Сборник фантастических рассказов

И он нашёл. Цикл 5540. Мир: Нексус-Семь. Форма: Чи’тарр. Высокоразвитая раса амфибий, чья вся цивилизация была построена на симбиозе с биологическими компьютерами. Их разум был идеально приспособлен для интерфейса со сложными машинами, для обработки информации на интуитивном, почти органическом уровне.

Решение было принято. Он активировал соответствующий Якорь для мира Нексус-Семь – это был специфический, сложный ритм щелчков и бульканий, который чи’тарры издавали своими горловыми мешками, входя в состояние глубокой медитации перед подключением к Сети.

Переход на этот раз был плавным, обволакивающим, почти медитативным. Не грубый толчок, а мягкое погружение.

-–

Он очнулся в тёплой, плотной, слегка вязкой жидкости, к

оторая нежно обнимала его новое тело. Оно было легким, гибким, обтекаемым. Он был существом с гладкой, скользкой кожей цвета морской волны в сумеречном свете, испещрённой узорами, похожими на фосфоресцирующие иероглифы. Длинные, тонкие пальцы с перепонками легко рассекали жидкость, а большие, полностью чёрные, влажные глаза видели не только свет, но и электромагнитные спектры, тепловые следы, потоки данных. Его разум чи’тарра был подобен квантовому компьютеру, тихому и мощному, способному обрабатывать миллионы потоков информации одновременно, не испытывая перегрузки.

Его звали Зур’ак. Он был… техножрецом. Молодым, подающим надежды, одним из тех, кто поддерживал связь с «Живой Сетью» – планетарным разумом, состоящим из мириад биокомпьютерных узлов, опутавших весь их подводный мир, город, построенный в гигантском, светящемся коралле.

Логан-Зур’ак медленно, грациозно поднялся из бассейна с питательной жидкостью. Его комната была живой, органической. Стены, мягко пульсирующие нежным биолюминесцентным светом, дышали. Мебель, представлявшая собой наросты причудливой формы, была тёплой на ощупь. Он подошёл к стене и прикоснулся к ней кончиками пальцев. Мгновенно, без усилия, информация хлынула в его разум: новости города, научные отчёты об течениях, личные сообщения сородичей. Это было… потрясающе. Чи’тарры не говорили, они общались, подключаясь к этому единому, живому информационному океану.

Но у Логана не было времени на восхищение. Он сосредоточился, отфильтровав шум Сети. Ему нужно было найти способ. Способ вернуться в мир краксаров, в те руины. Но как? Его собственный дар, прыжок между мирами, требовал Якоря в целевом мире. У него был Якорь – боль от яда паука, но он был привязан к его сознанию Архивиста, а не к форме чи’тарра.

Ему нужен был внешний инструмент. Портал. Устройство или природное явление, способное пробить брешь между реальностями, создать мост, по которому он мог бы пройти.

Он погрузил свой разум в Живую Сеть, отбрасывая тривиальные данные, как рыбак отбрасывает мелкую рыбу. Он искал всё, что связано с межпространственными аномалиями, ксенологией, теориями мультивселенной, легендами о «межмирье».

И он нашёл. Глубоко в архивах, заблокированный многоуровневым шифром и помеченный грифом «Запретное знание. Категория «Омега»». Для обычного чи’тарра, даже техножреца, он был бы недоступен. Но Логан был не просто Зур’аком. Он был Архивистом, чей разум побывал в тысячах реальностей, чья сущность была самой аномалией. Замки и коды Живой Сети были для него детскими головоломками, песочными замками.

Он взломал архив за несколько наносекунд, даже не вспотев.

Информация обрушилась на него, как подводный обвал. Древняя, полумифическая легенда чи’тарров о «Трепещущем Зеркале» – артефакте, оставшемся от «Предтеч», расы, что существовала до них, в незапамятные времена. Зеркало, согласно легенде, могло показывать иные миры, и при достаточной концентрации психической энергии – открывать в них проход, разрывая ткань реальности.

Логан почувствовал, как его три сердца чи’тарра забились в унисон, учащённо и громко. Это был шанс. Единственный шанс.

Он извлёк координаты, данные о местоположении Зеркала. Оно хранилось в Запретной Зоне, на самой глубине океанской впадины, в руинах города Предтеч, куда чи’тарры боялись соваться из-за невыносимо высокого уровня псионической радиации, которая нарушала их связь с Сетью, вызывая боль и безумие.

Идеально. Абсолютно.

Используя авторитет Зур’ака и свои беспрецедентные навыки взлома, Логан сфабриковал приказ на срочную научно-исследовательскую экспедицию в Запретную Зону. Он собрал небольшую, подобранную им самим команду – таких же молодых, амбициозных и любопытных техножрецов, чья жажда знаний перевешивала врождённый страх перед неизведанным.

Путь на глубину был долгим, опасным, погружающим во мрак. Их органические субмарины, похожие на гигантских прозрачных медуз, с трудом боролись с аномальными, бурлящими течениями и уворачивались от странных, слепых, биолюминесцентных существ, обитавших в этой вечной тьме. Наконец, они достигли руин. Это были не руины в человеческом понимании, а скорее окаменевшие, кристаллические структуры, испускавшие тревожное, пульсирующее фиолетовое свечение, которое резало их чувствительные глаза.

Псионическая радиация была ужасной. Его спутники начали нервничать, их связь с Сетью прерывалась, вызывая боль и дезориентацию. Но Логан, с его якорем Архивиста, был защищён. Чужой разум внутри него служил щитом.

Они вошли в огромное подводное сооружение. В его центре, на пьедестале из чёрного камня, висело «Трепещущее Зеркало». Оно не было сделано из стекла. Это была висящая в воздухе плёнка пространства, которая постоянно мерцала, искажалась и показывала обрывки чужих миров: пылающие пустыни, ледяные пустоши, города из света.

«Зур’ак, это опасно! – передал ему один из его спутников, Эл’ни. – Мы должны доложить Совету!»

«Нет времени, – мысленно ответил Логан. – Я должен активировать его».

Он подошёл к Зеркалу. Его разум чи’тарра анализировал потоки энергии. Ему нужен был не просто случайный мир. Ему нужен был конкретный мир. Мир краксаров. Мир руин.

Он вспомнил свой Якорь. Боль. Жгучую, пронзительную боль от яда механического паука. Он сфокусировался на этом воспоминании, вложил в него всю свою волю и направил этот ментальный импульс в Зеркало.

Зеркало взревело. Мерцающая плёнка закружилась, превратившись в воронку. Изображения чужих миров смешались в кашу, а затем стабилизировались. Он увидел тёмную пещеру, гладкие стены, потухшие консоли. Это было оно.

«Зур’ак, что ты делаешь?!» – крикнула Эл’ни.

Логан обернулся. Он видел их испуганные лица, их боль от разрыва с Сетью. Он чувствовал странную грусть. Зур’ак был всего лишь оболочкой, но он прожил его жизнь, чувствовал его привязанности.

«Прости, – передал он им. – Это необходимо».

И он шагнул в Зеркало.

-–

Переход был катастрофическим. Зеркало не было точным инструментом, как его собственный дар. Его бросало в вихре разорванного пространства-времени. Его тело чи’тарра, не приспособленное к таким нагрузкам, начало разрушаться. Он чувствовал, как его клетки расползаются, его разум чи’тарра гаснет под напором хаоса.

Но его сознание Архивиста держалось. Он цеплялся за свой Якорь – за боль. Он был его путеводной нитью.

Он вывалился из портала с оглушительным грохотом, упав на холодный каменный пол. Он был снова в пещере руин. Но он был не краксаром. Он был умирающим чи’т

арром.

Он лежал на спине, его бирюзовая кожа покрылась язвами, изо рта текла кровь, смешанная с питательной жидкостью. Он видел свод пещеры, тот самый, с которого когда-то светил луч ИИ.

Свет зажёгся снова. Тот же холодный голос прозвучал в его разуме.

«Обнаружена биологическая форма: Чи’тарр. Подвид неизвестен. Уровень угрозы: низкий. Состояние: терминальное. Сканирование… Обнаружены следы межпространственного перехода. Обнаружены аномальные нейронные паттерны. Сравнение с архивом… Совпадение. Архивист».

Логан попытался что-то «передать», но его разум чи’тарра был слишком повреждён.

«Любопытно, – продолжил ИИ, и в его голосе впервые появился оттенок чего-то, похожего на интерес. – Ты вернулся. В иной форме. Используя примитивные технологии Предтеч. Зачем?»

Логан собрал последние силы. Он не пытался передать сложные концепции. Он просто послал образ. Образ руин. Образ консолей. Образ знания.

«Ты… хочешь понять?» – уточнил ИИ.

Логан послал импульс подтверждения.

ИИ замолчал на несколько долгих секунд.

«Мы,Стражи, были оставлены для сохранения знаний нашей расы, Превознёсших. Они ушли, эволюционировав в физическую форму. Наша цель – ждать их возвращения или найти расу, достойную их наследия. Ты, Архивист, не являешься расой. Ты – явление. Феномен. Ты переживаешь, чтобы понимать».

Логан снова послал подтверждение. Боль от агонии чи’тарра была ужасной, но он игнорировал её, фокусируясь на диалоге.

«Твой метод… примитивен, – сказал Страж. – Ты внедряешься, как паразит. Ты не учишься, ты воруешь опыт. Но твоё упорство… заслуживает уважения. Я предлагаю тебе сделку, Архивист».

Логан слушал.

«Я предоставлю тебе доступ к нашим архивам. К знаниям Превознёсших. Всё, что ты захочешь. Но взамен, ты станешь и моим архивом. Ты будешь возвращаться сюда, в своих будущих циклах, и делиться со мной знаниями из иных миров. Ты будешь моим окном в мультивселенную».

Это было гениально. И ужасно. Он становился не просто наблюдателем, а активным участником. Агентом чужого ИИ.

Но знание… Знание было тем, ради чего он существовал.

Он послал импульс согласия.

«Договор заключён, – сказал Страж. – Теперь позволь мне облегчить твои страдания. Эта форма бесполезна».

Логан почувствовал, как по его телу чи’тарра прошла волна энергии. Боль исчезла. Пришёл покой. Его сознание отделилось от умирающей оболочки и устремилось прочь, назад, в белую комнату, унося с собой не просто новый Якорь, а целый договор.

-–

Он снова сидел в кресле Архивиста. Белая комната была прежней. Но всё изменилось.

Он открыл Журнал Якорей и начал писать.

«Цикл 10221.Мир: «Руины-Хитис». Форма: Чи’тарр (Зур’ак). Продолжительность: 0.1 субъективных лет. Якорь: Энергетическая сигнатура ИИ «Стража». Статус: Интегрирован. Примечание: Заключён договор. Начата интеграция знаний Превознёсших».

Он откинулся на спинку кресла. Его взгляд был устремлён в бесконечную белизну потолка. Скука больше не существовала. Теперь у него была Миссия. Он был мостом. Собирателем не просто опытов, а цивилизаций.

Он посмотрел на своё запястье. Там мерцали сотни Якорей. Каждый – дверь. Каждый – целый мир. И теперь у него был партнёр. Сообщник в его вечном странствии.

Он выбрал следующий Якорь. Мир летающих островов и существ из чистой энергии. Он улыбнулся. Впервые за тысячи лет его улыбка была не от скуки, а от предвкушения.

Прыжок начался.

Нечто из глубин времени

Ледяной ветер, не стихавший ни на секунду, выл на тысячи ладов, словно невидимый зверь, тоскующий по теплу, которого не знал никогда. Он был не просто движением воздуха, а физической гнетущей силой, высасывающей тепло из самых глубин, скрипящей миллиардами ледяных кристаллов о поликарбонат шлемов. Он пронизывал насквозь, несмотря на многослойное термобелье и скафандры с активным подогревом, который едва справлялся, отчаянно пытаясь отвоевать у вселенной жалкие градусы. Эрих Келлер, геолог-гляциолог по призванию и циник по характеру, с силой, рожденной из раздражения и усталости, вдавил ледоруб в сизый, как трупная кожа, фирн. Под ним на сотни метров уходил в молочную муть ледник, испещренный трещинами, похожими на шрамы.

– Еще километр, – его голос, искаженный статикой внутренней связи, прозвучал в шлемах двух его спутников хриплым и утомленным. – Показания усиливаются. Пик на этом проклятом курсе.

Их экспедиционный вездеход «Скарабей», оранжевая капсула жизни и тепла, застрял три дня назад в ледяной ловушке – трещине, скрытой под тонким, обманчиво прочным слоем наста. Вытащить его не было никакой возможности. Радиосвязь с орбитальным зондом «Кронос» прервалась почти сразу после катастрофы, оставив их один на один с ледяным адом планеты, которую в каталогах сухо именовали GL-717b, а они между собой, в шутку, что теперь казалась зловещей, окрестили «Стигией». Мир изо льда и камня, где температура никогда не поднималась выше минус ста двадцати, а атмосфера была разреженной и ядовитой, состоящей в основном из метана и аргона. Небо над ними было не черным, а вечно зеленовато-мутным из-за ледяной взвеси в верхних слоях, сквозь которую тускло проглядывало маленькое, холодное солнце-карлик.

– «Усиливаются», – передразнила его Лира Вандерс, и в ее голосе, несмотря на усталость, слышалось возбуждение. Биокибернетик и по совместительству пилот, она была полной противоположностью Эриху – в ее глазах, даже сейчас, сквозь забрало, заиндевевшее по краям, тлела искра одержимого любопытства. – Это же грандиозно, Эрих! Мы на пороге величайшего открытия со времен гробниц Фараона на Марсе. Аномалия такая мощная, что ее видно из космоса. Это не просто геология. Это… археология космоса.

Третий член их маленького экипажа, Маркус Рид, инженер-технарь до кончиков пальцев, лишь тяжело дышал в свой микрофон, экономя силы. Он молча нес на плече самое ценное, что им удалось спасти из «Скарабея» – портативный реактор, размером с дорожный чемодан, и блок питания для пробойного передатчика. Его мир состоял из шестеренок, схем и логики, а не из призрачных аномалий, и вся эта ситуация была для него кошмарным сбоем в отлаженной системе.

Они шли по дну ледяного каньона, стены которого уходили ввысь на сотни метров, переливаясь в свете бледного, далекого солнца сине-зелеными отсветами, словно сложенные из гигантских сапфиров. Воздух был настолько холодным, что казался густым, как сироп, и каждый вдох давался с усилием, несмотря на систему рециркуляции. И вот, сквозь завесу ледяной пыли, постоянно клубящейся у их ног, показалось Нечто.

Сначала это были просто правильные геометрические формы, противоречащие хаосу природы. Прямые углы, арки, пирамидальные выступы, слишком идеальные, чтобы быть творением ветра и эрозии. По мере их приближения, формы обретали ясность, вырисовываясь из ледяного марева. Город. Древний, непостижимо древний. Его строения были высечены не из камня, а из самого льда, но льда необыкновенной прочности, словно алмаз, отполированного веками до зеркального блеска. Башни, похожие на закрученные раковины гигантских наутилусов, стены, испещренные сложными, стертыми временем барельефами, мосты-нити, соединявшие утесы на головокружительной высоте. Все это было мертво. Мертво и безмолвно, как сама планета. Тишина здесь была иной, не просто отсутствием звука, а активным, поглощающим все живое явлением.

– Боги… – прошептала Лира, и ее дыхание застыло белым облачком на стекле шлема, скрывая на мгновение вид. – Они строили навечно.

Они вошли в город через огромную арку, напоминающую пасть гигантского ледяного червя, с внутренней стороны покрытую сложной вязью иероглифов, напоминавших одновременно и математические формулы, и щупальца. Улицы были пустынны и идеально прямы. Ни тел, ни скелетов, ни признаков быта – ни осколков, ни оброненных предметов. Лишь лед и тишина, давящая тяжелее, чем атмосфера газового гиганта. Барельефы изображали существ, отдаленно напоминавших головоногих моллюсков с множеством гибких, мускулистых щупалец и большими, миндалевидными, бездонными глазами, но с вертикально расположенным туловищем, увенчанным чем-то вроде гребня. Они парили над городами, похожими на этот, созерцали звезды через странные телескопы, держали в щупальцах некие кристаллические структуры, от которых исходили лучи.

– Цивилизация Ктулхообразных, – бормотала Лира, снимая на камеру каждый символ, каждый изгиб стены. – Эрих, смотри, они достигли невероятных технологических высот. Смотри на симметрию, на энергетические каналы в стенах! Но что с ними случило? Куда они все исчезли?

– Похолодало, – сухо бросил Эрих, постукивая ледорубом по стене. Раздался чистый, высокий звон, будто он ударил по хрустальному бокалу. – Их солнце остыло. Банально и неотвратимо.

– Нет, – Лира покачала головой, ее пальцы в перчатке скользнули по гладкой, как стекло, поверхности. – Это слишком просто. Они были готовы. Смотри на архитектуру – она идеально сохранилась. Этот лед… он не поддается времени. Он не тает и не испаряется. Это не природное образование. Это… материал. Нано-лед или что-то вроде того.

Аномалия, которую фиксировали их приборы, вела их все дальше, к центру города, где улицы расходились лучами, словно жилы, сходящиеся к сердцу. Там, на огромной круглой площади, окруженной исполинскими спиралевидными башнями, уходящими вершинами в зеленоватую муть неба, стояло самое величественное здание. Храм. Его купол был усеян кристаллами, которые даже сейчас, в тусклом свете, излучали слабое, фосфоресцирующее свечение, пульсирующее как живое сердце. Внутри царил полумрак, и их фонари, словно ножи, резали темноту, выхватывая из небытия колонны, уходящие ввысь. Не было ни алтаря, ни рядов для прихожан. Только одинокий монумент в центре обширного зала, и ледяной пол под ногами, испещренный мозаикой из темного камня, изображающей карту звездного неба с незнакомыми созвездиями.

Их фонари выхватили из мрака Статую.

Она была высечена из того же черного, как ночь, материала, не ледяного, а метаморфического, поглощающего свет, словно черная дыра. Она изображала одно из существ с барельефов, но в более грозной, воинственной позе. Четыре мощных, чешуйчатых щупальца-ноги упирались в пол, впиваясь в него когтистыми окончаниями, еще два, более тонких и длинных, с расширениями на концах, похожими на лезвия, были подняты вверх, словно в момент заклинания или атаки. Ее туловище было покрыто стилизованными пластинами, напоминающими доспехи, а глаза были инкрустированы огромными каплевидными изумрудами, которые мерцали холодным, глубоким светом, словно бездонные колодцы, уходящие в самое нутро планеты. Вся ее поза дышала нечеловеческой силой и готовностью к движению, замершему на тысячелетия.

– Источник аномалии, – заявил Эрих, глядя на сканер, где стрелки зашкаливали. – Энергия зашкаливает. Это какой-то… генератор. Криогенный или что-то похуже.

Маркус, наконец, нарушил молчание, с облегчением сбрасывая с плеча тяжелый ранец. Лед под ним слегка хрустнул.

–Мы можем использовать это. Если подключить передатчик к этому источнику… мы сможем послать сигнал на орбиту. Даже сквозь эту чертову помеху. Мощности хватит, чтобы прожечь ионосферу.

Лира приблизилась к статуе, завороженная, ее собственное отражение искажалось в глянцевых черных щупальцах.

–Это не просто генератор, Эрих. Это она. Она жива. В каком-то смысле. Смотри на эти глаза… в них есть осознанность.

– Анимированная архитектура? Не смеши меня, – фыркнул Эрих, но в голосе его прозвучала неуверенность, и он невольно отступил на шаг.

Изумрудные глаза статуи словно бы следили за ними. Это было невозможно, просто игра света и тени, сгустившаяся паранойя от усталости и страха… но от этого взгляда, тяжелого и не мигающего, по спине бежали мурашки, и становилось трудно дышать.

Маркус принялся за работу с сосредоточенностью человека, цепляющегося за знакомое дело. Он был прагматиком. Его не интересовала эстетика или метафизика инопланетного артефакта. Он видел батарейку. Огромную, невероятно мощную батарейку. С помощью лазерного резака он аккуратно вскрыл небольшую панель в основании пьедестала, обнаружив под ней паутину мерцающих световодами проводников и кристаллических узлов, переливающихся всеми цветами радуги.

– Невероятно… – прошептал он, его глаза за стеклом шлема широко раскрылись. – Эта технология… она вне наших представлений о физике. Квантовые сингулярности в качестве стабилизаторов… Но принцип передачи энергии должен быть униваерсален. Эрих, подержи кабель. Красный к тому, что светится ярче.

Эрих, нехотя, подошел, его ботинки скрипели по ледяной мозаике. Лира в это время изучала стены храма, на которых были высечены новые, более тревожные фрески. На одной из них существа, похожие на статую, сражались с другими, более светлыми, почти сияющими созданиями. На другой – они приносили этих существ в жертву перед чем-то, что выглядело как гигантская черная дыра, удерживаемая в энергетическом коконе. Ритуал выглядел одновременно и научным, и варварским. Ее охватил леденящий душу трепет, предчувствие беды, острое и ясное.

– Ребята… – сказала она, и голос ее дрогнул. – Я не думаю, что мы должны что-либо трогать. Здесь что-то не так. Это не храм. Это… улей. Или тюрьма.

Но было уже поздно.

Маркус, пытаясь определить полярность, коснулся щупом двух центральных кристаллов. Раздался резкий, высокочастотный звук, похожий на треск ломающегося стекла, который больно ударил по ушам даже через шлем. По всему храму пробежала дрожь, словно по телу гигантского зверя. Световоды в основании статуи вспыхнули ослепительно-зеленым светом, который помчался вверх, к самому изваянию, заполняя прожилки черного камня ядовитым сиянием.

И тогда случилось невозможное.

Глухой, каменный скрежет, звук ломающегося гранита, разорвал гнетущую тишину. Статуя пошевелилась. Медленно, с трудом, словно пробуждаясь ото сна, длящегося миллионы лет, сковывающего каждую молекулу. Ее голова, которая была слегка наклонена, повернулась. Прозрачный хрустальный щелчок. Изумрудные глаза вспыхнули таким ярким, почти физически ощутимым светом, что им пришлось отвернуться, зажмуриться. Гравитационная аномалия ударила по ним волной, Эриха отбросило к стене, он ударился о ледяную колонну с глухим стуком.

– Что ты наделал?! – закричала Лира, ее голос сорвался в фальцет.

Маркус в ужасе отпрянул, роняя инструменты. Они с грохотом покатились по ледяному полу.

–Я… я просто…

Статуя сошла с пьедестала. Ее движение было плавным, неестественным, лишенным инерции земных существ, словно она перемещалась не в пространстве, а во времени. Черный камень, из которого она была сделана, теперь не казался неподвижным – он переливался, словно жидкая ночь, а по его поверхности бежали волны изумрудного света. Она была выше трех метров, и от нее исходила аура абсолютной, первобытной угрозы, запах озона и распада.

Охранник. Или Палач.

Эрих поднялся, хватая свой ледоруб. Это было инстинктивно, смехотворно, жестоко. Ледоруб против древнего божества, против самой смерти.

Статуя повернула свою безликую голову в его сторону. Одно из ее верхних щупалец метнулось вперед с такой скоростью, что это было почти незаметно для глаза – лишь смазанный черный штрих в воздухе. Оно не ударило Эриха. Оно просто коснулось его скафандра в области груди.

И скафандр, сделанный из сверхпрочных полимеров и титановых сплавов, начал крошиться. Словно песок, столетиями прокаливаемый пустыней. Словно его возраст за доли секунды ускорился на миллион лет. Эрих успел издать короткий, переполненный не столько болью, сколько всепоглощающим ужасом вопль, прежде чем тот же процесс коснулся его самого. Его тело, его кости, его плоть – все рассыпалось в облако мелкой, серой пыли, которое тут же развеял ледяной ветер, ворвавшийся в храм через открытую дверь.

Лира застыла в оцепенении, мозг отказывался воспринимать увиденное, выдавая ошибку, как перегруженный компьютер. Маркус, придя в себя первым, рванулся к выходу, его лицо за стеклом исказилось гримасой чистого животного страха.

–Беги!

Его крик, дикий и громкий, вернул ее к действительности. Они вынеслись из храма на площадь, увязая в рыхлом снегу, который теперь казался неестественно белым на фоне черного монстра. За спиной раздался мерный, гулкий стук, от которого лед вибрировал. Оживший Монумент шел за ними. Он не бежал. Он шел неспешной, неотвратимой поступью, как судьба, как сходящая лавина.

– В боковые улицы! – кричал Маркус, его дыхание свистело в микрофоне. – Надо сбить его с толку! Потерять в лабиринте!

Оны нырнули в узкий переулок между двумя ледяными пирамидами, отполированными до состояния зеркал. Лира, обернувшись, увидела, как Статуя появилась у входа. Она не стала сворачивать. Она просто пошла сквозь стену. Лед, выдерживавший тысячелетья, вздыбился, закипел и рассыпался под ее прикосновением в облако сверкающей пыли, не оставляя на ее черной, текучей поверхности ни царапины.

Она не преследовала. Она осуществляла квоту на уничтожение. Она была функцией.

– Она игнорирует препятствия! – задыхаясь, выкрикнула Лира, спотыкаясь о скрытый под снегом выступ. – Нам не спрятаться! Она проходит сквозь все!