рассчитали несколько возможных сценариев.

Он нажал кнопку. На экране появилась первая схема.

– Сценарий А: объект продолжает текущее замедление без изменений. В этом случае он достигает точки, расположенной на расстоянии трёхсот тысяч километров от Земли, через двести сорок один день. Вероятность – семьдесят процентов.

– Почему только семьдесят? – спросил кто-то.

– Потому что объект может изменить траекторию в любой момент. Он управляем. Это не камень, летящий по инерции. Это корабль. Или зонд. Что-то, способное маневрировать.

Следующий слайд.

– Сценарий Б: объект увеличивает замедление, выходит на орбиту раньше. В этом случае прибытие через сто восемьдесят дней, шесть месяцев. Вероятность – пятнадцать процентов.

– Сценарий В? – подсказала Мария.

– Сценарий В, – Раджеш сделал паузу, – объект не выходит на орбиту. Продолжает движение к Земле. Время до столкновения – зависит от траектории коррекции. Но потенциально – он посмотрел в зал, – потенциально это угроза уровня вымирания.

Тишина стала абсолютной.

– Вероятность сценария В?

– Пять процентов. Исходя из текущих данных, траектория не предполагает столкновения. Но мы не можем исключить эту возможность полностью.

Томас Уэверли встал:

– Раджеш, скажи прямо. Этот объект целенаправленно летит к Земле?

– Да, сэр. Траектория слишком точная, чтобы быть случайной. Они знают, где мы. И они идут на контакт.

– Или на атаку, – мрачно добавил кто-то.

– Или на атаку, – согласился Раджеш. – У нас нет способа это определить. Пока.

Презентация продолжалась ещё час. Они обсуждали возможные точки перехвата, энергетические требования для изменения траектории объекта, варианты действий человечества. Могли ли они запустить зонд для сближения? Могли ли попытаться связаться? Могли ли, в крайнем случае, попытаться уничтожить объект ядерным оружием?

На последний вопрос ответ был неутешительным: возможно, но с непредсказуемыми последствиями. Ядерный взрыв в космосе мог уничтожить объект, а мог просто разозлить тех, кто им управляет.

Когда все разошлись, Раджеш остался в зале один. Смотрел на экран, где по-прежнему висела модель с красной точкой, медленно приближающейся к голубой.

Восемь месяцев.

За восемь месяцев могло произойти всё что угодно. Мог родиться ребёнок. Мог вырасти урожай. Можно было написать книгу, построить дом, выучить язык.

Или подготовиться к встрече с неизвестным.

Его телефон завибрировал. Сообщение от жены: «Видела новости. Это правда? Ты в безопасности?».

Он посмотрел на экран, на красную точку, ползущую через космос с упорством часовой стрелки.

Напечатал ответ: «Да, правда. Я в безопасности. Пока все в безопасности. Я люблю тебя».

Отправил и добавил мысленно то, что не мог написать: «Но через восемь месяцев всё может измениться. И мы даже не знаем, как именно».

ГЛАВА 8. РЕЛИГИОЗНЫЙ РАСКОЛ.

Базилика Святого Петра в Ватикане видела многое за свою пятисотлетнюю историю. Коронации пап и их похороны. Войны и мир. Реформацию и контрреформацию. Но никогда – ни разу – её стены не слышали такой молитвы, какую сейчас произносил кардинал Марко Беллини, стоя перед алтарём в окружении двенадцати старейших членов Коллегии кардиналов.

– Господи, – голос его эхом разносился под сводами купола Микеланджело, – мы просим мудрости. Ты создал небеса и землю, звёзды и всё сущее. Если истинно то, что к нам летит творение иных рук помоги нам понять Твою волю.

Папа Франциск III сидел в первом ряду, сложив руки на коленях. Ему было семьдесят восемь, из которых пятнадцать он провёл на престоле Святого Петра. Видел кризисы, скандалы, расколы. Думал, что ничто уже не может его удивить.

Ошибался.

Когда три дня назад к нему пришёл личный астроном Ватикана – да, у церкви был свой астроном, целая обсерватория в Кастель-Гандольфо – и рассказал о находке, первой реакцией было недоверие. Потом – любопытство. А потом, когда NASA подтвердило данные, пришло понимание: мир изменился навсегда, и церковь должна была дать ответ на вопросы, которые никогда раньше не задавались всерьёз.

Есть ли у инопланетян душа? Грешили ли они? Знают ли Христа?

После молитвы кардиналы собрались в папской библиотеке. Зал, где хранились древнейшие манускрипты, теперь был заполнен напряжением, густым как ладан.

– Святейший отец, – начал кардинал Беллини, – нам нужно официальное заявление. Верующие по всему миру в смятении. Они спрашивают: как это согласуется с Писанием?

– А как согласуется? – спросил папа просто.

Молчание. Потом заговорил кардинал Мюллер из Германии, теолог и философ:

– В Книге Бытия сказано: Бог создал человека по образу и подобию своему. Но нигде не сказано, что человек – единственное творение Божье. Космос безграничен. Почему бы Господу не населить его множеством разумных существ?

– Но первородный грех, – возразил кардинал Родригес из Аргентины. – Христос пришёл искупить человеческий грех. Если существуют другие разумные существа нуждаются ли они в искуплении? Был ли у них свой Христос?

– Может, они не грешили, – тихо сказал папа. – Может, они остались верны Господу, когда человек пал.

Эта мысль повисла в воздухе, тяжёлая и тревожащая. Если где-то существовала раса, не познавшая грехопадения, что это значило для человечества? Были ли люди неудавшимся экспериментом? Или одним из многих путей Божественного творения?

– Нам нужна осторожность, – сказал кардинал Беллини. – Слишком радикальное заявление – и мы потеряем консервативных верующих. Слишком традиционное – и нас обвинят в мракобесии.

– Истина не нуждается в осторожности, – возразил папа. – Только в честности. Мы скажем так: Бог велик, творение Его безгранично, и открытие иных форм разумной жизни не противоречит вере, но углубляет понимание величия Творца.

Заявление Ватикана вышло через шесть часов. Взвешенное, осторожное, открытое. «Церковь приветствует научное познание и признаёт, что вселенная Божья может содержать множество чудес, ещё не открытых человеком».

Но не все были согласны.

В мегацеркви «Новый Свет» в Техасе пастор Джеймс Холден стоял перед десятитысячной аудиторией и кричал в микрофон с яростью ветхозаветного пророка:

– Братья и сёстры! Они говорят нам: это инопланетяне! Они говорят: это дружественный контакт! Но я говорю вам – это ОБМАН! – Его голос гремел через динамики, отражаясь от стен огромного зала. – В Библии сказано: «И явится на небе знамение великое». Это знамение! Это испытание веры нашей!

Толпа ревела в ответ: «Аминь!».

– Они не пришельцы из космоса! – продолжал Холден, размахивая Библией. – Они демоны! Падшие ангелы, принявшие иной облик, чтобы обмануть человечество! Сатана приходит не с рогами и копытами – он приходит в свете и славе, чтобы прельстить избранных!

Камеры транслировали проповедь в прямом эфире. Миллионы смотрели, и тысячи верили. В интернете хэштег #DemonsFromSpace взлетел в топ за час.

Холден был не одинок. По всей Америке, в церквях баптистов, пятидесятников, адвентистов седьмого дня раздавались похожие проповеди. Объект в космосе был не открытием – был предвестником Апокалипсиса. Семь печатей готовы были открыться. Трубы ангелов готовы были прозвучать.

И человечеству оставалось только молиться и каяться.

В Мекке имам Абдулла аль-Фариси сидел в библиотеке Масджид аль-Харам и изучал Коран. Перед ним лежала раскрытая книга, страница с сурой 65, аят 12:

«Аллах – Тот, Кто сотворил семь небес и столько же земель. Нисходит веление между ними, дабы вы знали, что Аллах над всякой вещью мощен».

Семь небес и столько же земель. Он читал этот аят сотни раз, но сейчас слова обрели новый смысл. «Столько же земель» – разве не могло это означать другие миры? Другие планеты, населённые творениями Аллаха?

Его телефон зазвонил. Номер из Каира – Большой имам Аль-Азхара, старейшего исламского университета мира.

– Ас-саляму алейкум, шейх Абдулла.

– Ва алейкум ас-салям.

– Ты видел новости?

– Видел.

– Нам нужна фетва. Верующие спрашивают: являются ли эти существа творением Аллаха? Есть ли у них души? Должны ли мы предложить им ислам?

Абдулла закрыл глаза. Хороший вопрос. Мучительно хороший.

– В Коране сказано, – начал он медленно, – что Аллах создал всё сущее. Небеса и землю, джиннов и людей, животных и ангелов. Если существуют иные разумные создания, они тоже творение Его. И если они обладают разумом и волей, то подлежат испытанию, как и мы.

– Значит, их можно призвать к вере?

– Если они способны понять истину – да. Но мы не знаем их природы. Может, у них уже есть своя связь с Создателем. Может, они праведнее нас.

Фетва была опубликована через день. Умеренная, открытая, признающая возможность инопланетной жизни как части Божественного плана. Большинство мусульман приняли её спокойно.

Но не все.

В радикальных мечетях Пакистана и Афганистана раздавались другие голоса: пришельцы – враги ислама, слуги Даджала, предвестники конца света. Нужно готовиться к джихаду. Не против людей. Против тех, кто прилетит с небес.

В монастыре Джокханг в Лхасе Далай-лама XIV сидел в медитации. Перед ним – чаша с маслом, в которой горел огонёк. Он смотрел на пламя и думал о цикле сансары, о бесконечности перерождений, о том, что вселенная гораздо больше и сложнее, чем может представить человеческий ум.

Когда к нему пришли с вопросом о пришельцах, он улыбнулся:

– Почему это должно нас удивлять? Вселенная содержит бесчисленные миры. В каждом – существа, проходящие свой путь к просветлению. Может, эти существа уже достигли нирваны. А может, только начинают свой путь. В любом случае – они наши братья по сансаре.

Его ответ был спокойным, мудрым, лишённым страха. Буддисты по всему миру приняли новость легче других. Для них космос всегда был наполнен жизнью. Учение о множественности миров существовало тысячи лет.

Но и здесь были разногласия. Некоторые школы тибетского буддизма видели в объекте проявление гневных божеств. Другие – знак грядущего прихода Майтрейи, будущего Будды.

К концу недели картина была ясна: человечество раскололось не только по национальным и политическим линиям, но и по религиозным. Одни видели в объекте дар Божий. Другие – проклятие. Третьи – испытание веры. Четвёртые – просто факт, не требующий религиозной интерпретации.

ГЛАВА 9. БИРЖЕВОЙ КРАХ.

Нью-Йоркская фондовая биржа открывалась в девять тридцать утра по восточному времени. Обычно это был момент, когда трейдеры допивали кофе, проверяли азиатские рынки и готовились к стандартному рабочему дню. Покупка-продажа, риск-хеджирование, прибыль-убыток. Рутина, отточенная до автоматизма.

Но сегодня – четвёртый день после обнаружения объекта – рутины не было.

Джейкоб Грин сидел за своим терминалом на торговой площадке и смотрел на экраны с нарастающим ужасом. Он торговал акциями двенадцать лет, видел кризис 2008-го, видел пандемийный обвал 2020-го, видел флэш-краши и коррекции. Думал, что ничто его больше не удивит.

Ошибался.

– Боже правый, – выдохнул Марк Чжоу, сидящий рядом. – Джейк, ты видишь это?

– Вижу.

Индекс S&P 500 падал. Не просто падал – рушился, как здание, у которого подорвали фундамент. Минус два процента. Минус четыре. Минус шесть. За первые пятнадцать минут торгов.

– Запускают автоматическую остановку, – сказал кто-то через зал. – Сработали предохранители.

Торги заморозились на пятнадцать минут – стандартный механизм защиты от панических распродаж. Но это была не защита. Это была отсрочка казни.

Джейкоб переключился на азиатские рынки. Картина была ещё хуже. Токийская биржа закрылась с минусом восемнадцать процентов – худший результат за всю историю. Гонконг – минус пятнадцать. Шанхай – минус двенадцать, и это с учётом того, что китайское правительство скупало акции, пытаясь остановить кровотечение.

Европа была в агонии. Лондон – минус одиннадцать. Франкфурт – минус тринадцать. Милан практически остановился после того, как несколько крупных банков объявили о приостановке торгов.

– Что происходит с нефтью? – крикнул кто-то.

Джейкоб глянул на сырьевой рынок. Нефть марки Brent упала с девяноста долларов за баррель до шестидесяти двух за ночь. Природный газ – коллапс. Медь, алюминий, никель – всё летело вниз, потому что если мир готовился к концу света, кому нужны промышленные металлы?

Но золото. О боже, золото.

Цена золота взлетела до трёх тысяч двухсот долларов за унцию. Исторический максимум. Люди покупали его с яростью утопающих, хватающихся за спасательный круг. Будто жёлтый металл мог защитить от инопланетян.

– Возобновляют торги, – объявили через громкоговоритель.

Секунда тишины. Потом – взрыв.

Экраны засветились красным. Ордера на продажу сыпались как лавина. Технологические гиганты теряли по десять процентов за минуту. Apple, Microsoft, Google – всё падало. Авиакомпании рухнули на двадцать процентов – кто полетит на самолёте, если через восемь месяцев прибудут пришельцы? Туристические компании, отели, круизные линии – всё в минусе.

Единственное, что росло – оборонные концерны. Lockheed Martin, Northrop Grumman, Raytheon – все плюс пятнадцать-двадцать процентов. Инвесторы делали ставку на военное решение проблемы.

– Джейк, – позвал Марк, и голос его дрожал. – Мой портфель я потерял сорок процентов за час.

– Все потеряли, – ответил Джейкоб машинально, но сам смотрел на свой счёт с онемением. Четыреста двадцать тысяч долларов. Вчера было семьсот. За один час – убыток, равный пяти годам зарплаты.

Телефоны разрывались от звонков. Клиенты паниковали, требовали продать всё, вывести деньги в наличные, купить золото, купить биткоин, сделать что угодно, только не сидеть и смотреть, как сгорают сбережения.

– Господа! – ревел начальник торгового зала. – Сохраняйте спокойствие! Работайте профессионально!

Но спокойствия не было. Не могло быть. Потому что все понимали: это не обычный кризис. Обычный кризис имел причину – лопнувший пузырь, банкротство банка, геополитический конфликт. Обычный кризис можно было просчитать, спрогнозировать, переждать.

А это? Это была паника перед неизвестностью. И неизвестность не поддавалась расчётам.

В Федеральной резервной системе, в штаб-квартире на Конститьюшн-авеню в Вашингтоне, заседал комитет по чрезвычайным экономическим мерам. Председатель ФРС Джанет Коллинз стояла перед огромным экраном, на котором отображались графики падения рынков.

– Господа, – сказала она, и усталость в её голосе была слышна каждому в зале, – мы теряем два триллиона долларов капитализации в день. Если это продолжится неделю, мы потеряем десять. Пенсионные фонды обанкротятся. Банки начнут требовать возврата кредитов. Начнётся цепная реакция дефолтов.

– Что вы предлагаете? – спросил министр финансов.

– Три шага. Первое: снижаем процентную ставку до нуля. Делаем кредиты дешёвыми, чтобы бизнес мог дышать. Второе: запускаем программу количественного смягчения – ФРС начинает скупать облигации, вливая ликвидность в систему. Третье: просим президента ввести временную приостановку торгов на рынках на сорок восемь часов. Пусть люди остынут.

– Приостановка торгов – это паника, – возразил кто-то. – Это сигнал, что мы потеряли контроль.

– Мы УЖЕ потеряли контроль! – резко ответила Коллинз. – Посмотрите на экраны! Это не коррекция, это крах. Если не остановим сейчас, через неделю у нас не будет финансовой системы.

Голосование было быстрым. Единогласным. Уже через час президент подписал указ о временной приостановке торгов на всех американских биржах. Европа последовала примеру. Азия уже закрылась сама собой – некоторые биржи просто отключили серверы, не выдержав наплыва ордеров.

Но даже когда биржи замолчали, паника не прекратилась. Она просто переместилась в другие места.

Биткоин взлетел до ста пятидесяти тысяч долларов за монету. Криптоэнтузиасты кричали в соцсетях: «Децентрализация победит! Когда государства падут, у нас останется блокчейн!» Эфириум, Ripple, Cardano – все топовые криптовалюты росли на сотни процентов.

Золото стало дефицитом. Ювелирные магазины по всему миру штурмовали толпы, скупающие всё, что блестит. В Индии цена золота взлетела на шестьдесят процентов за день, и правительство ввело квоты на покупку. В Китае очереди к золотым хранилищам растянулись на километры.

Банки столкнулись с массовым изъятием вкладов. Люди стояли часами, чтобы забрать свои деньги, конвертировать их в наличные, спрятать под матрас. В Греции, где память о кризисе 2015-го была свежа, банкоматы опустели за четыре часа.

Недвижимость замерла. Кто будет покупать дом, если через восемь месяцев мир может измениться навсегда? Продавцы снижали цены на двадцать, тридцать процентов – без толку. Покупателей не было.

Единственное, что продавалось – консервы, вода в бутылках, медикаменты, генераторы, оружие. Супермаркеты по всей Америке столкнулись с дефицитом. Полки пустели за часы. Люди покупали макароны, крупы, тушёнку коробками – готовились к осаде.

К вечеру Джейкоб Грин сидел в опустевшем баре недалеко от Уолл-стрит. Перед ним – виски, третий или четвёртый, он уже не считал. Рядом – Марк, такой же опустошённый.

– Знаешь, что самое страшное? – сказал Марк, глядя в свой бокал. – Не то, что я потерял деньги. Деньги – это просто цифры. Страшно другое. Страшно, что вся система, на которой держится мир она оказалась такой хрупкой. Один сигнал из космоса – и всё рушится.

– Не рушится, – возразил Джейкоб. – Трансформируется. Люди просто пересматривают приоритеты. Какой смысл вкладывать в будущее, если будущее непредсказуемо?

– А какой смысл жить, если не верить в будущее?

Хороший вопрос. Проклято хороший.

По телевизору над баром показывали экстренную пресс-конференцию Белого дома. Президент выступал, успокаивал, обещал стабильность, помощь, меры поддержки. Обещал, что экономика выстоит.

Но Джейкоб смотрел на его лицо и видел то, что было скрыто за словами: страх. Президент был напуган не меньше их всех.

– Думаешь, они скупятся золотом, когда прилетят? – спросил Марк с горькой усмешкой.

– Думаю, им всё равно до нашего золота, – ответил Джейкоб. – Цивилизация, способная пересечь космос им не нужно ничего, что есть у нас. Кроме, может быть, самой Земли.

Молчание. Потом Марк допил виски и встал.

– Иду домой. Обниму жену и детей. Если мир рушится хочу быть с ними.

ГЛАВА 10. КОМАНДА «ОТВЕТ».

Штаб-квартира ООН в Женеве редко была местом драматических решений. Здесь обсуждали санкции, климатические соглашения, права человека – важные, но предсказуемые вещи. Дипломатия шла своим чередом, медленно, бюрократично, с бесконечными компромиссами.

Но сегодня в конференц-зале «А» собрались не дипломаты.

Сорок восемь человек. Сорок восемь лучших умов планеты. Астрофизики, биологи, лингвисты, инженеры, психологи, математики, военные стратеги, философы. Представители двадцати трёх стран. Разные языки, разные культуры, разные взгляды на мир.

Но одна цель: понять, что летит к Земле, и подготовить человечество к контакту.

Доктор Елена Волкова из России сидела в третьем ряду и смотрела на сцену, где стоял Джеймс Коэн, координатор UNOOSA. Елене было пятьдесят два, из которых тридцать она посвятила астробиологии – науке о возможной жизни за пределами Земли. Всю карьеру изучала гипотетическое. Бактерии на Марсе, органические молекулы на спутниках Юпитера, возможные биосигнатуры в атмосферах экзопланет.

Теперь гипотетическое стало реальным. И это пугало больше, чем радовало.

– Дамы и господа, – начал Коэн, и голос его разнёсся по залу через динамики. – Благодарю за то, что прилетели так оперативно. Я понимаю: многие из вас оторвались от критически важных проектов. Но то, что мы делаем здесь сегодня, важнее любого проекта в истории человечества.

Он нажал кнопку пульта. На огромном экране появилось изображение объекта – тёмная сигара на фоне звёзд, снятая «Хабблом». Даже на фотографии он выглядел зловеще.

– Перед вами – объект, получивший временное обозначение 2025-XR-1. Искусственного происхождения. Движется к Земле с расчётным временем прибытия восемь месяцев. Ваша задача – изучить его, понять намерения создателей, разработать протокол возможного контакта и подготовить рекомендации для правительств мира.

Тишина. Потом поднялась рука.

– Доктор Чандрасекар из Индии, – представился мужчина в очках. – Вопрос: у нас есть какая-либо информация о создателях? Биологическое строение, уровень технологий, культурные особенности?

– Ничего, – честно ответил Коэн. – У нас есть только сам объект. Он не отвечает на радиопередачи. Не демонстрирует активности, кроме управляемого полёта. Мы работаем в абсолютной темноте.

– Превосходно, – пробормотал кто-то с американским акцентом. – Значит, готовим встречу вслепую.

Коэн кивнул:

– Именно поэтому вы здесь. Каждый из вас – эксперт в своей области. Вместе вы представляете совокупность человеческого знания. Если кто-то и может подготовить нас к этому то это вы.

Елена почувствовала, как на неё давит груз ответственности. Она посмотрела по сторонам – видела те же эмоции на лицах коллег. Страх. Неуверенность. Но и решимость.

– Вы будете работать в шести группах, – продолжал Коэн. – Первая – астрофизика и инженерия, анализ конструкции объекта. Вторая – биология и экзобиология, гипотезы о возможной природе создателей. Третья – лингвистика и коммуникации, разработка методов связи. Четвёртая – психология и социология, прогноз реакции человечества. Пятая – планетарная защита, сценарии возможной угрозы. Шестая – философия и этика, вопросы прав, статуса, взаимодействия с внеземным разумом.

Елена была назначена в группу биологии. Руководитель – профессор Дэвид Келлер из Йеля, один из пионеров синтетической биологии. Рядом с ней оказались ещё пятеро: японка Юки Танака, специалист по экстремофилам; немец Клаус Шмидт, микробиолог; бразилец Фернандо Альварес, генетик; китаянка Ли Мэй, биохимик; и молодой нигериец по имени Обафеми, изучавший эволюционную биологию.

Они собрались в отдельной комнате, расселись вокруг стола, и несколько минут молча смотрели друг на друга.

– Итак, – начал Келлер, ломая лёд. – Нам нужно ответить на вопрос: кто они? Или, скорее, что они? Биологические? Синтетические? Гибриды? Начнём с базовых принципов. Елена, ты годами изучала возможные формы внеземной жизни. Что думаешь?

Елена собралась с мыслями: