Кофе по понедельникам

– Приятного аппетита, – пожелал бариста, ставя на стол тарелочку с одиноким печеньем и бокал с латте. Девушка подняла глаза от смартфона, взглянула на рисунок на молочной пенке – и фыркнула:

– Что с этой коровкой случилось?

– Извините, – парень смущённо потянулся к бокалу. – Разрешите, я переделаю?

– Думаете, во второй раз получится лучше? – тёмно-синие глаза, в которых плясали насмешливые искорки, встретились с карими.

– Практика есть практика, – растерянно отозвался Сергей. – У нас как-то до сих пор никто не заказывал божьих коровок.

– Оставьте, – благосклонно махнула рукой девушка. – Будем считать, что это уникальный авторский стиль.

– Может, всё-таки переделать? – предложил Серёга, и увидел, как глаза незнакомки стремительно темнеют, будто предгрозовое небо.

– Я же сказала – не нужно.

– Извините, – он нерешительно отступил на шаг, потом развернулся и направился за стойку. Спиной парень ощущал, как внимательный взгляд сопровождает его, то ли оценивая, то ли изучая. Нерешительность вдруг сменилась раздражением: ни от оценок, ни от изучения Сергей не ждал ничего хорошего. Он ещё раз посмотрел на девушку – та снова увлеклась своим смартфоном – и вернулся к наброскам.

* * *

– Так вы художник, – голос сероволосой вырвал его из блаженного забытья, подаренного работой. Серёга настолько увлёкся процессом, что напрочь забыл о времени. Незнакомка стояла у витрины, а на стойке красовались пустые тарелочка и бокал.

Сергей посмотрел на страницу скетч-бука, словно сам видел её впервые. Основную часть наброска он сделал сепией – специально для того, чтобы можно было работать и в кофейне, парень обзавёлся сепией и сангиной в карандашах. Но глаза пса, отдельные волоски на шерсти, тени на рисунке, были выполнены углём. Сочетание получилось контрастным, но чего-то не хватало.

– Да, есть немного, – Серёга сказал это просто чтобы что-то сказать, и тут же почувствовал, как стеснительность от неумения поддержать беседу быстро перерастает в давешнее раздражение. Какое ей, в конце концов, дело до его художеств? Или это просто подколка?

Парень посмотрел на девушку, но на её лице не было и следа насмешки. Напротив, посетительница с интересом разглядывала набросок, и даже чуть подалась вперёд, поскольку из-за витрины ей не было видно страницу целиком.

– По-моему, очень даже «много», – заметила она.

– Наверное, – ответ прозвучал деланно-равнодушным, и тёмно-синие глаза с недоумением метнулись от рисунка к лицу бариста. Сергей ощутил тоскливую досаду на самого себя и, взяв срезанный наискось ластик, принялся острым уголком аккуратно выбирать пигмент вокруг оставленных бликов, смягчая переходы. Девушка нахмурилась, развернулась и направилась к своему столику.

– Простите, – извинение повисло в зале кофейни как дождливая морось за окном. Сероволосая помедлила – рука её уже лежала на ремне сумки – затем спросила:

– За что?

– За всё.

– Вам бы поучиться принимать похвалы, – заметила она, рассеянно постукивая ногтем по спинке стула. Серёга только сейчас заметил, что ногти у неё не длинные, а маникюр сделан в виде чёрных и белых полосок, напоминающих рисунок на шкурке зебры.

Он молча кивнул, соглашаясь с такой рекомендацией. Сероволосая ещё немного поразмыслила, потом шагнула обратно к витрине.

– Это ваш пёс?

– Нет, просто увидел на улице.

– И так детально запомнили?

– Интернет помог, – Сергей чуть улыбнулся.

– Жульничаете? – леденящий холод наконец-то пропал, и в голосе девушки снова послышались прежние насмешливые нотки.

– Выкручиваюсь, как могу. Я видел его всего ничего, несколько минут. К сожалению, пригласить позировать не мог.

– Так сделали бы фото.

– Не подумал. Хотя вряд ли он согласился бы на фотосессию. Кажется, этот пёс не слишком доверяет людям.

– Наверное, есть причины, – брови чуть нахмурились, но тут же снова расслабились. – Вы рисуете только животных?

– Почему? Не только.

– А людей?

Серёга поколебался, но потом всё-таки взял скетч-бук и протянул его девушке. Та принялась перелистывать страницы, разглядывая наброски. В какой-то момент она остановилась на одном из разворотов, долго вглядываясь в рисунок – Сергей вытянул шею, силясь разглядеть, что её так заинтересовало, и чуть не выругался с досады. Это был разворот со сценой на бастионе.

– Интересный способ поиска моделей, – прокомментировала девушка.

Парень снял очки и, достав платок, принялся тщательно протирать стёкла. Надобности в этом не было ровным счётом никакой – просто без очков его близорукость давала ощущение защищённости. Предметы расплывались, теряли чёткие контуры и превращались просто в разноцветные пятна. Сейчас Сергей стоял всего в каком-то метре от девушки, но без очков видел только общие очертания лица, и совсем не видел пронзительной, глубокой синевы её глаз.

– Так получилось, – наконец ответил он, продолжая яростно полировать стёкла. – Случайно.

– То есть я права, это не выдумка?

– Не выдумка.

– Понятно, – посетительница помолчала, снова разглядывая наброски. И вдруг сказала:

– А мне нравится.

Серёга едва не выронил очки. Снова водрузил их на нос и посмотрел на незнакомку, пытаясь понять, шутит она, или говорит всерьёз. Сероволосая кивнула, будто подтверждая сказанное:

– Здесь есть ощущение пойманного мгновения. Как на фото. Только лучше.

– Лучше?

Девушка махнула рукой:

– Фотография фиксирует факты бесстрастно. А живопись…

– Рисунок, – нерешительно поправил он её.

– Хорошо, рисунок. И живопись. Они как будто оставляют место для фантазии. Вы не согласны?

– Как-то не думал об этом, – растерянно потёр висок парень. Незнакомка склонила голову набок, будто прикидывая что-то. Потом вдруг спросила:

– А меня сможете нарисовать?

– Наверное, – он машинально протянул руку за скетч-буком, но сероволосая отрицательно покачала головой:

– Не набросок. Портрет. Сможете?

– Можно попробовать, – осторожно отозвался Сергей. Рука так и замерла в воздухе на полпути. – Только есть проблема.

– Какая?

– У меня ведь нет своей студии. Где же мне писать с вас портрет?

– Здесь, конечно, – девушка обвела рукой зал кофейни. – Кажется, утром в будни у вас не слишком людно.

– Бывает по-разному. Но в целом да, если вас такой вариант устроит…

– Устроит. Когда у вас есть свободное время?

– Завтра.

– Не пойдёт, – губы девушки слегка скривились. – Следующие три дня я работаю.

– Пятница?

– Тоже никак.

– Выходные – плохой вариант.

– Согласна. Понедельник?

– В следующий понедельник работаю уже я, – Сергей размышлял над предложением девушки, всё ещё не до конца веря в реальность происходящего.

– Вы всегда здесь по понедельникам?

– Нет. На самом деле сегодня меня тут быть не должно.

– То есть мне повезло? А то бы осталась без божьей коровки, – напоминание о неудаче с латте-артом как-то разом разрядило обстановку: Серёга понял, что его извинения всё-таки действительно приняты.

– Я могу попробовать поменяться сменами на следующий понедельник, если этот день вам подходит.

– Подходит. По понедельникам утром я всегда в «Геркулесе».

– Что это?

Брови удивлённо взметнулись:

– Спортивный зал и бассейн. Они же тут, рядом, на другом конце улицы. За кондитерской фабрикой.

– Так вот чем иногда пахнет по вечерам. А я-то думал, откуда этот запах.

Девушка с недоверием посмотрела на Сергея:

– Вы что, не знали?

– Я не из Города, – извиняющимся тоном пояснил он.

– А… Ясно. Тогда до понедельника?

– Постойте, я ведь не знаю наверняка, смогу ли поменяться. Как мне вам сообщить?

Девушка пожала плечами и снова достала смартфон.

– Диктуйте.

– Что? А, номер?

Серёга смотрел, как «зебры» на ухоженных ногтях быстро набирают продиктованные цифры. Его смартфон на столе тут же отозвался мелодией входящего звонка, и на экране высветился незнакомый номер.

– Меня зовут Сергей, – пояснил парень, видя, что незнакомка уже собирается спрятать смартфон в карман.

– Очень приятно, – отозвалась девушка и направилась к выходу, подхватив со стула свою спортивную сумку.

– Зонт! – растерянно напомнил бариста. Девушка подняла с пола высохший зонт, сложила его. Мельком взглянула на стекло двери, всё ещё покрытое мелкой моросью. Тяжёлые капли, собираясь в верхней части стеклянной вставки, медленно прочерчивали по ней водяные дорожки.

– Жанна, – сказала сероволосая, уже стоя у порога. – Меня зовут Жанна.

– В самом деле? – удивлённо спросил Серёга.

– А что?

– Да нет, ничего. Просто имя необычное. Редкое.

– Есть немного, – улыбнулась она и, открыв дверь, вышла из кофейни. Звякнул на прощание колокольчик, а Сергей так и остался стоять, провожая взглядом удаляющуюся фигурку в чёрной куртке, будто растворяющуюся в дожде.

Глава 6. Дом на другой стороне

– Странная девица, – прокомментировала рассказ Сергея Маша.

– Почему?

Девушка пожала плечами.

– Ну сам посуди. Портрет в кофейне! Да кто сейчас вешает дома собственные портреты?

– Вообще-то есть целые группы в соцсетях, делают на заказ, – заметил Серёга.

Мария только отмахнулась:

– Это практически то же самое фото, только прогнали через фильтры и напечатали в большом формате.

– Бывают и написанные маслом или акрилом.

– Картина по номерам, – фыркнула девушка. – Ты реально не понимаешь, о чём я?

– Понимаю, – усмехнулся парень. – Не понимаю только, почему это странно.

– Потому что для такого нужно или зашкаливающее ЧСВ, или специфический вкус. А, судя по твоему описанию, эта клиентка никак не тянет на фанатку «серебряного века».

– Почему именно «серебряного века»?

– Ну или какого там. В общем, балы, красавицы, лакеи, юнкера, вот этот вот всё.

– Интересное у тебя представление о портрете, – заметил Сергей.

– Может быть. У меня просто не вяжутся вместе «косуха» и живопись. Каким-то китчем отдаёт.

– Имеет право быть, – пожал плечами Серёга. – Кстати, не живопись. Рисунок.

– Ты о чём?

– Ну, работа будет не красками. Графика, – он поразмыслил немного и добавил:

– Скорее всего, угольный карандаш и, наверное, меловой. Надо будет зайти купить, мелового у меня нет.

– Мне это ни о чём не говорит. Ещё кофе сделать?

– Ага.

В кофейне появились несколько посетителей, так что Сергей, устроившись за дальним столиком, в углу, принялся за свои излюбленные наброски, пока Маша готовила и выдавала заказы. Когда «Старый Город» опять опустел, парень вернулся к стойке и показал скетч-бук напарнице. Так одобрительно кивнула:

– Ловко. Как у тебя получается – вроде всего несколько линий, а уже узнаваемое лицо?

– Практика, – развёл руками художник. – К тому же любой предмет можно представить как составной из множества простых форм. Даже человеческое лицо. Есть устойчивые пропорции, соотношение отдельных элементов друг с другом. Всегда можно проверить по ним себя, исправить ошибки, или, если что-то не получается, разобраться, в чём причина затыка, – он взглянул на Марию и увидел, что девушка внимательно слушает пояснения, склонив голову набок. – К слову, – обеспокоенно заговорил вдруг Сергей. – Я как-то не подумал, прости. А тебе не будет мешать то, что мы тут устроимся?

– С чего вдруг? – усмехнулась Маша. – Ты сам знаешь, что у нас по понедельникам обычно тишь и глушь. Да и вообще, если на то пошло, посетители чаще «клюют» на разные события. Может, сам процесс привлечёт внимание, и даже те, кто мимо шёл, заглянут за кофе и поглазеть на работу.

– Мда… – нахмурился парень.

– Чего?

– Не люблю, когда через плечо заглядывают.

– Тоже мне. Не любит он! Ты на конкурс для чего собрался работу посылать? Чтобы её поставили лицом к стенке и подписали: «Не смотреть! Автор стесняется!»?

– Нет, но…

– Выбрось эту свою дурь из головы, – отчеканила напарница. – Не любит он. Даёшь себе мысленный пинок и выходишь из зоны комфорта. Удивишься, сколько всего есть интересного, если перестать оценивать только по «люблю» и «не люблю».

Серёга недовольно засопел, но возражать не стал.

– Или, может, ты поддерживаешь представление, что творческий человек должен быть голодным, нищим и умереть безвестным, чтобы обрести славу после смерти? – с ехидцей поинтересовалась девушка.

Парень хмыкнул и демонстративно перевёл взгляд на окно.

– Так это ещё большая дурь. Пока одни верят в эту выдумку, другие – более прошаренные – рубят бабло. При жизни. И вполне комфортно себе живут.

– Искусство должно служить в первую очередь для выражения каких-то идей автора, которые находят отклик у аудитории, – отозвался Сергей.

– Верно. Что не отменяет финансовой стороны вопроса. Одно другому не мешает.

– Делать только ради денег – это разве не китч?

– Тоже верно. А тебя кто-то заставляет рисовать китч? – возразила Маша. – Это ведь твой личный баланс и твоё решение – что и как делать, чтобы не работать наперекор самому себе и не идти на сделку с совестью. Только чтобы понять, какой вариант будет «твой» – нужно пробовать. А не вот это вот: «не люблю, когда через плечо заглядывают!». Да пусть заглядывают. И комментируют. И ругают. Или хвалят. Всем понравиться всё равно невозможно.

Серёге вспомнился разговор с Жанной накануне, и её совет научиться принимать похвалы. Парень прикусил нижнюю губу и скрестил руки на груди. Мария, заметив это, секунду-другую помолчала, потом закончила:

– Если болезненно реагировать на замечания, отталкивать от себя людей и загоняться в «непризнанные гении» – только себе и сделаешь хуже. Будешь сидеть один и страдать, как же так вышло, что никому твоё творчество не интересно.

Сергей медленно вдохнул и со свистом выдохнул сквозь стиснутые зубы.

– Закипаешь? – тут же иронично поинтересовалась Маша.

Парень не выдержал и коротко фыркнул:

– Не, уже остываю. Вообще-то ты права. Мне вот подумалось, не попробовать ли как-нибудь выйти в центр, постоять с портретами на заказ. Видела, наверное? Быстрые рисунки уличных художников?

– Видела. Мысль неплохая. Только не становись там, где встречал этих самых художников. Иначе можно схлопотать.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво поинтересовался Серёга.

– Оттуда. У меня приятель один, у них группа, иногда играют по выходным в центре. Так у уличных музыкантов всё поделено – кто встанет на чужое место, или сразу по приходу «хозяев» снимайся, или готовься. Наверняка у художников то же самое.

Сергей состроил скептическую мину. Ему казалось маловероятным, чтобы почтенного вида пузатые дяди с бородами и седыми шевелюрами вдруг начали лупить друг друга мольбертами в борьбе за «хлебное» место. С другой стороны, Маша жила в Городе уже лет пять, и куда лучше разбиралась, что тут к чему.

– Учту. Спасибо.

– На здоровье. Ты куда сейчас?

– Хочу прогуляться до кондитерской фабрики. Знаешь, где это?

– Конечно! – девушка улыбнулась. – У них там есть свой магазинчик. Просто мечта детства. Я там иногда беру «Птичье молоко».

– Это конфеты?

– Ну да. Ты разве такие никогда не пробовал?

– Странно, но нет. Слышал что-то краем уха.

– Мои любимые. Ещё есть тортики. Кстати, на кондитерке отдельный цех на всякие торты и пирожные, тоже в их магазинчике продают. Когда ветер в сторону моего дома, ароматы даже до нас долетают. Пирожные там вкусные, но всё равно не такие, как в детстве. В детстве почему-то казалось, что всё это вкуснее. А вот конфеты совсем не изменились.

* * *

Кондитерская фабрика занимала целый квартал. Корпуса её, выстроенные ещё в царскую эпоху из красного кирпича, с фигурной кладкой и явственными чертами неоготики, производили впечатление старинного замка, какой-то причудой судьбы попавшего в окружение панельных пятиэтажек. Казалось, что из утопленных в стены мощных ворот вот-вот выедет или отряд закованных в броню рыцарей, или роскошная карета с шестёркой лошадей и лакеями на запятках.

На этом конце пешеходного Первомайского бульвара старый Город теснили и поджимали более поздние кварталы с типовой застройкой, заполонившие пустоты, оставленные когда-то войной. Хотя и здесь ещё сохранялись отдельные здания, чей возраст приближался к столетнему. По эту сторону пересекавшей бульвар Валовой улицы, проложенной в начале прошлого века на месте старых крепостных валов, сохранялись приземистые двух– и трёхэтажные постройки металлургического завода. Созданное почти двести лет назад обрусевшим немцем Варнбюлером, продолженное его потомками, многократно переименованное, национализированное, приватизированное и, в конце концов, разорённое и распроданное, предприятие чудом спаслось от тотального сноса. Теперь его не спеша превращали в квартал модных апартаментов-студий в стиле лофт, но процесс этот, судя по неспешности ведущихся работ, обещал растянуться на годы.

По ту сторону Валовой, напротив собственно кондитерской фабрики, был ещё один примечательный дом: из темы на краеведческом форуме Сергей уже знал, что изначально это здание называлось «Дом коммунаров», и воплощало идею объединения под общей крышей не только квартир, но и всех необходимых служб. В довоенное время в доме были собственные магазины, прачечная, детский сад и даже библиотека, но теперь первые этажи сплошь заняли бутики, а само здание получило «народное» название «Золотая рыбка» – по огромной бетонной рыбине, установленной в качестве рекламы у входа в лавку деликатесов.

В магазинчике при кондитерской фабрике голова в самом деле готова была закружиться от множества сладких ароматов. В детстве Серёга был, в общем-то, равнодушен к разнообразным конфетам, да и теперь он скорее предпочитал какую-нибудь сдобу. Однако в этом царстве детских грёз парень не удержался и купил понемногу разных приглянувшихся конфет – в дополнение к большой коробке с «Птичьим молоком», предназначавшейся в благодарность Маше.

Выйдя из магазина, Сергей немного постоял, рассматривая «Дом коммунаров», а потом почему-то свернул не вправо, обратно к кофейне и центру, а влево, где бульвар ещё через двести-триста метров упирался в высокую кирпичную стену с внушительными коваными воротами. Здесь поперёк пешеходной зоны тоже проходила улочка, совсем маленькая, в две полосы, и на другой её стороне, глядя большими окнами на заднюю стену кондитерской фабрики, стоял приземистый бетонный куб спортивного центра «Геркулес».

За стеклом на беговых дорожках занимались несколько девушек и парней. В глубине зала, на силовых тренажёрах, работали ещё посетители. Серёга остановился у пешеходного перехода, разглядывая здание: подперев старинную ограду, оно походило на задремавшую под майским солнышком черепаху, и, казалось, попало в эти сонные тихие переулки совершенно случайно. Даже в выходные и во время городских праздников, когда движение транспорта перекрывали по всему центру, а на бульваре прогуливались толпы горожан, этот тупичок всё равно оставался практически безлюдным.

Одна из девушек, заметив стоявшего на другой стороне улицы и разглядывающего спортзал парня, что-то сказала подруге, и обе, не прекращая бега, уставились на Сергея. Тот смущённо посмотрел влево, вправо, убедился, что машин нет – и направился через дорогу к решётке ворот. Позади неё начиналась укрытая могучими каштанами аллея Старовалового кладбища.

Сейчас деревья стояли в белых «свечках» цветов, и в воздухе висел низкий гул многочисленных пчёл и шмелей. Серёга нерешительно замер у распахнутой настежь калитки, удивлённый сразу несколькими вещами. Во-первых, вдоль аллеи тянулись старинные надгробия, но не было видно никаких ограждений, которыми современные живые так любили делить владения мёртвых. Во-вторых, не наблюдалось никаких торговцев искусственными цветами и венками, да и вообще никаких людей, включая охрану или смотрителей. Правда, на высоких столбах были установлены камеры наружного наблюдения, и чуть дальше на аллее виднелись ещё несколько камер, закреплённых на световых опорах.

Сергей прошёл через калитку и зашагал по растрескавшемуся от времени асфальту. То ли система видеонаблюдения «съела» значительную часть здешнего бюджета, то ли финансирование погоста в принципе было скромным, но кладбище оказалось запущенным. Трава была скошена только вдоль основных аллей, да и то явно лишь потому, что грозила перекинуться на асфальт, и уничтожить последние остатки и без того потрёпанного покрытия. Кое-где лежали обломанные ветром ветви с деревьев, часть надгробий покосились, буквы на них растеряли прежнюю позолоту, а металлические элементы некоторых памятников изрядно проржавели.

Краеведческий форум утверждал, что погост закрыт для новых захоронений, но здесь по-прежнему действуют семейные склепы и могилы. Это оказалось правдой: на некоторых камнях Серёга замечал по нескольку имён с датами смерти, разделёнными на полвека или век. У одного обелиска были и вовсе исписаны все четыре грани, рассказывая долгую историю чьего-то рода – причём последнее захоронение, если верить цифрам, было всего каких-то семь лет тому назад.

А вот безлюдность оказалась мнимой. Пройдя с сотню метров под сенью каштанов, Сергей увидел на боковой аллее небольшую группку экскурсантов во главе с гидом – высокой пышной женщиной в лёгком плаще кремового цвета и подобранной в тон маленькой шляпке. Попадались и такие же, как он сам, случайные прохожие, просто прогуливавшиеся в тиши старого погоста, или торопящиеся пересечь его. Парень зашагал дальше: скачанное в смартфон приложение с картой Города уверяло, что по ту сторону кладбища есть пешеходный мостик над железной дорогой, и Серёге хотелось взглянуть на него.

Выросла справа и осталась позади небольшая часовенка. Вдали слева среди деревьев промелькнул стройный силуэт маленькой кирхи – на Староваловом хоронили представителей всех христианских конфессий, отведя каждой свой участок. Подступил к главной аллее кусочек так называемого Военного квартала, где склонённые печальные ангелы и обрубленные ветви деревьев на памятниках героям 1812 года соседствовали с металлическими звёздочками и простыми гранитными памятниками, с фотографий на которых строго смотрели навсегда оставшиеся молодыми ребята в тельняшках и беретах.

Аллея закончилась у кирпичной стены с невысокой калиткой. Ворот здесь не было: почти сразу за стеной начинался крутой склон, спускающийся к железнодорожным путям. А от калитки вели вверх десяток каменных ступеней, истёртых временем и ногами прохожих; парень медленно поднялся по ним – и оказался перед балочным мостиком шириной в пару метров, перекинувшимся через глубокий овраг.

Ажурная конструкция, выкрашенная в травянисто-зелёный цвет, появилась здесь – как подсказывал всё тот же всезнающий форум – ещё в девятнадцатом столетии, и принадлежала железнодорожному ведомству. Чудом уцелевший в боях за Город мостик был любимцем местных жителей, по нему из бывшей Ямской слободы можно было быстро добраться в центр.

Теперь же на другой стороне оврага за деревьями виднелись покрытые желтой штукатуркой трёх– и четырехэтажные домики послевоенных заводских кварталов. Самого завода – прежнего «Товарищества братьев Селивановых», а позже «Комбината строительных материалов №1», уже не существовало на карте Города, и ходили слухи, что тихим дворикам и покосившимся палисадникам вот-вот придёт конец. С севера к ним постепенно подступали новостройки, и Сергей вдруг почувствовал лёгкую грусть: было что-то неправильное, несправедливое в том, что этот уютный, немного старомодный, уголок должен сгинуть, уступив место высоткам и асфальту без единого деревца.

Между оврагом и жилым микрорайоном помещались несколько частных домиков – а у самого моста, на той стороне, возвышалось здание, совершенно не вписывавшееся ни в частный сектор, ни в заводской пейзаж. Дом этот имел четыре этажа и выходил на железную дорогу массивной угловой башней с островерхой крышей. В окнах уже были выбиты почти все стёкла, дверь единственного подъезда стояла распахнутой настежь, и красный кирпич стен – здание явно было из той же эпохи, что и кондитерская фабрика – в разных местах покрывали неумело выполненные граффити.

Тем не менее, дом всё ещё сохранял какую-то глубоко скрытую гордость, даже на пороге гибели бросая немой вызов всем тем, кто умел лишь ломать и разрушать, не задумываясь, что именно ломает и разрушает. Форум, обычно дотошный и многословный, ограничивался простым упоминанием о том, что когда-то здесь были квартиры инженеров путей сообщения, причём и в царскую эпоху, и позднее здание оставалось за одним и тем же ведомством. Вот только десятилетия спустя жили в нём зачастую уже не специалисты в форменных мундирах с цветными кантами, а их потомки во втором-третьем, а то и четвёртом, колене.

Сергей достал скетч-бук и принялся делать наброски дома. Парень работал сосредоточенно, забыв о времени, всматриваясь в детали: ослепшее окно, когда-то составленное из множества стеклянных плиток; изящный портал подъезда, на котором чужеродной и неуместной смотрелась более поздняя металлическая дверь с вывороченным теперь кодовым замком; ряд слуховых окошек на крыше; флюгер на башне, изображавший выгнувшего спину чёрного кота.