Бедуинка поневоле

Александр Шабынин, Вероника Шабынина

Бедуинка поневоле

Глава 1

Этот Новый год должен был стать идеальным. Прямо как в рекламе, где все улыбаются, зубы сверкают, белее снега, а на заднем плане играет «Jingle Bells», только в нашем случае вместо елок планировались пальмы, а вместо оленей – верблюды.

Мы летим в Египет. Наконец-то. Впервые в жизни встречать бой курантов не под оливье (или чего там еще строгают тазами под новый год?) и доставшую всех «Иронию судьбы», а под шум прибоя.

Да, кстати. Я – Маша. Просто Маша, без медведя. Мне двенадцать, но я всем говорю, что почти тринадцать. Или просто тринадцать. Под настроение. Это звучит круче, согласитесь? Тринадцать – это уже считай подросток, это права, это статус. А двенадцать – ну такое… То ли еще ребенок, то ли уже нет… Но всерьез никто не воспринимает. Еще у меня есть брат Сашка, ему пять, и он тот еще жук (короед), и родители – мама Аня и папа Денис. В сумме – семья Кузнецовых, готовая к высадке на африканский континент.

Утро началось не с кофе. Мама подорвалась еще до рассвета. Я, понятное дело, досматривала десятый сон, но акустика в наших панельках отличная. Слышно всё. Сон у мамы выключился, видимо, по щелчку. Глаза открыла – и всё, процессор заработал на полную мощность. Мысли в её голове не текли, они толкались. Всё взяли? Ничего не забыли? Паспорта, свидетельства, доверенности? Аптечка? (Наша аптечка больше чемодана, если что). Она и ночью вставала. Я слышала. Скрип половицы. Шлёп-шлёп тапочки. Щелчок выключателя. Шелест файлов с документами. Нервы.

Папа, разумеется, спал. У него дар. Суперспособность. Завидую даже. Он умеет спать с таким лицом, как будто в мире вообще нет проблем. Или они есть, но где-то в другой галактике, и решают их джедаи, а не он. Маму это бесило. Страшно бесило. Она нервничала за всех сразу, за всю популяцию Кузнецовых, и этот крест, который она тащила в одиночку, уже начал натирать плечи.

Что до поездки, то решили всё давно. Еще в далеком сентябре. Москва тогда резко превратилась в мокрую серую губку. Дожди зарядили недели на две. Солнце ушло в отпуск. Родители сидели на кухне, пили чай под монотонный шум дождя и считали на калькуляторе (да, кто-то ими еще пользуется). Потом папа отодвинул чашку и сказал своё веское слово: – Всё. Хватит. Зимой в городе делать нечего. Темно, грязно, грустно. На даче – еще хуже.

Мы с Сашкой идею поддержали обеими руками. Ну, Сашка просто прыгал и кричал «ура! Море!», а я подошла к вопросу прагматично. Дача – тоска зелёная. Это медицинский факт. Было бы мне пять, как Сашке, то не вопрос. Всё круто. Снег. Ёлка во дворе – наряжай, не хочу. Сугробы высотой с папу. А сейчас? Подруг нет – все в городе. Интернет еле-еле тянет. Иногда на ту же ёлку надо лезть, чтобы поймать. Развлечений – ноль. Только тишина, валенки, ну и бесконечные партии в настолки с братом.

Нет, ну Сашка немного подрос, конечно, но играть с ним – то еще удовольствие. Час – еще куда ни шло. Два – уже подвиг. А потом он начинает ныть, мухлевать или просто разбрасывать фишки. А в Египте – аниматоры. Гениальное изобретение человечества, я считаю. Специальные люди, которым платят деньги, чтобы они забирали мелких монстров, пока нормальные люди отдыхают. Памятник бы тому, кто это придумал.

Самолёт у нас только вечером, но расслабляться никто не собирался. В аэропорту нужно быть за три часа (мама хотела бы за пять, я точно знаю), а до этого – куча дел. Собрать последние вещи – зарядки, зубные щетки, любимую Сашкину машинку, без которой он устроит апокалипсис местного масштаба. Отвезти собаку на передержку. Накормить всех, чтобы не ныли.

Короче, у мамы в голове был классический Винни-Пух и день забот. Только вместо Пятачка и Кролика – мы с папой.

Началось всё с папы. Мама начала его расталкивать, чуть ли не пинками, требуя немедленно встать и выгулять пса. Я слышала через стенку, как он стонал. Открыл глаза, посмотрел на неё, как на врага народа, – мол, женщина, ты чего? Ты вообще в курсе, который час? Дай поспать! Всем своим видом он показывал, какая она жестокая мучительница (домомучительница), прервавшая его свидание с подушкой.

Мама на это только пожала плечами. Мол, не нравится – вставай сам, проверяй билеты, пакуй чемоданы, ищи Сашкины плавки, поднимай детей… А я лягу и посплю. Логика железная. Папа что-то буркнул, почесал затылок и поплелся в коридор, шаркая тапками. Собака, кстати, тоже была не в восторге – кому охота тащиться на мороз в такую рань?

Потом пришли за нами. «Самый сложный этап», как выражается папа. Я люблю спать. Это мое призвание. Единственное, что у меня получается профессионально. Сашка – такой же.

– Рота, подъём! – Мамин голос. Бодрость, от которой сводит зубы. Особенно с утра.

– Маша! Саша! Я зарылась носом в подушку. Сделала вид, что я – часть ландшафта. Элемент декора.

– Мааам… – заныл мелкий. Начались торги. – Ну еще две минуточки… ну секундочку… – Самолет не маршрутка, – отрезала мама. Одеяло улетело в сторону. – Хочешь остаться здесь? В сугробах? Аргумент убойный. Сашка сел. Взъерошенный, несчастный… Воробей, которого контузило взрывной волной. Я приоткрыла один глаз. Темно. Холодно. Но где-то там – море. Теплое. Соленое. Настоящее!

– Встаю, – буркнула я.

Вот так и начался этот день. Это было то еще утро.

В итоге с постелей нас подняли не лаской, а домкратом маминого голоса. Завтрак прошел под аккомпанемент легкого, но бодрящего скандала. Кто-то не хотел кашу, кто-то (я) не мог найти резинку для волос, а кто-то (мама) пытался одновременно варить кофе, искать страховку и воспитывать нас всех оптом и в розницу. Если ад существует, то он выглядит как кухня семьи Кузнецовых за десять часов до вылета.

В итоге папу выставили за дверь вместе с псом. Ему предстояла миссия: отвезти нашего лохматого друга на передержку. Мама называла это место «собачьим домом отдыха», но по глазам пса было видно: он подозревает, что его сдают в тюрьму строгого режима. Папа, судя по выражению лица, с удовольствием остался бы в том «доме отдыха» вместе с собакой, лишь бы не участвовать в финальной стадии сборов.

Как только за ними захлопнулась дверь, я сделала единственно верный тактический ход: растворилась в тумане. Или ушла в астрал. А если точнее – юркнула в свою комнату (ну почти свою, так-то она на двоих с Сашкой) и закрыла дверь. Щелчок замка в такие моменты звучит как музыка.

Я нырнула в кресло и нажала кнопку питания. Компьютер загудел, зашуршали кулеры, приветствуя свою королеву.

Надо кое-что прояснить. Я не то чтобы дикарка. У меня есть подруги, честно. Ну, как подруги… Мама говорит, что «это не дружба, а так, одно название», и, наверное, она права. Мы не ходим друг к другу в гости, не плетем косички и не секретничаем до утра. С тех пор, как я выклянчила у родителей этот мощный системник (это была долгая осада, достойная учебников истории), реальный мир как-то… потускнел.

Зачем гулять по слякоти, если можно зарейдить данж? Зачем слушать сплетни Маринки из 6-го «Б», если в дискорде меня ждут ребята, с которыми мы вчера тащили катку?

Я влетала домой из школы, скидывала куртку (иногда прямо на пол, каюсь) и падала в кресло. Мама устраивала сцены. О, эти сцены! «Ты одичаешь», «выйди на воздух», «у тебя глаза на лоб полезут».

Кстати, про глаза. Это была моя больная тема номер один.

Зрение садилось. Я это чувствовала, но партизанила до последнего. Щурилась, угадывала номера автобусов по цвету пятна, в школе списывала с доски интуитивно. Но маму не проведешь. Она потащила меня к окулисту, и там мой блеф рассыпался. Таблица с буквами предательски расплылась уже на третьей строке.

Врач заикнулся про очки. Я посмотрела на него так, что он, кажется, сам захотел надеть очки, чтобы спрятаться. Носить окуляры? Мне? В двенадцать лет? Ну уж нет. Я лучше буду на ощупь ходить и углы сшибать. Мама, слава богу, не давила. Она понимала: девочка-подросток в очках – это трагедия масштаба Шекспира. Линзы – еще куда ни шло, но очки – только через мой труп.

Вторая причина маминых истерик – школа. Тут тоже всё было… не очень. Сильно не очень. Скажем так, график моей успеваемости напоминал траекторию подбитого самолета. Вниз, вниз и еще раз вниз.

Я просто забила.

Ну скучно же! История – тоска. Математика – мрак. Маме приходилось чуть ли не под конвоем усаживать меня за уроки. В ход шли угрозы: «Заберу шнур от компа», «Поменяю пароль на вай-фай». Пока ещё действовало (правда всё хуже и хуже), но я уже чувствовала, как во мне растет тот самый «переходный возраст», о котором пишут в умных книжках. Это когда тебе говорят «надо», а ты такая думаешь: «не хочу», и ничего не можешь с этим поделать.

За дверью послышался звон посуды и бубнеж телевизора. Это Сашка кушать соизволит.

Брату пока везет – он маленький ещё. Его единственная обязанность – быть милым и не убиться. Хотя и у него бывают заскоки. Ну, а как без этого? Сегодня, например, он заявил, что кашу будет есть только при условии включенных мультиков. Мама, у которой нервы были натянуты, как струны на гитаре, махнула рукой.

Пусть ест. Главное, чтобы молчал и не путался под ногами.

Я натянула наушники. До выезда оставалось еще время. Можно успеть проверить почту и, может быть, даже запустить игру. Пока мама не вспомнит, что у меня рюкзак до сих пор не собран.

Вообще, день, когда родителей угораздило принести из роддома этот сверток, стал точкой бифуркации в моей жизни. И график пошел, прямо скажем, по нисходящей. Я потом часто вспоминала сцену из какого-то старого фильма, где мальчик пишет письмо Деду Морозу: «Дедушка Мороз, в прошлом году я просил у тебя конструктор «Лего», а ты, наверное, ошибся и подарил мне маленькую сестрёнку. Сейчас мне уже ничего от тебя не нужно, пожалуйста, только забери её обратно».

Сашка оказался «бракованной» версией ребенка. Он не спал. Он не плакал – он орал. Орал так, словно его резали на куски тупым ножом, причем круглосуточно. Колики, сыпь, зубы, снова колики… Понятно, что весь ресурс родительского внимания – тот самый канал, который раньше был выделен только мне, – переключился на этот черный ящик. Мама превратилась в оголенный нерв. Тронь – убьет током.

Папа выбрал тактику страуса, но с поправкой на цифровую эру. Он всё глубже закапывался в работу, а дома переходил в режим «невидимки» – прятался за монитором, за экраном смартфона, за газетой (хотя кто сейчас читает газеты?). Он вроде бы физически присутствовал на карте, текстура была на месте, но пинг до него был такой, что проще не связываться. Тайм-аут соединения.

А меня назначили на должность штатной няньки. Только без зарплаты и соцпакета.

– Маш, посиди. Маш, покачай. Маш, развлеки.

Я отбивалась. Я строила баррикады из наушников и закрытых дверей. Но у мамы был чит-код под названием «настойчивость», помноженный на «я же не разорвусь». Открутиться не удавалось. Нет, брата я любила. Честно. Где-то глубоко в душе, очень глубоко. Но любить его на расстоянии было бы куда проще, чем когда я пытаюсь скомпилировать код, а он виснет на руке с воплем: «Поиграй в машинки!» Или, когда мама выпихивала нас на детскую площадку, где я должна была два часа мерзнуть и следить, чтобы этот камикадзе не свернул шею на горке или не лизнул качели.

Разделение труда у родителей было простым, как три копейки. Папа считал, что раз он принес мамонта (то есть зарплату), то его квест выполнен. Как просто, да? Все довольны, всем спасибо, папа отдыхать изволит. Его не трогать. А то, что мамонта надо разделать, приготовить и убрать пещеру – это уже не его проблемы.

На работу он уходил примерно в семь. Возвращался к одиннадцати. Бывало даже позже, когда мы уже спали. В выходные над ним висел знак «Не влезай – убьет», потому что папа восстанавливал силы после тяжелой трудовой недели. В итоге мама тянула этот воз одна, скрипя зубами и теряя остатки оптимизма.

Я смотрела в погасший монитор. В черном зеркале отражалась взлохмаченная девчонка, которой совершенно, ну вот ни капельки не хотелось ни в какой Египет.

В сентябре это казалось хорошей идеей. Море, солнце, «ол инклюзив». Но сентябрьская Маша была глупой и наивной девчонкой. Декабрьская Маша поумнела и открыла для себя Python, со всеми вытекающими.

Я только-только начала въезжать в тему. Курс оказался сложным, но затянуло так, что я поесть частенько забывала. Я сидела ночами, пока мама не начинала орать, разбираясь с синтаксисом, а неделю назад вообще совершила прорыв – развернула локально свежую модельку ИИ. Не ту фигню, что в браузере, а свою, на своем собственном компе. Я аж светилась от гордости! Она работала криво, жрала память, как не в себя, но работала же! У меня руки чесались экспериментировать, тестировать, допиливать, снова тестировать, писать промпты и всё такое…

И вот теперь – стоп. Shut down.

Бросить всё на неделю? Ради чего? Ради того, чтобы жариться на солнце и смотреть на песок? Для меня это, как поставить жизнь на паузу.

Но хуже всего было другое. Предательство пришло, откуда не ждали.

– Ноутбук не берешь, – отрезала мама вчера вечером.

– Почему?! – взвыла я.

– Потому что едем отдыхать. Отдохнешь в кои-то веки от своего компьютера. Иначе глаза испортишь окончательно.

«Отдохнешь от компьютера». Как же меня бесит эта фраза. Взрослые почему-то уверены, что компьютер – это токарный станок, от которого нужно отдыхать. Они не понимают, что для меня это окно в мир, это инструмент, это… да это моя жизнь, в конце концов!

Спорить было бесполезно. Логика тут не работала. Значит, неделю я буду овощем. Придется деградировать в YouTube с телефона.

Единственная маленькая победа – eSIM. Папа долго ворчал, что двадцать евро за интернет – это грабеж среди бела дня. Можно подумать, мы последние деньги на хлеб наскребаем. Он нормально зарабатывает, но иногда у него включается режим Скруджа Макдака.

Я уже приготовилась закатить глаза и смириться с тем, что буду ловить дрянной отельный Wi-Fi в лобби, но тут вмешалась мама.

– Денис, прекрати, – сказала она тихо, но так, что папа поперхнулся. – Ребенку нужен интернет. Купи.

В последнее время с мамой что-то происходило. Она стала… жестче. Раньше она сглаживала углы, молчала, когда папа бурчал. А теперь всё чаще огрызалась. Вроде бы по мелочам, вроде бы тихо, но в воздухе висело напряжение, как перед грозой, когда озон уже чувствуется, а грома еще нет.

Я прекрасно видела, как она хмурится, глядя на него. Как поджимает губы. Причин я пока не понимала (возможно в силу возраста) – дома всё было как обычно, тот же быт, та же рутина. Но мой внутренний датчик тревоги, тот самый, что обычно молчит, начал мигать красным.

Что-то в системе семьи Кузнецовых сбоило. И поездка в Египет, кажется, должна была стать либо патчем, исправляющим ошибки, либо окончательным крашем системы.

Дверь в мою комнату внезапно распахнулась – мама влетела без стука, как всегда. Сколько раз я просила её сначала хотя бы постучать, но ей похоже на это было глубоко пофиг.

– Машка! – крикнула она с порога. – Ты собрала рюкзак?

Я зависла с руками на клавиатуре. Перед глазами сразу всплыл мой почти пустой рюкзак в углу. Я про него, конечно, благополучно забыла.

– Эм… мам… я сейчас… – пробормотала я, краснея и стараясь не встречаться с ней глазами.

Мама мгновенно побагровела.

– Маша, ну сколько можно? Почему я опять должна обо всём думать? Ты уже не маленькая. Сама должна помнить, что брать, сама собирать! Ты на часы смотрела? Или опять так уткнулась в компьютер, что забыла обо всём на свете? Через полтора часа нам ехать в аэропорт!

Она развернулась и вышла, хлопнув дверью так, что в шкафу тихо звякнули вешалки. Похоже, настроение у мамы действительно было хуже некуда. И почему-то мне было не только стыдно, но и немного жалко её: она бегала, собирала всех нас по кусочкам, а я… сидела здесь и думала о нейросетях.

Я вздохнула и украдкой посмотрела на телефон. Папа уехал отвозить собаку уже два часа назад и до сих пор не вернулся, хотя обычно дорога туда-обратно занимала от силы минут сорок. Я тяжело выдохнула. Может, дело не во мне? Может, это она так злится из-за папы? Я пожала плечами. Иногда кажется, что эти взрослые живут в каком-то своём отдельном мире. Они там о чём-то переживают, злятся, чего-то боятся, но детям об этом никогда не рассказывают. А мы сидим рядом и гадаем по обрывкам фраз, что у них там внутри творится.

Минут через тридцать дверь в коридоре хлопнула – папа наконец вернулся. Сквозь закрытую дверь своей комнаты я слышала его приглушённое бормотание: что-то про гаишников, про то, что его задержали, долго что-то там выясняли…

Даже я не особо в это поверила, что уж говорить о маме. И, как бы в подтверждение моих мыслей, буквально через пару минут грянул скандал. Мамин голос эхом разносился по коридору:

– Денис, ты безответственный, ты вообще ни о чём не думаешь! Мы так могли в аэропорт опоздать!

И ещё много всего в таком же стиле.

Я закатила глаза, надела наушники и включила музыку погромче, чтобы не слушать это шоу. Написала подругам в телеграм: «Скоро выезжаем. Буду на связи, если интернет не подведёт».

Потом с тяжёлым вздохом выключила компьютер. Провела ладонью по корпусу, как будто гладила живое существо.

– Я скоро вернусь, – прошептала я скорее себе и пошла наконец собирать рюкзак, который смотрел на меня из угла с немым укором.

Он был наполовину полный или наполовину пустой? Ни то, ни другое. Он был почти пустой. Так… Что мне надо? В рюкзак полетели пара футболок, купальник, шорты и книга. Бумажная. Прикол… Кто их сейчас вообще читает. Но это была мамина идея: «Раз уж мы едем без ноутбука, возьми хоть что-нибудь почитать, а то одичаешь там окончательно». Ладно. Окей. Против лома нет приёма. Я выбрала толстый томик фантастики. Ну не любовные же романы читать? А так, если уж страдать в реальном мире, то хоть будет возможность сбежать в выдуманный.

В комнату заглянула мама. На этот раз не ворвалась, а именно заглянула – на секунду.

– Зарядку взяла? Пауэрбанк? Наушники?

– Взяла, мам.

– Точно? Не как в прошлый раз на дачу?

– Точно.

Она скользнула взглядом по моему погасшему монитору. В её глазах читалось желание лично выдернуть шнур из розетки. Ну просто, для гарантии. Но она сдержалась.

– Через полчаса такси. Так… одевайся шустрее. И проследи, чтобы брат твой тёплые штаны надел, а то он опять в одних колготках бежать собирается. Дверь закрылась. Я выдохнула.

Сборы – это всегда маленькая война. Сначала ты воюешь с вещами, которые не хотят влезать в сумку, потом со временем, которое почему-то начинает течь в два раза быстрее, а в конце – с собственной семьёй.

Когда все наконец были в сборе, мы, как всегда, по старой семейной традиции на минуту присели «на дорожку» в прихожей – эта традиция всегда казалась мне чем-то из давно забытого прошлого. Мама садится как будто всерьёз верит, что это помогает. Папа – потому что так надо. Я – чтобы не слушать потом лекции. Сидим пару секунд, молчим, поднимаемся. Ритуал выполнен.

В лифте мы ехали молча. Сашка пытался ковырять пальцем кнопку первого этажа, папа хмуро смотрел в зеркало, проверяя, не забыл ли он побриться (забыл, конечно, но сейчас это уже не имело значения), а мама пересчитывала чемоданы глазами. Раз, два, три… Вроде всё на месте.

На улице Москва прощалась с нами своим фирменным серым небом и мелкой, колючей крупой, которая сыпалась сверху. То ли дождь, то ли снег… Так, ледяная перхоть.

Приятный сюрприз – такси уже ждало у подъезда. Видавший виды жёлтый минивэн, покрытый грязью по самые окна. Водитель, смуглый мужик с хитрыми глазами, нехотя вылез из своей колымаги и молча открыл багажник. Папа начал загружать чемоданы, играя в свой любимый тетрис. Так… Этот сюда. Этот боком… Ай, зараза не влезает. Сумку сверху.

Я плюхнулась на заднее сиденье. Прижалась лбом к холодному стеклу. Сашку усадили рядом, и он тут же начал возить варежкой по запотевшему окну, рисуя каракули. Хорошо ему.

– Ну, с Богом, – выдохнула мама, усаживаясь впереди.

Машина тронулась.

Мы пробирались сквозь пробки на МКАДе. Повезло, как утопленникам. Ну а чего мы хотели? Пятница. Вечер. Пара дней до Нового Года. Красные огни впереди, белые фары в зеркалах. Бесконечный поток машин, все спешат куда-то. Кто-то, как мы, к тёплым морям, греть пузо под пальмами, ну а кто-то торопился домой, в тепло. Салатики, телевизор, стандартный предновогодний набор.

Я смотрела на этот поток и думала о родителях. В машине повисла тишина – та самая, неуютная, плотная, которую хоть ножом режь. Меня это пугало. Реально пугало. Мама уткнулась в телефон. Наверняка в сотый раз билеты проверяла. Папа сжимал ручку над дверью так, будто хотел её оторвать.

Они даже не разговаривали. Раньше, когда мы куда-то ехали, они обсуждали маршрут, шутили, спорили, какую музыку включить. А теперь каждый сидел в своём коконе.

Мне вдруг стало страшно. Не так, как бывает перед контрольной или когда идёшь к зубному. А по-другому. Глухо, тоскливо. Как будто мы едем не в отпуск, а… не знаю. В какую-то точку невозврата.

– Саш, перестань, – одернула я брата, который начал пинать спинку папиного кресла.

– Не перестану! – радостно сообщил он.

– Перестань, а то Дед Мороз тебе вместо подарков принесёт какашки.

Сашка задумался. Аргумент был весомый. Пинаться он перестал, зато начал тихонько гудеть, изображая мотор самолёта.

– До аэропорта час сорок, – сообщил водитель, заглянув в навигатор. – Стоим бордово. Все походу в аэропорт ломанулись.

Папа только тяжело вздохнул.

– Успеем, – сказала мама, не поворачивая головы. – Мы с запасом вышли.

«Мы». Это слово прозвучало как-то механически. По привычке. А есть ли ещё эти «мы»? Или так уже, видимость одна?

Я достала телефон, воткнула наушники и включила музыку погромче. Хотелось заглушить этот шум машины, шуршание шин и, главное, эту тяжелую тишину между родителями. Пусть лучше в ушах долбят барабаны, чем слушать, как молчат два человека, которые когда-то любили друг друга больше всех на свете.

А может, мне просто кажется? Может, я накручиваю себя, как говорят взрослые? Переходный возраст, гормоны, все дела… Может, они просто устали?

Хотелось бы верить. Но мой внутренний голос – тот самый вредный, циничный голос, который обычно комментирует мои неудачи в коде, – шептал: «Не-а. Тут баг системный. И перезагрузкой его не вылечить».

Аэропорт Шереметьево – это такое специальное место, где время сначала сжимается в тугую пружину, а потом лопается и растекается липкой скукой.

Мы опоздали везде, где только могли, и не опоздали нигде. Парадокс достойный Эйнштейна. Как минимум.

Сначала мы сломя голову бежали, так что у меня чуть колёсико от чемодана не отвалилось. Потом стояли в бесконечной очереди на регистрацию, похожей на гигантскую сонную змею. Потом такая же на паспортный контроль, где женщина в форме смотрела на меня так, как будто я лично планирую вывезти государственную тайну в заднем кармане джинсов. В итоге в бизнес-зал идти смысла уже не было. До посадки оставалось минут двадцать или около того – тот самый промежуток времени, когда кофе пить уже поздно, а идти к гейту ещё рано.

Сашка ныл. Он хотел пить, писать, мультик и домой. Одновременно.

Родители переругивались. Вяло, сквозь зубы, но с тем особым мастерством, которое приходит после пятнадцати лет брака.

Я нашла свободное кресло подальше от эпицентра семейной бури и практически с разбегу плюхнулась в него. Ай… ну и кто, интересно, проектирует эти пыточные инструменты для спины? Потом же болеть всё будет. Достала телефон. Как раз пришло сообщение от Светки: «Ну чё, вылетели?». Начала быстро набирать ответ. Интересно, и какой же смайлик сможет лучше всего передать всю гамму моих ощущений от начала «лучшего отдыха в жизни»?

У гейта уже толпился народ. Посадка еще даже не началась, девушки за стойкой только-только включали компьютеры, а наши люди уже выстроились в очередь. Я никогда этого не понимала. Ну почему взрослым всегда кажется, что самолёт улетит без них? Или что им не хватит места? Билеты же с номерами кресел. Это не электричка до дачи, где кто успел, тот и сел. Но нет, стоят. Упорно. Сумки в руках, куртки в обнимку, лица напряженные, как будто к штурму готовятся.

Папа с Сашкой тоже влились в эту толпу. А мама отделилась от них и направилась ко мне.

Я даже не напряглась. Ну, идет и идет. Может, воды хочет предложить.

Она подошла вплотную. Я подняла глаза и осеклась. Лицо у мамы было каменным, губы сжаты в тонкую линию. Казалось бы, всё идет по плану, рейс вовремя, мы в «чистой зоне», выдохни ты уже. Но она выглядела так, будто я только что сожгла её паспорт.

– Сколько раз тебе повторять? – сказала он тихим голосом, но у меня от него почему-то мурашки по коже побежали. – Хватит всё время сидеть в телефоне!