Порог неведомого

Дмитрий Вектор

Порог неведомого

ГЛАВА 1. ОБСЕРВАТОРИЯ МАУНА-КЕА.

Маркус Вейнберг не спал сорок восемь часов подряд, и это уже начинало сказываться на восприятии реальности. Края предметов размывались, как в дешёвом акварельном рисунке, а голоса коллег доносились словно из-под толщи воды. Он знал – ещё чашка кофе, и сердце начнёт выпрыгивать из груди. Но разве можно было спать, когда на экране монитора происходило это?

Точка. Крошечная белая точка на чёрном фоне космоса. Для непосвящённого – ничего особенного. Одна из миллиардов. Но Маркус видел цифры. Траекторию. Скорость. И числа эти не подчинялись ни одному закону небесной механики, которые он зубрил в Калтехе двадцать лет назад.

– Маркус, – окликнул его голос откуда-то из-за спины. – Ты вообще моргаешь иногда?

Он обернулся. Дженнифер Чоу стояла в дверях, держа в руках два пластиковых стаканчика с дымящимся кофе. Её чёрные волосы были небрежно собраны в пучок, под глазами залегли тёмные круги – она тоже не спала. Впрочем, здесь, на высоте четырёх тысяч метров, на гавайском вулкане Мауна-Кеа, где располагалась одна из лучших обсерваторий мира, никто особо не считал часы. Время тут измерялось другими категориями: экспозициями, периодами наблюдения, циклами обработки данных.

– Джен, посмотри на это, – Маркус даже не стал брать кофе. – Просто посмотри. Я перепроверил трижды. Четырежды. Чёрт возьми, я прогнал данные через пять разных программ.

Она придвинула стул и села рядом. Её пальцы – длинные, точные, хирургические – забегали по клавиатуре. Маркус молча смотрел, как она открывает файлы, изучает графики, сверяет координаты. Видел, как постепенно меняется выражение её лица: от любопытства к недоумению, от недоумения к напряжённому сосредоточению.

– Когда ты это обнаружил? – спросила она наконец, не отрывая взгляда от экрана.

– Позавчера вечером. Сначала думал, ошибка калибровки. Потом – программный глюк. Потом решил, что у меня уже едет крыша от недосыпа.

– А потом?

– А потом понял, что если это и галлюцинация, то очень последовательная.

Дженнифер увеличила изображение. Объект находился где-то в районе пояса астероидов, между орбитами Марса и Юпитера. Расстояние – примерно четыре астрономические единицы от Солнца. По космическим меркам – почти по соседству.

– Видишь вот здесь? – Маркус ткнул пальцем в экран. – Это точка входа в гелиосферу. А вот здесь, через восемнадцать часов наблюдения – изменение траектории. Минимальное, всего три градуса, но.

– Но кометы так не делают, – закончила за него Дженнифер. Её голос звучал странно – будто она произносила приговор. Или молитву.

– Кометы не делают. Астероиды не делают. Чёрт, даже межпланетные зонды так не маневрируют без предварительной команды с Земли.

Они молчали. За окном обсерватории занималась заря – небо из чёрного превращалось в густо-синее, потом в фиолетовое, потом в тревожно-красное. Вулканический пепел, оставшийся здесь с последнего извержения несколько тысяч лет назад, окрашивал рассвет в цвета запёкшейся крови. Маркус всегда любил эти утра на Мауна-Кеа – ощущение нахождения на границе миров, между землёй и космосом, между сном и бодрствованием.

Но сегодня красота пейзажа не трогала его.

– Какая скорость? – спросила Дженнифер, продолжая изучать данные.

– Семнадцать километров в секунду. Стабильная.

– Размеры?

– По предварительным оценкам – около двухсот метров в длину, пятьдесят в ширину. Вытянутая форма. Альбедо крайне низкое – объект поглощает свет почти полностью.

Дженнифер откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Маркус знал эту её привычку – так она всегда обдумывала что-то критически важное, отключая внешние раздражители и погружаясь в расчёты.

– Значит, не комета, – проговорила она через минуту, не открывая глаз. – Не астероид. Не космический мусор. Не наш зонд – проверяла по базе NASA, всё, что мы запускали в ту сторону, учтено и отслеживается. Что остаётся?

Маркус не ответил. Знал, что она не ждёт ответа. Знал, что она сама отлично понимает, что остаётся. Просто произнести это вслух – значило сделать невозможное возможным, превратить научную фантастику в научный факт.

– Нужно сообщить в NASA, – сказала она наконец, открывая глаза. В них плескалась смесь восторга и ужаса – то самое чувство, которое испытывает учёный, стоящий на пороге открытия, способного перевернуть мир. – И в ESA. И в Роскосмос. Нужен полный спектр наблюдений, все телескопы, какие только можно задействовать.

– Джен, если мы сейчас поднимем тревогу, а это окажется не знаю, ошибкой интерпретации данных, артефактом съёмки.

– Ты же сам сказал – проверил пять раз.

– Шесть. Седьмой прогоняю прямо сейчас.

Она встала, подошла к окну. Солнце уже поднялось над горизонтом – огромное, красное, безжалостное. Внизу, у подножия вулкана, раскинулся океан облаков, словно вата, на которую можно было просто прыгнуть и утонуть в белой мягкости.

– Маркус, – сказала она тихо, не оборачиваясь. – Мы обсуждаем возможность первого подтверждённого контакта с внеземным разумом. Ты понимаешь это? Не радиосигнал откуда-то с расстояния в тысячи световых лет. Не микробы в марсианском грунте. А объект, который совершает маневры в нашей Солнечной системе. Прямо сейчас.

– Я понимаю.

– Хорошо, – она обернулась. Её лицо было жёстким, решительным. Маркус вдруг подумал, что она похожа на средневековую святую с иллюминированных рукописей – та же невозможная смесь хрупкости и стальной воли. – У нас есть четыре часа до утреннего совещания. Прогони данные ещё раз. Я подниму архивы – посмотрю, не фиксировал ли кто-нибудь этот объект раньше. Если к девяти утра мы оба всё ещё будем уверены.

– Мы скажем им.

– Мы скажем им, – повторила она.

Маркус снова уставился на экран. Точка. Маленькая белая точка на фоне бесконечной черноты. Где-то там, в холодной пустоте между мирами, двигалось нечто, созданное не природой и не человеком. Что-то, пришедшее оттуда. Из глубин космоса, о которых человечество мечтало, которых боялось, в существование которых половина не верила.

А теперь это нечто было здесь.

Он потянулся за кофе, который Дженнифер принесла ещё десять минут назад. Кофе был холодным, горьким, отвратительным. Маркус выпил его залпом и почувствовал, как по венам разливается не бодрость, а странное предчувствие. Будто мир уже изменился, просто остальные семь миллиардов человек на планете пока об этом не знали.

Но скоро узнают.

ГЛАВА 2. ПЕРВЫЙ КОНТАКТ С NASA.

Видеоконференция с Хьюстоном началась в девять ноль-три утра по гавайскому времени. На экране появилось лицо Ричарда Холлоуэя – заместителя директора отдела планетарных исследований NASA. Маркус видел его всего пару раз на конференциях, знал по репутации: человек системный, методичный, не склонный к эмоциям. Идеальный бюрократ от науки, который одинаково спокойно мог обсуждать бюджет миссии и возможный конец света.

Сейчас Холлоуэй выглядел так, будто не спал даже дольше, чем Маркус.

– Доктор Вейнберг, доктор Чоу, – голос его звучал ровно, но Маркус уловил в нём напряжение, натянутое как струна. – Мы получили ваши данные сорок минут назад. Провели предварительную проверку.

– И? – не выдержала Дженнифер.

Холлоуэй посмотрел куда-то за пределы камеры, словно искал подсказку. Потом вернул взгляд на экран.

– Данные подтверждаются. Объект реален. Траектория нестандартна.

«Нестандартна» – Маркус едва не рассмеялся. Это было похоже на то, как назвать извержение вулкана «термической аномалией». Дипломатия NASA в действии – даже когда речь шла о возможном инопланетном корабле, формулировки оставались обтекаемыми.

– Мистер Холлоуэй, – Маркус подался вперёд, глядя прямо в камеру. – Давайте без обиняков. Мы с доктор Чоу провели ночь, перепроверяя расчёты. Этот объект совершает управляемые маневры. Он замедляется. Он корректирует курс. И он движется в направлении внутренней части Солнечной системы. Скажите мне прямо – я схожу с ума, или мы действительно наблюдаем то, о чём я думаю?

Пауза длилась вечность. Где-то в Хьюстоне, за тысячи километров отсюда, в кондиционированном офисе с видом на тренировочные центры астронавтов, человек из NASA принимал решение – насколько откровенным можно быть.

– Вы не сходите с ума, доктор Вейнберг, – сказал наконец Холлоуэй. – К сожалению.

– К сожалению? – переспросила Дженнифер.

– Понимаете, доктор Чоу, если бы это была ошибка – галлюцинация, программный сбой, всё что угодно – мы бы сейчас просто посмеялись и продолжили работать. Но когда данные подтверждаются начинаются сложности.

В кадре появилось ещё одно лицо. Женщина лет пятидесяти, седые волосы коротко острижены, взгляд острый и цепкий. Маркус узнал её мгновенно – доктор Сьюзан Ли, директор программы поиска внеземной жизни. Легенда. Человек, который двадцать лет слушал космос в наушниках радиотелескопов, надеясь услышать хоть что-то кроме статического шума.

– Доктор Вейнберг, доктор Чоу, – её голос был хриплым, прокуренным, несмотря на то, что она бросила курить десять лет назад. – Поздравляю. Вы только что сделали открытие века. Возможно, тысячелетия. Как вы себя чувствуете?

Маркус обменялся взглядом с Дженнифер. Как они чувствуют себя? Вопрос казался абсурдным. Он чувствовал себя так, будто земля уходит из-под ног, будто гравитация вдруг решила работать в обратном направлении.

– Напуганными, – честно ответила Дженнифер.

– Правильно, – кивнула Ли. – Значит, вы адекватно оцениваете ситуацию. Слушайте внимательно. Прямо сейчас мы активируем Протокол "Озма". Слышали о нём?

Маркус слышал. Каждый астроном слышал. Это был секретный документ, разработанный ещё в шестидесятых, постоянно обновляемый – свод инструкций на случай обнаружения признаков внеземного разума. План действий, который, как все надеялись, никогда не понадобится. А если понадобится – то не при их жизни.

– Мы знакомы с протоколом, – сказал он.

– Отлично. Тогда вы понимаете, что сейчас произойдёт. Первое – полная медиа-блокада на сорок восемь часов. Ни слова прессе, ни слова коллегам за пределами вашей непосредственной команды. Второе – мы задействуем все доступные телескопы для подтверждения. Хаббл, Джеймс Уэбб, наземные обсерватории по всему миру. Третье – созывается экстренное совещание международной группы. ООН, ESA, Роскосмос, JAXA, все крупные космические агентства.

– Когда? – спросила Дженнифер.

– Через шесть часов. Видеоконференция. Вы оба будете докладчиками.

Маркус почувствовал, как желудок сжимается в узел. Шесть часов. Через шесть часов ему предстояло стоять перед представителями всех космических программ мира и говорить: «Господа, кажется, мы не одни. И кто-то летит к нам в гости».

– Доктор Ли, – произнёс он, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Какова какова вероятность, что мы ошибаемся? Что это всё-таки естественный объект с аномальными характеристиками?

Сьюзан Ли посмотрела на него с чем-то похожим на сочувствие.

– Доктор Вейнберг, я последние двадцать лет надеялась услышать сигнал. Один-единственный сигнал из космоса, который был бы не шумом, не пульсаром, не случайной интерференцией. Я хотела этого так сильно, что видела паттерны там, где их не было. Я разочаровывалась сотни раз. – Она сделала паузу. – И даже я, со всем моим оптимизмом и готовностью верить даже я не могу найти естественного объяснения тому, что вы обнаружили. Извините.

Тишина повисла тяжёлым одеялом. Где-то внизу, в долине, кричала птица – протяжно, тревожно. Маркус вдруг подумал, что птице всё равно. Что где-то там, в поясе астероидов, движется объект, созданный иной цивилизацией – а птицам, деревьям, океанам всё равно. Только люди, с их проклятым любопытством и страхом неизвестного, будут теперь страдать от этого знания.

– Что нам делать дальше? – спросила Дженнифер практично. Она всегда была практичной – одно из качеств, за которые Маркус её ценил.

– Продолжайте наблюдения, – сказал Холлоуэй. – Каждый час снимайте координаты, скорость, любые изменения. Мы отправляем к вам двух специалистов из отдела планетарной защиты – будут через четыре часа. А пока – он запнулся, – пока просто дышите. Ровно. И ни с кем не разговаривайте.

Экран погас. Комната погрузилась в тишину.

Маркус откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Планетарная защита. Это подразделение NASA, которое отвечало за предотвращение биологического заражения с других планет. Или, как любили шутить в курилках, «люди, которые придумывают, как защитить Землю от пришельцев». Обычно их работа заключалась в стерилизации зондов и разработке протоколов для возможных образцов с Марса.

Теперь им, видимо, придётся работать по-настоящему.

– Маркус, – позвала Дженнифер тихо.

Он открыл глаза. Она стояла у окна, спиной к нему, смотрела на рассвет. Солнце уже поднялось высоко, превращая облака внизу в золотое море.

– Я всю жизнь мечтала об этом, – сказала она, не оборачиваясь. – С тех пор как прочитала «Контакт» Сагана в четырнадцать лет. Мечтала быть той, кто первой увидит доказательство. Той, кто скажет миру: мы не одни.

– Я знаю.

– А теперь, когда это случилось – она повернулась к нему, и он увидел слёзы на её лице. – Маркус, мне страшно. Мне так чертовски страшно, что я даже не могу описать это словами.

Он встал, подошёл, обнял её. Неловко, по-дружески – они никогда не были близки в том смысле, но сейчас им обоим нужно было человеческое тепло. Нужно было почувствовать, что они не одни в этом безумии.

– Мне тоже страшно, – признался он. – Но знаешь что? Мы астрономы. Мы всю жизнь смотрим в бездну. И теперь бездна посмотрела в ответ. Может, это именно то, для чего мы и нужны были – стать мостом. Первыми, кто протянет руку.

– Или первыми, кто увидит конец, – прошептала она.

– Или это, – согласился Маркус.

Они стояли так, обнявшись, глядя в окно на безмятежное небо, которое скрывало тайну, способную изменить всё. А где-то там, за миллионами километров холодной пустоты, нечто двигалось к ним. Медленно. Неумолимо. С целью, которую они ещё не понимали.

ГЛАВА 3. ПРОТОКОЛ «ОЗМА».

Женева встречала рассвет дождём. Холодным, мелким, нудным – таким, какой бывает только в ноябре, когда осень окончательно сдаётся зиме, но зима ещё не готова принять власть. Секретариат ООН по космическим вопросам располагался в неприметном здании на улице Варембе, и именно сюда сейчас стекались видеосигналы со всех концов планеты.

Джеймс Коэн, координатор программы UNOOSA, не спал тридцать шесть часов. Перед ним на столе лежал документ, который он надеялся никогда не открывать – папка с грифом «Совершенно секретно», на обложке которой значилось: «Протокол "Озма". Процедуры действий при обнаружении признаков внеземного разума».

Название отсылало к тому самому проекту 1960 года, когда Фрэнк Дрейк впервые направил радиотелескоп на звёзды Тау Кита и Эпсилон Эридана, надеясь услышать голос из космоса. Тогда не услышали ничего. Но проект дал имя протоколу, который разрабатывался десятилетиями для случая, который казался невероятным.

До сегодняшнего дня.

– Господин Коэн, – секретарь заглянула в кабинет. – Прямые линии установлены. Хьюстон, Москва, Токио, Пекин, Париж – все на связи. Начинаем?

Коэн кивнул, поправил галстук и включил видеокамеру. На огромном экране перед ним появилась сетка из двадцати окон – представители всех крупных космических агентств мира. NASA, Роскосмос, ESA, JAXA, CNSA, ISRO Лица уставшие, напряжённые, недоверчивые.

– Господа, – начал Коэн, и голос его прозвучал тверже, чем он ожидал. – Благодарю за оперативность. Я понимаю, что многие из вас были подняты среди ночи. Понимаю, что информация, которую вы получили, звучит невероятно. Но я вынужден подтвердить: сегодня в ноль-четыре по Гринвичу астрономы обсерватории Мауна-Кеа зафиксировали объект, демонстрирующий признаки искусственного происхождения.

Взрыв голосов. Русский, японский, китайский, английский – все сразу, какофония недоверия и требований пояснений.

– Прошу тишины! – повысил голос Коэн. – Слово предоставляется доктору Вейнбергу и доктору Чоу из Мауна-Кеа. Они проведут презентацию данных.

На экране появились Маркус и Дженнифер. Оба выглядели измождёнными, но глаза горели – смесь страха и профессионального азарта. Маркус начал говорить, показывая графики, траектории, расчёты.

Коэн наблюдал за реакциями. Директор Роскосмоса Виктор Громов хмурился, что-то яростно записывая. Глава ESA Изабель Дюран сидела неподвижно, как статуя, только глаза метались по цифрам на экране. Представитель Китая Ли Вэньцзе задавал вопрос за вопросом, каждый точнее предыдущего.

– Вероятность ошибки измерений? – спросил он, когда Маркус закончил.

– Менее одного процента, – ответил Маркус. – Мы использовали пять независимых методов расчёта. Все дали идентичный результат.

– Размер объекта?

– Примерно двести на пятьдесят метров. Вытянутая форма, низкое альбедо.

– Скорость сближения?

– Семнадцать километров в секунду. Замедляется.

Тишина. Ли Вэньцзе откинулся на спинку стула, и Коэн увидел, как тот незаметно вытирает ладони о брюки. Даже через экран читалось напряжение.

– Если объект продолжит замедление с текущей скоростью, – заговорила Изабель Дюран медленно, взвешивая каждое слово, – когда он достигнет орбиты Земли?

Дженнифер посмотрела прямо в камеру:

– Восемь месяцев. Плюс-минус три недели, в зависимости от дальнейших маневров.

– Восемь месяцев, – повторил Громов по-русски, потом перешёл на английский: – У нас есть восемь месяцев, чтобы подготовиться к чему? К войне? К контакту? К апокалипсису?

– К неизвестности, – ответил Коэн. – Именно поэтому активирован Протокол "Озма". – Он поднял папку, демонстрируя её камере. – Этот документ разрабатывался с 1989 года, последняя редакция – 2022-й. В нём прописаны процедуры координации международных усилий при обнаружении признаков внеземного разума.

– Процедуры, – фыркнул кто-то с индийского сегмента. – У нас есть процедуры встречи с пришельцами. Отлично. Есть там пункт "Что делать, если они прилетели нас уничтожить"?

– Есть, – неожиданно серьёзно ответил Коэн. – Пункт семь, подраздел "б": формирование объединённой планетарной защиты. Но давайте не будем забегать вперёд. Пока у нас нет никаких данных о намерениях. Есть только факт: объект существует, он движется, он демонстрирует признаки управляемого полёта.

– Какие действия предписывает протокол? – спросила представитель NASA Сьюзан Ли, которая молчала всё это время.

Коэн открыл папку, хотя знал содержимое наизусть:

– Первое: формирование Международного координационного комитета по контакту. В него войдут представители всех космических агентств, военных структур, научного сообщества. Второе: полная медиа-блокада на семьдесят два часа для проверки и перепроверки данных. Третье: разработка единого протокола наблюдения – все телескопы, все станции слежения работают синхронно. Четвёртое: подготовка сценариев возможных действий.

– А пятое? – спросил Громов.

– Пятое – Коэн сделал паузу. – Информирование глав государств. Генеральный секретарь ООН должен быть уведомлён в течение двадцати четырёх часов. Постоянные члены Совета Безопасности – в течение сорока восьми.

– Значит, через два дня об этом будет знать весь мир, – констатировал Ли Вэньцзе.

– Вероятно, раньше, – вмешалась Изабель Дюран. – Информация такого масштаба не может оставаться секретной долго. Кто-то сольёт прессе. Журналисты-астрономы начнут задавать вопросы, почему вдруг все телескопы направлены в одну точку.

– Тогда нам нужно контролировать нарратив, – сказал Коэн. – Подготовить официальное заявление. Честное, но не паникёрское. Мы сообщаем факты: обнаружен объект неизвестного происхождения, ведётся наблюдение, нет непосредственной угрозы.

– Откуда вы знаете, что нет угрозы? – резко спросил Громов.

– Не знаю, – честно признал Коэн. – Но альтернатива – вызвать всемирную панику. Представьте: семь миллиардов человек одновременно узнают, что к Земле летит инопланетный корабль. Биржи обрушатся. Начнутся беспорядки. Религиозные секты объявят конец света. Мы потеряем контроль над ситуацией ещё до того, как что-то произойдёт.

На экране мелькали лица. Коэн видел, как каждый мысленно прокручивал сценарий. Видел понимание в глазах: да, паника будет. Да, мир изменится. Но можно попытаться управлять этим изменением, а можно позволить ему разрушить всё.

– Голосуем, – предложила Сьюзан Ли. – Кто за активацию полного Протокола "Озма" с формированием Координационного комитета и контролируемым раскрытием информации?

Руки поднимались одна за другой. NASA – за. Роскосмос – за. ESA – за. JAXA, CNSA, ISRO – за. Даже представители малых космических программ – Бразилии, Южной Африки, Австралии – поддержали решение.

– Единогласно, – констатировал Коэн, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. – Господа, с этой минуты человечество официально готовится к первому контакту. Да поможет нам Бог.

– Или кто там наверху, – пробормотал кто-то.

Конференция продолжалась ещё два часа. Обсуждали детали: кто возглавит комитет, как распределить зоны ответственности, каким телескопам какие участки наблюдения. Технические вопросы, прикрывающие первобытный ужас, притаившийся в душах.

Когда экран погас, Коэн остался один в кабинете. За окном дождь усилился, барабаня по стеклу с остервенением. Он подошёл к окну, прижался лбом к холодной поверхности.

Где-то там, за облаками, за атмосферой, за миллионами километров пустоты, двигалось нечто. Созданное разумом, но не человеческим. Летящее с целью, которую никто не понимал.

И у человечества было восемь месяцев.

Восемь месяцев до встречи с абсолютно неизвестным.

Коэн закрыл глаза и вспомнил слова Фрэнка Дрейка, сказанные шестьдесят лет назад, когда тот запускал проект "Озма": «Мы ищем братьев по разуму. Но готовы ли мы к тому, что они окажутся совсем не братьями?».

Тогда это была философская дискуссия.

Теперь – вопрос выживания.

Он открыл глаза, вернулся к столу и начал составлять список задач. Потому что именно это отличало человека от животного – способность действовать, даже когда страшно. Способность планировать, даже когда будущее туманно.

Протокол "Озма" был активирован.

ГЛАВА 4. МЕДИЙНЫЙ ПРОРЫВ.

Утечка произошла через шестьдесят два часа после обнаружения. Позже выяснят, что виноват стажёр из обсерватории в Чили – двадцатитрёхлетний парень по имени Диего, который не выдержал напряжения и написал подруге в мессенджер: «Детка, готовься к чему-то невероятному. Скоро весь мир перевернётся». Подруга оказалась журналисткой местной газеты. А у журналистов нюх на сенсации острее, чем у ищеек на кровь.

Но когда всё началось, Маркус Вейнберг ещё не знал об этом. Он спал – впервые за четверо суток нормально спал, провалившись в глубокое забытье на диване в комнате отдыха обсерватории. Снился ему космос. Чёрный, бесконечный, наполненный звёздами, которые медленно гасли одна за другой, будто кто-то невидимый задувал свечи на торте мироздания.

Разбудил его звонок телефона. Резкий, настойчивый, пробивший даже толщу сна. Маркус нащупал трубку, не открывая глаз:

– Вейнберг слушает.

– Маркус, включай новости. Немедленно. – Голос Дженнифер звучал как натянутая струна, готовая лопнуть.

– Что случилось?

– Всё случилось. Включай, чёрт возьми!

Он вскочил, пошарил по комнате в поисках пульта. Нашёл, ткнул наугад. Телевизор вспыхнул синим светом, и первое, что увидел Маркус, была его собственная фотография на экране. Старый снимок с конференции три года назад – он улыбается, держит в руках какой-то сертификат.

Под фотографией шла красная бегущая строка: «АСТРОНОМ ОБНАРУЖИЛ ИНОПЛАНЕТНЫЙ КОРАБЛЬ?».

– О боже, – выдохнул Маркус.

Диктор – молодая женщина с безупречным макияжем и хищным блеском в глазах – говорила быстро, захлёбываясь словами:

– источники в NASA подтверждают, что два дня назад телескоп обсерватории Мауна-Кеа зафиксировал объект неизвестного происхождения в районе пояса астероидов. По неподтверждённым данным, объект демонстрирует признаки управляемого полёта и движется в направлении внутренних планет Солнечной системы. Доктор Маркус Вейнберг, ведущий астроном обсерватории, отказался комментировать ситуацию.

– Меня даже не спрашивали! – крикнул Маркус в пустую комнату.

Телефон снова завибрировал. Потом ещё раз. И ещё. Когда он посмотрел на экран, там висело тридцать семь пропущенных вызовов. Тридцать семь за те двадцать минут, что он спал.

Дверь распахнулась. Ворвалась Дженнифер, за ней – директор обсерватории Питер Моррисон, мужчина обычно невозмутимый, как статуя Будды. Сейчас Будда выглядел так, будто его только что окунули в ледяную воду.