Траектория вымирания

Изабель вскочила.

– Покажи.

Голографический экран над рабочим столом ожил, и на нём появилось изображение – тёмный, угловатый фрагмент, дрейфующий среди чуждых конструкций. Он выглядел… знакомым. Слишком знакомым среди всей этой инопланетной архитектуры. Прямые линии, функциональный дизайн, остатки маркировки на корпусе – выцветшей, почти неразличимой, но всё же…

– Увеличь маркировку.

Изображение приблизилось. Буквы проступили из тьмы – размытые, искажённые, но читаемые.

«…РА» – два символа латиницей. И ниже – фрагмент эмблемы. Восходящее солнце. Символ экспедиции «Аврора».

Изабель почувствовала, как по спине пробежал холодок. Шестьдесят лет она искала хоть какой-то след матери. Шестьдесят лет надеялась и отчаивалась. И вот – здесь, на краю Солнечной системы, среди кладбища мёртвых цивилизаций – обломок корабля, который унёс Цзинь Шань в неизвестность.

– МОРФЕЙ, – голос дрогнул, но она взяла себя в руки. – Этот объект… он целый?

– Отрицательно. Это фрагмент, отделённый от основного корпуса. Следы разрушения указывают на внешнее воздействие – возможно, столкновение или взрыв.

– А основной корпус? Где он?

– Не обнаружен в текущем поле сканирования. Возможно, был разрушен полностью. Возможно, находится в другой части Некрополя, пока не каталогизированной.

Изабель закрыла глаза. Её мать была здесь. Добралась до этого места шестьдесят лет назад – и что-то произошло. Что-то разрушило её корабль, разбросало обломки среди древних мертвецов.

Но если «Аврора» достигла Некрополя… если Цзинь Шань видела то же, что видит сейчас Изабель…

– Были ли в последних передачах «Авроры» какие-либо данные об обнаружении аномалий? – спросила она.

– Последняя передача содержала стандартный статусный отчёт и координаты. Никаких упоминаний о необычных находках.

– Может, она не успела передать. Может, нашла что-то и…

Изабель оборвала себя. Это были домыслы. Догадки. Она не имела права строить гипотезы на основе эмоций. Она была учёным, и её долг – следовать фактам.

Но факты говорили, что обломок корабля её матери находится в Некрополе. Среди тысяч инопланетных кораблей, прибывших сюда за миллионы лет. Совпадение? Или Цзинь Шань знала об этом месте больше, чем содержалось в официальных отчётах?

– МОРФЕЙ, – сказала она после долгой паузы. – Включи объект 2847 в список приоритетных целей для исследования. И… никому пока не говори о возможной связи с «Авророй».

– Принято. Могу я уточнить причину конфиденциальности?

– Личная. Я хочу сначала убедиться сама.

– Понимаю.

Понимал ли он? Изабель не знала. МОРФЕЙ был одним из самых совершенных искусственных интеллектов, созданных человечеством, но даже он не мог по-настоящему понять, что значит потерять мать и шестьдесят лет жить с этой потерей.

Впрочем, возможно, она ошибалась на его счёт. Возможно, в бесконечных цепочках логических операций МОРФЕЯ было что-то, отдалённо напоминающее эмоции. Что-то, что заставляло его задавать уточняющие вопросы вместо того, чтобы просто выполнять приказы.

Она посмотрела на фотографию матери. Цзинь Шань смотрела на неё сквозь время и пространство, сквозь шестьдесят лет забвения.

«Я найду тебя, – подумала Изабель. – Или хотя бы узнаю, что с тобой случилось».

На следующий корабельный день – двадцать четыре часа после пробуждения – Изабель присутствовала на общем собрании экипажа.

Главный ангар «Реквиема» был единственным помещением, способным вместить всех – триста сорок человек, из которых восемьдесят находились в активном режиме, а остальные всё ещё спали в криокапсулах, ожидая своей очереди на пробуждение. Ангар использовался для хранения шаттлов и оборудования, но сейчас большую часть техники сдвинули к стенам, освободив место для импровизированного амфитеатра.

Капитан Воронов стоял на возвышении, сооружённом из транспортных контейнеров. За его спиной мерцал голографический экран с изображением Некрополя – той же панорамой мёртвых кораблей, что преследовала Изабель с момента пробуждения.

– Вы все знаете, зачем мы здесь, – начал Воронов. Его голос, усиленный системой трансляции, разносился по ангару, отражаясь от металлических стен. – Четыре года назад мы отправились к границе Солнечной системы, чтобы исследовать аномалию, обнаруженную автоматическими зондами. Мы готовились к чему угодно – к астероидам необычного состава, к следам древних комет, к природным феноменам, которые наука ещё не объяснила. Мы не были готовы к тому, что увидели.

Он указал на экран.

– Некрополь. Более трёх тысяч объектов искусственного происхождения. Корабли, построенные цивилизациями, о которых мы ничего не знаем. Возраст некоторых из них исчисляется миллионами лет. Это открытие, которое изменит всё – наше понимание Вселенной, нашего места в ней, самой истории жизни.

Ропот прошёл по толпе. Люди переглядывались, шептались, качали головами. Кто-то выглядел взволнованным, кто-то – испуганным. Некоторые сохраняли профессиональную невозмутимость, но Изабель видела, как побелели костяшки пальцев, сжимающих перила, как подрагивают руки.

– Наша миссия – исследование, – продолжал Воронов. – Мы должны понять, что представляет собой Некрополь, откуда прибыли эти корабли, что с ними случилось. У нас четыре месяца. Это немного, но достаточно, чтобы заложить основу для будущих экспедиций.

– А если там что-то опасное? – выкрикнул кто-то из задних рядов.

Воронов не моргнул.

– Командор Брандт и его команда обеспечат безопасность всех операций. Любые выходы за пределы корабля будут проводиться по строгим протоколам. Любые обнаруженные объекты будут изучаться в карантинных условиях. Мы не будем рисковать без необходимости.

– Сам факт нашего присутствия здесь – риск, – это уже Брандт, стоящий в стороне со скрещёнными руками. – Мы не знаем, что убило экипажи этих кораблей. Не знаем, почему они собрались в одном месте. Не знаем, остались ли здесь следы той силы, которая их уничтожила.

– Или спасла, – вмешалась Танака. – Мы не знаем, что эти корабли были уничтожены. Возможно, их экипажи эвакуировались. Возможно, это место сбора, а не кладбище.

– Три тысячи кораблей, и ни одного выжившего за миллионы лет? – Брандт покачал головой. – Оптимизм – это хорошо, доктор, но не в ущерб здравому смыслу.

– Хватит, – Воронов повысил голос. – Мы здесь не для того, чтобы спорить о гипотезах. Мы здесь для того, чтобы собирать данные. Факты. Доказательства. Всё остальное – потом.

Он обвёл взглядом собрание.

– Научная группа под руководством доктора Шань начнёт детальное изучение Некрополя завтра. Технический персонал обеспечит поддержку и обслуживание оборудования. Служба безопасности – постоянный мониторинг и охрана. Каждый знает свои обязанности. Выполняйте их, и мы вернёмся домой с величайшим открытием в истории человечества.

Собрание закончилось, но люди не спешили расходиться. Они стояли группами, обсуждая увиденное и услышанное. Изабель пробиралась сквозь толпу к выходу, когда её остановил знакомый голос.

– Доктор Шань.

Она обернулась. Танака стояла рядом, держа в руках планшет.

– Есть минута?

– Конечно.

Они отошли в сторону, к штабелю контейнеров, подальше от любопытных ушей.

– Я кое-что нашла, – Танака понизила голос. – Анализируя изображения кораблей, я заметила… паттерн.

– Какой паттерн?

– Маршруты. – Танака вывела на экран планшета схему – сложную паутину линий, сходящихся к одной точке. – Я попросила МОРФЕЯ реконструировать возможные траектории для нескольких десятков объектов, возраст которых поддаётся определению. Это очень приблизительные данные, с огромной погрешностью, но…

– Но?

– Они все летели сюда, – Танака ткнула пальцем в центр схемы. – Из разных направлений. Из разных частей галактики. За миллионы лет. Но все – к одной точке.

Изабель всмотрелась в схему. Линии расходились веером от Некрополя, указывая на участки неба, где когда-то начинались путешествия мёртвых кораблей. Некоторые направления вели к ближайшим звёздам. Другие – к далёким туманностям, скоплениям, спиральным рукавам галактики.

– Это место… притягивало их?

– Или они знали о нём, – Танака кивнула. – Знали и летели сюда намеренно. Как будто Некрополь – это… точка сбора. Убежище.

– Убежище от чего?

Танака покачала головой.

– Этого я пока не знаю. Но три тысячи цивилизаций, три тысячи разных видов – все они независимо друг от друга выбрали одно и то же место назначения. Это не может быть совпадением.

Изабель молча смотрела на схему. Танака была права – такое количество совпадений выходило за рамки статистической вероятности. Но если Некрополь не случайное скопление, а намеренная точка сбора… что это значит?

– Спасибо, – сказала она наконец. – Продолжайте анализ. И… держите это пока между нами.

– Почему?

– Потому что я не хочу паники раньше времени. Если вы правы, и все эти корабли бежали от чего-то… люди начнут задавать вопросы. Вопросы, на которые у нас нет ответов.

Танака кивнула, хотя в её глазах читалось несогласие. Она была учёным до мозга костей – для неё сокрытие данных было почти физически болезненным. Но она понимала логику Изабель. Пока они не узнают больше, преждевременные выводы принесут только вред.

Вечером – снова условным, отмеренным корабельными часами – Изабель вернулась на мостик.

Смена операторов уже сменилась, и за станциями сидели другие люди – усталые, но сосредоточенные, погружённые в бесконечные потоки данных. Некрополь на обзорном экране выглядел так же, как и несколько часов назад: застывшее море мёртвых кораблей, освещённое далёким отблеском солнца.

Воронов был здесь – он сидел в капитанском кресле, просматривая отчёты на личном терминале. Услышав шаги Изабель, он поднял голову.

– Доктор Шань. Не спится?

– Слишком много информации для одного дня. – Она подошла к обзорному экрану, остановилась рядом с креслом капитана. – Вы тоже не отдыхаете?

– Привычка. – Воронов отложил терминал. – Тридцать лет в космосе – учишься спать урывками. Иначе не выживешь.

– Военный опыт?

– Скорее жизненный. – Он кивнул на экран. – Что вы думаете обо всём этом?

Изабель помолчала, собираясь с мыслями.

– Я думаю, что мы нашли то, чего искало человечество со времён первого взгляда на звёзды. Доказательство того, что мы не одиноки. Доказательство того, что разум может возникать где угодно, развиваться, строить корабли, путешествовать между звёзд.

– Но?

– Но все они мертвы. – Она посмотрела на бесконечные ряды тёмных силуэтов. – Тысячи цивилизаций, миллионы лет истории – и ни одного выжившего. Это… пугает.

– Брандт считает, что их что-то убило.

– Брандт видит угрозу везде. Это его работа. Но… он может быть прав. Слишком много кораблей в одном месте. Слишком много совпадений.

Воронов откинулся в кресле, глядя на экран.

– Когда я был молодым офицером, – начал он медленно, – меня учили, что космос – это враг. Враждебная среда, которая убьёт тебя при первой возможности. Вакуум, радиация, холод, расстояния – всё работает против жизни. Я провёл годы, сражаясь с этим врагом. Строил укрытия. Создавал системы защиты. Думал, что знаю, чего опасаться.

Он замолчал.

– А теперь? – спросила Изабель.

– Теперь я смотрю на это, – Воронов кивнул на экран, – и понимаю, что ничего не знал. Космос не враг. Космос – это бездна. Бездна, которая поглотила тысячи цивилизаций, которые были старше, мудрее, могущественнее нас. И мы только что заглянули в эту бездну.

– Когда долго смотришь в бездну, бездна смотрит в тебя, – процитировала Изабель.

– Ницше. – Воронов слабо улыбнулся. – Не думал, что ксеноархеологи читают философию.

– Ксеноархеологи читают всё. Это наша работа – понимать чужие культуры. А философия – основа любой культуры.

Они помолчали, глядя на Некрополь. Тишина на мостике была почти осязаемой – только гудение систем жизнеобеспечения и тихое пощёлкивание клавиш на рабочих станциях.

– МОРФЕЙ, – позвал Воронов. – Статус сканирования?

– Завершено на шестьдесят два процента. Обнаружено дополнительно четыреста семьдесят три объекта. Общее количество каталогизированных объектов – три тысячи пятьсот девяносто.

– Что-нибудь необычное?

– Определите «необычное» в контексте скопления, которое само по себе является беспрецедентной аномалией.

Воронов хмыкнул.

– Справедливо. Что-нибудь, что выделяется даже на фоне остального?

– Зафиксировано несколько объектов, демонстрирующих аномальные показатели. Объект 1847 испускает слабое тепловое излучение, не соответствующее пассивному охлаждению. Объект 2156 содержит полости, заполненные газом под давлением, что указывает на герметичность конструкции. Объект 3012 отражает радарное излучение с характеристиками, не типичными для металлических поверхностей.

– Они могут быть… функциональными? – спросила Изабель.

– Маловероятно. Однако исключить полностью невозможно без детального изучения.

Функциональными. Изабель попробовала представить – корабль, работающий миллионы лет, несущий вахту среди мертвецов. Абсурд? Или надежда?

– Включите эти объекты в список приоритетов, – сказала она. – Если хоть один из них сохранил работоспособность, это может дать нам ключ к пониманию всего остального.

– Принято.

Ночь – условная ночь – прошла в беспокойном полусне.

Изабель лежала на койке, глядя в потолок, и не могла отделаться от мыслей, роившихся в голове. Некрополь. Три тысячи кораблей. Миллионы лет. Мать. Обломок «Авроры», дрейфующий среди чуждых конструкций. Всё смешивалось, переплеталось, образуя клубок, который она не могла распутать.

Когда корабельные часы показали шесть утра, она сдалась и встала. Душ – экономный, трёхминутный, с рециркулированной водой – немного привёл её в чувство. Форма исследователя – серый комбинезон с эмблемой экспедиции на плече – сидела непривычно свободно: четыре года в криосне съели несколько килограммов мышечной массы.

В столовой было пусто – слишком рано для большинства экипажа. Изабель взяла порцию синтетического завтрака из автомата и села за угловой столик, глядя в иллюминатор. Отсюда Некрополь был виден под другим углом – не фронтально, как с мостика, а сбоку. Силуэты кораблей казались ещё более чуждыми, ещё более нереальными.

– Разрешите?

Она подняла взгляд. Танака стояла рядом с подносом, на котором дымилась чашка чего-то, отдалённо напоминающего кофе.

– Конечно.

Танака села напротив. Она выглядела усталой – тёмные круги под глазами, растрёпанные волосы.

– Вы вообще спали? – спросила Изабель.

– Немного. – Танака отхлебнула из чашки, поморщилась. – Не могла остановиться. Столько данных, столько загадок…

– Нашли что-нибудь новое?

– Возможно. – Танака достала планшет, положила между ними на стол. – Я анализировала те символы, что видны на корпусах кораблей. Пыталась найти закономерности, повторяющиеся элементы.

– И?

– И нашла. – Она вывела на экран серию изображений: фрагменты корпусов разных кораблей, с выделенными участками. – Смотрите. Вот этот корабль, предположительный возраст – два миллиона лет. Вот этот – восемьсот тысяч. Вот этот – сто тысяч. Разные цивилизации, разные технологии, разные стили. Но вот здесь, здесь и здесь…

Она увеличила выделенные участки. Изабель всмотрелась – и увидела. Три символа, почти идентичных: стилизованная спираль, пересечённая прямой линией.

– Совпадение?

– Один раз – совпадение. Два раза – закономерность. Три раза – система. – Танака провела пальцем по экрану, и изображения сменились. – Я нашла этот символ на семнадцати кораблях. Семнадцати разных кораблях из разных эпох, построенных разными видами. Одинаковый символ.

– Что он означает?

– Не знаю. Пока не знаю. Но если столько цивилизаций использовали один и тот же знак… это может быть что-то универсальное. Какой-то общий язык. Или, по крайней мере, общая идея, которую они все пытались передать.

Изабель взяла планшет, всмотрелась в символ. Спираль и линия. Просто, почти примитивно. Но в этой простоте было что-то… тревожное.

– Продолжайте работу, – сказала она, возвращая планшет. – Если сможете найти больше таких совпадений… это может быть ключом.

– К чему?

– К тому, почему они все здесь.

К полудню «Реквием» занял стабильную позицию на краю Некрополя – достаточно близко для детальных наблюдений, достаточно далеко для безопасности. Или того, что они считали безопасностью – среди тысяч мёртвых кораблей само понятие безопасности казалось условным.

Изабель собрала научную группу в главной лаборатории для планирования первой вылазки.

– Завтра, – объявила она, – мы отправляем разведывательную группу к объекту 847. Это корабль среднего размера, относительно молодой – около пятидесяти тысяч лет, – с видимыми входными отверстиями, которые могут оказаться шлюзами.

На голографическом проекторе появилось изображение выбранной цели. Корабль напоминал формой морского ската – широкий, плоский, с длинным «хвостом», тянущимся позади. Поверхность была гладкой, почти зеркальной, с редкими выступами, которые могли быть антеннами, орудиями или чем-то совершенно непонятным.

– Почему именно этот? – спросил Линь.

– Несколько причин. Относительная целостность конструкции – нет видимых повреждений, которые могли бы указывать на катастрофу. Доступность – он находится на периферии скопления, к нему легко подобраться. И, наконец, признаки герметичности – спектральный анализ показывает возможное наличие атмосферы внутри.

– Атмосферы? – Ким вскинулась. – После пятидесяти тысяч лет?

– Маловероятно, но не невозможно, – ответил МОРФЕЙ. – При условии идеальной герметизации и отсутствия внешних воздействий, газовая среда может сохраняться неопределённо долго. Однако её состав, безусловно, изменился под воздействием космического излучения и химических реакций.

– Какие бы газы там ни были, мы не будем их вдыхать, – вмешался Брандт. – Полная изоляция. Скафандры высшего уровня защиты. Никаких компромиссов.

– Согласна, – кивнула Изабель. – Безопасность – приоритет. Но нам нужно попасть внутрь. Нужно увидеть, что там.

Обсуждение продолжалось ещё несколько часов – детали маршрута, состав группы, оборудование, протоколы связи и эвакуации. Изабель настояла на своём участии, несмотря на возражения Брандта.

– Это научная миссия, – сказала она. – Мне нужно видеть всё собственными глазами.

– Вы руководитель проекта. Ваша потеря будет критичной для всей экспедиции.

– Моя потеря будет критичной в любом случае. Но если я останусь на корабле, пока другие рискуют… какой это будет сигнал для команды?

Брандт не нашёл, что возразить. Или решил не спорить – с ним никогда нельзя было сказать наверняка.

Вечером, после ужина, Изабель снова поднялась на мостик.

Воронов был там – как и всегда, казалось. Он сидел в капитанском кресле, глядя на экран с выражением человека, который смотрит в лицо неизбежности.

– МОРФЕЙ, – позвала Изабель. – Отчёт о сканировании.

– Завершено на девяносто четыре процента. Общее количество каталогизированных объектов – три тысячи девятьсот двенадцать.

– Почти четыре тысячи, – пробормотала она. – Ещё больше, чем мы думали.

– Однако я должен обратить ваше внимание на статистический анализ, который я провёл по вашему запросу, доктор Шань.

– Какой анализ?

– Анализ вероятности такого скопления.

На экране появились графики, формулы, числа – слишком много, чтобы охватить сразу.

– Объясни простыми словами, – попросила Изабель.

– Я рассчитал вероятность того, что около четырёх тысяч искусственных объектов из разных точек галактики – предположительно разных цивилизаций, с разными технологиями, в разные эпохи – независимо друг от друга окажутся в одной и той же точке пространства.

– И?

Пауза. Долгая. Слишком долгая для МОРФЕЯ.

– Вероятность такого события, при условии случайного распределения, составляет ноль.

– Ноль? – Воронов подался вперёд.

– Не «близко к нулю». Не «пренебрежимо мало». Математический ноль. Такого не может произойти случайно. Ни за миллионы лет. Ни за миллиарды.

Изабель почувствовала, как холодок пробежал по спине.

– Но оно произошло.

– Да. Что означает – это не случайность. Эти корабли не дрейфовали к этой точке под воздействием гравитации. Они не попали сюда в результате случайных траекторий. Они прибыли сюда намеренно. Все четыре тысячи. За десятки миллионов лет.

– Но зачем? – голос Танаки дрогнул. Изабель не заметила, когда она появилась на мостике, но теперь нейролингвист стояла рядом, бледная как полотно. – Зачем столько цивилизаций – разных цивилизаций, разделённых миллионами лет истории – выбирали одно и то же место?

– На этот вопрос я не могу ответить, – сказал МОРФЕЙ. – Но у меня есть гипотеза.

– Говори.

– Единственное объяснение, согласующееся с данными, – это существование общего фактора. Чего-то, что знали все эти цивилизации. Чего-то, что заставило их независимо друг от друга искать именно это место.

– Что это могло быть? – Воронов встал, подошёл к экрану.

– Угроза, – ответил МОРФЕЙ. – Общая угроза, от которой они бежали. Или… надежда. Общая надежда, которую они искали.

– Убежище, – прошептала Изабель. – Танака была права. Это не кладбище. Это убежище.

– Убежище от чего? – Брандт появился в дверях, его рука машинально легла на кобуру. – Что могло заставить четыре тысячи цивилизаций бежать к одной точке в пустоте?

Никто не ответил. Никто не мог ответить.

На экране безмолвно дрейфовали мёртвые корабли – свидетели какой-то древней катастрофы, масштаб которой человечество только начинало осознавать.

– МОРФЕЙ, – сказала Изабель медленно. – Есть ли в твоей базе данных информация о каких-либо феноменах, событиях или угрозах, которые могли бы вызвать такую реакцию? Что-то, что периодически повторяется? Что-то галактического масштаба?

– Сканирую базу данных…

Пауза.

– Прямых соответствий не обнаружено. Однако в исторических записях о раннем космическом освоении имеются ссылки на так называемый «парадокс Ферми» – вопрос о том, почему при высокой вероятности существования инопланетных цивилизаций человечество не обнаружило их следов.

– Мы только что обнаружили их следы, – сухо заметил Воронов.

– Именно. Но парадокс имеет множество предложенных решений. Одно из них – гипотеза «Великого Фильтра». Предположение о существовании некоего барьера, который большинство цивилизаций не способны преодолеть.

– Великий Фильтр, – повторила Изабель. – Катастрофа, которая уничтожает развитые цивилизации.

– Или не уничтожает, – МОРФЕЙ сделал паузу. – А стирает.

– Что значит «стирает»?

– Это… – ИИ замолчал на несколько секунд. Для него это была вечность. – Это выходит за рамки моих аналитических возможностей. Но данные указывают на то, что мы имеем дело не просто с гибелью цивилизаций. А с их исчезновением. Полным. Систематическим. Повторяющимся.

В тишине, наступившей после этих слов, Изабель услышала только гудение систем жизнеобеспечения и стук собственного сердца.

Четыре тысячи цивилизаций.

Миллионы лет.

И что-то, что заставило их всех бежать к одной точке в бесконечной тьме космоса.

Что-то, от чего, судя по всему, никто из них не смог спастись.

Глава 2: «Первый контакт с мёртвыми»

Шлюзовая камера «Реквиема» пахла озоном и машинным маслом – запахи, которые Изабель научилась ассоциировать с началом чего-то важного. Каждая экспедиция, каждый спуск на поверхность неизведанной планеты, каждый выход в открытый космос начинался здесь, в этом тесном помещении с ребристыми стенами и мигающими индикаторами. За двадцать лет полевой работы она провела в подобных камерах сотни часов, но никогда ещё предстоящий выход не казался таким… значительным.

Она стояла перед зеркальной панелью, проверяя крепления скафандра. Отражение смотрело на неё серьёзными тёмными глазами – лицо женщины, которая слишком много видела и слишком мало спала. Морщинки в уголках глаз стали глубже за последние годы, седина пробивалась на висках, несмотря на все достижения косметической медицины. Сорок семь биологических лет – не так много по меркам эпохи, когда люди доживали до двухсот, но космос старил быстрее, чем планетарная жизнь.

– Доктор Шань, – голос Брандта прервал её размышления. – Финальная проверка.

Командор службы безопасности стоял у противоположной стены, уже полностью экипированный. Его скафандр был тяжелее стандартного научного – усиленная броня, дополнительные слои радиационной защиты, интегрированные системы вооружения. На поясе висел импульсный пистолет, на спине – компактная винтовка. Брандт относился к предстоящей вылазке как к боевой операции, и Изабель не могла его за это винить.