Кровь Теневории. Хроники серых клинков

Рульф отметил приблизительное место на карте и посоветовался с проводником. Тот утвердительно кивнул на его расчеты и указал расположение проклятого хутора и горных рек, чем несказанно удивил капитана.

–Давно вы знакомы с картами? – спросил он.

–Да, дело-то нехитрое, – бодро отозвался старик. – Служивал я по молодости в легионе. Там и научили ориентироваться на местности по картам.

Рульф хотел было спросить о происхождении старика, но потом вспомнил его слова о деде, что рассказывал о болотных стригойках, и решил промолчать. Лишь сухо поблагодарил его за пояснения и снова погрузился в размышления.

«Черный крест. На кой сдался он священникам? Неужели действительно эта штуковина сможет изгнать вампиров? Ради этого я готов отдать жизнь. Иной цели, кроме искоренения зла я не вижу. Но если это нечто иное. То, о чем я даже и подозревать не могу?».

–О чем задумался? – спросил Раду и уселся поблизости.

–А ты кстати. Да затесалась мысль. Все ли я знаю о цели нашего задания?

–А так ли это важно для серого клинка?

Рульф смутился и глянул на него.

–А насколько все это важно для монаха?

– С чего ты взял, что меня это вообще волнует?

– Что-то мне об этом говорит.

– Допустим это так, – кивнул Раду. – Есть интерес. Что ты сам думаешь?

– Если цель – уничтожить всех вампиров, зачем это надо вам, священникам? Ведь сама идеология церкви и ордена строится на борьбе с ними. Тотальное уничтожение кровососов грозит вам всем потерей смысла существования.

Раду усмехнулся.

–В том-то и дело, Рульф, что в этом мы с тобой похожи как две капли воды. Не будет вампиров, не станет работы и у тебя.

–Согласен, но все же. На этой борьбе мы, солдаты, не строим идеологий, – капитан смотрел в сторону, поверх низкого болотного берега.

–Ты размышляешь о цели задания, – продолжал Раду, – совершенно не думая о средствах. Ты – нож, режущий хлеб. А кто будет его есть, для тебя уже не важно. Ты также зависишь от вампиров как и я, и именно вампиры – тот самый хлеб. Наш хлеб.

–Но я могу сражаться и с прочими тварями. Людьми, например, – Рульф печально улыбнулся. – Не станет кровососов и прочей жути, хлебом будет что угодно другое. А с каким злом станешь бороться ты? Чем будет питаться идеология церкви?

Раду смутился.

–Ты шутишь, Рульф? Неужели не найдут больше зла под этим куполом? Ведь идеологию, как и все остальное можно сотворить. Прочие твари, люди? Не ты ли это помянул? Я уже заметил – мы как две капли воды.

В ответ Рульф лишь вздохнул.

–В том-то и дело. Странные цели должны преследовать люди, давшие нам это задание. Весьма странные.

Что-то щелкнуло в его руке. Он посмотрел на часы, поднялся с земли и обратился к бойцам:

–Подъем, парни. Пора форсировать это болотце.

–А в обход никак? – спросил Старх, накидывая лямки на плечи.

Старик усмехнулся. Ответил Барн:

–Болото растянулось на уйму верст. Обход – безмозглая затея.

Рульф встал на пригорок и обратился к бойцам:

–Проводник, – он вяло махнул в сторону старика, – наш почтенный господин Вамос, пойдет впереди. Я иду следом за ним. Ступать шаг в шаг. Замыкающие Алекс и Барн. Дарек, внимательно смотри по сторонам. Будешь глазами отряда на болоте.

–Обычное дело, капитан, – отозвался следопыт.

–Обычное, но все же, – вставил Барн.

Рульф внимательно осмотрел всех.

–Подтяните снаряжение, чем меньше вещей будет в воде, тем легче.

Старик, кряхтя, медленно залез по колено в болотную жижу и ощупывал дно слегой. Он недовольно глянул на легионеров, махнул Рульфу рукой и двинулся вперед.

В длину болото был десять верст, а в ширину раза в два меньше. Обход занял бы у отряда около двух дней. Да и то при условии чистой дороги, в которой сомневались все, кто имел хоть какие-то представления об этих местах. Там, куда уходила топь, уже долгие годы не ступала нога человека, и единственной возможной дорогой оставалась болотная тропа, которой сейчас вел легионеров старик. Топь была странным местом, о котором в народе ходили разные слухи. Сюда старались не забредать лишний раз без надобности. Что только уже не успели напридумывать о болотах и населяющих их существах. Какие только легенды не переходили из уст в уста. Рассказывали о болотных стригойках, страшных упырицах-ведьмах, ворующих по ночам детей и молодых девушек. Говорили и о проклятом хуторе, что всё еще будто населен упырями-прислужниками. А надо всем этим суеверием возвышался зловещий образ замка Готтлихдреф.

От воды исходило смердящее парение; то и дело то там то тут из недр топи вырывались пузырьки болотного газа. Чем дальше бойцы уходили вслед за проводником, тем тише становилось вокруг. Уже не было слышно ни пения птиц, ни завывания ветра. Только могильная тишина изредка разбавлялась бурлением дремлющего болота и хлюпаньем шагов.

Бойцы двигались друг за другом, опираясь на слеги и прощупывая дно. След в след за стариком, ведущим их какой-то ведомой лишь одному ему тропой. Бывало, вода поднималась до пояса, а в другие разы и вовсе выше груди, заставляя их чуть ли не плыть. Одежда промокла насквозь; сумки и оружие, как они ни старались, вымокли окончательно. То и дело редкая ворона пролетала над ними, оглашая округу тревожным граем, возвещая о приходе чужаков.

Несмотря на густую пелену тумана, было ясно – солнце подкатывалось к Западу. Времени до темноты оставалось все меньше.

Они продолжали путь друг за другом в строгом порядке. Иначе и быть не могло. Даже если бы кто из них и захотел сменить его, сильно бы рискнул. Неровное скользкое дно то и дело заставляло стрелков ощутить холодный липкий страх. Мокрые, измотанные, двигались они вперед. Барн, идущий последним в цепочке, держал над головой снаряжение и время от времени как мог, поправлял привязанный к рюкзаку мушкет, но тот назойливо, то и дело норовил уткнуться ему в лицо. Впереди сержанта шел Дарек, совершенно уже бросивший затею уберечь оружие и рюкзак от воды. Лицо бойца, волевое и решительное, несмотря на покрывшие его капли пота и общее состояние усталости, нисколько не утеряло этих черт. Казалось, он вполне сносно переносил невзгоды пути в этой неприветливой среде.

–Сейчас будет островок, – выкрикнул с головы колонны старик. По цепочке передался еле слышный вздох облегчения. Подступивший уже со всех сторон плотный туман медленно рассеивался и глазам их представал небольшой клочок сухой земли, выступающий из темной мутной воды.

Выбравшись на сушу, бойцы как один попадали на землю и постягивали с себя насквозь промокшие заплечные сумки.

–Не спешите ослабляться, ребятки, – сказал старик, – шагать еще много. Господин капитан, не надо здесь рассиживаться. Это сделает только хуже. Размякнем. Путь долог.

Рульф не стал спорить. Он объявил о коротком отдыхе, уселся у воды и уставился в туман. Где-то в глубине болота в очередной раз что-то громко булькнуло.

«Начало дороги. Что может ждать дальше?» – он невольно перевел взгляд в сторону предстоящего пути по жиже.

–У тебя табак-то не мокнет? – послышался голос Тамира. Он стоял уперев руки в пояс и насмешливо поглядывал на старика.

–Знаю, как сохранить, – отвечал Вамос, успевший уже раскурить трубку. – Не впервой…

«У любого начала есть свой конец. Какой же судьба уготовала нам? Ради чего мы идем в проклятый Готтлихдреф?» – Рульф ведь только сейчас поймал себя на том, что нервничает. Это действительно первая его вылазка в один из самых грозных вампирских замков. В его карьере случалось многое. Были и разоренные гнезда. Но не такие. Деревни, хутора. Намного меньше и ближе к людям, чем Готтлихдреф. Этот замок вселял какой-то суеверный страх. И чем ближе к нему, тем сильнее холодело нутро.

«Страх был и будет всегда. Мы боимся, потому и сражаемся. Мы боимся, потому изучаем и убиваем этих тварей. Нам есть чего страшиться. И страх этот позволил нам почти изгнать их со своей земли».

Рульф нахмурился и перевел взгляд на бойцов, рассевшихся на мху. Он сделал усилие над собой, превозмогая простое человеческое желание – посидеть еще немного, и поднялся на ноги.

– Пора, – сказал он. – Надо идти. Лично я не хочу шлепать по этой дряни в темноте. Дойдем до заката, там и отдохнем.

Все разом повиновались. Раду и старик поднимались на ноги последними. Вамос спрятал трубку в кожаный мешочек и вместе с табаком убрал в верхний карман на своей протертой местами до дыр куртке.