Траектория вымирания

– Вы из другой галактики? – спросила Танака.

«Мы были из другой галактики. Теперь… мы отовсюду и ниоткуда».

Изображение приблизилось – показало один из спиральных рукавов, затем отдельную звёздную систему. Жёлтая звезда, несколько планет вокруг неё. Третья от звезды – голубая, с белыми облаками.

«Мы развились там. За миллиарды лет – от простейших форм до того, чем стали. Мы построили города. Корабли. Достигли соседних звёзд. Думали, что вселенная принадлежит нам».

– Как человечество, – тихо сказала Изабель.

«Как многие. Как все, кто доходит до этой ступени. Вы смотрите в небо и видите бесконечность. Вы думаете: всё это – наше. Нужно только дотянуться».

Изображение снова изменилось. Теперь оно показывало цивилизацию – города, машины, существа, похожие на Хранителя, но более… телесные. Физические. Они двигались, работали, общались. Жили.

«Мы существовали так четыреста миллионов ваших лет. Распространились на тысячи звёздных систем. Создали империю, которую считали вечной».

– Что произошло?

Пауза.

«Они пришли».

Изображение потемнело. Звёзды на краю галактики начали гаснуть – не взрываясь, не превращаясь в сверхновые. Просто… исчезая. Одна за другой, как свечи под порывом ветра.

«Сначала мы думали – ошибка наблюдений. Сбой в датчиках. Звёзды не могут исчезать. Это противоречит физике. Потом исчезли планеты. Потом – колонии. Миллиарды существ – наших соотечественников, наших детей – просто перестали быть».

– Вы их видели? – спросил Брандт. – Тех, кто это делал?

«Нет. Их нельзя увидеть. Нельзя услышать. Нельзя измерить. Они – не существа. Они – процесс. Волна. Очищение».

– Стиратели, – сказала Изабель.

«Так их называли другие – те, кто пришёл после нас. Мы называли их… – голос Хранителя дрогнул, – …мы называли их «конец». Просто – конец. Потому что это и было то, чем они являлись. Концом всего».

Изображение показало волну темноты, распространяющуюся по галактике. Звёзды гасли, целые рукава погружались во тьму. Изабель видела это как замедленную съёмку катастрофы – катастрофы, растянувшейся на миллионы лет.

«Мы пытались бежать. Строили корабли, способные покинуть галактику. Отправляли экспедиции в межгалактическое пространство. Искали убежище».

– Нашли?

«Некоторые – да. Мы узнали, что есть места… – Хранитель указал на определённые точки в окружающей их карте, – …места, где пространство-время отличается. Складки. Тени. Области, которые «они» не замечают. Или не могут достичь».

– Солнечная система – одно из таких мест, – сказала Изабель. Это не был вопрос.

«Да. Одно из немногих в этой галактике. Мы нашли его… слишком поздно для нашего народа. Но достаточно рано, чтобы оставить знание для других».

Изображение снова изменилось. Теперь оно показывало другую галактику – их галактику, Млечный Путь. И маршруты – те самые линии, которые Танака обнаружила в архиве. Сотни линий, сходящихся к одной точке.

«Мы создали это место. Не сам Некрополь – он возник естественно, из кораблей тех, кто приходил. Но систему. Архив. Маршруты. Знание, которое должно было передаваться от цивилизации к цивилизации».

– Для чего? – спросила Танака. – Если спасение невозможно…

«Кто сказал, что невозможно?»

Все замерли.

«Я сказал, что наш народ погиб. Это правда. Физически – мы перестали существовать. Но… – Хранитель сделал жест, охватывающий всю сферу вокруг них, – …посмотрите на меня. Я здесь. Я говорю с вами. Я помню».

– Ты… выжил?

«Я стал тем, что нельзя стереть. Перешёл из материи в информацию. Из тела – в память».

Изабель вспомнила слова голограммы матери: «Стать частью памяти, а не носителем памяти».

– Как?

«Это… сложно объяснить вашими концепциями. Ваш язык не имеет слов для того, что произошло. Но в простых терминах: я записал себя. Свой разум, свою личность, свою… душу, если использовать ваши метафоры. Записал в саму структуру пространства-времени. В ту «складку», которая защищает это место».

– Ты стал частью Некрополя?

«Я стал его хранителем. Его памятью. Вместе с миллионами других – представителей тысяч цивилизаций, которые сделали тот же выбор».

Изабель осмотрелась. Сфера вокруг них, миллиарды звёзд на стенах, сам корабль-левиафан – всё это было не просто технологией. Это было… кладбище? Нет. Хранилище. Хранилище разумов, которые отказались исчезнуть.

– Сколько вас? – спросила она.

«Трудно сказать. Мы не… отдельны в том смысле, который понимаете вы. Но если считать индивидуальные сознания, сохранившие отдельную идентичность… около семидесяти миллионов».

– Семьдесят миллионов, – повторила Танака. – Семьдесят миллионов разумных существ, живущих как… как информация?

«Существующих как информация. «Жить» – не совсем точное слово. Мы не растём, не меняемся, не умираем. Мы просто… есть. Помним. Ждём».

– Ждёте чего?

«Того, кто придёт последним».

Снова тишина. Изабель чувствовала, как слова Хранителя оседают в сознании, как камни, брошенные в воду.

– Ты говорил, что мы – первые за пятьдесят тысяч лет, – сказала она. – Но до нас были другие. Много других. Почему ты ждал нас?

«Потому что вы – другие».

– В чём наша «другость»?

Хранитель повернулся к ней. Его светящиеся «глаза» остановились на её лице, изучая, оценивая.

«Вы – первые, кто пришёл сюда, когда цикл уже начался».

Слова упали в тишину, как камень в колодец.

– Цикл начался? – голос Брандта был напряжённым. – Что это значит?

«То, что говорю. Стиратели… – Хранитель помедлил, – …они не приходят постоянно. Они появляются циклами. Каждые несколько сотен миллионов лет – по вашему времени – они… просыпаются. Начинают очищение. Потом – снова засыпают».

– И сейчас они… просыпаются?

«Они уже не спят».

Изабель почувствовала, как земля уходит из-под ног – метафорически, конечно, поскольку она стояла на платформе в центре сферы, парящей в пустоте. Но ощущение было тем же.

– Как давно? – спросила она. – Как давно они начали?

«Трудно определить точный момент. Первые признаки… – Хранитель указал на карту галактики вокруг них, – …мы заметили около ста тысяч ваших лет назад. Звёзды на дальней периферии начали исчезать. Медленно. Едва заметно. Но мы следим за этим миллионы лет. Мы знаем, как это выглядит».

– Сто тысяч лет, – повторила Танака. – Но человечество существует уже…

– …около трёхсот тысяч лет, – закончила Изабель. – Если считать Homo sapiens. И гораздо дольше, если считать предшествующие виды.

«Да. Ваш вид развился в относительно безопасный период – в «сне» между циклами. Это дало вам время вырасти. Построить цивилизацию. Достичь звёзд».

– И теперь время заканчивается?

«Время никогда не заканчивается. Но окно… – Хранитель сделал жест, словно закрывая что-то невидимое, – …окно сужается. Стиратели приближаются. Не быстро – по вашим меркам. Но неотвратимо».

– Сколько у нас осталось? – спросил Брандт. Его голос был хриплым.

«Неизвестно. Скорость очищения непредсказуема. Иногда они движутся медленно – миллионы лет на одну галактику. Иногда – быстрее. Зависит от… – пауза, – …от того, насколько «яркий» разум они чувствуют».

– «Яркий разум»?

«Развитые цивилизации излучают… – Хранитель, казалось, искал слова, – …шум. Сигналы. Радиоволны, гравитационные возмущения, модификации пространства-времени. Чем развитее цивилизация – тем громче её «голос». И тем быстрее Стиратели её находят».

Изабель вспомнила записи из архива: «Когда яркость разума превышает тень – они замечают».

– Человечество уже «достаточно яркое»?

«Вы на пороге. Ваши сигналы начинают… – Хранитель сделал неопределённый жест, – …просвечивать сквозь защиту этого места. Пока – едва. Но с каждым годом – громче».

– Что можно сделать?

Пауза. Долгая, тяжёлая.

«Это – вопрос, на который все ищут ответ. Миллионы лет. Тысячи цивилизаций. Никто не нашёл способа остановить Стирателей. Победить их. Уничтожить».

– Значит, надежды нет?

«Я не сказал этого. Я сказал – нельзя победить. Но можно… – снова пауза, – …спрятаться. Переждать. Или стать тем, что нельзя стереть».

– Как ты?

«Как я. Как другие хранители. Это – один путь. Но не единственный».

– Какие ещё?

Хранитель повернулся к карте галактики.

«Покажу».

Изображение снова начало меняться. Теперь оно показывало не историю, а текущее состояние галактики – или то, что Хранитель считал текущим.

«Смотрите внимательно».

Галактика медленно вращалась перед ними. Знакомые очертания – спиральные рукава, центральное скопление, тёмные полосы пыли. Но что-то было не так. Изабель присмотрелась – и поняла.

Звёзды гасли.

Не все. Не везде. Но на периферии галактики – там, где должны были быть тысячи звёзд, – зияла темнота. И эта темнота медленно, почти незаметно расширялась.

– Это… происходит сейчас?

«Это – состояние галактики на момент, когда последние беженцы достигли Некрополя. Пятьдесят тысяч ваших лет назад».

– И с тех пор?

«С тех пор стало хуже».

Изображение сдвинулось – показывая изменения. Темнота на периферии расширилась, поглотила целые регионы. Изабель видела, как гасли звёзды – не одна за другой, а целыми скоплениями. Как рукава галактики темнели с краёв.

– Боже мой, – прошептала Танака.

«Бог здесь ни при чём. Это – естественный процесс. Такой же естественный, как смерть звёзд или расширение вселенной. Просто… направленный».

– Естественный? – Брандт не скрывал скептицизма. – Нечто, что стирает разумную жизнь – естественный процесс?

«Для вселенной – да. Для разума – трагедия. Но вселенная не заботится о трагедиях разума».

– Ты говоришь, что это… часть космоса? – спросила Изабель. – Часть того, как работает вселенная?

«Возможно. Мы – хранители – изучаем этот вопрос миллионы лет. Мы знаем, что Стиратели существуют. Знаем, что они делают. Но почему – это до сих пор загадка».

– Есть гипотезы?

«Много. – Хранитель сделал жест, и рядом с картой галактики появились символы – те самые, что покрывали стены всех кораблей Некрополя. – Одни считают, что Стиратели – защитный механизм вселенной. Способ предотвратить… – пауза, – …перенаселение разумом. Если разум распространится слишком широко, он может нарушить баланс».

– Какой баланс?

«Неизвестно. Другие считают, что Стиратели – не защита, а болезнь. Сбой в структуре реальности, который проявляется периодически. Как лихорадка у вашего вида».

– А ты сам что думаешь?

Хранитель помолчал.

«Я думаю, что вопрос «почему» – неправильный. Важнее – «что делать». Стиратели существуют. Они приходят. Они стирают. Это – факт. Понимание причины не изменит этого факта. Но понимание механизма – может дать шанс».

– Механизма стирания?

«Да. Мы знаем кое-что о том, как это работает. Не всё – далеко не всё. Но достаточно, чтобы искать способы защиты».

– Расскажи.

Хранитель снова повернулся к карте. Изображение изменилось – теперь оно показывало не галактику в целом, а отдельный участок. Звёздную систему.

«Смотрите. Это – система, которая была стёрта около миллиона лет назад. Мы наблюдали за ней. Записывали всё, что могли».

Изабель видела звезду – жёлтый карлик, похожий на Солнце. Вокруг неё вращались планеты. На третьей от звезды – признаки цивилизации. Города, светящиеся на ночной стороне. Орбитальные станции. Корабли.

Потом – изменение.

Не взрыв. Не катастрофа в привычном смысле. Просто… размытие. Звезда, планеты, всё – начало терять чёткость. Как изображение, которое постепенно стирают ластиком. Контуры размывались, детали исчезали. И через несколько секунд – или миллионов лет, в зависимости от масштаба времени – на месте звёздной системы осталась только пустота.

Не тьма. Не чёрная дыра. Пустота. Пространство, в котором не было ничего – как будто там никогда ничего и не было.

– Они не уничтожают, – прошептала Изабель. – Они… отменяют. Заставляют реальность забыть, что это существовало.

«Да. Это – ключевой момент. Стирание – не разрушение. Это изменение прошлого. Звезда не взрывается – она перестаёт когда-либо существовать. Цивилизация не гибнет – она никогда не рождается».

– Но это… невозможно. – Танака покачала головой. – Причинно-следственные связи… если что-то существовало, оно влияло на другие вещи. Если отменить его существование – что происходит с последствиями?

«Они тоже отменяются. Или перестраиваются. Вселенная… – Хранитель сделал сложный жест, – …вселенная гибкая. Более гибкая, чем вы думаете. Она может перестроить себя так, чтобы «дыра» была незаметна. Чтобы всё выглядело логичным».

– Но вы помните. Хранители помнят о стёртых цивилизациях.

«Да. Потому что мы – вне потока причинности. Мы существуем в той «складке», которая защищает это место. Здесь – другие правила. Здесь память сохраняется, даже когда стирается то, о чём она».

Изабель пыталась осмыслить это. Концепция была… запредельной. Стирание самого факта существования. Перестройка причинно-следственных связей. Вселенная, которая переписывает себя, чтобы скрыть следы.

– А люди, которые знали стёртых? – спросила она. – Те, кто был вне зоны стирания? Они тоже забывают?

«Постепенно – да. Это… – Хранитель помедлил, – …это самая страшная часть. Стирание не ограничивается объектом. Оно распространяется. Как волны от камня, брошенного в воду. Сначала – сам объект. Потом – записи о нём. Потом – воспоминания. Потом – воспоминания о воспоминаниях».

– Полное забвение.

«Полное. Абсолютное. Как будто ничего не было».

Изабель вспомнила сон, который видела несколько ночей назад. Коридоры чужого корабля, узоры, складывающиеся в слова. Глаза – множество глаз, смотрящих на неё.

И свет, который манил. Обещал ответы.

– Есть способ защититься? – спросила она. – Способ сохранить память, даже когда всё остальное стёрто?

«Несколько. Первый – стать частью «складки», как мы. Но это… – Хранитель сделал жест, который мог означать печаль, – …это означает отказ от физического существования. Не все готовы на это».

– Какие другие?

«Второй – укрыться в «тени». В местах, подобных этому. Солнечная система – одно из них. Но защита «тени» слабеет со временем. И если цивилизация становится слишком «яркой»…»

– Она начинает «просвечивать».

«Да. Третий способ… – Хранитель замолчал. – Третий способ – теоретический. Никто не проверял его на практике».

– Какой?

«Усилить «тень». Сделать её непроницаемой».

– Как?

«Этого я не знаю. Знание о том, как создавать и усиливать «тени», было утрачено давно. Те, кто владел им… – пауза, – …были стёрты».

Ирония судьбы. Знание о защите от стирания – стёрто.

– Но записи остались? – спросила Танака. – В архиве?

«Фрагменты. Намёки. Отголоски. Мы пытаемся восстановить картину миллионы лет. Каждая новая цивилизация, приходящая сюда, приносит свои крупицы. Медленно, по частям, мы собираем… – Хранитель указал на окружающую их сферу, – …вот это. Библиотеку. Музей. Надежду».

– И вы ждали нас, чтобы мы добавили свои «крупицы»?

«Частично. Но не только. – Хранитель повернулся к Изабель. – Вы – особенные. Не потому что лучше других. А потому что вовремя».

– Вовремя для чего?

«Цикл начался. Стиратели просыпаются. Скоро – по нашим меркам – они дойдут до этой части галактики. До вашей системы. До этого места».

– И тогда?

«Тогда – конец. Для вас. Для нас. Для всего, что мы хранили миллионы лет».

Изабель почувствовала, как тяжесть наваливается на плечи. Не физическая – экзистенциальная. Тяжесть знания, которое нельзя отвергнуть.

– Сколько времени?

«Неизвестно. Может быть, тысячи ваших лет. Может быть – меньше. Скорость очищения непредсказуема».

– Но ты сказал, что мы – «вовремя». Вовремя – для чего? Что мы можем сделать?

Хранитель долго смотрел на неё. Его светящиеся «глаза» неподвижно фиксировались на её лице.

«Вы можете узнать. Понять. И, возможно… – пауза, – …найти то, что мы ищем миллионы лет. Способ остановить их. Или хотя бы – пережить».

Следующие несколько часов – или то, что ощущалось как часы, – Хранитель показывал им историю.

Не словами – образами. Видениями. Прямой передачей информации в разум, которая обходила ограничения языка и культуры.

Изабель видела цивилизации. Сотни, тысячи цивилизаций – каждая уникальная, каждая развитая, каждая обречённая. Она видела их расцвет: города, которые затмевали воображение, технологии, которые казались магией, искусство, которое заставляло плакать. Она видела их падение: звёзды, гаснущие одна за другой, миры, растворяющиеся в небытии, последние корабли, несущиеся к Некрополю в отчаянной надежде.

Она видела беженцев. Существа всех форм и размеров – гуманоиды, инсектоиды, газовые облака с коллективным сознанием, кристаллические структуры, которые думали со скоростью света. Все они бежали. Все надеялись. Все – в конечном счёте – погибали.

Не погибали. Стирались.

Она видела, как это происходит. Как реальность размывается по краям, как причинно-следственные связи рвутся, как само существование отменяется. Видела последние мгновения тех, кто осознавал, что происходит, – и ужас в их глазах, который нельзя было передать словами.

Видела и тех, кто выбирал другой путь. Кто отказывался от тела, от материи, становился информацией, записанной в складках пространства-времени. Они не умирали – они трансформировались. Превращались в то, чем был сейчас Хранитель: сознание без плоти, память без носителя.

Это тоже было страшно. По-своему.

Когда поток образов прекратился, Изабель обнаружила, что сидит на полу платформы, прижавшись спиной к невидимой опоре. Рядом были остальные – такие же потрясённые, такие же опустошённые.

– Сколько… сколько времени прошло? – спросила Танака. Её голос был хриплым.

– Семь часов, – ответил Брандт, глядя на индикатор на запястье. – Воронов, наверное, с ума сходит.

– Связь с «Реквиемом» была невозможна во время передачи, – сказал Хранитель. – Теперь – восстановлена. Можете связаться.

Брандт немедленно активировал канал.

– «Реквием», это Брандт. Мы в порядке. Связь была… затруднена.

– Брандт? Боже, мы уже готовили спасательную операцию! – голос Воронова был напряжённым. – Что происходит?