Чужие среди своих

Он развернулся и пошёл дальше.

Комната встретила его полумраком – жалюзи на единственном окне-бойнице были опущены. Он сел на кровать, снял ботинки. Достал телефон.

Пятнадцать сообщений. Половина – рабочие, от подчинённых и коллег из Пентагона. Вторая половина – спам, рекламные рассылки. И одно – от Эмили. Короткое: «Экзамен перенесли на среду».

Без приветствия, без вопросов о том, как он. Просто факт.

Он набрал ответ: «Удачи». Подумал. Добавил: «Позвони, если нужна помощь». Стёр. Написал снова: «Береги себя». Отправил.

Три секунды спустя – уведомление: «Прочитано».

Ответа не последовало.

Харрингтон положил телефон на тумбочку и уставился в потолок. Серый бетон. Серый мир. Серая жизнь.

Где-то в глубине комплекса гудели вентиляторы системы кондиционирования. Мерный, убаюкивающий звук. Он закрыл глаза.

«Они наблюдают».

Голос Мортона. Или не Мортона.

Харрингтон открыл глаза. Сон ушёл, оставив после себя холодок вдоль позвоночника.

Что, если это не переутомление? Что, если Мортон действительно что-то видел? Что-то настоящее?

Нет. Невозможно.

За тридцать два года он научился отличать реальные угрозы от воображаемых. Террористы – реальны. Враждебные государства – реальны. Кибератаки – реальны. Призраки в небе над Невадой – нет.

Но если так, почему он не может перестать думать об этом?

Он встал. Подошёл к маленькому столу у стены, где лежали бумаги – распечатки технических отчётов, графики испытаний, служебные записки. Включил настольную лампу и начал листать.

Отчёт о сбое позавчера. Тот самый, который Мортон якобы устранил.

«Ложные срабатывания системы детектирования. Причина: неустановленные помехи в верхних слоях атмосферы. Коррективы внесены».

Неустановленные помехи. Верхние слои атмосферы. Звучит почти так же, как то, что он видел ночью.

Харрингтон потянулся к ноутбуку. Открыл защищённый канал связи с базой данных проекта. Ввёл пароль, прошёл двухфакторную аутентификацию.

Поиск: «аномалии», «неопознанные объекты», «помехи», «высотные».

Семнадцать результатов за последний месяц.

Он начал читать. Отчёт от третьего числа – система зафиксировала движение на высоте восьмидесяти тысяч футов, через пять секунд данные исчезли. Отчёт от седьмого – кратковременное появление множественных целей, списано на программный сбой. Отчёт от двенадцатого – оператор доложил о «странном поведении» системы, которая «как будто отслеживала что-то невидимое».

Семнадцать случаев. За тридцать дней.

Харрингтон откинулся на спинку стула. Он чувствовал, как напряжение скапливается в плечах, как пересыхает горло.

Семнадцать случаев – и никто не обратил внимания. Каждый раз – «сбой», «помехи», «переутомление оператора». Стандартные объяснения. Удобные объяснения.

Но что, если они неверны?

Он встал, прошёлся по комнате. Шесть шагов в одну сторону, шесть – в другую. Как в камере. Как в тюрьме собственных мыслей.

Нужно поговорить с кем-то. С кем-то, кому он доверяет. С кем-то, кто может посмотреть на ситуацию свежим взглядом.

Список был коротким. Генерал Маккензи – старый друг, но он в Вашингтоне, и выходить на него с такими данными без железных доказательств – самоубийство. Полковник Дэвис из разведки – слишком осторожен, сначала потребует сотню рапортов. Майор Хенсон из контрразведки – параноик, который в каждой тени видит русских шпионов.

Никого.

Он был один.

Харрингтон посмотрел в окно – узкая полоска неба, залитого дневным светом. Обычное небо. Обычный день.

Где-то там – если верить данным – сорок семь неопознанных объектов. Или не сорок семь. Или вообще ничего.

Он не знал.

И это было хуже всего.

Телефон зазвонил – резко, неожиданно. Он дёрнулся, едва не уронив аппарат.

– Харрингтон.

– Полковник, это Эндрюс из медблока. – Голос врача звучал напряжённо. – Капитан Мортон проснулся. Он просит вас.

– Иду.

По дороге он думал о том, что скажет Мортону. Как задать вопросы, не выдав своих подозрений. Как…

Дверь медблока была открыта.

За ней – тишина.

Харрингтон вошёл. Капитан Эндрюс сидела за столом, глядя в пустоту.

– Где он?

Она подняла голову. Медленно. Слишком медленно.

– Капитан Мортон ушёл. – Голос ровный, безэмоциональный. – Сказал, что чувствует себя лучше.

– Куда?

– Не знаю.

Харрингтон смотрел на неё – и снова видел это. То же, что видел в глазах Мортона прошлой ночью. Пустоту. Отсутствие.

– Доктор, вы в порядке?

– Да, полковник. – Она улыбнулась. Улыбка была правильной, но… неживой. Как у манекена. – Всё в порядке. Совершенно.

Он развернулся и вышел. Быстро. Почти бегом.

Коридор. Лестница. Ещё коридор. Командный центр.

Там было пусто. Все консоли отключены, экраны тёмные. Только гудение вентиляции.

Харрингтон остановился посреди помещения. Сердце колотилось о рёбра, ладони вспотели.

Что происходит?

Он достал телефон. Набрал номер дежурного офицера.

Гудок. Второй. Третий.

– Сержант Вильямс слушает.

– Вильямс, где все? Почему командный центр пуст?

Пауза.

– Пересменка, сэр. Дневная смена заступает через час.

– А ночная?

– Отдыхает, сэр. После испытаний.

Логично. Нормально. Никакой паники.

– Понял. Отбой.

Он убрал телефон. Посмотрел на тёмный экран, где несколько часов назад танцевали голубые огни.

Наваждение. Всё это – наваждение. Усталость, стресс, недосып. Его мозг сыграл с ним злую шутку, и теперь он везде видит заговоры.

Нужно отдохнуть. Поспать. Прийти в себя.

Он вернулся в комнату, лёг на кровать и уставился в потолок.

Серый бетон. Серый мир.

За стеной – слабый гул кондиционера.

Где-то наверху – небо, полное звёзд.

И, может быть, что-то ещё.

Он закрыл глаза и заставил себя не думать об этом. Мортон устал. Эндрюс устала. Все устали. Через неделю испытания закончатся, команда получит отпуск, и всё вернётся в норму.

Так он себе говорил.

Но где-то глубоко внутри – в той части сознания, которая тридцать два года хранила его живым на войнах и в кабинетах Пентагона, – что-то отказывалось верить.

Что-то знало: это только начало.

Глава 2: Аномалии

Три дня.

Три дня Харрингтон провёл, пытаясь найти объяснение тому, что произошло в ночь испытаний. Три дня – без выходных, без нормального сна, на кофе и упрямстве. Результат: ноль.

Технический отдел проверил каждую строчку кода системы «Эгида». Ничего. Радарные логи не показывали никаких аномалий – только штатную работу и три цели-беспилотника, которые выполнили программу как положено. Записи камер наблюдения в командном центре фиксировали обычную рабочую обстановку: люди за консолями, мигающие экраны, он сам – стоящий посреди зала и смотрящий на главный дисплей.

Но на записях не было того, что он видел. Сорок семь голубых меток. Хаотичное движение в стратосфере. Слова Мортона.

– Полковник, я перепроверил трижды.

Сержант Новак, главный системный администратор проекта, выглядел измотанным не меньше самого Харрингтона. Маленький, жилистый человек лет сорока пяти, с вечно красными от недосыпа глазами и привычкой грызть колпачок ручки.

– Логи чистые. Никаких посторонних данных, никаких сбоев в алгоритмах детектирования. Система работала штатно.

– А те семнадцать отчётов за прошлый месяц?

Новак замялся. Они сидели в его кабинете – крошечной комнатушке, заставленной серверными стойками и заваленной распечатками. На стене – выцветший плакат «Star Trek», единственное напоминание о том, что здесь работает живой человек, а не придаток к компьютеру.

– Я посмотрел. – Он потёр переносицу. – Странно, конечно. Много ложных срабатываний за короткий период. Но каждое из них имеет объяснение: атмосферные помехи, солнечная активность, ошибки калибровки…

– Семнадцать разных объяснений для семнадцати случаев?

– Ну… да.

Харрингтон встал и подошёл к окну. За ним – бетонная стена коридора. Окон, выходящих наружу, в этом крыле не было.

– Новак, вы верите в совпадения?

Сержант не ответил. Харрингтон обернулся.

– Верите?

– Сэр, я верю в данные. – Новак развёл руками. – А данные говорят, что ничего экстраординарного не произошло. Может… – он запнулся, – может, вам показалось? Все устали, работаем на износ. Я сам иногда вижу цифры, когда закрываю глаза.

– Мне не показалось.

– Тогда я не знаю, что вам сказать.

Харрингтон кивнул и вышел, не прощаясь.

Коридор встретил его привычным гулом вентиляции и запахом рециркулированного воздуха. Он шёл, не глядя по сторонам, погружённый в мысли.

Данные. Всё упиралось в данные. Если верить записям, ничего не было. Значит, либо записи лгут, либо лжёт его память. Третьего варианта не существует.

Но он видел это. Видел своими глазами. И не только он – весь командный центр видел. Чен, операторы, даже Мортон, хотя тот утверждал обратное.

Мортон.

Капитан вернулся к работе вчера. Выглядел нормально – отдохнувшим, спокойным. Слишком спокойным, может быть, но после трёх дней в медблоке это объяснимо. На вопросы о той ночи отвечал уклончиво: ничего не помню, был в отключке, наверное переработал. Стандартные фразы, сказанные стандартным тоном.

Харрингтон пытался поймать его взгляд, пытался увидеть снова ту пустоту, которая так напугала его в командном центре. Но глаза Мортона были обычными – карими, немного усталыми, абсолютно нормальными.

Может, действительно показалось.

Столовая располагалась на первом подземном уровне – просторное помещение с длинными столами и раздаточной линией. В обеденное время здесь было многолюдно, но сейчас, в три часа дня, народу почти не было. Несколько техников в углу, пара офицеров из административного отдела, уборщица, протирающая столы.

Харрингтон взял поднос с едой – картофельное пюре, котлета неопределённого происхождения, овощной салат – и сел за свободный столик у стены. Есть не хотелось, но организм требовал топлива.

Он ковырял вилкой пюре, когда это произошло.

Двое. Капитан Рейнольдс из отдела связи и лейтенант Парк, кореянка из технической группы. Они сидели через два столика от него, друг напротив друга. Тарелки перед ними – нетронутые.

Сначала Харрингтон не обратил внимания. Люди разговаривают за обедом, что такого. Но потом понял: они не разговаривают. Сидят молча, смотрят друг на друга. Не шевелятся.

Он наблюдал секунд тридцать. Сорок. Минуту.

Ничего. Никакого движения, никаких слов. Только взгляды – пристальные, неотрывные, словно они общались без слов. Или не общались, а… что?

Харрингтон отложил вилку. Встал. Подошёл к их столику.

– Капитан. Лейтенант.

Оба повернулись к нему. Одновременно. Синхронно, как марионетки на одной нитке.

– Полковник Харрингтон. – Рейнольдс улыбнулся. Улыбка была… правильной. Технически правильной. Но в ней чего-то не хватало. – Присаживайтесь?

– Нет, спасибо. Просто хотел спросить – всё в порядке?

– Конечно. – Парк тоже улыбнулась. Той же улыбкой. – Мы просто обсуждаем рабочие вопросы.

Харрингтон посмотрел на неё. Потом на Рейнольдса. Потом снова на неё.

– Молча?

Пауза. Короткая, почти незаметная.

– Мы задумались, – сказал Рейнольдс. – Сложный вопрос. Требует обдумывания.

– Какой вопрос?

Ещё пауза. На этот раз – длиннее.

– Технический, – ответила Парк. – Вряд ли вам будет интересно, сэр.

Её голос звучал ровно. Слишком ровно. Как запись, как синтезатор речи. Ни одной естественной интонации.

Харрингтон почувствовал, как по спине бежит холодок. Тот же холодок, что и в ту ночь, когда Мортон произнёс свои странные слова.

– Ладно. – Он заставил себя улыбнуться. – Не буду мешать.

Он вернулся к своему столику, но есть уже не мог. Сидел, глядя в тарелку, и краем глаза наблюдал за Рейнольдсом и Парк.

Они снова замерли. Снова смотрели друг на друга. Снова – молча.

Пять минут. Десять. Пятнадцать.

Потом, словно по невидимому сигналу, оба встали. Взяли подносы с нетронутой едой, отнесли к окну раздачи. Вышли из столовой – не вместе, но почти одновременно. Рейнольдс – налево, Парк – направо.

Харрингтон сидел неподвижно, глядя им вслед.

Что это было?

Он знал Рейнольдса три года. Разговорчивый мужик из Техаса, любитель барбекю и плохих шуток. Знал Парк – тихую, исполнительную, но живую. Нормальных людей.

То, что он только что видел, не было нормальным.

Он достал телефон и открыл заметки. Написал: «Рейнольдс, Парк – столовая, 15:12. Странное поведение. Молчаливый контакт. Синхронные движения».

Потом добавил: «Мортон – командный центр, 03:30. Странные слова. Потеря памяти».

И ещё: «Эндрюс – медблок, 09:45. Пустой взгляд. Механические ответы».

Три человека за три дня. Или больше – если считать тех, кого он не заметил?

Телефон завибрировал в руке. Входящий звонок: «Сара».

Он принял.

– Привет.

– Джим. – Её голос звучал устало. – Ты занят?

– Нет. Что случилось?

– Ничего. Просто… – пауза, – хотела услышать твой голос.

Это было на неё не похоже. Сара никогда не звонила просто так. Двадцать лет брака приучили их обоих к прагматизму: звонки – по делу, разговоры – по расписанию.

– Ты в порядке?

– Да, да. Всё нормально. – Ещё пауза. – Знаешь, тут странно как-то.

– Странно?

– В городе. Тихо стало. Раньше соседи постоянно шумели, помнишь? Миллеры с их собакой, Ковальски с вечными ремонтами. А теперь… тишина.

Харрингтон выпрямился на стуле.

– Что значит – тишина?

– Ну, не знаю как объяснить. Все как-то… притихли. Вчера видела миссис Миллер в супермаркете. Она обычно болтает без остановки, а тут – «здравствуйте», «до свидания», и всё. Даже не улыбнулась толком.

– Может, плохое настроение?

– Может. Но это не только она. Люди на улицах какие-то… другие. Меньше разговаривают, меньше смеются. Как будто все вдруг задумались о чём-то.

Он сжал телефон так крепко, что побелели костяшки пальцев.

– Сара, послушай меня. Тебе и Эмили нужно…

– Что?

Он замолчал. Что он собирался сказать? Уезжайте? Куда? От чего?

– Ничего. – Он заставил голос звучать ровно. – Просто будь осторожна. И… позвони Эмили, ладно? Проверь, как она там.

– С ней всё в порядке. Я разговаривала с ней вчера. Готовится к экзамену, как обычно.

– Хорошо. Это хорошо.

Молчание. Неловкое, как всегда между ними.

– Джим?

– Да?

– Когда ты вернёшься?

Он не знал, что ответить. Раньше это был простой вопрос – неделя, две, месяц. Цифры, расписание, факты. Теперь…

– Скоро, – сказал он. – Как только закончим этот цикл.

– Ладно. – Она не спросила, когда именно. Привыкла не спрашивать. – Береги себя.

– И ты.

Он повесил трубку и уставился на телефон. «В городе стало тихо». Люди притихли. Меньше разговаривают.

Совпадение?

Рино находился в двухстах милях от базы. Никакой связи с проектом «Эгида», никакого отношения к военным. Обычный город с обычными людьми.

Но если то, что видела Сара, реально – если люди там тоже начали вести себя странно…

Он встал и вышел из столовой. Нужно было подумать. Нужно было понять, что происходит.

Или – нужно было найти кого-то, кто поможет понять.

Вечер опустился на пустыню неожиданно быстро. Только что небо было оранжевым от заката, и вот уже – чернота, усыпанная звёздами. Харрингтон стоял на крыше административного корпуса и курил. Третья сигарета за час. Сара была бы в ужасе.

Он думал о том, что знал и чего не знал.

Знал: система «Эгида» засекла что-то необъяснимое. Сорок семь объектов на немыслимой высоте и скорости.

Знал: записи этого не подтверждают. Данные чистые.

Знал: несколько человек на базе ведут себя странно. Мортон, Эндрюс, Рейнольдс, Парк.

Знал: в Рино тоже что-то не так. Люди притихли.

Не знал: есть ли связь между этими фактами.

Не знал: можно ли доверять собственным глазам.

Не знал: что делать дальше.

Дверь на крышу скрипнула. Харрингтон обернулся, автоматически опустив руку к бедру, где раньше висела кобура. Привычка из зон боевых действий, которая никогда не уходила до конца.

– Полковник?

Голос незнакомый. Молодой. На пороге стоял офицер в форме – высокий, широкоплечий афроамериканец лет тридцати пяти. Нашивки капитана, эмблема рейнджеров.

– Кто вы?

– Капитан Маркус Коул, сэр. Командир взвода охраны периметра. – Он шагнул вперёд, и свет от единственной лампочки над дверью упал на его лицо. Резкие черты, внимательные глаза, шрам на подбородке. – Можно поговорить?

Харрингтон оценил его взглядом. Коул. Имя было знакомым – он видел его в списках личного состава, но лично они не встречались. Рейнджеры подчинялись напрямую командиру базы, а не руководителям отдельных проектов.

– О чём?

Коул подошёл ближе. Огляделся – быстрым, профессиональным взглядом человека, привыкшего проверять обстановку.

– О странностях, – сказал он тихо. – Думаю, вы понимаете, о чём я.

Харрингтон не ответил. Ждал.

– Я служу здесь восемь месяцев, – продолжил Коул. – Знаю каждого человека на базе. По лицу, по походке, по привычкам. Последние пару недель… что-то не так.

– Что именно?

– Люди меняются. – Коул прислонился к парапету, скрестив руки на груди. – Не все, но некоторые. Сначала думал – показалось. Потом начал присматриваться. Сержант Хименес из моего взвода. Две недели назад был нормальным парнем – шутил, жаловался на еду, звонил девушке каждый вечер. А теперь… как робот. Выполняет приказы, но… нет его там. Понимаете?

Харрингтон понимал. Слишком хорошо понимал.

– Почему вы пришли ко мне?

Коул помолчал. Потом сказал:

– Потому что вы единственный, кто задаёт вопросы.

– Что?

– Я слышал, как вы разговаривали с Новаком. Про аномалии, про отчёты. Слышал, как спрашивали Рейнольдса и Парк в столовой.

– Вы следили за мной?

– Наблюдал. – Коул пожал плечами. – Это моя работа – наблюдать. Обычно я наблюдаю за периметром, но когда периметр становится… странным, приходится наблюдать за людьми внутри.

Харрингтон достал ещё одну сигарету. Предложил пачку Коулу. Тот покачал головой.

– Не курю.

– Правильно.

Он закурил и посмотрел на звёзды. Где-то там, если верить данным, были те сорок семь объектов. Или не были. Он уже не был уверен ни в чём.

– Что вы видели? – спросил он наконец. – Конкретно.

Коул начал говорить – и Харрингтон слушал. История была похожа на его собственную, только с другими деталями.

Сержант Хименес – раньше болтливый, теперь молчаливый. Рядовой Ковач – перестал ходить в спортзал, хотя раньше не пропускал ни дня. Лейтенант Фостер – начала отвечать на вопросы с задержкой, как будто сначала думала над каждым словом.

– Сколько всего?

– Человек семь-восемь из тех, кого я знаю хорошо. – Коул нахмурился. – Но это только мой участок. Если по всей базе…

– Может быть больше.

– Намного больше.

Тишина. Только ветер шуршал песком где-то внизу.

– Вы кому-нибудь докладывали? – спросил Харрингтон.

– Кому? – Коул усмехнулся, но без веселья. – Командиру базы? Полковнику Хейсу? Он сам из этих.

– Что?

– Видел его вчера в штабе. Сидел за столом, смотрел в стену. Минут десять. Потом встал и пошёл на совещание, как ни в чём не бывало.

Харрингтон почувствовал, как сигарета дрогнула в пальцах. Полковник Хейс – командир базы Неллис. Двухзвёздный генерал, если считать его штабную должность. Человек, который подписывает приказы, распределяет ресурсы, контролирует всё, что происходит в радиусе пятидесяти миль.

Если Хейс…

– Вы уверены? – Голос прозвучал хрипло.

– Уверен. – Коул смотрел ему прямо в глаза. – Я не параноик, полковник. Три тура в Афганистане, два – в Ираке. Я знаю, как выглядят люди под давлением, под наркотой, в посттравме. Это – другое.

– Другое?

– Как будто… – Коул замялся, подбирая слова. – Как будто там, внутри, уже не совсем они. Оболочка та же, но начинка – нет.

Харрингтон докурил сигарету и бросил окурок в жестянку у своих ног. Мысли метались в голове, как мыши в ловушке.

Что происходит? Массовый психоз? Какое-то заражение? Эксперимент, о котором он не знает?

Или – третий вариант. Тот, который он отгонял от себя все эти дни.

– Капитан, вы верите в… – Он не закончил фразу.

– В инопланетян? – Коул хмыкнул. – Мой дед верил. Говорил, что они забрали его брата в пятьдесят третьем, где-то под Розуэллом. Мы все думали, что старик рехнулся. А теперь…

– Теперь?

– Теперь я не знаю, во что верить.

Они стояли молча, глядя на тёмную пустыню. Где-то вдали мигали огни взлётно-посадочной полосы.

– Нужно узнать больше, – сказал Харрингтон наконец. – Систематизировать наблюдения. Понять, кто затронут, кто нет.

– Согласен. – Коул кивнул. – Но осторожно. Если командование замешано…

– Если командование замешано, мы в глубокой заднице.

– Это точно, сэр.

Харрингтон посмотрел на него – этого капитана, которого видел впервые в жизни и которому почему-то доверял. Может, потому что Коул был единственным, кто заговорил вслух о том, что он сам боялся признать.

– Завтра, – сказал он. – Встретимся в семь утра. Знаете заброшенный склад у восточного периметра?

– Ангар четырнадцать?

– Да. Там нет камер.

– Понял. – Коул выпрямился. – Ещё одно, полковник.

– Слушаю.

– Мой взвод – двадцать три человека. Из них пятеро… изменились. Остальные восемнадцать – пока нет. Я за них ручаюсь.

– Хотите сказать…

– Хочу сказать, что если дойдёт до дела – у нас есть люди.

Харрингтон кивнул. Это было больше, чем он ожидал.

– Спасибо, капитан.

– Не за что. – Коул развернулся к двери, но остановился. – Знаете, что самое паршивое?

– Что?

– Они не выглядят несчастными. Эти… изменившиеся. Наоборот – какие-то умиротворённые. Как будто нашли то, что искали всю жизнь. И это пугает меня больше всего.

Он ушёл. Дверь закрылась с металлическим лязгом.

Харрингтон остался один на крыше, под чужими звёздами.

Ночь выдалась бессонной. Он лежал на койке, уставившись в потолок, и думал.

Коул был прав. Что-то происходило – что-то масштабное, системное. Не случайные сбои, не переутомление отдельных людей. Что-то, что меняло людей изнутри.

Но что? И как?

Он перебирал варианты, один за другим.

Химическое оружие? Возможно. Какой-нибудь агент в системе вентиляции, влияющий на поведение. Но почему только некоторые? И почему записи не фиксируют того, что он видел?

Массовый гипноз? Звучит как бред, но в армии он видел достаточно странного, чтобы не отметать ничего сходу. Только вот кто гипнотизёр? И зачем?

Эксперимент? Военные любят эксперименты на людях – история МК-Ультра тому доказательство. Может, кто-то в Пентагоне решил испытать новую технологию контроля сознания на персонале секретной базы?

Или… инопланетяне.

Он усмехнулся в темноте. Звучало как сюжет дешёвого фильма. Пришельцы, захватывающие тела. Вторжение похитителей тел. Классика жанра, которую он смотрел в детстве по телевизору в маленьком доме в Монтане.

Только вот сейчас это не казалось таким смешным.

«Они наблюдают».

Слова Мортона. Произнесённые чужим голосом, с чужой интонацией.

Кто – они?

Харрингтон встал, подошёл к столу. Включил ноутбук, вошёл в защищённую сеть базы. Начал искать.

Проект «Эгида» – официальные документы. Система противоракетной обороны, разработка DARPA, бюджет засекречен. Ничего необычного.

Отчёты об испытаниях – стандартная информация. Результаты в пределах нормы, несколько сбоев, устранённые неполадки. Ничего о сорока семи объектах.

Личные дела сотрудников – Мортон, Рейнольдс, Парк, Эндрюс. Нормальные люди с нормальными биографиями. Никаких красных флагов.

Он искал до рассвета, пока глаза не начали слезиться от усталости. Ничего. База данных была чистой – слишком чистой.

В шесть утра он принял душ, побрился, выпил три чашки кофе. Посмотрел на себя в зеркало: осунувшееся лицо, красные глаза, морщины, которых раньше не замечал.

Ты стареешь, Джим. И, возможно, сходишь с ума.

В шесть сорок пять он вышел из жилого блока и направился к восточному периметру. Утро было холодным – термометр показывал минус два. Дыхание вырывалось белыми облачками пара.

Ангар четырнадцать стоял на отшибе, у самого забора. Старое здание, построенное ещё в шестидесятых, когда база использовалась для ядерных испытаний. Сейчас здесь хранился всякий хлам – списанное оборудование, сломанная техника, ящики с запчастями, которые никому не нужны, но которые армия не умеет выбрасывать.