Книга Мёртвых

– Кажется, – третья сестра с высоким голосом начала принюхиваться. – От тебя пахнет смертью.

Шехсет выдержала паузу. Она нарочито медленно взяла кувшин с вином, налила в мраморный кубок и поднесла к губам. Красная жидкость тотчас окрасила ее пухлые губы алым.

– Интересно, – Шехсет обвела братьев и сестер холодным взглядом. Глаза сверкнули. – Почему же на ваших лицах нет радости? Ваша младшая чудом избежала смерти, а вы будто опечалены тем, что она не сгинула в пустоши Дуата.

Ее лицо тронула легкая, зловещая улыбка, которая совсем не сочеталась с ее красотой. Шехсет подумала, в каком змеином логове выросла наследница. Братья и сестры, желающие друг другу смерти, а отец поощряет такое отношение. Понятие «семья» здесь не существовало. Наследники воспринимались как конкуренты за власть и силу. Неудивительно, что в сердце истинной Шехсет было столько злобы и грязи, что она угодила в лапы Ша-тепа.

– Может ты одна из тех ходячих мертвецов, что бродят на севере? – спросил старший брат, отпивая вино. – Ведь все это началось как раз в тот день, когда тебя должны были похоронить.

– Не зря люди судачат, что ты – дурное знамение, – вставила первая сестра.

Шехсет рассмеялась. На террасе воцарилась тишина – вязкая, тяжелая, липнущая к коже, как сажа. Знали бы эти глупцы, что действительно с ней произошло, говорили бы в таком тоне? Шехсет решила рассказать им правду и посмотреть, как их глаза нальются страхом.

– А знаете, – Шехсет крутила в руке кубок, наблюдая за тем, как вино ударяется о его стенки. – Я ведь действительно умерла. Я дошла до Дуата, предстала на Великом Суде. Но знаете, что самое интересное?

Шехсет видела, как в глазах братьев и сестер мелькнуло любопытство, вперемешку со страхом. Но никто не смел прерывать ее рассказ. Что-что, но ее «родственнички» любили сплетни и истории.

– Я оказалась не по зубам пантеону, – продолжила Шехсет, понижая голос. В лунном свете ее острые черты лица и яркие глаза казались чем-то зловещим. – Меня сослали в Седьмой круг, где я заключила сделку со Змеем забвения. Он даровал мне жизнь, взамен на восемь гнилых душ своих братьев и сестер.

За столом кто-то хмыкнул, одна из сестер перестала улыбаться и закрыла рот ладонью, а старший брат громко рассмеялся, словно услышал злую шутку.

– Вот это да, – сказал он. – А седьмая умеет насмешить.

Несколько других наследников подхватили его смех, но он был слишком натянутым, слишком фальшивым. Лишь восьмая сестра, что каждый день приносила ей лотосы, смотрела на Шехсет с полной серьезностью и беспокойством.

Шехсет вдруг вспомнился поединок со «Скарабеем». Сегодняшний ужин был таким же тяжелым боем, в котором она обязана выйти победителем.

Смех стих сам собой, а над головами воцарилось молчание, непривычное для наследников. Каждый вдруг задумался: «А что, если эта сумасшедшая не шутила?»

Шехсет хотела еще больше напугать собравшихся, но услышала тяжелые шаги, что стремительно приближались. Она узнала его раньше, чем в проеме появился силуэт отца, который мог заслонить луну на небе.

Повелитель Дома Черной луны вышел к столу. Он был облачен в черный плащ, обшитый серебром, а на груди сверкал полумесяц в окружении звёзд. Серо-зеленые глаза – глаза, доставшиеся роду от Анубиса, – холодно скользнули по детям, задержавшись на Шехсет.

Он не сказал ни слова, но все тут же притихли. Лишь слуги засуетились, вынося горячие блюда и разливая вино по кубкам. Шехсет не сводила глаз с повелителя. В прошлой жизни она видела его лишь раз – на ритуале, когда хоронили предпоследнюю жену – мать истинной Шехсет. С тех пор прошло семь лет, а он совсем не изменился. Величие повелителя ощущалось кожей, внутренностями, даже тени склонились у его ног.

Слуги выставили на стол блюда: жареная рыба, приправленная кориандром, корзины с хлебом из ячменя, сушеные финики и изюм, фрукты, оливки, пряное вино. Стол ломился от угощений, а запах еды смешался с терпким ароматом благовоний.

Семейная трапеза проходила на террасе, откуда открывался прекрасный вид на город и пустыню. На улицах горели фонари, слышалась музыка и едва доносились звуки городской жизни, той, которую в прошлом Шехсет так желала.

Наследники молча раздавали себе еду. Молчание было тяжелее любой брани. Слышался только звон кубков и скрежет ножей о тарелки.

Шехсет подняла кубок, вино вспыхнуло алым под светом луны. Она старалась делать вид, что наслаждается семейным обедом, но вкус вина напоминал сухой песок во рту, а сладкий вкус фруктов и вовсе был омерзительно горьким. Девушка чувствовала, как по ней скользили взгляды братьев и сестер, словно искали уязвленное место, чтобы ударить посильнее.

Старший брат, разломив хлеб, лениво бросил:

– Полгода спала, небось проголодалась.

Несколько сестер хихикнули, но Шехсет не удостоила их ни взглядом, ни словом. Она отрезала кусок рыбы и положила в рот так медленно и холодно, словно жестом бросала вызов всей семье.

– Довольно пререканий! – громко произнес повелитель, бросая вилку на стол. – Есть более важные дела, чем ваши детские перепалки.

Ну вот и настал момент, которого Шехсет ждала весь вечер. Сейчас отец нанесет настоящий удар.

– Что случилось, отец? – спросил первый брат, отставляя пустую тарелку. – Опять мертвецы на границе?

Повелитель откинулся на спинку стула и жестом позвал служанку. Та налила ему вина. Он выпил кубок до дна и с грохотом поставил его на стол. Тишина воцарилась мгновенно. Даже стрекот ночных насекомых за террасой казался далеким.

– Повелитель Дома Белого пера предлагает соединить наши дома узами брака, – голос отца прозвучал хрипло, но твердо.

Воздух за столом застыл. Нарушал тишину лишь звон кубка, который третья сестра от неожиданности выронила из рук. Старший брат поднял с пола бокал, а первая наследница презрительно скривила губы.

– Брак? – она первой нарушила молчание. – Неужели Дом Белого пера обеднел красивыми женщинами, что они потянули свои лапы к дочерям луны?

Шехсет сидела неподвижно и ждала, когда отец договорит самое главное. Повелитель окинул взглядом всех дочерей и непривычно долго задерживался на каждой, словно выбирал, какая из них отправится на чужбину.

– Отец, я не хочу никуда уезжать, – начала канючить шестая сестра.

– Я тоже, отец! – подхватила пятая и надула губы.

Шехсет смотрела на них с жалостью и одновременно с презрением. Дети. Избалованные, жестокие, неприспособленные к жизни дети.

– Довольно! – рявкнул повелитель. Он постучал пальцами по столу, словно отсчитывал ритм. – Я уже направил письмо повелителю Дома Белого пера. Но все будет проходить по правилам нашего Дома. Все незамужние дочери будут участвовать.

– Ты о испытании Луны? – второй наследник удивленно вскинул брови. – Но зачем нашим сестрам соревноваться друг с другом за чужого повелителя?

– Когда выбирается супруга для повелителя, все невесты проходят испытание Луны, – голос отца звучал властно, но каждое слово было как удар. – Лишь самая достойная имеет права быть подле него.

Повелитель сделал глоток вина, выдержав паузу, а затем холодно продолжил:

– А я же хочу, чтобы рядом с повелителем Дома Белого пера была самая смышленая и сильная из моих дочерей. Враждебный Дом навсегда останется враждебным. Слабачка там быстро погибнет.

Последнее слово повисло в воздухе, лишь звон цикад да далекие звуки города разрубали затянувшееся молчание. А меж тем, отец откинулся на спинку стула, рассматривая реакцию своих дочерей. Он поправил черные короткие волосы и вздернул широкий подбородок, демонстрируя миру свою надменность.

Возможно, он любил своих детей, но эта любовь была жестокой, холодной. Каждый из его наследников должен был быть идеальным и достойным своего истинного имени. Шехсет задумалась, о том, что в этом доме любовь была не чем-то особенным, а тем, что нужно было заслужить. Но сейчас, переродившись, она не собиралась искать любовь. Ее сердце – лишь песочные часы, отмеряющие день до ее кончины.

– Испытание Луны, – медленно произнесла четвертая сестра, словно пробовала на вкус каждое слово. – Зато, наконец, узнаем, кто из вас самая достойная.

– Или кто из нас первая сгинет, – усмехнулась пятая сестра, покосившись на Шехсет.

– А мертвецы тоже участвуют? – ядовито бросила ей первая сестра.

По террасе прошелся тихий смешок и лишь отец оставил этот вопрос без внимания. С одной стороны, он был рад, что его седьмая дочь осталась жива. Но с другой стороны, он видел, как она умерла, чувствовал мертвый холод на ее коже… Все это его пугало. Теперь повелитель смотрел на нее не как прежде, словно боялся, что ее душа уже навсегда утеряна.

Увидев пристальный взгляд отца, девушка и бровью не повела. Она лишь подняла кубок и сделала медленный глоток, а затем выдохнула и ответила:

– Вы правы. Я побывала там, куда даже во сне вы не осмелились бы вступить. И вернулась. Так что молитесь, чтобы врата Дуата не открылись для одной из вас раньше, чем испытание Луны закончится.

Слова упали на стол, как удар клинка о камень. Смех оборвался, будто его перерезали. За спиной тянулись звуки города, цикады трещали в садах, но на террасе стояла вязкая тишина. Никто не смел вдохнуть глубже.

Не замечая бледное лицо отца и страх в глазах сестер, Шехсет продолжила есть, словно ее слова были лишь заурядным тостом на скучном ужине.

ГЛАВА 7. Испытание Луны

Семейный обед закончился лишь когда луна перекатилась к краю неба. Облака светлели, а звезды меркли, будто их свет задули, как горящие свечи.

Слуги покинули террасу, унесли блюда и кубки, а часть светильников потушили. Мягкий сумрак проникал из арочных окон и стелился по зеркальному полу столовой. Пепельные занавеси трепетали, а дым от курильниц беспокойно изгибался от малейшего дуновения ветра.

Шехсет чувствовала себя изможденной. Даже самые сложные поединки в катакомбах под Мероэ не были столь утомительными и не съедали столько сил, как сегодняшняя встреча. Все, о чем она сейчас мечтала, так это завалиться в постель и укутаться одеялом. Но повелитель, явно, не спешил их отпускать.

Когда последний из братьев и сестер покинули столовую, их шаги растворились в тени коридоров, и в зале воцарилась вязкая тишина. В столовой остались лишь повелитель Дома Черной луны, и три его дочери: первая, пятая и седьмая. Он выбрал их не потому, что больше всех любил, а потому что доверял их уму и жестокости.

Он медленно поднялся со стула. Его тяжелый плащ зашуршал по полу, отражаясь от колонн и расписанных стен. Казалось, даже Лунный дворец затаил дыхание, ожидая слов повелителя.

– Остальные ваши сестры, – его голос был низок, а слова стучали в голове у Шехсет словно барабаны. – Не подходят для той ноши, которую я хочу на вас возложить. Им суждено лишь играть в соперничество, но вы должны услышать правду, которую знают немногие.

У Шехсет напряглось все тело. Она посмотрела на отца, чьи глаза сверкали в сумерках, словно сам Анубис смотрел на мир его глазами. Она думала, что отец уже нанес свой главный удар, сообщив о женитьбе с повелителем Дома Белого пера. Но оказалось, испытание Луны, лишь ширма, за которой скрывалось нечто большее. Ставки были слишком высоки.

Шехсет перевела взгляд на своих сестер, сидящих рядом на низком диванчике.

Первую наследницу звали Анесет. Она была всего на два года старше Шехсет, но характер её был куда опаснее. Боги наделили её умом, острым как лезвие. Лицо – резкое, с крупным носом и узкими губами – не было изящным, но в этом резком облике таилась сила, которую невозможно было не заметить. Короткие чёрные волосы, вплетенные с серебряными нитями, делали её похожей на жрицу, а осанка напоминала статую, не знавшую ветра.

Сатия – пятая сестра, напротив, пленяла красотой. Она была на год старше Шехсет и напоминала сияющий отблеск луны на воде: мягкая, гибкая, женственная. Серо-зеленые глаза горели живым огнем, длинные волосы каскадом спадали на плечи, а фигура выделялась хрупкой грацией. Но за её нежностью скрывалась внимательность и хитрость: она умела слушать и видеть то, что другие пропускали.

– Когда-то очень давно, – повелитель опустился в кресло напротив дочерей и закинул ногу на ногу. От него пахло миррой и холодным железом власти. – Боги разделили настоящую Книгу Мертвых на три части, обязав каждый Дом хранить ее. Но недавно… – его глаза вспыхнули холодным светом. – Часть нашей Книги исчезла из святилища. Ее украли. И с тех пор наш Дом преследуют неудачи.

Первая наследница подалась вперед. Тонкая шея напряглась, волосы слегка качнулись.

– Что? – выдохнула Анесет, словно слова жгли ее изнутри. – Значит Книга Мертвых – это не выдумки?

Повелитель медленно покачал головой, скрестив пальцы у груди. Черные кольца ловили последние всполохи лунного света.

– Кто посмел ее украсть? – Анесет нахмурилась, а глаза превратились в тонкие щели.

Повелитель обвел дочерей тяжелым, холодным взглядом. На мгновение, он задумался, а стоило говорить им о своих догадках или оставить в неведении. Затем мужчина наклонился чуть вперед, его плащ зашуршал по полу, словно змеиная чешуя. Запах мирры окутывал его, словно кокон.

– Я подозреваю нового повелителя Дома Белого пера, – его шепот напоминал змеиное шипение. – Он пришел к власти год назад, но уж слишком вовремя он воспылал желанием породниться с нашим домом. Тут что-то не так.

Шехсет почувствовала сухость во рту, словно песок Седьмого круга преследовал ее и в мире живых. Слова отца были вязкими, как горячая смола, и липли к коже. Она помнила день своей смерти слишком хорошо. Помнила она и о части Книги Мертвых в руках незнакомца. Неужели, вором оказался сам повелитель Дома Белого пера. Нет, это не могло быть правдой.

Сатия чуть откинулась назад, ее грудь тяжело поднялась. Она сжала губы и прикусила их, привычка с детства, когда мысли были темнее слов.

– Да, отец, – медленно протянула она. – Поведение этого Дома действительно странно. Но, а что если, это дело рук наших врагов? Или, это был и вовсе Дом Золотой крови. Я слышала тамошний повелитель, последние пару лет, помешался на власти и жестокости.

Дом Золотой крови и правда славился своей жестокостью, жадностью и богатством. Их повелитель был стар, а путь в Дуат для него больше не был чем-то далеким. Но это не мешало ему желать большего, чем он владел. Собственных детей он воспитывал по тем же правилам. Мальчиков заставляли биться друг с другом насмерть.

Повелитель выпрямился, и на груди его блеснул серебряный амулет в виде полумесяца – символа Дома Черной луны.

– Даже если и так, – его слова прозвучали резко, а во взгляде вспыхнуло погасшее пламя. – Испытание Луны лишь ширма. Пока остальные сестры будут играть в традиции и соревноваться за сердце повелителя Дома Белого пера, вы трое должны найти часть Книги Мертвых. И не только наш. Мне нужна часть книги Белого пера.

Шехсет вздрогнула. По позвоночнику прокатилась ледяная дрожь. Она вдруг с досадой подумала, что не одна намеревалась собрать Книгу Мертвых. На эту охоту вместе с ней вышел весь Египет. Ну что же, так будет еще интереснее.

Их окружала тишина: что снаружи, что внутри столовой, словно весь мир замер, вслушиваясь с тайный план повелителя. Лишь тиканье песчаного сердца было громче собственного дыхания.

– Что ты намерен сделать с Книгой? – прошептала Шехсет, чувствуя, как язык наливается свинцом.

Отец впервые за вечер задержал на ней взгляд дольше, чем обычно. Он всматривался в черты ее лица, пытался разобрать, кто перед ним. Возвращение Шехсет в мир живых ему было не по душе. Но голос его остался непреклонен:

– Я намерен собрать все части Книги Мертвых, изгнать мертвецов и объединить Египет под символом Луны, – его голос звучал, как удар.

Он перевел дыхание и коротко добавил, но теперь уже всем дочерям:

– Та, что принесет мне Книгу, получит высшую благодать Египта. Станет не просто дочерью повелителя, а его преемницей.

Тишина после этих слов была оглушающей и почти чувствовалась кожей. Слова повелителя до сих пор висели среди дыма от благовоний, а его обещание звенело в ушах.

Шехсет мельком посмотрела на своих сестер. Анесет сидела неподвижно, но ее глаза полыхали жадностью. Она уже выстраивала план, как стать единственной преемницей. Если того потребуют обстоятельства, девушка готова будет даже на убийство. Сатия облизала пересохшие губы. Хищная улыбка расплылась на ее бледном лице, а пальцы вонзились в подлокотник. Она смотрела лишь на Шехсет, а в этом взгляде читался вызов.

Шехсет было все равно на сестер, на повелителя. Она вернулась в этот мир, чтобы свершить месть, а дворцовые интриги ее не интересовали. Испытание Луны оказалось прекрасным предлогом, чтобы отправиться на поиски Книги Мертвых.

– Вы меня услышали, – повелитель поднялся и медленно зашагал к террасе. – Ступайте. Готовьтесь. Караван отправится в Фивы послезавтра.

Анесет и Сатия резко поднялись с дивана и направились к выходу. Их шаги были легкие, почти бесшумные, но в каждом движении читалась скрытая угроза. Тонкие платья струились по полу, словно воды Нила: спокойные, но таящие опасность. Не зря повелитель выбрал из всех именно их.

Шехсет же осталась сидеть на диване и смотреть на спину повелителя. Тот почувствовал ее взгляд и медленно развернулся. Сквозняк, влетевший в зал, всколыхнул его черные волосы.

– Ты что-то хочешь мне сказать, Шехсет? – голос повелителя был холоден, лишенный даже тени отцовского тепла.

Девушка поднялась и подошла к столу. Взяв кувшин, она налила воды – капля сорвалась с края кубка и упала в тишину, прозвучав громче любого слова.

– Эти мумии, – произнесла она спокойно, в груди все сжалось, но тиканье песочного сердца не останавливалось. – Они не просто мертвецы. Это те, кто после смерти не попал в Дуат. Ты ведь и так это знаешь, отец?

Повелитель задержал на ней взгляд. Его серо-зеленые глаза сверкнули, и Шехсет уловила в их глубинах нечто, похожее на тревогу, но через мгновение его лицо снова стало маской спокойствия.

– Не дерзи, – медленно сказал он, и слова легли на воздух тяжелым камнем. – Эти мертвецы – всего лишь пустые оболочки, тени. Их возникновение – это следствие того, что часть нашей Книги утеряна.

Шехсет сделала глоток воды из кубка, следя за тем, как у отца слегка подрагивали пальцы.

– Значит, я права, – тихо сказала девушка, поднимая глаза. – Мертвецы будут множиться, и дело не в Книге. У них нет проводника, нет карты Дуата, нет имени. Это может значить лишь одно. Писец Душ…

Повелитель вскинул голову и за секунду преодолел расстояние в семь шагов. Он возвышался над Шехсет, как могучая гора возвышается над жалкой тростинкой.

– Как ты смеешь, – процедил он, хватая дочь за запястье. – Ты слишком много знаешь для той, кто полгода провела в безмолвии. Запомни, то, что я сказал тебе и сестрам – это предел. Никому больше. Ни слова. Даже слуги, знающие больше, чем должны, теряют язык.

Он наклонился к самому уху девушки. Запах мирры стал почти удушающим:

– Найди Книгу, Шехсет. Если промедлишь – мы все разделим участь мертвецов. Тебя я скормлю им первой.

Резким движением он отбросил руку дочери и кивком указал на дверь. На сегодня хватит. Хватит с Шехсет семейных посиделок и разговоров. Хватит тайн и интриг.

Не проронив ни слова, она вышла в коридор, утопающий в тусклом свете. Прохлада окутала ее, словно покрывало, но там, где держал ее повелитель, до сих пор пылала кожа.

Служанка, поджидающая свою госпожу в коридоре подлетела к ней.

– Наконец-то, – пробормотала Ри. Ее пухленькое лицо было взволновано. – Я уж думала, с вами что-то случилось.

Шехсет вскинула бровь и удивленно посмотрела на девушку.

– С чего это?

– Обычно, – Ри понизила голос. – Вы больше часа на этих семейных обедах не выдерживаете. Заканчивается трапеза очередным скандалом и яростью повелителя.

Шехсет закатила глаза. Неудивительно, что почти весь вечер отец и сестры не сводили с нее глаз. А их резкие колкости были лишь способом вывести седьмую наследницу из себя.

Усталость накинулась на нее, словно голодный зверь. Глаза слипались, а тяжесть собственного тела казалась невыносимой. Жизнь во дворце оказалась не той, какую Шехсет себе представляла. Она думала, что быть наследницей Луны – это покой, свобода и достаток. Делаешь, что хочешь, ходишь, куда пожелаешь. Но оказалось…каждая минута словно на арене, где ты вынужден сражаться за свое выживание.

– Ша-теп, почему именно она? – еле слышно прошептала девушка.

– Что вы сказали, госпожа? – спросила Ри, беспокойно поглядывая на наследницу.

– Ничего. Идем к нам во дворец. Я ужасно устала.

Служанка кивнула, но внимательно следила за каждым шагом своей госпожи. По непонятным причинам Ри казалось, что с наследницей что-то не то. Обычно, за любой проступок она могла получить до десяти ударов плетью. Но после пробуждения, госпожу словно подменили. В ней чувствовалось спокойствие, а в глазах мерцало безразличие. Словно этот мир утратил для нее краски, а эмоции испарились, словно роса под солнцем.

Когда они вернулись в покои, ложе уже было застелено новой простынью и мягкими подушками, а угли в курильницах догорали. Аромат благовоний опьянял, словно цветочный кумар.

Только сейчас Шехсет поняла, насколько сильно измотана. Ее пальцы подрагивали, а ноги еле держали. Служанки помогли ей раздеться, расплести волосы, а затем девушка плюхнулась в кровать и укуталась в одеяло.

Лампы погасли, одна за другой исчезая во тьме. Когда Ри уже стояла у двери, Шехсет окликнула ее:

– Завтра идем в город. Мне нужно прикупить всякого для путешествия.

Ри обернулась, а ее лицо застыло в тени проема:

– Вы можете послать меня. В какое путешествие мы направляемся, госпожа?

Шехсет открыла глаза. Ее голос прозвучал почти шепотом, но в нем слышалась сталь:

– В Фивы.

Ри вздрогнула, а Шехсет снова закрыла глаза. В тишине тиканье песочного сердца звучало громче обычного.

Тик-так. Тик-так.

Фивы ждали ее – город врагов и тайн, город, где ей предстояло сыграть самую опасную роль в ее жизни.

ГЛАВА 8. Город контрастов

Мероэ напоминал мираж среди пустыни. Белые стены и башни вырастали прямо из золотого песка, а их серебристые крыши впитывали яркие солнечные лучи. Воздух дрожал, смазывал линии, превращая город в зыбкий сон.

Шехсет шла по дороге, и каждый вдох давался с трудом. Пальмовые рощи вдоль улицы тянулись к небу, словно зеленые факелы, а ажурные тени от листвы стелились по горячему песку. Казалось, моргни она дважды, и город исчезнет, растворится, как иллюзия.

Между арками и колоннами прятались сады: цветущие кусты жасмина и граната расплескивали в воздух густой и пьянящий аромат. По улице тянулись торговые ряды, где клубился пряный дым, звенели монеты, а десятки голосов пульсировали в мареве.

В прошлой жизни Шехсет выходила в город лишь по ночам, когда воздух был свеж и не выжигал глаза. Днем же, красота Мероэ давила, а палящее солнце обжигало кожу даже сквозь льняную накидку.

Шехсет остановилась на ступенях и с усилием сделала вдох. Воздух был тяжелым, словно его можно было резать ножом. Пот блестел на лице, а белое платье липло к коже. Когда-то она жаждала так свободно разгуливать по городу, но после всего, что с ней произошло, Мероэ больше не был домом – он стал отражением чего-то чужого, слишком далекого, чтобы его помнить. В груди девушки зияла пустота, которая с каждым прожитым днем становилась все глубже.

– Госпожа Шехсет… – прошептала Ри, бредя сзади. По ее лицу стекали капли пота, а губы пересохли. – Что вы хотите купить на базаре? В такую жару негоже вам выходить наружу.

– Всего лишь нужные вещи для испытания Луны, – усмехнулась она, глядя, как глаза служанки округляются.

Дальше она молчала – каждый глоток воздуха ощущался как раскаленные угли. Над ее головой колыхался легкий полог, растянутый на двух длинных шестах. Слуги шли по бокам, держа легкую серебристую ткань высоко, отчего по Шехсет скользила тень, которая совсем не спасала. Воздух оставался раскаленным, запахи специй жгли ноздри, а гул толпы вызывал головокружение.

Они свернули за угол. Под навесами раскинулся Нильский базар. Рынок кипел, словно огромный котел, в котором бурлила жизнь. Крики торговцев сливались в один гул, вокруг сверкали вазы и лампы из цветного стекла, хрустел на солнце шелк, а по шатрам стекал густой дым от благовоний, жареной еды, пряных углей. Запахи сливались в один плотный клубок и давили на грудь.

Слуги свернули полог, но люди продолжали расступаться перед Шехсет, словно ее дорогое платье, расшитое серебром, украшения с драгоценными камнями отпугивали толпу. Девушка шла вперед, но спиной она чувствовала любопытные, почтительные, завистливые взгляды. Если бы эти юные девицы знали, в каком змеином логове жила Шехсет, завидовали бы они?