Археология пути

Человеческая цивилизация в сущности состоит из двух элементов как система и в этом она похожа на организм: дома и дороги (в более общем смысле здания и пути). Здесь не стоит понимать это буквально, вслед за Эмилем Дюркгеймом и Пьером Бурдьё физическое и символическое значения элементов представлены органически слитно, дополненные логическим и моральным выравниванием[Бурдье, 2016]. Само по себе представление общества в виде связей также признаётся Пьером Бурьдё вслед за Эмилем Дюркгеймом (при этом связи противопоставлены субстанции и предполагаются невидимыми, и это естественно для связь или путь вне времени мыслится за пределами пространства, но тем не менее создание и поддержание связей возвращает нас к пути физическому), однако возникает вопрос о том субъективном или объективном значении, которое в это определение вкладывалось, и которое Пьер Бурьдё стремится преодолеть[Бурдье, 2007; Бурдье, 2019]. Если общество рассматривается через его топологию, это ещё не значит, что это рассмотрение создаёт новый метод или что оно заимствует некоторые черты культурологии. К тому же приходится признать, что если шаг в строну отказа от субъекта был правильным, то он был ещё не достаточным и не принимал во внимание археологии общества до общества и вне общества – с точки зрения как внутренней противоречивости и неуравновешенности человеческого мышления, так и его неотъемлемой связи с природой. Определив в качестве построительного элемента путь в качестве выходящего за ограничения обществования мы тем самым можем установить внесубъектную и внеобщественную его природу как иную действительность, но в то же время укоренённую в первом и втором порядках (см. https://jenous.ru/publ/otkuda_duet_veter/8-1-0-92), а на сегодня переходящем также к третьему порядку (внеобщественная и внесубъекта природа тем самым должна определяться как достраивание 1 и 2 порядка, хотя традиционно необщественные построения должны быть отнесены по-видимому к 1 порядку|см. https://jenous.ru/blog/dejstvitelnost_3_porjadka_nabljudenie_i_soznanie/2020-11-22-159).

Пьер Бурьдё с одной стороны уделяет некоторое внимание вопросам пути как удалённости и разделения в работе об общественном пространстве, но ставит путь в зависимость от капитала[Бурдье, 2007], а с другой стороны он рассматривает несколько иную пару в области государственного (публичного): общественное время и общественное пространство[Бурдье, 2016, с. 56–63], но в целом очевидно, что если для социолога общественное время представляется одним из ключевых связующих элементов, то в целом для антропологии и философии время можно считать как частью пути, так и собственно пространства (поскольку внутренне пространство является одним из способов производства времени[Курпатов, 2022]). Но представляет ли собой государство отдельную функцию выравнивания для этой системы мы пока не будем обсуждать, поскольку это определение сегодня может быть дано видимо в терминах системы систем, но через послеметаироническое распредмечивание необщественной театральности. Важно отметить, что как правила, стандарты, так и эстетика взращивания, возведения этих элементов могут быть определены и поддерживаться некоторым образом[, не обязательно обозначиваемым как государство]. Впрочем когда-то те же элементы поддерживались и на уровне племён и городов-государств. Также отметим, что мы осуществляем логическое и ценностное рассмотрение через слово 0.9 в совместимости с намеченным и можно сказать проторенным путём у Пьера Бурдьё, говорившим о необходимости избавления от того языка, который по сути является составной частью и государственного и научного полей[Бурдье, 2016]. Но в то же время мы будем стараться обходить окапиталивания общественного, то есть определения через сведение к культурному или символическому, так и в целом через исключительно структурное (здесь нужно отметить, что Пьер Бурдьё обращает внимание на то, что такое окапиталивание не распространилось на все общественные отношения, поэтому можно находить свободные от него уголки даже в капиталистических обществах[Бурдье, 2019]; и действительно, сообщества, складывающиеся по поводу дорог и путей сохраняют в особенности некоторые черты, однако недавние явления, как мы далее рассмотрим, ставят эту область в качестве относительно независимой от окапиталивания непосредственно и в целом символическую область пути под угрозу). Дом собственно и есть символ структуры и построения, поэтому можно сказать, что выбирая рассмотрение со стороны дороги мы оказываемся в диалектическом разделении, всё время вынужденно оглядываясь на находящиеся где-то в стороне структуры, даже если их там нет.

Между этими пространствами же расположились включения природы и её повторения (скверы и сельскохозяйственные угодья). Здания (по большей части) отражают стремление к личностности и малогрупности (индивидуализму), тогда как дороги – к общественности, к соборности(Примечание 1). Другие объекты являются производными от них: площади образуются пересечением (наложением) дорог, общественные же здания – это скорее производные от площадей, чем от собственно зданий. Первые поселения по-видимому были приурочены к некоторым символическим сооружениям, которые были связаны периодически используемыми путями. Современные поселения представляются скорее как улица – дорога, служащая местом совершения взаимодействий с расположенными на ней зданиями, а если смотреть с высоты общего плана – то скорее в виде бесконечного здания, где перемещения приобретают функционально-технический характер, а за пределами городского сосредоточия семейные земельные участки разделены сплошными заборами определяющими отгороженность и от других зданий, но и отрицающих саму идею пути между соседями. Но иногда на этом разделении возникают островки коллективности, к которой люди продолжают устремляться по общественным дорогам, а мыслительно их связывает образовательная, здравоохранительная и культурная инфраструктура (тем не менее, в силу имущественного расслоения и такая инфраструктура может служить не для равного к ней доступа, а вопреки идее общественного как функция порождающая и поддерживающая неравенство(Примечание 2))(Примечание 3). Системная необходимость пересечения с природными зелёными областями дополняется требованиями к удобству нахождения в единой среде обитания, где жилище становится либо окном во внешний мир, либо наоборот сокращается по площади и оставляет за собой функцию ночлега, практически приближаясь по значению к походной палатке. По другую сторону (см. https://jenous.ru/blog/za_predelami_dejstvitelnosti/2025-01-05-260) домашней и путевой действительности люди выбирают распределение и редкость благ, но пока сюда не проникает стоимостное измерение ценности, то ценность сопричастности и отчуждения достраивается через генеалогию. Функция ночлега здесь не выражается как стремление и необходимость, она обретает значение данности и слияния жизненного пути, как остановка в долгом походе, сформированном исторически как движение от стоянки до природных даров. Но можем ли мы осуждать новых собственников, открывших для себя правовое общественное поле отчасти и как способ ухода от функциональной хозяйственной действительности, долгое время довлевшее своей вездесущностью? И сплошной забор поэтому становится символом не только системной закрытости или функционального индивидуализма, но и того походного пути, на котором находится подходящее место для установки палатки среди естественных укрытий – от скал до лесов (цвета сами могут служить подтверждением незримой эстетической связи – зелёный с цветом стены леса, коричневый или серый – со скалами и землёй). Обустройство и пути, и места выражаются как онтологическое определение жизни и поэтому если и невозможно узреть бытийность бытия, то по крайней мере можно понаблюдать за ней по эту сторону действительности как остановку на обочине междворового проезда.

Что касается управления путём, то как общественное построение он выполняет функцию пропускного устройства, своеобразного элемента взаимодействия в общественно-природной мыслительной машине. В древности первостепенной была функция безопасности, поэтому дороги могли браться под охрану, и если не было естественных преград, то порой приходилось строить стены таким образом, чтобы превращалась в точку пропуска. Интересно, что путь для каждого путешественника начинается не на пороге и не в воротах, он исходит изнутри жилища или участка, а поэтому установление самого пропускного ограничения является определением и установлением онтологии личной жизни. Построение стен и заборов фактически можно считать продолжением элемента разграничения пути, управления самой дорогой, поэтому и жилище генеалогически можно рассматривать как продолжение дороги, нарост над её соединительной тканью, позволяющей ей сжиматься и расширяться. Даже иерархические структуры власти (историю которых рассматривает Пьер Бурьдё на примере печати короля[Бурдье, 2016]), в которых документ начинал постепенно проходить этапы согласования также можно считать продолжением принципа управления путём, на котором выстраиваются пункты пропуска. Сегодня пропускные двери играют часто лишь символическую роль в общественных пространствах, но даже своим стеклянным или же монолитным видом они отображают ощущение личного или общественного владения данным путём. Информационные межгосударственные «стены» (и управляемые ворота в них) же кажется почти не изменились со времён путей тысячелетней давности.

Таково внутренняя и историческая онтология общественного устройства, которую мы можем использовать для понимания капитального характера как личной, так и коллективной деятельности. Изначальный труд, затем выраженный общественно как собственный, здесь определяется либо перемещением, либо остановкой и значит наблюдением. В общем случае эти режимы существуют в мышлении одновременно, но многие участки вполне последовательны, например, когда сознание или только функция памяти вовсе отходят на второй план и открывается другая сторона мыслительных соединений. Далее если мы посмотрим на городское или дорожное хозяйство, то не сможем определить, где в нём заключены культурные значения и где рождаются новые человеческие направления действования. Это может происходить в новых выражениях стоянок на пути – в точках общественного питания, превратившихся в места пересечения и обсуждения, это может случаться по дороге как необходимость и естественность поддержания беседы, но это может быть и сон или размышление на лоне природы, может это быть и случайно «пришедшая» мысль. Но вместо этого многие творческие пространства представляются даже не общественными залами (которые можно считать местами пересечения путей), а замкнутыми уединёнными кельями. Поэтому мы должны задуматься над природой этой замкнутости и установить ещё один ключевой элемент внутренней онтологии пути: исключённость из или отключённость от пути. Собственно источник, из которого и происходит мысль, а значит образуются элементы общественных и природных построений мы и должны считать абстрактным путём, который обеспечивает непрерывное существование мышления как самоподдерживающегося развёртывания. Природу творчества если и можно считать путём или потоком, то таким, который с одной стороны может управляться с помощью пропускных устройств, а с другой стороны – через противопоставленность самому пути как коллективному или продолжающемуся прохождению в виде возникающей отключённости. Тем не мнее, такой отрицательный путь продолжает оставаться значимым общественным элементом, пусть даже он и не существует физически, он противопоставлен, а значит коренится в действительности пути.

Однако если личные мысли можно считать «приходящими» из абстрактного источника (в действительности укоренённого на пространственном отключении от пути или ином управлении сознанием если не всегда, то по крайней мере это можно считать преобладающей практикой), то коллективные места позволяют организовывать рассуждения не только по образу коллективного пересечения пути, но и по пути механического функционального собрания, как функции соборности. Ценность бытия может быть незаметной, как может быть самодостаточным внутреннее мышление, но для дальнейшего превращения в работу потребуется элемент отсечения и критичности, который встроен на самом пути или в месте пересечения. Общественная отключённость определяется обычно через дополнительную функцию закона или предназначения, возможно и как разделённость чистого и практического разума, но если рассматривать мышление в качестве пути, как и наоборот, то окажется, что это или некоторое сочетание элементов генеалогии пути, либо фильтр пересечённости. Фильтр пересечённости может быть выражен через обмен мнениями участников, либо как столкновение мыслей одного человека. Он может проявляться через генеалогию наблюдательности и действенности, которая в свою очередь привязана к половозрастной или ситусной сетке (например, наблюдателем может выступать внутренний образ родителей или внешний противоположного пола, иной общественной или местной группы).

Вопрос состоит тогда в том, что мы считаем внутренней онтологией как построением самого по себе или как данности источника остановки или подвижности? Допустим, ежедневная потребность в перемещении отчасти определена стремлением к хорошему самочувствию, к достижению абстракции прекрасного, а не только определённой функциональностью и предназначенностью действий как исполнения общественного задания. Путь поэтому обозначает тот момент разделённости, где осуществляется внутренний выбор и где он ещё не сделан, где возможно как назначение, открытие, так и возвращение, где мы принимаем баланс неувиденного (см. https://jenous.ru/blog/balans_neuvidennogo/2025-09-07-266) и как неизбежность дальнейшего следования и как археологию общественного и природного, где возникающие и теряющиеся мысли образуют то самое соединение, которое бытийствует ещё до момента увиденности. Внутри же задания распределение функций остаётся порой загадкой для идущих, ведь они идут вперёд чаще от неизвестности, и стремления к открытиям, чем безысходности. Даже если поддержание здоровья, привычность, общение и материальная выгода вполне могут одновременно сосуществовать в постоянно меняющейся пропорции, объясняемой соответствующими полями и взаимодействием с ними, но остаётся и само поле пути, которое как устанавливающее конечность выбора остаётся загадочным с точки зрения приписывания какого-либо значения, ценности ему самому. Это как попытка объяснить прекрасное в самом движении, саму красоту мысли, которая всё же не является l'art pour l'art или является не только им, но существует, бытийствует всё же в основном по этой причине, как и сама безостановочность мысли похожая на стремление продолжить путь.

Попытка придать ценность, как и обозначить эту часть «капиталом» будет в первую очередь условной и также не показательной, но она будет в некоторой степени отображаться и может наблюдаться через другие поля. Например, помещение себя в условные стены электронной рыночной площадки означает поиск «выгодных» предложений, которые часто становятся самоцелью как путём перемещения по рынку (нужно отметить, что рынок является прежде всего средоточием особых улиц, на которых расположены прилавки, так же как и последующие его производные в больших магазинах и торговых средоточиях), так что ценность самого предмета приобретения становится менее значима, чем процесс поиска наиболее подходящей цены и использования срочных выгодных предложений. Продажники сегодня паразитируют на вовлечении в этот момент других структур мозга, чем те, которые склонны к более рациональному рассмотрению вопросов, но с другой стороны рынки всегда строились на изменчивости цен, когда выстраивающаяся очередь благодаря сниженной сама была средством вторичного информационного взаимодействия, так же как и личное общение со всеми покупателями. В информационном пространстве личное общение перешло в вид вопросов и отзывов, поэтому это довольно сложный процесс, в ходе которого рациональность теперь находит новые пути, так же как и режим срочных сделок занимает свою нишу (между тем недавно было установлено, что излишние продажные приёмы в долгосрочном отношении сегодня снижают, а не повышают продажи по крайней мере в информационных средах, а это показывает то, что рациональность продолжает эволюционировать, но отнюдь не как абсолютное обэкономливание человека (превращение или поддержание его существования в качестве homo economicus)).

Внутри зданий мы встречаем различимость помещений, которая отражает как функциональные, так и построительные (конструктивные) устремления, связанные уже с более низким, собственно личностным или малогрупповым уровнем. Однако если мы приглядимся к зданиям, то сами пространства в них определены перемещениями, деятельностью, которая также связана с перемещениями и прочими элементами, которые с перемещениями связать нельзя (например, место работы и отдыха, места расположения оборудования и станков). Соответственно, чем больше здания связано с взаимодействием людей, тем можно предполагать его большую долю основанности на внутреннем пути. И если мы посмотрим дальше, то увидим, что и само производство связано с цепочкой передачи материала, а значит хотя и не напрямую, но также связано с продолжением топологии пути. Пожалуй сами здания бывают избыточны и место может в них проявляться ради самого места или как символ, также как может поддерживаться путь как символ передвижения, но здесь мы вторгаемся уже в эстетическое пространство, существующее несколько обособленно, хотя и пересекаясь как с трудом, так и с творческим движением. Иногда сами здания становятся мирами в миниатюре, где запутанность путей обозначает способ общественной организации и мышления. Так торговый и хозяйственный путь определяется структурой и формой рынка или ярмарки, а в современных больших магазинах-площадях товары распределены с целью увеличения продаж, так что самое необходимое распределено по разным местам, поэтому путь сам становится сценарной структурой, новым представлением, которым он является не всегда и против которого можно вести противопредставление как протестную игру прохождения пути не по сценарию (по статистике около 6-8% принципиально не пользуются ответами нейросетей, похожий процент видимо и избегающих навязанных путей в крупных магазинах).

Искусство прокладки путей в древности отражало подобным образом то мышление, которое было тогда свойственно человечеству. Поэтому археология троп как наблюдение и понимание проложенных путей перемещения позволяет восстанавливать те особенности мышления, которые уже не прочитать в книгах. Проходил ли путь через ущелья или мимо озёр может сказать как о доступных и удобных методах и средствах перемещения, так и приоткрыть завесу над наличием карт или склонности к отчуждению, к необходимым ритуалам и привычкам, к самому габитусу как ощущению не только места и пути. Сами по себе тропы свидетельствуют и о пищевых и о мыслительных предпочтениях, причём способны сделать это более надёжно, чем собственно оценки мыслей и опросы.

Если задуматься над представлением человеческой деятельности, то многое здесь напоминает путь или путешествие и оно противопоставляется в различных средствах взаимодействия отдельным обсуждениям. Например, таково путешествие по всемирной паутине, где путники определяют для себя точки входа на взаимосвязанные страницы, имеющие как дорожные указатели, так и образы всей действительности, по которой возможно перемещение. Путешествие в музей или театр с другой стороны напоминает поход в несколько иное измерение, где встречаются общественные и абстрактные элементы, образуя невероятное место средоточенности и распределённости путевого мышления, перемещающегося от одной точки до другой. Звуковой путь часто менее очевиден, поскольку он связан с особыми подсистемами мышления, но в сущности он более близок к сущности дороги через особую генеалогию ритмического соединения звука и движения, прошлого и памяти. Звуковая среда, определённая во времени – это неизменно определённый путь, который неслучайно накладывается поэтому часто на зрительный ряд сменяющихся картин и в этом случае он создаёт особую область общественной действительности, близкую тем не менее звуковому образу любой дороги, которая пересекает некоторое пространство и тем самым как через направленность, так и рассредоточенность и случайный поиск без карты создаёт ткань произведения как наслоения и пересечения путей. И это звуковое пересечение объединяется с самим голосом, любым путём сознания и в археологическом произведении разных подпространств действительности образует бытие, данное в каждый момент как движущееся.

Функциональный системный уровень (внешняя онтология)

Внешняя онтология связана с системным представлением о неотъемлемом целеполагании как предназначении пройденного (сделанного). Любая система в этом представлении создаётся для ответа на некий запрос и должна от момента зарождения идеи проектироваться некоторым установленным образом. С позиции инженерии этот способ либо определяется как бы естественным образом возникающими в обществах и хозяйствах наборами требований, либо предписывается постановлениями. Такой подход применялся и к планированию и городов и дорог, но его рационалистический уклон свойственен не для всех исторических эпох. По мере развития функционального труда сначала как сельскохозяйственного, а затем как промышленного, происходило поэтапное изменение городов, за которым следовало то, что можно обозначить как формирование духовного и культурного капитала с соответствующей сетью действующих лиц[Бурдье, 2008]. Легко заметить, что в этом представлении дороги играют организующую роль как межгородских, так и внутригродских связей именно как следов и линий культурных и символических полей. Но в то же время именно физические или культурные сети определяют незримую сторону полевой действительности. В дальнейшем мы рассмотрим то, как может быть многообразно и иллюзорно само представление капитала, даже если оно опирается на вполне точно прослеживаемые символические связи. Целеполагание казалось бы должно было иметь источником внутреннюю структуру действительности, но в своём функционализме и рациональности оно укореняется именно во внешнем, наблюдаемом пространстве, а также и в выраженном через общественные установки. На самом деле дороги и должны показывать области внешнего пересечения полей как проявлений целеполагания даже не обязательно исходя из строгости целеполагания (поскольку целеполагание может быть похоже на иллюзию, или театральность возникающую в процессе пересечения как возникают объяснения действий одной половины мозга для другой когда непосредственная связь между ними удалена[Сапольски, 2023]), которое долгое время колебалось между религиозными и научными векторами.

«Естественное» же развитие дорог скорее можно связывать с формированием выглядящих на карте случайными сочленениями областей. Подобным образом проложенная через лес или поле тропа на карте может выглядеть не вполне ровной, извиваясь подобно реке около низин, вокруг возвышенностей, между брёвен и корней, обходя крупные деревья и камни. Такой подход в действительности ни чуть не менее системен, чем стремление обеспечить плавное движение или избежать неравномерности цвета разделительных полос или распознание оттенка разрешающего движение сигнала (к слову люди в этом смысле для возможности их перемещения в городской дорожной сети тоже должны быть стандартизированы по способности различения зелёного и красного цветов, тогда как отклонение считается болезнью, определение которой для внешней онтологии несколько отличается от определения для внутренней). Всё дело в тех усилиях, которые были затрачены на подсыпку грунта, перемещение корней и выкорчёвывание деревьев, а также и в оценке вреда, который подобная деятельность людей оказывает на леса и поля. Оценка соотношений затраченных усилий, приносимого вреда, будущего загрязнения и воздействия, а также непрерывного существования и поддержания данного пути, равно как и согласование усилий людей по его возведению – задачи отнюдь не тривиальные. Тем более, что при этом задача состоит в создании систем, имеющих как внутренний запас прочности, так и эстетическое значение.

Чем лучше((Примечание 4) мы решаем эти проблемы и работаем над уменьшением потерь и загрязнений – тем ближе мы приближаемся к той задаче, которую перед собой ставит системное мышление. Правда если оно стремиться создавать системы сразу без лишних «проб и ошибок», то это несколько противоречит «естественному ходу вещей». На самом деле таких задач несколько: это как непосредственно создать систему, так и обеспечить её будущее существование, а это значит и воздействие на общественные, культурные, политические системы, которые затруднительное предвидеть не имея всей общественной модели. И это же означает, что целевая система – это только представление в данном инженерном проекте, тогда как как только мы выходим на уровень общественного рассмотрения, то задача становится многоуровневой и целевую систему уже определить затруднительно. Это несколько напоминает саму проблему капитала, который относительно хорошо был определим для сельскохозяйственных, производственных и энергетических систем, но по мере включения нематериальной составляющей становится всё менее точно определимым. Но всё же рассматривая онтологию пути мы можем попытаться начать решать эту задачу с другой стороны – со стороны мышления, а может быть и с двух сторон одновременно.