Полная версия
– Почему вы мне это говорите? – Голос Эммы дрожал. – Сейчас? Здесь?
– Потому что я думаю, что он жив.
Мир снова накренился. Эмма схватилась за каменную скамью, чтобы не упасть.
– Что?
– Катастрофа была слишком… удобной. Слишком чистой. – Дюран покачал головой. – Тело не найдено. Чёрный ящик повреждён. Единственный свидетель – пилот – тоже мёртв. И самое главное – за три дня до катастрофы Чен перевёл значительную часть своих активов в анонимные кошельки.
– Вы думаете, он инсценировал собственную смерть?
– Я думаю, что это возможно. Он был достаточно умён и достаточно параноидален.
Эмма закрыла глаза. Ноги не держали её, и она опустилась на скамью, обхватив себя руками.
– Зачем? – прошептала она. – Зачем ему это делать?
Дюран сел рядом с ней, сохраняя дистанцию.
– Он был в опасности. Китайская разведка хотела вернуть его – он когда-то работал на них, потом предал. Русская мафия требовала возврата денег, которые он «потерял» в одной из своих схем. Банковский консорциум видел в нём угрозу всей финансовой системе. – Дюран помолчал. – Дэниел Чен нажил слишком много врагов. Возможно, он решил, что единственный способ выжить – это умереть.
– Но… – Эмма посмотрела на него. – Но я? Почему он не сказал мне?
В глазах Дюрана мелькнуло что-то похожее на жалость.
– Вы были его слабостью, мадемуазель Кастельяно. Единственной настоящей слабостью. Если бы он сказал вам – вы стали бы целью. Или, хуже того, могли бы раскрыть его, сами того не желая.
– Вы говорите так, словно уверены…
– Я не уверен ни в чём. – Дюран поднялся. – Это только теория. Возможно, он действительно мёртв, и я ищу заговор там, где его нет. Я потратил три года своей жизни на этого человека – возможно, мне просто трудно принять, что он ускользнул так… банально.
Он достал из кармана визитную карточку и протянул ей. Простой белый картон, только имя и номер телефона.
– Если вы заметите что-то странное – необычные сообщения, незнакомых людей, что угодно, – позвоните мне. В любое время.
Эмма взяла карточку машинально.
– Почему вы помогаете мне? Если Дэниел действительно преступник…
– Потому что я верю, что вы не знали. – Дюран посмотрел ей в глаза. – И потому что, если он жив, – он использовал вас. И вы заслуживаете знать правду.
Он развернулся и пошёл к выходу из сада. У калитки остановился и обернулся.
– И ещё, мадемуазель Кастельяно. Будьте осторожны. Если мои подозрения верны, вы сейчас – самый ценный ключ к состоянию в несколько миллиардов долларов. А это значит, что за вами будут охотиться все те, кто охотился за ним.
Он ушёл, оставив её одну в саду камней, под палящим солнцем Дубая, с визитной карточкой в руке и пустотой в груди.
Вечером того же дня Эмма вернулась в пентхаус. Она не хотела – каждый угол здесь напоминал о нём – но ей некуда было идти. Отец предложил остановиться в резиденции посольства, но перспектива провести дни под его молчаливым осуждающим взглядом казалась невыносимой.
Пентхаус встретил её тишиной и запахом его одеколона, который всё ещё витал в воздухе. Она прошла через гостиную, мимо дивана, где они проводили вечера за просмотром фильмов; мимо кухни, где он готовил ей завтраки по воскресеньям; мимо балкона, где они пили вино и смотрели на огни города.
Остановилась у двери кабинета.
Она думала о словах Дюрана весь день. О том, что Дэниел мог быть жив. О том, что он мог её использовать. О том, что она не знала человека, которого любила.
«Доверяй только себе. Первое слово: Whisper».
Что это значило? Какое ещё «первое слово»? И сколько всего слов?
Решившись, она толкнула дверь кабинета.
Комната была такой же, как в ту ночь – тёмной, тихой, мерцающей экранами мониторов. Ноутбук лежал на столе, но больше не подавал признаков жизни.
Эмма села в кресло и начала методично обыскивать ящики стола. Документы – в основном на китайском и английском, финансовые отчёты, непонятные графики. Жёсткие диски – зашифрованные, без пароля бесполезные. Флешки – десятки, помеченные кодами, которые ей ничего не говорили.
Потом она нашла это.
В самом нижнем ящике, под стопкой бумаг, лежал небольшой прямоугольный предмет. Металлический корпус, небольшой экран, две кнопки. Она видела такие в статьях о криптовалютах – hardware wallet, аппаратный кошелёк. Устройство для хранения криптографических ключей offline, вне досягаемости хакеров и государственных служб.
Эмма повертела его в руках. На задней стороне была выгравирована надпись – от руки, явно добавленная после покупки:
«Для Э. – Когда придёт время».
Она нажала кнопку включения. Экран загорелся, высветив простое сообщение:
ВВЕДИТЕ PIN-КОД
ПОПЫТКА 1 ИЗ 3
PIN-код. Она не знала никакого PIN-кода. Три попытки – и что будет после третьей неудачной? Устройство заблокируется? Уничтожит данные?
«Первое слово: Whisper».
Это не PIN-код. Это слово. Часть чего-то большего.
Эмма сидела в темноте кабинета, держа в руках устройство, которое могло стоить миллиарды – или не стоить ничего. Думала о Дэниеле, который оставил ей это как загадку, как квест, как проверку.
Жив он или мёртв?
Любил он её или использовал?
И что ей теперь делать с этим знанием – или с этим незнанием?
За панорамным окном кабинета Дубай мерцал миллионами огней, равнодушный к её страданиям. Где-то там, в этом блестящем лабиринте из стали и стекла – или за тысячи километров отсюда – скрывались ответы на её вопросы.
Эмма положила hardware wallet в карман и поднялась.
Первое слово было «Whisper». Теперь ей нужно было найти остальные.
И понять, кем на самом деле был человек, которого она любила.
Глава 2. Нежеланное наследство
Дубай, деловой район DIFC Три дня спустя
Офис нотариальной конторы «Аль-Мансур и партнёры» располагался на сорок втором этаже одной из башен-близнецов в самом сердце Международного финансового центра Дубая. Эмма стояла у панорамного окна приёмной, глядя на город, который расстилался внизу геометрически идеальной сеткой улиц и зданий, и думала о том, как странно устроена жизнь.
Три дня назад она была женщиной в трауре – убитой горем, потерянной, цепляющейся за осколки разбитого счастья. Сегодня она стояла здесь, в безупречном чёрном костюме от Chanel, с волосами, собранными в строгий узел, и ждала, когда ей зачитают завещание человека, которого она, возможно, никогда по-настоящему не знала.
Hardware wallet лежал в её сумочке – холодный, тяжёлый, напоминающий о себе при каждом движении. Она так и не решилась ввести PIN-код, боясь заблокировать устройство неправильной комбинацией. Три попытки – слишком мало для экспериментов.
«Первое слово: Whisper».
Эти слова преследовали её, как навязчивый мотив песни, которую невозможно выбросить из головы. Она искала в интернете, читала статьи о криптовалютах, о seed phrase – мнемонических фразах, используемых для восстановления доступа к криптокошелькам. Двенадцать или двадцать четыре слова, выбранных из специального словаря. Записанные в правильном порядке, они давали полный контроль над цифровыми активами. Без них – даже владелец не мог получить доступ к собственным деньгам.
Дэниел оставил ей первое слово. Значит, где-то были остальные одиннадцать.
– Мисс Кастельяно?
Эмма обернулась. Молодая женщина в хиджабе и деловом костюме стояла в дверях, держа в руках планшет.
– Мистер Аль-Мансур готов вас принять. Прошу следовать за мной.
Кабинет старшего партнёра конторы был обставлен с той сдержанной роскошью, которая говорила о деньгах громче любой показухи. Тёмное дерево, кожа, приглушённый свет настольных ламп. На стенах – каллиграфические надписи арабской вязью, в углу – антикварный сундук, инкрустированный перламутром.
За массивным столом сидел Халид Аль-Мансур – седовласый мужчина лет шестидесяти с аккуратной бородкой и проницательными карими глазами. Рядом с ним расположился молодой человек в очках – видимо, помощник или младший партнёр.
Но не они привлекли внимание Эммы.
У окна, заложив руки за спину, стоял её отец.
Алессандро Кастельяно повернулся к дочери, и его лицо – это лицо опытного дипломата, привыкшего скрывать эмоции – на мгновение дрогнуло. Что-то похожее на беспокойство мелькнуло в его глазах, прежде чем маска вежливой отстранённости снова заняла своё место.
– Эмма. – Он кивнул ей, не двигаясь с места. – Ты вовремя.
– Папа. – Она не ожидала увидеть его здесь. Или, точнее, ожидала – но надеялась, что обойдётся без его присутствия. – Я не знала, что ты тоже приглашён.
– Я настоял, – ответил он. – Ты моя дочь. Я имею право знать, во что тебя втянул этот… человек.
Эмма почувствовала, как знакомое раздражение поднимается в груди. «Этот человек». Даже после смерти Дэниела отец не мог произнести его имя.
– Прошу вас, присаживайтесь, – вмешался Аль-Мансур, указывая на кресла перед столом. Его английский был безупречен, с лёгким британским акцентом – наследие образования в Оксфорде, как позже узнала Эмма. – У нас много вопросов для обсуждения.
Эмма села в одно из кресел. Отец занял место рядом, сохраняя между ними дистанцию в локоть – символическую границу, которую они давно перестали пересекать.
– Прежде чем мы начнём, – продолжил нотариус, раскрывая папку перед собой, – я должен уточнить: присутствуют ли все указанные в завещании лица?
– Все? – Эмма нахмурилась. – Я думала, что я единственная наследница.
– Вы – основная наследница, мисс Кастельяно. Но мистер Чен оставил распоряжения относительно нескольких других лиц. Некоторые из них получили уведомления и должны были прибыть сегодня…
В этот момент дверь кабинета открылась, и вошла женщина.
Эмма узнала её сразу – это была та самая незнакомка с японскими чертами лица, которую она видела на поминальной церемонии. Теперь, при дневном свете, Эмма могла рассмотреть её лучше: лет тридцать, хрупкая, с короткой стрижкой и большими тёмными глазами за стёклами модных очков. На ней был строгий серый костюм, но что-то в её манере держаться выдавало человека, более привычного к джинсам и кроссовкам.
– Простите за опоздание, – сказала она по-английски с заметным японским акцентом. – Пробки.
– Мисс Танака, – Аль-Мансур поднялся, приветствуя её. – Рад, что вы смогли приехать. Прошу, присаживайтесь.
Танака. Юкико Танака – имя всплыло в памяти Эммы из какого-то давнего разговора с Дэниелом. Коллега. Программист. Кто-то из его прошлой жизни в Токио.
Женщина села в кресло по другую сторону от Эммы, бросив на неё короткий взгляд. В этом взгляде было что-то странное – не враждебность, но и не дружелюбие. Скорее… оценка. Словно Юкико Танака примеряла её к какому-то внутреннему стандарту.
– Теперь все в сборе, – констатировал Аль-Мансур, снова усаживаясь за стол. – Позвольте начать.
– Последняя воля и завещание Дэниела Ливэня Чена, – читал нотариус размеренным голосом, – составлено четырнадцатого марта две тысячи двадцать пятого года в городе Дубай, Объединённые Арабские Эмираты. Я, Дэниел Чен, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, настоящим завещаю…
Эмма слушала, и с каждым словом реальность вокруг неё становилась всё более сюрреалистичной.
Дэниел оставил небольшие суммы нескольким благотворительным организациям – фондам, помогающим политическим беженцам из Китая, образовательным программам в области криптографии, какому-то загадочному «Проекту цифровой свободы». Юкико Танака получала его долю в токийском стартапе и коллекцию редких книг по криптографии.
Но основное наследство – всё остальное – он оставил ей.
– …все мои цифровые активы, включая, но не ограничиваясь: криптовалюты Bitcoin, Ethereum и другие альткоины; токены децентрализованных финансовых протоколов; невзаимозаменяемые токены; доли в децентрализованных автономных организациях; а также все средства доступа к вышеперечисленным активам…
– Простите, – перебил Алессандро Кастельяно, и его голос звучал напряжённо. – О какой сумме идёт речь?
Аль-Мансур поднял глаза от документа.
– Точная оценка затруднена из-за волатильности криптовалютных рынков, – сказал он осторожно. – Однако по состоянию на день смерти мистера Чена… – он сверился с другим документом, – общая стоимость его цифровых активов оценивалась приблизительно в пять миллиардов долларов США.
Тишина.
Эмма услышала, как отец резко втянул воздух. Юкико Танака осталась неподвижной, но её пальцы сжались на подлокотнике кресла.
Пять миллиардов долларов.
Это было невозможно. Нереально. Дэниел был богат – она это знала. Пентхаус в Бурдж-Халифа, частные самолёты, коллекция искусства. Но пять миллиардов?
– Это… – она запнулась, – это какая-то ошибка. Дэниел никогда не говорил…
– Мистер Чен был крайне скрытен в вопросах своего состояния, – мягко сказал нотариус. – Даже мы, его юридические представители, узнали полный масштаб только после его… ухода.
– Пять миллиардов. – Голос отца был ледяным. – И всё это – моей дочери? Женщине, с которой он был знаком меньше года?
– Таково было желание мистера Чена, синьор Кастельяно.
– Это безумие. – Алессандро поднялся, и его обычно сдержанное лицо исказилось от едва сдерживаемого гнева. – Эмма, ты не можешь принять это наследство.
– Папа…
– Послушай меня. – Он повернулся к ней, и в его глазах было что-то, чего она никогда раньше не видела. Страх? – Ты не понимаешь, во что ты ввязываешься. Такие деньги… это не благословение. Это проклятие. За ними охотятся люди, которых ты даже представить себе не можешь.
– Синьор Кастельяно, – вмешался Аль-Мансур, – возможно, нам стоит дослушать завещание до конца. Мистер Чен оставил особые распоряжения, которые…
– Меня не интересуют его распоряжения! – Алессандро ударил ладонью по столу, и молодой помощник нотариуса вздрогнул. – Этот человек втянул мою дочь в какую-то грязную игру. Он использовал её. И даже после смерти продолжает использовать!
– Папа, хватит!
Эмма тоже поднялась, и её голос прозвучал громче, чем она рассчитывала. Отец замер, уставившись на неё.
– Это моё решение, – сказала она, стараясь говорить спокойно, хотя сердце колотилось в груди. – Не твоё. Моё. Я выслушаю завещание до конца, а потом решу, что делать. Если тебе это не нравится – ты можешь уйти.
Они стояли друг напротив друга – отец и дочь, разделённые не только расстоянием, но и годами недопонимания, несказанных слов, подавленных эмоций.
– Ты совершаешь ошибку, – наконец произнёс Алессандро. Голос его стал тихим, почти печальным. – Точно такую же ошибку, которую совершила твоя мать, когда…
Он осёкся, словно сказал больше, чем хотел.
– Когда что? – Эмма нахмурилась. – Что мама сделала?
– Ничего. Забудь. – Он отвернулся и направился к двери. – Делай как знаешь. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Дверь закрылась за ним с тихим щелчком.
Эмма медленно опустилась обратно в кресло. Руки дрожали.
– Мисс Кастельяно, – голос Аль-Мансура был мягким, – вам нужна минута?
– Нет. – Она заставила себя выпрямиться. – Продолжайте, пожалуйста.
Завещание содержало ещё несколько страниц юридических формулировок, но суть была ясна: Эмма Кастельяно становилась единственной наследницей криптоимперии Дэниела Чена.
Однако была одна загвоздка.
– Доступ к активам, – объяснял Аль-Мансур, – зашифрован с помощью так называемой seed phrase – мнемонической фразы из двенадцати слов. Без этой фразы невозможно получить контроль над кошельками, в которых хранятся средства.
– И где эта фраза? – спросила Эмма, хотя уже догадывалась об ответе.
Нотариус развёл руками.
– Мистер Чен не включил её в завещание. Он лишь указал, что «наследница знает, где искать».
«Первое слово: Whisper».
– Он оставил мне… подсказки, – медленно сказала Эмма. – Зашифрованные подсказки.
– Это соответствует его характеру, – неожиданно подала голос Юкико Танака. Она говорила тихо, не глядя на Эмму. – Дэниел никогда не делал ничего просто. Всё должно было быть игрой, головоломкой, тестом.
– Вы хорошо его знали? – Эмма повернулась к ней.
Юкико наконец встретилась с ней взглядом, и в её глазах мелькнуло что-то болезненное.
– Пять лет. Мы работали вместе в Токио. Он был… – она замолчала, подбирая слова, – …гениальным. И невозможным. И я думала, что знаю его. До тех пор, пока он не исчез однажды ночью, не оставив даже записки.
В её словах звучала горечь, и Эмма вдруг поняла то, что подозревала с первой встречи. Юкико Танака любила Дэниела. Возможно, до сих пор любит.
– Мне жаль, – сказала Эмма, не зная, что ещё сказать.
– Не надо. – Юкико покачала головой. – Это было давно. И это не ваша вина.
– Есть ещё кое-что, – снова заговорил Аль-Мансур. – Мистер Чен оставил видеообращение. Оно предназначено исключительно для мисс Кастельяно, но он разрешил показать его в присутствии других наследников, если они пожелают остаться.
Эмма посмотрела на Юкико. Та кивнула – едва заметно, но решительно.
– Хорошо, – сказала Эмма. – Включайте.
Помощник нотариуса развернул на столе портативный экран и запустил файл. Экран мигнул, и на нём появилось лицо Дэниела.
Он сидел в своём кабинете – том самом, где Эмма нашла ноутбук с сообщением. За его спиной мерцали экраны с графиками, и слабый свет ламп отбрасывал тени на его лицо. Он был одет в простую чёрную футболку, волосы слегка растрёпаны – непривычно домашний вид для человека, который всегда выглядел безупречно.
Когда он заговорил, его голос был спокойным, почти мягким.
– Здравствуй, Эмма.
У неё перехватило дыхание. Это был его голос. Живой. Настоящий. Словно он сидел прямо перед ней, а не смотрел с экрана записи, сделанной… когда? Недели назад? Месяцы?
– Если ты слышишь это, значит, что-то пошло не так. Возможно, я мёртв. Возможно… – он сделал паузу, и тень улыбки тронула его губы, – …притворяюсь. Ты ведь знаешь, я всегда любил драматические эффекты.
Эмма почувствовала, как слёзы подступают к глазам. Сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
– Я знаю, что у тебя сейчас много вопросов. Кто я на самом деле? Что я делал? Почему не рассказал тебе? – Дэниел на экране вздохнул. – Ответы существуют, Эмма. Но я не могу просто дать их тебе. Это было бы… неправильно. И опасно.
Он наклонился ближе к камере, и его глаза – эти тёмные, непроницаемые глаза – словно смотрели прямо ей в душу.
– Я оставил тебе всё, что имел. Не потому, что хотел сделать тебя богатой – деньги никогда не были для меня целью. Я оставил тебе это, потому что верю в тебя. Верю, что ты способна найти правду. Верю, что ты способна сделать правильный выбор, когда узнаешь её.
Он откинулся назад.
– Двенадцать слов, Эмма. Двенадцать ключей, спрятанных в местах, которые что-то значили для нас обоих. Или для меня одного – в моём прошлом, о котором я тебе не рассказывал. Найди их. Собери фразу. И тогда ты получишь не только деньги – ты получишь доступ к истине.
Пауза. Дэниел посмотрел куда-то в сторону, словно прислушиваясь к чему-то за кадром.
– Но будь осторожна. За этими деньгами охотятся многие. Люди, которые не остановятся ни перед чем. Китайское правительство считает, что я украл у них секреты. Русские криминальные группы думают, что я им должен. Международные банки видят во мне угрозу своему существованию. И есть ещё… другие. Те, кто разделял мои идеи. Или думал, что разделяет.
Он снова посмотрел в камеру.
– Доверяй только себе, Эмма. Первое слово ты уже знаешь. Остальные – ищи там, где живут наши воспоминания. И помни: в этой игре все лгут. Даже те, кто кажутся друзьями. Даже те, кто кажутся врагами.
Пауза.
– Я любил тебя. Люблю. Это единственное, в чём я никогда не лгал. – Его голос дрогнул. – Найди правду, Эмма. Но будь готова к тому, что истина изменит всё. Изменит то, как ты видишь мир. Изменит то, как ты видишь меня. Изменит то, как ты видишь себя.
Он протянул руку к камере – жест, который мог означать прощание или благословение.
– До встречи. Так или иначе.
Экран погас.
Тишина в кабинете была оглушительной.
Эмма сидела неподвижно, глядя на тёмный экран. Слёзы текли по её щекам, но она не замечала их. В голове крутились его слова – раз за разом, как зацикленная запись.
«Возможно, я мёртв. Возможно… притворяюсь».
«Доверяй только себе».
«В этой игре все лгут».
– Мисс Кастельяно? – Голос Аль-Мансура доносился словно издалека. – Вам нужно что-нибудь? Воды?
Она покачала головой, пытаясь собраться.
– Когда это было записано?
– Файл датирован шестым марта этого года. За три недели до… катастрофы.
Три недели. Он записал это за три недели до своей смерти. Знал ли он уже тогда, что умрёт? Или планировал исчезнуть?
– Он сказал, что многие охотятся за деньгами, – медленно произнесла Эмма. – Кто именно знает о наследстве?
Аль-Мансур переглянулся со своим помощником.
– Мы соблюдали строжайшую конфиденциальность, – сказал он. – Однако… информация такого масштаба имеет свойство просачиваться. Мистер Чен был известной фигурой в криптомире. Его смерть привлекла внимание. Люди задают вопросы.
– Какие люди?
– Разные. – Нотариус явно взвешивал каждое слово. – За последние дни наша контора получила несколько… запросов. От юридических представителей Китайской Народной Республики – они утверждают, что часть активов мистера Чена принадлежит китайским государственным структурам. От европейского банковского консорциума – они обеспокоены «системными рисками», связанными с возможным выводом такого объёма криптовалюты на рынок. И от… – он замялся, – …других заинтересованных сторон, чью аффилиацию мы не смогли установить.
– Русские, – тихо сказала Юкико Танака. – Он говорил мне о них. Организованная преступность из Екатеринбурга. Они использовали его платформы для отмывания денег, а потом он… перестал с ними сотрудничать.
– Вы знали об этом? – Эмма повернулась к ней.
– Знала. – Юкико пожала плечами. – Дэниел никогда не был святым. Он работал со всеми, кто мог помочь его целям. А его цели… – она покачала головой, – …были больше, чем деньги.
– Какие цели?
Юкико посмотрела на неё долгим взглядом.
– Это не мне рассказывать. Если он хотел, чтобы вы знали, – он оставил бы подсказки. Может быть, уже оставил.
После официального окончания процедуры Эмма вышла в коридор, чувствуя себя так, словно её пропустили через центрифугу. Голова кружилась от избытка информации, эмоций, вопросов без ответов.
Пять миллиардов долларов. Двенадцать слов. Охотники со всего мира. И загадочное послание от человека, который мог быть мёртв – или мог притворяться.
Она достала телефон и посмотрела на экран. Три пропущенных звонка от отца. Сообщение от Жасмин: «Как прошло? Позвони, когда сможешь». И ещё одно сообщение – с незнакомого номера.
Она открыла его и прочитала:
«Нам нужно поговорить. Николя Дюран. Внизу, в кафе напротив. Жду».
Эмма посмотрела в окно. Через дорогу от башни располагалось небольшое кафе с открытой террасой, затенённой белыми зонтами. За одним из столиков сидел человек в кожаной куртке, и даже с высоты сорок второго этажа она узнала его силуэт.
Интерполовец. Человек, который сказал ей, что Дэниел мог инсценировать свою смерть.
Она убрала телефон в сумку и направилась к лифту.
Кафе называлось «Оазис» – ироничное название для заведения в самом сердце бетонных джунглей DIFC. Но внутренний дворик действительно напоминал оазис: пальмы в кадках, журчащий фонтанчик, тень и прохлада кондиционированного воздуха.
Николя Дюран сидел за угловым столиком, откуда открывался обзор на оба входа. Перед ним стояла чашка кофе, к которой он, судя по всему, не притронулся. При её приближении он поднялся.
– Мадемуазель Кастельяно. Благодарю, что пришли.
– У меня не было особого выбора. – Она села напротив него. – Вы следите за мной?
– Слежу. – Он не стал отрицать. – Это в ваших же интересах. Вы не представляете, сколько глаз сейчас наблюдают за вами.
– Просветите меня.
Дюран оглянулся по сторонам – привычный жест человека, проведшего жизнь в мире, где паранойя была не болезнью, а необходимостью.
– Видите того человека в сером костюме у входа? – Он едва заметно кивнул в сторону. – Китаец, работает на MSS – Министерство государственной безопасности. Они отслеживают каждый ваш шаг с момента похорон.
Эмма незаметно бросила взгляд в указанном направлении. Человек в сером костюме делал вид, что читает газету на планшете.
