Книга Мёртвых

Ша-теп склонил голову и приоткрыл пасть. Из нее вырвался громкий, голодный смех, от которого дрожали камни. Нефри стиснула зубы. В какой-то момент она уже хотела коснуться забвения, раствориться в нем, лишь бы прекратить бесконечное унижение. Девушка устала терпеть заносчивость богов. А ведь Седьмой круг – только начало ее мучений.

– Писец Душ в моем круге, – слова Ша-тепа звучали медленно, словно он пробовал на вкус каждое слово. – Маат должна была сойти с ума, чтобы позволить этому случиться.

Нефри вздохнула, наполняя легкие холодным, гнилым воздухом.

– Она просто смотрела, как меня несправедливо осудили.

Змей двинулся вперед. Он начал наворачивать круги вокруг Нефри, осматривая ее с разных сторон. Он пил ее воспоминания. Он знал все, что с ней произошло вплоть до попадания в его владения.

– Но ты не такая, как другие, – красные глаза Ша-тепа вспыхнули в темноте. – Ты ведь возненавидела их, ведь так? Возненавидела своих богов за то, что они были к тебе слишком жестоки?

Нефри молчала. Слова Змея забвения проникали под кожу, словно скарабеи, подтверждая все то, что она старалась опровергнуть. Да, она возненавидела богов. Всю жизнь им посвятить, отказаться от счастливой жизни, ради чего? Ради того, чтобы умереть как падаль и попасть в лапы жестокого существа?

Ша-теп опустился ниже. Его могучая тень накрыла Нефри, словно гора.

– Может быть… мы можем договориться, – прошипел Ша-теп, и в его голосе закралась жадность, словно человек, предвкушающий пир.

Нефри вздрогнула. Не от страха, а от болезненного интереса. Змей знал ее мысли, видел ее ненависть к богам, чувствовал ту искру, которую таила ее душа. Писец Душ, знающий язык Мертвых и ненавидевший богов – идеальное оружие.

– Слушай внимательно, смертная, – Ша-теп говорил медленно, словно отмерял каждое слово. – Я томлюсь в цепях слишком долго. Когда-то я стоял на помосте вместе с другими богами. Я был равный им, а они – мне. Но все изменилось, когда я захотел вернуться в мир смертных и объединить Египет. Только представь, бесконечные войны и ненависть остались бы в прошлом, а земли объединились под началом истинного бога. Но мои «друзья» сочли это желание, как преступление и судили, как судят смертных. Пантеон запер меня в этой змеинной оболочке и сослал в самый ад – в Седьмой круг, чтобы я расправлялся с самыми худшими преступниками, которые ко мне попадали.

На мгновение Седьмой круг окутала тишина, но не та, что звенела после смерти, а та, которая обволакивала во сне. Нефри смотрела на Ша-тепа, а в голове пульсировало каждое его слово. Он был богом, которого предали, так же, как и ее. Слюна вдруг показалась слишком тяжелой и вязкой.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – с нескрываемым интересом спросила она, глядя в сияющие красные глаза.

– Я хочу вернуть то, что было моим, – скучающим голосом сказал он. – Истинное воплощение и свободу. Но у меня нет ключа. Настоящая Книга Мертвых – это не набор безобидных заклинаний и имен, это артефакт, что режет нити между мирами. С ее помощью можно повелевать как смертью, так и вечностью. Ты видела часть настоящей Книги и владеешь языком богов. Ты – мой ключ. Выпусти меня, и тогда мы вместе сотрем их имена. Осирис, Маат, Тот, Ра – все они станут лишь прахом в воспоминаниях.

Его слова лизали ее слух, сладкие и ядовитые одновременно. Где-то в глубине души что-то отзывалось на слова Ша-тепа. Что-то холодное и жадное. Голос в ней шептал: месть и справедливость.

– Что ты даешь взамен? – выпалила она, ощущая, как песок внутри нее шевелится.

Ша-теп замер, а затем рассмеялся, гулко, рвано. Он подполз так близко, что его чешуя почти коснулась ног Нефри. Их взгляды встретились. Девушка не отводя глаз, буравила Змея, и тот сдался первым:

– Жизнь, – выдохнул он. – Не та, которую у тебя отняли. Эта жизнь уже безвозвратно утеряна. Я верну тебе плоть. Волью тебя в тело недавно умершей. Ты забудешь свое настоящее имя и обретешь новое, но память останется твоей. Твоя душа вернется в мир живых, но сердце… будет иное. Из песка. Оно будет тикать, но слышать ты сможешь только его счёт. И срок. Год. Сто двадцать лунных ночей. Найдешь Книгу Мертвых и выпустишь меня – познаешь вечность. А если нет, – Змей зашипел и вплотную приблизился к Нефри. – Твое сердце рассыпется и ты снова попадешь ко мне. И поверь, мучения, которые я тебе подарю, будут хуже забвения.

Нефри сглотнула накопившуюся слюну. Она вдруг осознала, что вступила на опасную тропу. Где-то под ложечкой начало посасывать, но решимость девушки только росла. Она не станет ползать у колец Ша-тепа и умолять о милости. Она больше не вложит свою судьбу в руки богов и разной древней нечисти. И сделка с Ша-тепом единственный шанс отыграться и вернуть себе то, что отняли не справедливо. Еще один шанс на счастливую жизнь.

Ша-теп расслабился и дал ей увидеть призрачные клыки. Он ликовал. Идеальная игра. Идеальные ставки. Если девчонка справится – он обретет долгожданную свободу, а если нет – знатно повеселится, разрывая ее душу на куски.

– Это задание одновременно простое и невозможное, – довольно прошипел Змей. – Если тебе нужно время подумать…

Не успел Ша-теп договорить, как Нефри его перебила:

– Согласна!

Нефри закрыла глаза. Внутри, где было пусто и темно, вдруг появилось легкое покалывание, и тепло начало разливаться по ее призрачной оболочке. Это было надеждой.

Ша-теп зашипел. Не от злости, а от удовлетворения. Он выпрямился во всю длину, а его тень полность окутала Нефри и склон, на котором они стояли. Его чешуйчатое прозрачное тело пропускало тусклый болезненный свет неба, но глаза… два рубина пылали голодным ожиданием.

Сущность Змея опустилась к ней, его пасть широко раскрылась, из которой вырвалось черное облако не имеющее запаха. Оно было похоже на густой дым от костра, но всей кожей Нефри чувствовала – оно живое. Это было дыхание возрождения.

Кольца Ша-тепа обвили ее тело, осторожно, но девушка ощущала силу могучего создания. Огромная морда Змея прислонилась к ее груди. Песок внутри Нефри загудел по новому, словно что-то расщеплялось и собиралось вновь. Холодный поток прошелся по призрачной оболочке. Нефри почувствовала, как ее вены набухли, заполняя пустоту. Дар Змея забвения входил в нее с дыханием: чужая жизнь заполняла тело, а вместе с ней: память, плоть, тонкий отблеск чьих-то чувств.

Сердце из песка вздрогнуло, послышался равномерный щелкочок. Тик-так. Начался отсчет ее жизни. Ша-теп крепче обвил тело Нефри и унес ее в песчаном вихре. Седьмой круг расплывался перед глазами, однако перед девушкой было другое: ясность чужого взгляда, ощущение чужих рук, чьи-то голоса и крики. Все было как в тумане, даже Ша-теп теперь казался чем-то вроде иллюзии, дурным сном, что исчезнет с пробуждением.

– И помни, – произнес он слишком мягко. Нефри с трудом могла слышать его шипение. – У тебя есть год. Ход времени начат. Если не успеешь… Лучше тебе не знать, что с тобой станет.

Мир вокруг закрутился с большей силой. Нефри больше не различала болезненное небо Седьмого круга, красные глаза Змея и могильный запах. Тьма налегла, и Нефри словно провалилась в узкий ствол, где песок шуршал в ушах.

Сознание возвращалось медленно, но девушка отчетливо слышала в груди щелканье невидимого песчаного механизма. Она прозрела в какой-то комнате, где пахло благовониями и жасмином. Здесь было тепло, солнце ласкало ее кожу, но на губах девушка до сих пор ощущала вкус смерти.

– Госпожа Шехсет, вы очнулись? – послышался чей-то робкий голос.

Нефри открыла глаза. Солнце ослепило ее, а в ушах раздался писк. Она попыталась произнести свое имя, но не смогла: чужой язык совсем не слушался. Новая жизнь начиналась под новым именем.

Нефри умерла.

Шехсет вернулась, чтобы свершить свою месть.

ГЛАВА 5. Наследница Черной луны

Шехсет ощущала в груди странное тепло, будто огонь вновь запылал там, где недавно царила пустота. Кровь гнала жар по венам, согревая холодные пальцы. Она приоткрыла глаза.

Над ней склонилась хрупкая фигура молодой служанки. Узкие пальцы коснулись ее лба, и от прикосновения пахнуло жасмином.– Хвала Ра, – прошептала девушка дрожащим голосом. – Госпожа, вы и правда очнулись.

Шехсет резко села на ложе. Голова закружилась, виски пульсировали, словно туда вбили медные гвозди. Перед глазами поплыли серебряные занавеси, полукруглые окна и колонны, окрашенные в цвета Дома – черный, пепельный и серебряный.

Она лежала на высоком и просторном ложе с балдахином. Серебряные занавески мерцали, будто были сотканы из света самой луны. На стенах – резные изображения серпов, черных лотосов и символа Дома: полумесяц, погруженный в тень. Колонны из пепельного камня уходили к высокому своду, где в серебряных чашах догорали благовония, источая густой аромат мирры и ладана.

Шехсет ощутила, что ее тело кажется иным. Руки были длиннее и слабее, плечи уже, а движения непривычно плавные. Длинные черные волосы струились по фарфоровой коже, ловя отблески солнца. Шехсет подняла ладонь и начала всматриваться в нежную кожу, на которой не было ни одной мозоли от пера или меча. Зато на запястьях красовались серебряные браслеты с символикой правящего Дома.

– Где я? – прохрипела девушка чужим голосом.

Он был более мелодичный, чем у нее и более властный. В каждой ноте читалась власть и скрытая сила. Но Шехсет не обращала внимание на мягкость голоса. Она вновь услышала тиканье своего песчаного сердца. Тик-так.

– Госпожа Шехсет, осторожнее, – служанка помогла ей подняться. – Вы у себя в покоях во дворце повелителя Черной луны.

Она замерла. Это имя ударило по ней сильнее, чем боль в висках. Девушка упрямо пыталась вспомнить свое настоящее имя, но в голове была лишь зияющая пустота.

– Я… Мое имя… – Шехсет схватилась за голову. Вновь пустота. – Я…

В памяти всплыл Ша-теп и все его слова. Казалось, случившееся было лишь дурным сном. В глубине груди вновь раздался сухой шорох песка, напоминающий о сделке, заключенной с чудовищем в Седьмом круге. Сердце тикало – отсчет уже шел.

– Кто я и что со мной произошло? – хрипло выдохнула она.

Служанка вздрогнула и отшатнулась, будто эти слова осквернили стены покоев. Ее пальцы дрожали, когда она выжала полотенце и коснулась горячего лба госпожи.

– Госпожа, вы меня пугаете. Вы Шехсет – седьмая дочь повелителя Черной луны.

Тонкие плечи служанки затряслись, но она продолжила:

– Полгода назад вы упали в бассейн сада и утонули. Лекарь сказал, что вас уже не вернуть. Но перед погребением, вы вдруг вдохнули. Мы перенесли вас в покои и вот уже полгода ждем вашего пробуждения.

Служанка нагнулась почти к самому уху Шехсет:

– Люди шепчутся, что сами боги дали вам вторую жизнь. Но есть и те, кто считают это дурным знаком. Словно вы – предвестник чего-то плохого.

В душе Шехсет рассмеялась. Эта бедная служанка еще не знала, какой ценой она вернулась в мир живых и какую цель преследовала. Девушка подняла глаза на распахнутое окно. Сухой и горячий воздух проникал в комнату, теребя серебристые занавески. Снаружи шуршали пальмы и цветущие кусты жасмина, где-то вдали играла музыка. После смерти Писца Душ мир продолжал жить, вот только для Шехсет потерянные полгода жизни дорого стоили.

Тик-так.

– А что отец? – вдруг спросила она.

Служанка замялась, прикусила губу, но все же прошептала тише обычного:

– Повелитель заходил лишь однажды, в день, когда вы задышали. А после этого – отправлял жрецов и лекарей. Остальные наследницы обходили ваши покои стороной, словно мы все тут прокаженные, но только восьмая наследница почти каждый день заходила к вам, принося черные лотосы.

Шехсет стиснула зубы. Чужая память вспыхнула, словно свет в темноте. У повелителя Дома Черной луны было восемь дочерей и три сына. Все они были от разных жен. Из всех наследниц – Шехсет всегда отличалась дурным нравом: слишком самоуверенная, эгоистичная и жестокая. Неудивительно, что никто, даже собственный отец не приходил проведать ее, балансирующую между загробным миром и миром живых.

Но настоящая Шехсет умерла. Ее тело заняла другая душа. Девушка опустила взгляд на серебряные браслеты с символом Дома – напоминание о новой роли. И теперь ей предстояло сыграть её безупречно, чтобы не вызвать подозрений.

Больше вопросов она не задавала. Голова и так болела, а от подробностей новой жизни боль усилилась.

Увидев состояние своей госпожи, служанка торопливо собрала полотенце и таз, оставляя ее наедине с собственными мыслями. Дверь тихо закрылась, и покои вновь поглотила вязкая тишина.

Шехсет откинулась на мягкие подушки, глядя как серебряные занавеси колыхались от жаркого ветра. Голова гудела, тело казалось чужим, словно каждая мышца, каждая мысль ей не принадлежали. Она пыталась уснуть, но тиканье в груди было слишком отчетливым. Слишком пугающим.

Так девушка и провалялась в кровати весь день, принимая новую себя и погружаясь в воспоминания настоящей Шехсет. Иногда чужая память пересекалась с её собственной, спорила с ней, и это резало мозг, как острое лезвие. Но именно так она смогла много узнать о семье покойной, о ее взаимоотношениях с родственниками, о правилах Дома Черной луны. Шехсет благодарила Змея забвения, что сохранил и передал ей эти ценные сведения. Без них, она точно бы влипла в неприятности.

Сумерки опускались на город не спеша. Яркое палящее солнце вспыхнуло на горизонте, а затем уступило небо серебряной луне и мерцающим звездам. Бассейны в саду напоминали жидкое зеркало, а черные лотосы на их поверхности раскрыли свои бутоны, внутри которых тускнело фиолетовое свечение. Эти цветы всегда были символом возрождения. Сейчас же они казались ей насмешкой.

Свет луны и звезд проникал в огромные арочные окна. Он стекал по пепельно-серым стенам, отделанным песчаником, по колоннам, по мебели. Серебряные чаши с благовониями источали мерцающий дым, обволакивая пространство густым ароматом.

Шехсет щелкнула пальцами и с них сорвалась магия, от которой лампы на стенах вспыхнули белым светом. Это был дар Дому Черной луны от их покровителя – Анубиса. Магия отзывалась легко, почти игриво – слишком чисто для рук, которые когда-то привыкли держать перо и клинок. Шехсет еще раз посмотрела на свои ладони, а затем спешно сжала руки в кулаки.

«Я сотру ваши имена этими руками», – подумала она, вспоминая надменные лица богов в Дуате.

В этот момент, дверь тихо приоткрылась. В покои вернулась все та же служанка – тихая и робкая, словно тень. В руках она держала кувшин с водой и стопку чистой одежды. Служанка поклонилась так низко, что вода из кувшина чуть ли не расплескалась на пол.

– Госпожа, – произнесла она, стараясь скрыть дрожь в голосе. Неудивительно, если вспомнить, как Шехсет относилась к слугам. – Повелитель велел всем наследникам собраться в Лунном дворце. Сегодня семейный обед по случаю вашего пробуждения.

Шехсет вскинула бровь и посмотрела на служанку. Слова прозвучали для нее почти как приговор. Едва она успела свыкнуться с новым телом и новыми ощущениями, как «любимому» папочке приспичило созвать всех своих детей. Шехсет не знала, сможет ли сегодня сыграть роль седьмой жестокой наследницы перед многочисленными братьями и сестрами.

– Семейный обед, – она повторила эти слова, словно пробуя на вкус. – А можно я не пойду?

Служанка вздохнула и поставила кувшин на небольшой столик с зеркалом.

– Там все будут. Ваше отсутствие заметят.

Шехсет взглянула в окно, где черные лотосы светились в бассейнах, словно звезды на воде. Это только начало ее новой жизни. Пути назад просто не было.

– Тогда готовь меня, – сказала она мягко, но в глубине скользило стальное напряжение. – И постарайся на славу. Я должна сегодня блистать.

Служанка торопливо кивнула, положила ткани на ложе и исчезла в прилегающей комнате, где скрывалась купальня. Из другой двери скользнули три фигуры – молчаливые, как тени. В руках они несли по два медных ведра. Когда кипящая вода хлынула в каменный бассейн, зал наполнило глухое шипение, а белый пар поднялся к своду, медленно превращая пространство в призрачную дымку.

Запах жасмина смешался с миррой и сыростью камня. Тени колыхались на стенах, и казалось, будто черные полумесяцы и серебряные звезды, вырезанные в мозаике пола, ожили и зашевелились.

Шехсет сжала пальцы – сердце тикало, а новая плоть ощущалась неловкой, будто не до конца ей принадлежала.

Горячая и ароматная вода – была одним из лучших, что случалось с Шехсет после ее смерти. Девушка вышла из купальни, укутавшись в тонкую ткань. Капли воды блестели на коже, а длинные черные волосы прядями струились по спине, оставляя на ткани мокрые следы.

Служанки тут же подбежали к своей госпоже и усадили ее на резное кресло напротив большого медного зеркала. На столе уже разложены украшения, ткани, баночки с маслами и пудрами. Одна расчесывала волосы гребнем из слоновой кости, другая закрепляла на голове черную вуаль, расшитую серебряными нитями и звёздами. Третья осторожно подвела глаза черным каялом и припудрила лицо.

В отражении девушка впервые увидела чужое лицо. Шехсет была ее ровесницей, лет восемнадцати. Седьмая наследница выглядела не как смертная женщина, а как дочь самого Анубиса – прекрасная и опасная, сияющая в лунном серебре и тени. Длинные черные волосы с пепельным отливом ниспадали на спину, а челка слегка закрывала ее брови. Фарфоровая кожа мерцала, а на лице и скулах рассыпались белые веснушки, словно пыль луны.

Но глаза Шехсет… Были чем-то неземным, словно сам Анубис смотрел через них за миром смертных. Серо-зеленые глаза горели холодным светом. Девушка смотрела на свое отражение и не могла отвести взгляд: в зеркале больше не было той, кем она раньше была и той, кем ее считали в Доме Черной луны.

– Ваши глаза после пробуждения сияют сильнее, чем прежде, – сказала служанка, втирая масляные духи в кожу госпожи.

Она закусила губу и посмотрела на Шехсет сквозь отражение.

– Повелитель редко собирает всех детей за одним столом, – голос ее стал тише. – Думаю, это неспроста.

Вторая служанка открыла шкатулку с драгоценностями и поднесла госпоже. Шехсет уставилась на обилие драгоценных камней, что сияли в лунном свете. Она протянула руку и взяла первое попавшееся украшение. Тяжесть ожерелья из серебра и лунного камня напоминали тугую веревку на шее.

– Отец что-то задумал, – сказала наследница, беря из шкатулки серебряные браслеты с гравировкой лун во все ее фазах. – И это «что-то», явно мне не понравится.

Служанка надела госпоже серьги в форме анха и робко произнесла:

– Последние полгода не только в Мероэ, но и за пределами города творится какая-то чертовщина.

Шехсет повернула голову в сторону служанки. Драгоценности звенели от каждого ее движения.

– Я лично не видела… но кое-что слышала. Живые мертвецы. Они восстают из своих могил и бродят по нашим землям.

Серебряное ожерелье сдавило горло. От слов служанки, по спине Шехсет прошла холодная волна страха. Это могло значить лишь одно: некому сопровождать души умерших до Дуата. У этих бедняг не было ни карты, ни пути, ни имени. Девушку ждало бы точно такой же конец, не будь она такой упрямой. Ее душа скиталась бы по землям Дома и убивала живых.

От этих мыслей ее передернуло.

– Не бойтесь, госпожа Шехсет, – служанка увидела ее округленные глаза и поспешила успокоить. – Это лишь слухи. Во дворце безопасно.

– А что говорит Храм Черной луны? – холодно спросила Шехсет, не вызывая подозрений. – Неупокоенные души – это их ответственность.

Служанка замерла, держа в руках платье. Лицо ее побледнело:

– Чуть больше полугода назад в Храме кое-что случилось. Я не могу об этом говорить. Простите, госпожа.

Шехсет больше не расспрашивала. Служанки натянули на ее тело черное платье из тончайшего льна, шитое серебряной нитью. Ткань струилась по коже, словно сама ночь окутывала девушку в свою тень. На плечи легла прозрачная вуаль, что стекала по рукам и платью, словно дым.

Одна из служанок восторженно прошептала:

– Госпожа, вы прекрасна, как сама луна.

Шехсет посмотрела в зеркало. На нее смотрела дочь повелителя, которая уже давно была мертва. Настоящая наследница покинула этот мир, а ее тело заняла та, чье сердце превратилось в песочные часы, отсчитывая время до чего-то неизбежного.

Она отвернулась от зеркала. Пусть остальные видят в ней избалованную седьмую наследницу. На самом деле Шехсет вернулась из ада не ради роскоши, а ради поиска Книги Мертвых – и мести. Нужно найти Книгу Мертвых раньше, чем ее сердце превратится в прах. Тиканье в груди напоминало о том, насколько скоротечно отведенная ею жизнь.

С завтрашнего дня она займется охотой. Но сегодня ее ждало одно из самых сложных испытаний: семейная трапеза с повелителем и наследниками, которые ненавидели друг друга.

Либо она вытерпит, либо перережет им глотки.

Пока Шехсет шла по садам до Лунного дворца, она пыталась вспомнить свое настоящее имя, но все время натыкалась на пустоту в своем сердце.

ГЛАВА 6. Семейный обед

Дворец Дома Черной луны был просто огромен. У каждого члена семьи были отдельные покои, личные сады с бассейнами и толпы слуг. Но все это меркло рядом с Лунным дворцом самого повелителя.

Его стены, сложенные из пепельного песчаника, мерцали в лунном свете. Башни украшали серебряные полумесяцы, а из высоких арочных окон струился белый свет.

Шехсет в сопровождении служанки Ри шла по внутреннему саду Лунного дворца. Поверхность бассейнов напоминала жидкую ртуть, в которой отражалось небо и звезды. На воде плавали черные лотосы. Их фиолетовое свечение притягивало насекомых и отпугивало тьму. Вдоль тропы росли кусты с ночными лилиями, которые распускались лишь с восходом луны.

Шехсет шла медленно, впитывая каждый звук и запах: флейта звучала где-то далеко, шаги слуг тонули в траве, в воздухе смешивались ароматы цветов, сырости и песка.

Внутренние залы дворца поражали роскошью: мозаики из обсидиана и перламутра переливались, как ночное небо, колонны из черного стекла поднимались к своду, теряясь в дымке благовоний. Здесь не было привычной жизни – только холодное величие и напряженное ожидание.

Но девушка не всматривалась в богатое убранство дворца. В голове крутился целый водоворот мыслей. Как ей вести себя за столом? Что отвечать своими сестрам? Как смотреть в глаза повелителю, зная, что его настоящая дочь мертва?

– Пришли, – прошептала Ри, останавливаясь у резных врат.

Рядом с дверями стояли стражи повелителя. Острие их копий ловило отблеск ламп, а легкие доспехи будто втянули в себя саму ночь. Стоило Шехсет приблизиться к вратам, как стражи распахнули двери, пропуская ее внутрь.

Главный зал, где трапезничал сам повелитель, был просторным и непривычно пустым. За длинным стеклянным столом в центре никого не было. Резные стулья с подлокотниками в виде серпа были аккуратно задвинуты, словно терпеливо ждали своих гостей. Над столом висел светильник в виде полумесяцев, отбрасывая на стены серебристый свет. Пол сиял, как зеркало, а мозаика на стенах переливалась разными цветами.

Шехсет думала, что ошиблась местом проведения обеда, но сделав шаг вглубь зала, она услышала голоса, лившиеся из террасы. Двери туда были распахнуты, а легкие серые занавеси трепетали под ночным ветром, словно тени душ, о которых говорила Ри.

Каждый шаг в сторону террасы отдавался глухими, пустыми ударами в груди. Голоса становились все громче, но слова, что произносили братья и сестры напоминали клинки, втыкающиеся в плоть.

Лунный свет стекал по стенам и мозаике, и Шехсет вдруг послышался смех Ша-тепа, а красные глаза вспыхнули где-то в небе.

– Я помню, что должна сделать, – прошептала она, и смех исчез также неожиданно, как и появился.

Она сжала кулаки и вышла на террасу. Голоса стихли. Все наследники повернулись к ней.

За длинным серебристым столом сидели сыновья и дочери повелителя Дома Черной луны. Всего их было одиннадцать: три сына и восемь дочерей. Каждый из них сиял красотой, словно ожившие статуи богов. Но их объединяло не это. У всех были глаза – серо-зеленые, с холодным мерцанием, словно в них глядел сам Анубис. Этот взгляд нельзя было спутать: тяжелый, безжалостный, приговоренный к вечности.

Все наследники смотрели на нее внимательным, изучающим взглядом, словно стая хищников, собиравшихся накинуться на добычу. Шехсет выдержала тяжелые взгляды. Подняв подбородок, она зашагала вдоль стола к своему месту, где по правилам дворца, должна была сидеть. Каждый шаг был как по вязкой тине, каждый стук сердце отзывался в ушах.

Тик-так.

– А вот и наша седьмая сестра, – первой нарушила молчание старшая дочь. Ее голос был подобен шелку, но в каждом слове слышались острые шипы. – Ты спала так долго, отчего я уже выбрала канопу для твоего сердца.

За столом прошла волна насмешек, но лица наследников не улыбались. Некоторые смотрели на Шехсет с презрением, некоторые – потупив взгляд уставились на город, что утопал в огнях, и лишь младшая, восьмая сестра, лучезарно ей улыбнулась.