Тем временем Виктор прибавил громкость, и ведущий передачи «Райская жизнь» радостно заголосил:
– В сегодняшнем вечернем розыгрыше лото три участника выиграют возможность пожить в центре острова в особом бунгало для победителей. Вас ждет горный воздух, лечебные ванны, травяные ингаляции в сауне и чай с горными ягодами! Итак, начинаем! Первый номер – двенадцать. Внимательно смотрите на свои билеты! Номер двадцать восемь. Бабушки, поспешите выиграть приз! Номер шесть, номер тридцать, шесть тридцать, шесть тридцать, номер семь, семь сорок, семь сорок!..
Будильник верещал: 7:40! Виктор подскочил, опрокинув недопитую бутылку сидра. Визиофон уже давно выключился автоматически, а за окном сквозь тучи пытались пробиться лучи утреннего солнца, но сильный ветер гнал по небу вереницу туч, блокируя любые попытки солнца хоть немного согреть землю перед окончательным наступлением зимних холодов.
Виктор, немного растерявшись оттого, что проспал время завтрака, поспешил в ванную, умылся, оделся, вышел на улицу и быстрым шагом направился в сторону завода Пагани.
Глава 2. Эврика!
Завод Пагани сильно выделялся на фоне окружающих его безликих серых зданий и монструозных предприятий, выполненных в стиле конструктивизма. Это был по-домашнему уютный заводик с итальянской душой. Его окружала белая бетонная стена с красной черепичной крышей. Уже на территории, сразу за проходной простирался небольшой дворик, к которому примыкали три здания: слева – главный офис, в котором работали бухгалтеры и сотрудники отдела продвижения продукции, тут же находился кабинет Лоренцо; по центру, напротив главных ворот, виднелся торец главного производственного цеха, а сам он тянулся далеко вглубь территории, вмещая внутри себя гигантские конвейерные линии и сталеплавильню с высоченной трубой; справа от него – инженерный цех, он же цех разработок, где рождались на свет прототипы новых видов сельскохозяйственной техники, – собственно, там и трудился Виктор Ломов. Все здания были окрашены в молочный цвет, их венчали красно-оранжевые черепичные крыши, а оконные рамы, ворота и двери были зелеными. В итоге все здания и постройки были выкрашены в цвета итальянского флага – флага некогда существовавшей страны, разбитой и разграбленной в ходе Глобальной войны.
Опаздывать, работая у Лоренцо, было опасно. Виктор бежал, как мог, но все равно явился позже звонка, который раздавался на территории предприятия ровно в 8:00, призывая всех немедленно приступить к выполнению своих обязанностей. Виктор уже открывал дверь инженерного цеха, когда столкнулся лицом к лицу с Лоренцо. Круглая физиономия начальника с карими глазами и серыми, переходящими в седину волосами, носом-картошкой и постоянно сморщенным в раздумьях лбом начала краснеть от злости при виде Виктора. Он перегородил своим выпирающим пузом проход в инженерный цех и придержал дверь своей мясистой рукой.
– Так… На ловца и зверь бежит! Ты начинаешь выводить меня из себя, Виктор! – жестикулируя по-итальянски и тряся щеками, бросил Пагани в сторону инженера.
– Господин Лоренцо, вчера я засиделся допоздна…
– А сегодня я жду от тебя решение по комбайну.
– Да, господин. – Виктор опустил голову и покраснел.
– После обеда я уеду, но вернусь к шести, и ты лично доложишь мне о своих успехах. Именно успехах – я не хочу слышать ничего другого!
Лоренцо зашагал по направлению к офисному зданию, а Виктор вошел в инженерный цех. В помещении уже вовсю трудились его коллеги. Здесь испытывали на прочность материалы, проводили краш-тесты механизмов, вычерчивали на ватманах, собирали прототипы. Цех был достаточно большим, и в нем размещалось огромное количество образцов оборудования, несколько полусобранных комбайнов и прототипов будущих машин. Над этим пространством располагались кабинеты инженеров; их окна смотрели на цех, и они могли видеть свои разработки – новые модели тракторов и другой сельскохозяйственной техники.
Из-за прототипа, стоящего ближе всех остальных ко входу, выскочил коллега и приятель Виктора Гена Громов. Геннадий был уже в преклонном возрасте, дорабатывал последний год перед пенсией. Каждое утро он только и делал, что бодро подбегал к Виктору и пересказывал ему очередной выпуск «Райской жизни» на канале «ПП».
– Смотрел вчера лото? – с блеском в глазах спросил Громов.
– Да, из-за него и проспал.
– Победила женщина и еще два парня.
– Парня? Да там всем уже за семьдесят лет, Гена! – усмехнулся Виктор.
– Ну а что? Для меня они не старики – все же мои ровесники, а я не ощущаю себя на семьдесят. В душе мне, как и тебе, тридцать с хвостиком!
– Гена, прости, я не хотел тебя обидеть… А ты что такой радостный с утра?
– А вот надо было смотреть вчерашний выпуск до конца!
– Ну, я задремал…
– «Ну, я задремал»! А они, между прочим, потом поехали на машине в центр острова через хвойные леса. Их привезли в огромный дом, как в моей молодости, когда каждый мог позволить себе жить отдельно… Так вот, поселили в нем. А потом показали бани, грязевые ванны…
– Чай с ягодами был? – перебил друга Виктор.
– Еще как! И с медом – натуральным! – восторженно воскликнул Гена.
– Ого! Даже не верится…
– Да ты что? Я через месяц туда поеду! На остров. Понимаешь?
– Уже через месяц?
– Да! Увижу Женю и Сашку – моих школьных друзей. Они уехали туда раньше – всего на полгода старше меня. Вот мы повспоминаем молодость! Понимаешь? Это же значит конец страданиям! Я заживу, как человек. Слышишь? Челове-е-ек!
– Слушай, Генка, а давай посидим сегодня вечером у меня? Расскажешь про свою молодость?
– Витя, сынок, да как мне потом от тебя домой добираться? Через весь город… Давай лучше ты ко мне?
– Ну, уговорил! – Виктор впервые за долгие месяцы работы над проектом улыбнулся и выдохнул с облегчением.
День прошел как-то легко, в мыслях об интересном пятничном вечере. Виктор даже смог рассчитать передаточные числа и крутящие моменты для нового редуктора, и по результатам вычислений тот казался надежным: мощнее, чем прошлый, и при этом чуть дешевле.
Так незаметно настало шесть вечера. Гена был уже собран и ждал Виктора, меряя шагами периметр квадратного дворика: от инженерного цеха мимо производственного, к офисному зданию и в обратном направлении. Его коллега тем временем как раз топтался в дверном проеме кабинета Лоренцо.
– Что у тебя? – буркнул Пагани, не отрываясь от бумаг.
– Я разработал удачный вариант редуктора для «Глинера 2800».
– Стоп, стоп, стоп… Модель 2800 уже очернила наше имя поломками. Новый комбайн не будет носить этот номер. Пусть будет «Глинер 3000»!
– Да, господин, – безразлично откликнулся Виктор.
– Ну, покажи свой выстраданный ночами чертеж и расчеты.
– Вот, посмотрите. – Виктор спешно прошел внутрь кабинета и развернул ватман с приколотыми к нему листами, которые были исписаны формулами.
Лоренцо внимательно все изучил, откинулся на спинку огромного черного кресла и, запрокинув голову, закрыл глаза.
– Сколько это будет стоить? – не размыкая век, спросил итальянец.
– На пять процентов дешевле предыдущего, – радостно ответил Витя.
– Мало.
– Но это потолок! Они требуют слишком высокий уровень мощности. Зачем такие мощные комбайны? Что ими срезать? Какую культуру? В техническом задании указаны пшеница и соя, но для них и предыдущего комбайна хватило бы с запасом!
– Слушай, Виктор, заказчик всегда прав. Нужно мощнее и надежнее. Понял? – Лоренцо опустил лист с формулами в стоявший рядом со столом шредер. Офисная техника жадно проглотила дневные труды Виктора и разрезала их на мелкие полоски.
– Слушайте, господин Лоренцо! – внезапно оживился Виктор. – Может, нам полностью переделать конструкцию по типу измельчителя для бумаг? Установим дополнительные ролики подачи, мощные ножи.
– Дорого.
– Зато какая будет производительность! Скорость увеличится в два-три раза.
– Продолжай. – Лоренцо поднял голову и придвинулся к своему письменному столу, глядя Виктору прямо в глаза своим предприимчивым взглядом.
– Гарантированно срезанные колосья, скоростная жатва! Итальянский бренд ассоциируется со скоростью и мощностью. Себестоимость будет выше, но можно попробовать удешевить шасси. Вы говорили, что земля там промерзает, значит, большие колеса не нужны: комбайн не провалится в землю и не увязнет.
– Интересно… Займись расчетами и подготовь модель через неделю.
– Хорошо, – тихо ответил Виктор и направился к выходу. Он был горд собой и своей прорывной идеей.
На улице его уже заждался веселый старичок Гена, полностью истоптавший весь внутренний дворик, попутно вылавливая проходящих мимо коллег и развлекая их бородатыми анекдотами и свежепридуманными шутками.
Когда Витя наконец вышел из главного здания, они вместе двинулись к проходной. Рамка металлодетектора, разделяющая территорию завода и улицу, несколько раз пропищала, когда через нее проходил Гена. Он поднял руки вверх и повернулся к охраннику, сидевшему за толстым стеклом слева.
– Магнус, поймал меня, молодец! – отшутился Громов, не опуская рук.
– Что-то ты сегодня чересчур звонкий, Гена. – Охранник Магнус улыбнулся в ответ.
– Зубы, зубы лечил! Пломбу металлическую поставил. Смотри. А-а-а-а-а! – Гена открыл рот и завертел языком, приблизившись к стеклу, отчего оно слегка запотело.
– Иди уже! Ты мне визиофон загораживаешь, ничего не видно! – Магнус замахал рукой в сторону выхода.
Друзья миновали проходную и направились к трамвайной остановке. Через пару минут прогремел по рельсам и остановился напротив товарищей трамвай. Они зашли в него и поехали в старый район, где проживал Гена.
Ехать было минут двадцать, и за это время мужчины особо не разговаривали, экономя слова и оставляя темы для беседы на вечер. Виктор сидел у окна, наблюдая за проносящимися мимо машинами, медленно сменяющими друг друга витринами магазинов и затесавшимися между ними перекрестками узких улиц, в глубине которых то тут, то там мигали проблесковые маячки полицейских машин, а сотрудники правоохранительных органов, ловко орудуя дубинками, заламывали руки подвыпивших нарушителей пятничной тишины, вытаскивая их из закоулков и двориков. За окном было все так же серо, как и вчера; как и весь последний месяц, а может, даже и полгода. Виктор давно потерял счет времени из-за того, что его голова была занята работой и иногда – состоянием матери, которую он намеревался навестить, ведь ее тоже скоро планировали забрать на остров.
Но вот трамвай скрипнул на конечной остановке, и Гена толкнул друга:
– Ты со мной или в обратную сторону поедешь?
Виктор слегка задремал в пути, поэтому не сразу понял, что происходит.
Они вышли из транспорта, и Гена предложил зайти в продуктовый за закуской. Товарищи направились к ближайшему магазину, где Гена купил соевые сосиски – мясных давно не было в продаже.
Затем коллеги направились в кластер, в котором проживал Геннадий. Он жил в типичном доме – один в один как у Виктора, – но комната была чуть больше, хотя и не настолько, чтобы можно было завидовать. На одной из стен чернел потухший экран визиофона, обязательный к установке для всех граждан Северной стороны.
Хозяин квартиры прошел прямиком к холодильнику и достал из него бутылку водки.
– Гена, ты чего? – с недоверием спросил Витя.
– А чего? Завтра выходной, отлежишься.
– Мне к матери надо!
– Ну, поедешь, как проснешься.
– Тогда наливай. А я сосиски пока разложу.
Они давно не собирались вместе – не было повода, а может, и времени. Гена налил по полной рюмке, товарищи чокнулись и насадили по сосиске на вилки в качестве закуски. Водка оказалась хорошей и пошла быстро. На половине бутылки Виктора совсем отпустили тревожные мысли, и он откинулся на стуле, опустив руки.
– Ну как, Гена, ты готов на остров-то отчаливать? – с наигранной улыбкой спросил он у товарища.
– А то! Жду не дождусь! Да и ты, смотрю, ждешь, когда я отчалю. Да, дружище? – ехидно ответил старичок.
– Нет, ты чего! Мне вот все непонятно, почему стариков туда свозят. Неужели наше правительство действительно так о них заботится?
– А что же нас не свозить туда? Там же рай на Земле, как говорят по визиофону. Ешь, пей, гуляй, дыши, живи! Одна отрада нам там пребывать! Ни забот, ни хлопот! – вдохновленно произнес Геннадий.
– Ну ты лирик! – засмеялся Виктор.
– А если честно, ну что же нас туда не свозить? Они концентрируют там стариков, чтобы меньше возиться с ними здесь, на большой земле. Очищают от нас город – мы же как плесень разрастаемся, как грибок-паразит на коже государственной экономики. Мы ведь иждивенцы на шее молодых и трудоспособных. Вот нас туда и свозят! Сделали санаторий, чтобы мы в нем смерти дождались, и все. А дальше крематорий. Они так дорогу молодым освобождают, ресурсы экономят, разгружают городской трафик. А остров – как склад невостребованных товаров. Знаешь, как склад просрочки, что ли. Но я с юмором к этому отношусь! Все равно другого пути нет. Мне система в голову вбила, что туда – надо. Поживу немного на острове, попользуюсь его благами – и на покой. А куда мне еще деваться? Государству я тут, на большой земле, уже не нужен… – Гена замолчал и опрокинул в себя рюмку водки.
– Ладно… Ты прав, наверное. Гена, переключимся на другую тему? Расскажи, как прошла твоя молодость!
– Ого, что вспомнил! Прошла, да не вернуть…
– А что хорошего было, что интересного помнишь? – с любопытством опершись на кулак и покачиваясь от выпитого алкоголя, спросил Витя.
– Хорошее было здоровье. А интересного… Программы по телевизору интереснее были.
– Визиофону? – переспросил Виктор.
– Нет, тогда они назывались телевизорами, и никто тебе на него не мог позвонить. Для звонков были телефоны – их еще с собой все носили.
– Что-то припоминаю… Бабушка в детстве рассказывала.
– Так вот, раньше у всех свои дома были, собственность, недвижимость. Машину мог каждый купить – в кредит, правда: это значит «в долг». А потом как резко потеплело! Ну, это уже после американского ядерного удара по Ирану – страна такая была раньше, если ты знаешь историю. Помню, новости шли, а после них прогноз погоды всегда показывали. И однажды, значит, говорят: аномальное потепление. Ну, мы-то по привычке решили, что синоптики опять что-то привирают. А потом смотрим – зимы толком и не было. Через год вообще снег не выпал, а на юге так народ от жары и засухи умирать начал. Началось обострение, конфликты… В Африке и Азии и так-то все голодали, а теперь еще хуже стало. Ну, и они мигрировать начали к нам. Сначала приезжают, мол, устраиваться на работу. Думаем: «Хорошо, бери плуг да в поле иди». Потом они семьи подтянули, плодиться начали. Еще пара лет – и уже деревни этнические выросли, маленькие городки. Тогда правительство правильно сделало: ограничило время пребывания. Гражданство перестали им давать. Начали выселять обратно особо буйных.
– Никогда об этом не думал!
– Ага… Так они, представляешь, обиделись! И в какой-то момент шарахнули по нам из танков, так резко наступили – отхватили себе все южные территории нашей Северной Стороны: все пашни, все плодородные земли.
– А мы?
– А мы им устья рек перекрыли. Вода перестала поступать, и эта земля начала в негодность приходить. Ну, и тоже бахнули ракетами по ним. Вот так и началась война, которая идет до сих пор.
– Это сколько уже идет?
– Да вот мне шестнадцать было, когда все началось. Считай, пятьдесят четыре года уже. Ну, это я про войну между Северной и Южной Сторонами.
– Откуда у них деньги на войну, на технику?
– Так Свободный континент же спонсирует! Когда засуха началась и еды стало не хватать, американцы слились с Канадой и захватили всю Южную Америку. А там и пастбища, и сельва реки Амазонки…
– Чего?
– Ну сельва, то есть леса экваториальные. А в них и живность, и плодородные почвы. Природный запас воды и пропитания считай. Вот американцы и заняли все Западное полушарие планеты, захватили самую полноводную реку в мире. Им конфликт этот выгоден: они деньги и технику югу поставляют, а взамен свои вышки нефтяные понаставили по всей пустыне, тем и живут.
– Да уж, давно…
– Через два года меня в армию призвали. Я там на механика выучился. Танки ремонтировал, в основном в тылу был. А еще через три года по нашему ремонтному цеху дрон ударил.
– Уже тогда дроны были?
– А то! Все новое – хорошо забытое старое!
– Никогда бы не подумал, – поджал от удивления губы Витя.
– Вот меня осколком ранило, и я на гражданку попал. А на гражданке меня Пагани к себе нанял, механиком, а потом я и до инженера вырос.
– Лоренцо?
– Нет, Лоренцо тогда совсем молодым был. Его отец – Франко. Кстати, я Франко по визиофону видел, показывали, как он на Острове играет в шахматы!
– Ничего себе!
– Да… хороший мужик, этот Франко. Инженером был грамотным. Все качественно делал, как немец, но любил еще и с шиком, как настоящий итальянец. Техника Пагани тогда очень популярна была. Надежная, крепкая, простая в обслуживании. А сейчас что – пластиковые шестеренки! Тьфу ты!
– Интересно рассказываешь, Гена! А друзья-то у тебя есть?
– Друзья…. – Гена налил рюмку и, тут же опустошив ее, продолжил: – Друзья уже все умерли или на острове живут. Вон, Женька и Сашка там. Скорее бы увидеться с ними! Помню, сидим в школе на уроке патриотизма, учитель просит продолжить ряд слов «страда, страдать, страдаю». А Женька ей: «Страдивари!» – и скрипку изображает: по воздуху линейкой длинной водит. Учитель как выхватит линейку, как шлепнет Женьку по затылку! Мы его с тех пор Первой скрипкой звали! Но он, кстати, музыкантом стал, когда вырос. Вот такое хобби!
– А у тебя-то самого хобби есть, Гена?
– Хобби? Конечно! – Громов встал из-за стола и подошел к холодильнику, открыл дверцу, потянулся за второй бутылкой водки.
– Гена, я не осилю!
– Спокойно! Я помогу! – Он произнес это с энтузиазмом, уже разливая водку по рюмкам.
– Так какое у тебя хобби?
– Хобби?..
– Ну, я у тебя спросил о твоем хобби. Ты чего?
– А! Так я же оружием увлекаюсь.
– Что? – неподдельно удивился Витя, никак не ожидая подобного ответа.
– Оружием. Огнестрельным. У меня есть парочка образцов. Сам выточил.
– Ты что… Ты этот, как его…
– Тихо! Сейчас покажу.
Громов встал из-за стола и, пошатываясь, как медведь после спячки, подошел к дивану-кровати. Кряхтя, он поднял откидывающуюся часть, на которой обычно сидят; под ней оказался горизонтально лежащий сейф. Старичок открыл его ключом, вынутым из кармана, и достал из темной глубины металлического саркофага ружье.
Виктор был ошарашен. Еще больше он удивился, когда за ружьем из сейфа последовал пистолет.
– Гена! Что это? Откуда?
– Это оружие. Я сам его сделал – в нашем инженерном цехе, – гордо произнес старичок.
– Как ты его вынес? У нас же сканируют на металл, чтоб не воровали!
– Я по деталям выносил, а собирал уже здесь, в квартире. А по поводу сканера… Ну, не такой он и чувствительный, да и охрана на тебя не смотрит, когда ты всю жизнь на одном заводе работаешь. Я уже примелькался им, так без очереди пускали. Что возьмешь со старика? Вот, например, сегодня я вытащил шестерню от редуктора. Знаешь, есть у меня такое: вижу, что-то плохо лежит, я это хвать – и в карман. Второе мое хобби, кстати. Вроде это называется клептоманией.
– Да плевать на это, у нас многие тащат. Ты лучше скажи, а как же патроны? Тоже сам сделал?
– Ага!
– А порох где взял? – сыпал вопросами все никак не приходящий в себя Виктор.
– Он у меня со времен службы остался, – важно произнес Геннадий.
– Гена, ну ты и экстремал! А если найдут? Это же уголовное дело!
– Знаешь, мне до пенсии остался месяц. Перед отправкой на остров необходимо сдать квартиру государству, и в нее заселят следующего по очереди гражданина. Мне не унести это оружие с собой. Нужна твоя помощь. Я разберу его на детали. А ты поможешь мне раскидать их по мусорным контейнерам?
– Гена, ты пьян! Пора расходиться.
– Эх, Витя… Ладно, сам разберусь…
– Слушай, хорошо. Давай ружье ты выкинешь сам, а пистолет отдашь мне. Он вроде небольшой.
– Вот! Другой разговор. Спасибо!
Они допили водку, доели соевые сосиски. Гена обернул пистолет в ткань и передал Виктору. Тот надел пальто, положил сверток во внутренний карман и, попрощавшись, вышел в подъезд.
– Гена, как думаешь, если к комбайну спереди прикрепить что-то типа шредера, который бумагу режет, он сможет пни перемалывать?
– Да ты что! Вот кто точно пьян! А вообще да… Не то что пни, но и камни мелкие. Если еще дробилку поставишь.
– Дорого будет, – нахмурился Витя.
– А ты возьми шасси от старого трактора «Тратторе 2» – у нас их на складе штук пятьдесят стоит никому не нужных. Лоренцо их вроде разобрать хотел… Они уже списаны, и их шасси по сырьевой себестоимости продают, а оно при этом мощное – любую дробилку выдержит.
– А колея?
– А что колея? Не провалится он! Ты мотор и трансмиссию новые поставь – они же легче старых в три раза. Алюминий – не чугун. Понимать надо!
– Хм, интересно…
– Эврика! – воскликнул старичок.
Виктор пожал Гене руку, застегнул пальто и побрел, несмотря на ветер и моросящий дождь, в сторону дома: в темноте, пошатываясь, как мачта старого деревянного корабля, грозясь упасть на подмерзшую землю.
Глава 3. Эйфория
Мартина очнулась первой. Ее руки были прикованы цепями к несущей потолочной балке какого-то подвала. Взгляд упирался в темноту плотного тканевого мешка, надетого на голову. Она поняла, что висит здесь довольно долго: плечи уже затекли, а пальцы ног еле-еле касались пола. Девушка очнулась от сильной судороги, поразившей всю левую ногу от кончиков пальцев до бедра. По полу тянуло холодом, гулял сквозняк, принося с собой запах лакированного дерева и винных бочек. Ей стало страшно от осознания того, что она попала в такую нестандартную ситуацию. Мартина начала кричать в темноту.
– Что ты орешь, сучка? – отозвался визжащий мужской голос, и в лицо Мартине прилетел тяжелый кулак.
Нос хрустнул, кровь начала заливать рот, стекать по шее и груди на пол. Она потеряла сознание, склонив голову.
Через пару минут очнулась ее подруга Софи, висевшая рядом в таком же положении и с таким же мешком на голове. Девушка попыталась выбраться, но руки были прикованы крепко и туго, так что освободиться не получалось.
– Мартина, ты тут? Мартина? Что происходит? – звала испуганным голосом Софи.
– Она тут, не переживай! – послышался тот же голос, и та же тяжелая рука нанесла удар в живот.
Софи закричала от боли, но не могла согнуться и хоть как-то защититься. Ей удалось только слегка поджать ноги.
– О да, извивайся, как змея, мне это нравится! – Человек, избивавший девушек, явно получал удовольствие от процесса. – Итак, Каталина, зачем ты все рассказала подругам? – Безумным голосом проревел мучитель.
– Я не Каталина! Меня зовут Софи, – все еще изгибаясь от боли и пытаясь вытащить руки из оков, тихо ответила девушка.
– Нет, я буду называть тебя Каталиной. Мне так больше нравится. А чтобы ты не забыла свое новое имя, я напишу его на тебе.
Софи услышала, как тяжелые шаги удаляются, а через минуту – приближаются к ней.
– Вот двадцатилетнее «Шато де Лом». Как раз подойдет. Тебе же двадцать? Вы ровесники! Хорошее и дорогое вино, но ради тебя мне его не жалко, Каталина.
Софи услышала звук разбитого стекла и почувствовала брызги и осколки, окропившие колени откуда-то спереди и чуть со стороны. Затем мучитель подошел максимально близко, насколько это было возможно. Софи почувствовала дыхание – его лицо находилось практически вплотную к ее, жертву и маньяка разделял лишь мешок на ее голове. Она чувствовала запах алкоголя и боялась, втягивая голову в плечи, не понимая, чего ожидать от этого безумца. Тем временем мучитель взял один из осколков бутылки и начал царапать им по нежной коже ее оголенного плеча.
– А-а-а-а! Больно, перестань!
– Спокойно! Я просто напишу заглавную букву твоего нового имени. И не бойся: я не порежу твое платье, мне это ни к чему.
Маньяк водил осколком бутылки по плечу, выписывая большую букву «К». Девушка расплакалась от боли и безысходности. Кровь потекла вниз по спине, согревая своим теплом. Сердце бешено колотилось, ускоряя ее поток. Затем Софи почувствовала, как мучитель проводит языком по ее окровавленной лопатке, слизывая кроваво-алую дорожку. От этого ей стало тошно и жутко.
– Нет, осколок стекла не выглядит романтично. Пожалуй, возьму что-то посерьезнее… – раздраженно произнес психопат.
Извращенец отошел и вернулся через минуту с чинкуэдой – традиционным итальянским кинжалом XV века. На широком клинке были три бороздки, которые начинались у самого острия и сливались в ромб у рукоятки. Изверг прижал клинок к груди Софи чуть выше сердца и слегка надавил на нежную кожу девушки. Кровь потекла струйкой вдоль бороздок чинкуэды и, стекая по ним вниз, заполнила ромб у рукоятки, окрасив его в алый цвет.