Чужие среди своих

Эдуард Сероусов

Чужие среди своих

Часть I: Тени

Глава 1: Сбой системы

Пустыня дышала холодом.

Днём здесь можно было сварить яйцо на капоте «Хамви», но сейчас, в три часа ночи, температура упала до пяти градусов по Цельсию, и Джеймс Харрингтон чувствовал это каждой клеткой своего тела, несмотря на утеплённую куртку и термобельё. Тридцать два года в армии научили его многому, но не приучили к резким перепадам температур. Невада оставалась Невадой – место, где природа словно издевалась над человеком.

Он стоял на наблюдательной вышке командного пункта полигона «Эгида-7», в сорока милях к северо-востоку от базы Неллис. Вокруг – ничего, только чёрные силуэты далёких гор на фоне звёздного неба и несколько прожекторов, освещавших периметр. Под ногами – двадцать метров стали и бетона, четыре этажа подземных коммуникаций, серверных залов, командных центров. Верхушка айсберга.

«Эгида» была его детищем. Три года жизни, похороненных в секретных документах, бессонных ночах и бесконечных совещаниях с людьми из Пентагона, которые хотели результатов, но не желали понимать, как они достигаются. Официально – система противоракетной обороны нового поколения. Что-то вроде улучшенного «Пэтриота», только с применением технологий искусственного интеллекта для отслеживания и перехвата целей. Неофициально… ну, об этом знал только он и ещё человек пятнадцать. Включая тех, кого он предпочитал не упоминать даже мысленно.

Харрингтон достал из кармана пачку «Мальборо» и закурил. Вредная привычка, от которой он пытался избавиться последние двадцать лет. Сара каждый раз морщилась, когда чувствовала запах табака, и демонстративно открывала окна. Эмили – та просто качала головой и уходила к себе, всем своим видом показывая, что отец безнадёжен.

Мысль о семье вызвала привычное чувство вины. Месяц назад он был дома – первый отпуск за полтора года. Четыре дня, три из которых испорчены.

Дым сигареты смешался с морозным воздухом, и Харрингтон вспомнил тот вечер. Эмили приехала на выходные из Стэнфорда – первокурсница, гордость семьи. По крайней мере, так говорила Сара. Сам он не был уверен, что именно должен чувствовать. Девятнадцать лет её жизни он провёл либо в командировках, либо на совещаниях, либо на полигонах. Когда она научилась ходить – он был в Боснии. Когда пошла в школу – Афганистан. Выпускной – очередные учения на Гуаме. Он присылал открытки, звонил по видеосвязи, привозил сувениры из каждой поездки. Но этого было недостаточно.

– Папа, ты вообще понимаешь, что делаешь? – спросила она тогда за ужином.

Сара готовила лазанью – его любимую. На столе стояли свечи, бутылка хорошего кьянти. Идеальная картинка семейного воссоединения. И всё рухнуло в одну секунду.

– Работаю, – ответил он. – Защищаю страну.

Эмили фыркнула. Она унаследовала от матери тёмные волосы и высокие скулы, но взгляд – взгляд был его собственный. Прямой, упрямый, не терпящий полуправды.

– Защищаешь? – Она отодвинула тарелку. – Ты даже не можешь сказать, чем занимаешься. Всё секретно, всё под грифом. А я читаю статьи о том, сколько денег тратит Пентагон на программы, которые никогда не работают.

– Эмили, – предупредила Сара.

– Нет, мам, серьёзно. Он годами пропадает неизвестно где, мы не знаем, жив он или нет, а потом приезжает и делает вид, что всё нормально. Как будто можно просто сесть за стол и начать с того места, где остановились.

– Это моя работа, – сказал Харрингтон.

Он не повысил голос. Он вообще редко повышал голос – научился ещё в Ираке, когда понял, что кричащий офицер теряет контроль. Но в его тоне было что-то такое, что заставило обеих женщин замолчать.

– Я понимаю, что ты злишься, – продолжил он. – Имеешь право. Но есть вещи, которые я не могу объяснить. Не потому что не хочу. Потому что не имею права.

Эмили покачала головой.

– Знаешь, что самое смешное? Я раньше думала, что когда вырасту, пойму. Что это какая-то взрослая история, которую дети не в состоянии осознать. Но я выросла, папа. И не понимаю ничего. Только вижу человека, который выбрал… – она запнулась, подбирая слова, – …машины вместо людей.

– Эмили! – Сара резко встала.

– Всё нормально. – Харрингтон поднял руку. – Она права.

Дочь смотрела на него – и он видел в её глазах не злость, а что-то похуже. Разочарование. Она перестала ждать от него чего-то. Перестала надеяться.

– Я не прошу тебя понимать, – сказал он. – Только принять. Я делаю то, что должен делать. Единственное, что умею делать хорошо.

– А как же мы? – тихо спросила Сара. Она так и стояла, сжимая в руках салфетку. – Мы – не то, что ты умеешь делать хорошо?

Он не нашёл, что ответить.

Оставшиеся три дня прошли в вежливой тишине. Завтраки, прогулки, телевизор по вечерам. Все трое делали вид, что ничего не произошло. Но он видел, как Сара смотрит в окно, когда думает, что он не замечает. Видел, как Эмили уходит в наушники и экран телефона при каждом удобном случае.

В последний день Сара поцеловала его в щёку – привычно, автоматически, как целуют родственника на похоронах.

– Береги себя, – сказала она.

Не «возвращайся скорее». Не «я буду ждать». Просто – береги себя.

Харрингтон докурил сигарету и бросил окурок в жестяную банку, стоявшую на перилах. Банка была наполовину полна – он здесь не первый курильщик и явно не последний. Пустыня располагала к дурным привычкам.

– Полковник Харрингтон.

Голос из динамика над дверью. Сержант Вильямс, дежурный по связи.

– Слушаю.

– Сэр, системы готовы. Капитан Мортон запрашивает разрешение на запуск.

Харрингтон глянул на часы. Три двадцать две ночи. По графику – три тридцать. Мортон торопится, что на него не похоже. Обычно он перепроверяет каждую цифру по три раза, прежде чем доложить о готовности.

– Иду.

Он толкнул тяжёлую металлическую дверь и спустился по лестнице на два пролёта вниз, в командный центр. Длинный коридор с бетонными стенами, освещённый люминесцентными лампами, которые тихо гудели и время от времени мигали. Армия США – самая мощная военная сила в истории человечества – до сих пор не могла наладить нормальное освещение в подземных бункерах.

Командный центр «Эгиды» занимал помещение размером с баскетбольную площадку. Три ряда операторских консолей, огромный экран во всю стену, показывающий карту полигона и прилегающих территорий. В центре – возвышение с командирским пультом, откуда можно было видеть всё происходящее. Сейчас здесь находились двенадцать человек: операторы, техники, офицер безопасности.

Капитан Дэниел Мортон стоял у главной консоли. Тридцать шесть лет, выпускник MIT, один из лучших специалистов по системам наведения в стране. Харрингтон работал с ним три года и научился ценить его дотошность, граничащую с паранойей. Мортон проверял всё. Пересчитывал каждую траекторию. Перезапускал симуляции по пять раз подряд. Если он говорил, что система готова – значит, она действительно готова.

Но сейчас что-то было не так.

Харрингтон заметил это сразу, едва войдя в помещение. Мортон стоял неподвижно, глядя на экран. Слишком неподвижно. Обычно он постоянно двигался – проверял показания на соседних консолях, перебрасывался замечаниями с операторами, делал пометки в блокноте. Сейчас он просто стоял.

– Капитан.

Мортон обернулся. Медленно. Словно поворот головы требовал сознательного усилия.

– Полковник. – Пауза. – Система готова к испытаниям.

Харрингтон подошёл ближе. Мортон выглядел усталым – впрочем, кто здесь не устал после трёх недель непрерывной работы? Тёмные круги под глазами, бледная кожа, лёгкая щетина на подбородке. Стандартный набор для человека, который спит по четыре часа в сутки.

– Доклад.

– Все подсистемы функционируют в штатном режиме. – Мортон говорил ровно, без обычных интонаций. – Радары калиброваны, системы наведения синхронизированы. Готовы к запуску имитационных целей.

– Что с тем сбоем позавчера?

– Устранён.

– Подробнее.

Пауза. Слишком длинная.

– Проблема была в алгоритме распознавания. Ложные срабатывания на атмосферные помехи. Внесены коррективы в параметры фильтрации.

Харрингтон нахмурился. Он не был инженером – его специальность была тактика и системы вооружения, – но за три года работы над проектом научился понимать основы.

– Какие именно коррективы?

– Изменены пороговые значения детектирования. – Мортон смотрел куда-то мимо него, в точку над левым плечом. – Теперь система игнорирует сигналы ниже определённой интенсивности.

– Это не повлияет на обнаружение реальных целей?

– Нет. – Голос Мортона был абсолютно ровным. – Параметры рассчитаны так, чтобы отсекать только шум.

Что-то в этом ответе царапало слух Харрингтона. Не ложь – он научился распознавать ложь. Что-то другое. Как будто Мортон отвечал на вопросы из заранее подготовленного списка.

– Вы в порядке, капитан?

Мортон моргнул. Один раз. Медленно.

– Да, сэр. Всё в норме.

– Выглядите уставшим.

– Много работы. – Впервые за разговор в его голосе промелькнуло что-то живое. – Последние несколько ночей спал урывками.

Харрингтон кивнул. Объяснение было логичным. Проект «Эгида» пожирал людей – не физически, но морально. Постоянное давление, нереальные сроки, бесконечные отчёты перед начальством. Половина команды уже пила таблетки от бессонницы, вторая – от тревожности. Сам он держался на кофе и силе воли, но понимал, что это ненадолго.

– После испытаний – двое суток отдыха, – сказал он. – Приказ.

– Понял. – Мортон снова отвернулся к экрану. – Запускаем?

Харрингтон занял место за командирским пультом. Стандартная процедура: он отдаёт команду, Мортон контролирует выполнение, операторы следят за показаниями. Всё как обычно. Всё как должно быть.

– Внимание всем постам. Начинаем тестовую последовательность Альфа-семь. Запуск имитационных целей через пять минут.

Помещение ожило. Операторы склонились над консолями, зазвучали голоса, на экранах замелькали цифры. Харрингтон смотрел на карту полигона, где тремя зелёными точками были отмечены позиции пусковых установок.

«Эгида» должна была стать ответом на новое поколение угроз – гиперзвуковые ракеты, рои беспилотников, орбитальные платформы. Всё то, о чём в Пентагоне говорили шёпотом, а в СМИ – с придыханием и словами «угроза будущего». Харрингтон знал, что будущее уже наступило. Китайцы испытали свою гиперзвуковую систему два года назад. Русские – полтора. Американцы, как обычно, опаздывали, и его задачей было это опоздание ликвидировать.

Сегодня они тестировали систему отслеживания. Три беспилотника должны были подняться с разных точек полигона и имитировать атаку на защищаемый объект. «Эгида» должна была засечь их, просчитать траектории и выдать координаты для перехвата. Без реального запуска ракет – только данные.

Простое испытание. Рутина. Ничего, что могло бы пойти не так.

– Три минуты до запуска, – доложил лейтенант Чен с поста управления беспилотниками.

– Принято. Системы наведения?

– Готовы, – отозвался Мортон. Его голос прозвучал из динамиков – он уже был на своём рабочем месте, в трёх метрах от Харрингтона.

– Радары?

– Активны. Полное покрытие зоны испытаний.

Харрингтон откинулся в кресле. Всё шло по плану. Может, он зря беспокоится. Мортон устал – ничего удивительного. Они все устали. Когда этот цикл испытаний закончится, он даст команде неделю отдыха. Заслужили.

– Одна минута.

На большом экране появились три красные точки – позиции беспилотников. Они начнут движение по заранее рассчитанным траекториям, меняя высоту и скорость, имитируя поведение реальных крылатых ракет. «Эгида» должна отследить каждый манёвр.

– Тридцать секунд.

Харрингтон поймал себя на том, что сжимает подлокотники кресла. Глупо. Сотни испытаний за спиной, и каждый раз одно и то же – адреналин, напряжение, ожидание. Можно подумать, он новобранец на первых учениях.

– Десять секунд. Девять. Восемь…

На экране – три красные точки.

– …три. Два. Один. Запуск.

Точки пришли в движение. Три беспилотника – малоразмерные, почти невидимые для обычных радаров – начали подъём.

– Цели в воздухе, – доложил Чен. – Высота пятьсот футов, скорость двести узлов, траектория штатная.

Харрингтон перевёл взгляд на панель «Эгиды». Система должна была засечь цели в течение пятнадцати секунд.

Десять секунд.

Пятнадцать.

Двадцать.

На панели – ничего. Три пустых слота там, где должны были появиться данные о целях.

– Мортон?

– Момент.

Харрингтон встал. Это было неправильно. Прошлые испытания показывали время обнаружения в восемь-десять секунд. Двадцать – это провал.

– Статус системы?

– Все параметры в норме. – Мортон не отрывал глаз от своего монитора. – Радары работают, алгоритмы активны.

– Тогда где цели?

Тишина.

Харрингтон подошёл к консоли Мортона. На экране – хаос цифр и графиков, в которых он понимал достаточно, чтобы увидеть: система не просто не обнаруживала беспилотники. Она была занята чем-то другим.

– Что это?

Мортон обернулся. И снова – этот странный взгляд. Не испуганный, не удивлённый. Пустой.

– Система обнаружила… другие цели.

– Какие, к чёрту, другие?

– Сорок семь объектов на высоте от ста двадцати до ста пятидесяти тысяч футов. Скорость переменная, от нуля до двадцати тысяч узлов.

Харрингтон почувствовал, как пол уходит из-под ног. Сто двадцать тысяч футов – это стратосфера. Двадцать тысяч узлов – это… это невозможно.

– Покажите.

Мортон нажал несколько клавиш. На большом экране карта полигона сменилась трёхмерной моделью воздушного пространства над Невадой. Три красные точки беспилотников – внизу, у самой поверхности. И над ними – рой голубых меток. Сорок семь штук, если верить цифрам в углу экрана. Хаотично движущихся, появляющихся и исчезающих.

– Это невозможно, – сказал кто-то из операторов. – У нас нет аппаратов, способных на такое.

Харрингтон стоял неподвижно, глядя на экран. За тридцать два года службы он видел многое. Видел ракеты, сбивающие ракеты. Видел беспилотники размером с ладонь. Видел лазерные системы, способные сжечь дрон на расстоянии мили. Но это…

– Мортон. Объясните.

Капитан повернулся к нему. И в этот момент Харрингтон понял, что именно его беспокоило с самого начала разговора. Глаза. Глаза Мортона были неправильными. Не цвет – карие, как всегда. Не форма. Но что-то в них… отсутствовало. Как будто за знакомым лицом скрывался кто-то другой.

– Система функционирует в соответствии с параметрами.

– Я не об этом спрашиваю.

– Обнаруженные объекты не представляют угрозы.

– Откуда вы знаете?

Пауза. Две секунды. Три.

– Они… наблюдают.

Командный центр погрузился в тишину. Двенадцать человек смотрели на Мортона, не понимая, что происходит.

– Капитан, – медленно сказал Харрингтон. – Вы осознаёте, что только что сказали?

Мортон моргнул. Раз. Другой. И вдруг его лицо изменилось – как будто маска треснула. Он отшатнулся от консоли, едва не потеряв равновесие.

– Я… что? Простите, сэр. Я не… – Он потёр виски. – Кажется, я отключился на секунду.

– Вы сказали, что объекты наблюдают.

– Что? – Мортон выглядел искренне удивлённым. – Я такого не говорил. Я сказал, что система засекла помехи. Атмосферные аномалии.

Харрингтон оглядел помещение. Лица операторов – растерянные, испуганные. Они слышали то же, что и он.

– Лейтенант Чен, что засекла система?

Чен нервно сглотнул.

– Сэр, на экране были… объекты. Много. Но сейчас… – Он указал на монитор. – Сейчас ничего нет.

Харрингтон посмотрел на большой экран. Чен был прав. Никаких голубых меток. Только три красные точки беспилотников, которые продолжали свой маршрут.

– Система наведения, статус?

– Цели захвачены, – доложил кто-то. – Траектории рассчитаны, данные выводятся.

Он снова посмотрел на панель «Эгиды». Теперь всё работало как положено. Три цели, три набора координат, три времени подлёта. Штатная ситуация.

– Запись. Всё, что было на экранах за последние десять минут.

– Сэр, – техник у записывающей станции замялся. – Записи показывают… только стандартные данные. Никаких аномалий.

Этого не могло быть. Он видел. Все видели.

– Мортон.

Капитан стоял у своей консоли, бледный, с блестящими от пота висками.

– Сэр, я не понимаю, что произошло. – Его голос дрожал. – Клянусь, я не помню, что говорил… это. Я видел помехи на экране. Атмосферные. Такое бывает при определённых условиях.

– При каких условиях система показывает сорок семь объектов на высоте ста двадцати тысяч футов?

– Не знаю, сэр. Это… это должно быть сбой. Программный сбой. Я проверю логи, найду причину. Обещаю.

Харрингтон смотрел на него долго. Мортон был испуган – по-настоящему испуган. Не притворялся. Он действительно не понимал, что произошло.

Или не помнил.

– Продолжаем испытания, – сказал Харрингтон наконец. – Чен, веди беспилотники по программе. Всем – полная концентрация. Любые аномалии – докладывать немедленно.

Следующие сорок минут прошли без происшествий. Беспилотники выполнили маршрут, «Эгида» отработала штатно. Все данные – в пределах нормы. Как будто того эпизода и не было.

Но он был. Харрингтон знал это. Чувствовал.

После окончания испытаний он отпустил команду и остался в командном центре один. Сел за консоль Мортона, вызвал логи. Технический журнал, записи событий, данные телеметрии. Всё было на месте – и ничего не говорило об аномалии. Система фиксировала три цели, три траектории, три перехвата. Ничего лишнего.

Он провёл за консолью два часа. Пересматривал графики, сверял временны́е метки, искал хоть какой-то след того, что видел. Ничего.

За окном – если это можно было назвать окном, узкую бойницу в полуметровой бетонной стене – начинало светлеть. Рассвет в пустыне. Ещё один день проекта «Эгида».

Телефон завибрировал в кармане. Сообщение от Сары: «Не забудь позвонить Эмили. У неё завтра экзамен».

Он посмотрел на экран часов. Пять сорок две утра. В Калифорнии – на час раньше. Эмили точно ещё спит. Он позвонит позже. Или не позвонит – она всё равно не захочет с ним разговаривать.

Харрингтон закрыл логи и встал. Спина затекла от долгого сидения, в голове – ватная пустота от недосыпа. Нужно поспать хотя бы пару часов.

У двери он остановился. Оглянулся на тёмный экран, на котором ещё недавно плясали призрачные голубые метки.

«Они наблюдают».

Что заставило Мортона сказать это? Почему он не помнит? И почему записи ничего не зафиксировали?

Три варианта, думал Харрингтон, шагая по гулкому коридору к жилому блоку. Первый: Мортон сломался. Переутомление, недосып, галлюцинации. Такое бывает. Он видел, как люди сходили с ума от стресса – буквально, без метафор. Капитан мог просто спроецировать свои страхи на экран, а остальные – поддаться групповой истерике.

Второй вариант: сбой системы. Какая-то ошибка в коде, вызвавшая ложное срабатывание. Данные появились на экране, а потом были перезаписаны при следующем цикле обновления. Маловероятно, но технически возможно.

Третий вариант…

Он отогнал эту мысль. Третий вариант был невозможен. Просто невозможен.

Жилой блок располагался в соседнем крыле подземного комплекса. Двадцать комнат, каждая – шесть на три метра. Кровать, стол, шкаф, крохотный санузел. Никакой роскоши, но для человека, который провёл полжизни в казармах и полевых лагерях, это был почти люкс.

Харрингтон снял куртку, повесил её на спинку стула. Сел на кровать, не снимая ботинок. Взял телефон, открыл контакты. Лицо Эмили – фотография двухлетней давности, с выпускного. Она улыбалась, в платье цвета морской волны, с белыми орхидеями в волосах. Красивая. Чужая.

Он знал, что она думает о нём. Что он – часть системы, которую она презирает. Военно-промышленный комплекс, бесконечные войны, миллиарды долларов на оружие вместо школ и больниц. Она была идеалисткой – как и положено в девятнадцать лет. Верила, что мир можно изменить, если достаточно сильно захотеть.

Он тоже когда-то верил. Давно. До Фаллуджи, до второго тура в Афганистан, до того, как понял, что мир не меняется – он просто становится сложнее.

Телефон лежал в руке. Номер Эмили – в одно касание.

Он положил телефон на тумбочку и лёг. Потолок комнаты был серым, бетонным, безликим. Как и все потолки, которые он видел за последние тридцать лет.

Сон пришёл быстро – неглубокий, беспокойный. Ему снилось небо над пустыней, полное странных огней. Они двигались хаотично, появляясь и исчезая, словно искры над костром. И чей-то голос – не голос Мортона, что-то другое, нечеловеческое – повторял снова и снова:

«Мы наблюдаем. Мы ждём. Скоро».

Он проснулся в девять утра, разбитый, с головной болью и привкусом желчи во рту. Сон уже почти забылся – остались только обрывки, смутные образы. Нормально. Кошмары – часть работы. Он давно научился с ними жить.

После душа и кофе – крепкого, чёрного, из автомата в коридоре – он почувствовал себя почти человеком. Достаточно, чтобы думать.

Первым делом – проверить Мортона. Если капитан действительно переутомился, его нужно отстранить от работы до полного восстановления. «Эгида» слишком важна, чтобы рисковать из-за чьих-то нервов.

Харрингтон направился в лабораторный блок, где располагались рабочие места инженеров. В это время суток там должен был быть хотя бы кто-то – программисты проекта славились своей нелюбовью к нормальному расписанию.

Коридор был пуст. Ничего странного – большинство команды после ночных испытаний отсыпалось. Но тишина казалась… неправильной. Слишком полной.

Дверь в лабораторию была приоткрыта. За ней – несколько человек у мониторов. Харрингтон узнал сержанта Келли, специалиста по защите данных, и двух программистов из гражданского персонала.

– Доброе утро.

Все трое обернулись. Одновременно. Как по команде.

– Доброе утро, полковник, – ответил Келли. Голос нормальный, лицо – нормальное. Ничего странного.

– Где капитан Мортон?

– В медблоке. – Келли указал в сторону восточного крыла. – Ему стало нехорошо ночью. Врач посоветовал отдых.

– Понятно. Что-то серьёзное?

– Нет, сэр. Переутомление. Обычное дело.

Харрингтон кивнул. Переутомление. Да. Логичное объяснение.

Но что-то не давало покоя. Что-то в том, как они смотрели на него – все трое, одинаково, с одинаковым выражением лица. Как будто…

Нет. Хватит.

Он слишком мало спал. Видел то, чего не было. Искал паттерны там, где их нет. Классические симптомы переутомления. Если так пойдёт дальше, скоро ему самому понадобится медблок.

– Спасибо, сержант. Продолжайте работу.

Медблок располагался в другом конце комплекса – пятнадцать минут пешком по бесконечным коридорам. Небольшое помещение, оборудованное по армейским стандартам: две койки, шкаф с медикаментами, диагностическое оборудование. Дежурный врач – капитан медицинской службы Эндрюс, молодая женщина с короткой стрижкой и уставшим взглядом.

– Мортон? – Она заглянула в планшет. – Да, поступил в пять утра. Жаловался на головокружение и дезориентацию.

– Что с ним?

– Переутомление, обезвоживание, начальная стадия истощения. Ничего серьёзного, но ему нужен отдых. Минимум трое суток, лучше – неделя.

– Можно его увидеть?

– Он спит. Дала ему седативное.

Харрингтон посмотрел на закрытую дверь палаты. За ней – человек, который несколько часов назад сказал что-то невозможное. И не помнил об этом.

– Когда проснётся – пусть свяжется со мной.

– Конечно, полковник.

Он вышел из медблока и остановился в коридоре. Куда теперь? Можно вернуться в командный центр, просмотреть записи ещё раз. Можно собрать людей, провести разбор испытаний. Можно написать рапорт – стандартная процедура после любого теста.

Или можно признать, что он просто устал.

Мортон – не единственный. Вся команда работает на пределе уже несколько недель. Сроки поджимают, Пентагон требует результатов, а система до сих пор не готова к полноценным испытаниям. Давление огромное. Неудивительно, что люди начинают видеть призраков.

Он принял решение. Рапорт подождёт. Разбор – завтра. Сейчас – ещё несколько часов сна, потом звонок Саре, потом, может быть, звонок Эмили. Попробовать хотя бы. Сказать что-то. Что именно – он ещё не придумал, но это можно сделать позже.

По дороге к жилому блоку он снова прошёл мимо лаборатории. Дверь была закрыта. Изнутри не доносилось ни звука.

Тишина.

Такая полная, что он почти слышал собственное сердцебиение.

Харрингтон остановился. Посмотрел на дверь. Потом – на свои руки. Они не дрожали. Хорошо.