Тень от огня

Он прошел мимо нее, чувствуя ее взгляд на своей спине, словно прицел снайпера.

Генерал Бруннер, наливая себе коньяк, смотрел на него с нахмуренным лицом.

– Ну, Бернард? Ваши «недоразумения» отняли у нас драгоценное время. Надеюсь, эта горничная стоила того?

– Она стоила информации, господин генерал, – парировал Рихард, занимая свое место. Он взял бокал, его рука не дрогнула. – В такое время даже горничная может оказаться ценной находкой. Я приказал ее изолировать для допроса.

Он сделал глоток вина. Он не солгал. Он просто опустил детали. Детали вроде окровавленного ножа и его схватки с Райнером.

Фрау фон Хаггер вернулась к столу. Она не стала настаивать. Она просто наблюдала. Ее взгляд, полный нового, жадного интереса, перемещался с Рихарда на генерала и обратно.

– Информация… – протянула она. – Да, это действительно ценный ресурс. Порой он дороже целой роты солдат. – Она посмотрела прямо на Рихарда. – Вы оказались не только тверды, герр майор, но и… чрезвычайно эмоционально вовлечены. Сочетание, достойное… самого пристального изучения.

Ужин продолжался, но его атмосфера изменилась. Теперь это была игра в тени. Рихард чувствовал двойной пресс: тяжелый взгляд генерала и тонкий, ядовитый взгляд журналистки.

Он отбивал их выпады, говорил правильные слова, но внутри все сжималось в комок от осознания простого факта.

Он пережил одну битву в прихожей, но проиграл другую, незримую. Фрау фон Хаггер получила свой козырь. И Рихард не сомневался – она найдет способ разменять его.

А в кармане у него, у самого сердца, лежала смятая бумажка – молчаливое свидетельство его провала и, возможно, ключ к новой опасности.

ГЛАВА 4. ЦЕНА ПОРЯДКА.

Возвращение в кабинет после ужина у Бруннера было похоже на отступление в единственную доступную крепость. Дверь закрылась, отсекая вычурный мир генеральской резиденции. Здесь пахло по-другому – пылью документов, лампадным маслом и холодным металлом сейфа. Тишина была звенящей, нарушаемой лишь прерывистым дыханием Рихарда.

Он сбросил фуражку на стол, не глядя, и потянулся к внутреннему карману мундира. Пальцы нащупали шершавый клочок.

Тот самый смятый клочок бумаги лег перед ним на чистый бланк рапорта. Три коротких слова, выведенные неровным, торопливым почерком, жгли глаза:

«Склад 4. 04:00. Завтра. Шмидт»

В тишине, нарушаемой лишь тиканьем настенных часов, его мысли работали с холодной, отчаянной ясностью. Шмидт. Так вот имя крота в их стене. Обычный вестовой, и вдруг – центр всей паутины. Зацепка к сети сопротивления или ловушка? И то, и другое пахло кровью. И то, и другое требовало немедленных действий.

Дверь приоткрылась без стука – верный знак, что это Келлер. Старый фельдфебель вошел, бесшумно закрыв ее за собой. Его испещренное морщинами лицо было невозмутимо, но в глазах читалась готовность.

– Следи за Райнером, – голос Рихарда прозвучал низко, без предисловий. Он не отрывал взгляда от записки. – Этот щенок не угомонится.

Келлер, не меняя выражения, чуть склонил голову.

– Он уже бежит с докладом к телефону, герр майор, – тихо прошепелявил Келлер, его взгляд скользнул в сторону коридора. – Будет звонить своим «друзьям» в гестапо. Докладывать о вашей… нерешительности с той девчонкой.

Старый солдат выдержал паузу, давая майору осознать серьезность положения.

– А девчонка… Аня… ее не сломают быстро. Упрямая. Но если Райнер доберется до нее первым… – Келлер не стал договаривать, но смысл был ясен: в карцере могли устроить «несчастный случай» или выбить любое нужное показание против самого майора.

Рихард внимательно слушал, его пальцы сжали уголок злополучной записки. Крайне невыгодное положение.

– В таком случае, сделай так, чтобы Райнер и близко не подошел к карцеру. Поставь своих людей. – Его голос стал жестче. – Нам необходимо получить от нее информацию. Что она знала о Шмидте? Что ей удалось разнюхать?

Он наконец оторвал взгляд от бумажки и посмотрел на Келлера. В его глазах не осталось и тени сомнения, только холодная сталь расчета. Внутри он мысленно убрал свою человечность в глухой, бронированный сейф и повернул ключ. Чертова девчонка со своим ножом и своей ненужной правдой.

– Эта записка – указание на явку. Сегодня, в четыре утра. Склад номер четыре, – Рихард протянул клочок бумаги фельдфебелю. – Дадим им собраться. Введем своего человека, узнаем состав и цели. А потом… соберем солдат и изничтожим всех в одном месте.

Фельдфебель Келлер принял записку с каменным лицом, привыкшим не выдавать мыслей.

– Так точно, герр майор. Шмидта уже взяли под наблюдение. Тихий, из местных фольксдойче10. Думал, что его не заподозрят. – В голосе Келлера сквозь официальный тон пробивалось мрачное удовлетворение. Действовать жестко и по уставу было для него понятнее и безопаснее, чем метания командира.

Склад №4. 03:55

Предрассветный холод окутывал промозглый промышленный район Варшавы, впитываясь в кирпич и ржавое железо. Заброшенный склад №4 стоял как мрачный надгробный памятник мирной жизни, его разбитые окна зияли слепотой. Воздух, пропитанный запахом влажной плесени, разложения и старого машинного масла, застыл в неестественной, зловещей тишине. Ее нарушали лишь шелест крысиных стай да навязчивый, ритмичный скрип незакрепленной железной кровли на ветру.

В полной темноте, в воронке от старого снаряда рядом с разрушенным цехом, замерла ударная группа. Восемь солдат под личным командованием фельдфебеля Келлера, экипированные автоматами MP-4011 и ручными гранатами. Среди них, закутанный в шинель, стоял майор Бернард. Его лицо в слабом свете начинающейся зари было неподвижным и жестким, как изваяние. Внутри все сжалось в холодный, тяжелый ком. Он методично выстроил в голове стену: «Они – враги. Они готовят смерть немецким солдатам. Я – офицер. Мой долг – предотвратить. Всё остальное – слабость». Образ Ани в карцере он отсек, заперев в самом дальнем уголке сознания.

Из-за угла, сливаясь с тенями, бесшумно подкрался «шпион» – ефрейтор Хирш, переодетый в потрепанную гражданскую одежду.

– Внутри семеро, герр майор, – выдохнул он, подходя к Бернарду. – Двое у входа, пятеро в главном зале. Говорят о взрыве моста на пути следования эшелона с боеприпасами. Вестовой Шмидт с ними. Ждут еще двоих.

Семь человек. Семь жизней, которые он пришел оборвать. Рихард молча кивнул, давая знак Келлеру. В его глазах не было ничего, кроме ледяной решимости.

Фельдфебель поднял руку. Пальцы сложились в знакомые сигналы. Два отделения, как тени, начали бесшумное окружение здания.

И в этот момент, разрезая зловещую тишину, из-за спины донесся резкий, хорошо поставленный голос:

– Прекрасно организованная операция, майор Бернард. Я впечатлен.

Из тени соседнего здания вышли двое. Обер-лейтенант Райнер, с лицом, выражавшим сладковатое торжество. И рядом с ним, закутавшись в дорогую норковую накидку, стояла фрау Ильза фон Хаггер. В ее тонких пальцах была небольшая записная книжка.

– Я счел своим долгом проинформировать фрау фон Хаггер о предстоящей демонстрации эффективности, – с ядовитой почтительностью произнес Райнер. – Для ее будущей статьи.

Келлер, уже поднявший руку для решающего сигнала, замер. Его взгляд, полный мрачного вопроса, устремился на Рихарда.

Они здесь. Чтобы видеть. Чтобы судить. Мысль пронзила сознание, острая и жгучая. Но отступать было поздно. Любая слабина сейчас – смерть.

Короткий, почти невидимый кивок майора был ему ответом. Продолжать.

Оглушительная очередь из MP-40 разорвала предрассветную тишину. Дверь была выбита. За ней – крики на польском, полные животного ужаса, ответные беспорядочные выстрелы, звон разбиваемого стекла. Вспышки выстрелов на мгновения освещали мрачный интерьер склада – фигуры в гражданском, метавшиеся в панике, и четкие, агрессивные силуэты солдат.

Операция была быстрой и безжалостной. Сопротивление было подавлено за считанные минуты. Изнутри доносились короткие, контрольные очереди. Каждый выстрел отдавался в виске Рихарда глухим эхом.

Райнер наблюдал с холодной, удовлетворенной улыбкой. Фрау фон Хаггер не сводила глаз с Рихарда, с его сжатых кулаков и окаменевшего профиля. Она видела не триумф, а внутреннюю казнь.

Когда стрельба стихла, из склада, окутанного едким дымом, вышел унтер-офицер Вернер.

– Задание выполнено, герр майор. Семеро ликвидированы. Среди них… вестовой Шмидт. – Он протянул потрепанную полевую сумку, набитую бумагами. – Подтверждено: планировали подрыв моста.

Райнер, подойдя ближе, бросил взгляд на сумку.

– Поздравляю, господин майор. Блестяще. Теперь у гестапо не останется вопросов. – В его голосе звучала вымученная почтительность, но взгляд говорил яснее слов.

Фрау фон Хаггер закрыла блокнот с тихим щелчком.

– Спасибо, герр майор. Вы предоставили мне… бесценный материал. Я уверена, наша следующая беседа будет еще продуктивнее.

Ее уход из помещения склада был хуже любого обвинения.

Рихард размеренным шагом вошел в склад. Его сапоги с чмокающим звуком отрывались от бетонного пола, залитого темной, вязкой жидкостью. Воздух был густым и едким – помесь пороховой гари, меди и разорванных внутренностей. Он наступил на чью-то расплющенную кисть; хруст костей отозвался в тишине. Он не дрогнул.

Рутина. Осмотреть. Зафиксировать. Не думать.

Он взял сумку с документами. Бумага была шершавой, в пятнах. Он изучал их прямо в этом склепе.

– Прекрасно, – его голос прозвучал ровно, глухо. – У нас есть доказательства. – Он перевел взгляд на Райнера. – Если они были сообразительными, то оставили часть отряда в резерве. И они уже могли узнать о провале.

– Фельдфебель, – Рихард повернулся к Келлеру, – организуйте расследование. Найти всех, кто с ними связан. Тихо. Без привлечения… посторонних ведомств. Пока.

Развернувшись, он твердым шагом направился к выходу. Он шел, чувствуя на себе взгляды: почтительное – солдат, ненавидящий – Райнера, и жгущий спину – фрау фон Хаггер.

Пока Рихард уходил, Келлер, отдавая приказы, жестом подозвал Вернера.

– Пока майор в канцелярии, сходи в карцер. Добейся, чтобы та девчонка подписала признание, что была связной. Любыми способами. Но… чтобы жива и в сознании осталась. Понял?

В этот момент Рихард, выходя со склада, оказался на одной линии с удаляющейся журналисткой. Мгновенный расчет. Оборона.

Он резко изменил траекторию и поравнялся с ней. Не глядя в глаза, он протянул ей сложенный клочок бумаги.

– В девять часов вечера, фрау Ильза. Сегодня.

Он не стал ждать ответа, лишь кивнул и ускорил шаг. Теперь его ждала не только груз семи жизней. Его ждала встреча, где ставкой будет его душа. И в карцере его ждала судьба Ани, чье признание, вырванное болью, могло стать как его спасением, так и окончательным приговором.

ГЛАВА 5. ПАКТ.

Воздух в кабинете был спертым и тяжелым, пахнущим пылью, коньяком и его одеколоном. Рихард не зажигал свет. Стоял у окна, вглядываясь в свое отражение в стекле – бледное, искаженное маской усталости. За спиной витал запах гари со склада №4. Семь призраков.

Он не услышал, как дверь открылась. Просто почувствовал – в комнате изменилось давление. Стало тесно.

Он обернулся.

В проеме, слившись с тенью коридора, стояла Ильза фон Хаггер. Ни блокнота, ни папки. Руки пусты. На ней было темное платье, и в полумраке он видел лишь размытые контуры и бледное пятно лица.

Они молча измеряли друг друга взглядами.

– Вы пришли записать последние судороги? – его голос был хриплым, в нем не было ни злобы, ни страха. Констатация. – Обряд окончен. Душу продал. Можете описывать.

Она вошла, и ее каблуки отстукивали по паркету неспешный, властный ритм. Он почувствовал ее запах – не «Ночную фиалку», а холодный ветер, дорогой табак и что-то металлическое, острое. Запах власти.

– Вы ошибаетесь, – ее голос был ровным, без единой трещины. – Обряд только начинается. Вы не труп. Вы – уникальный клинический случай. Офицер с аристократическими замашками, который пытается выжечь себе совесть каленым железом долга. Я не могу позволить такому экземпляру пропасть.

Она остановилась в двух шагах. Так близко, что он видел, как свет из окна ложится на острые скулы, и чувствовал исходящее от нее тепло.

– Они вас сожрут, Рихард. Райнер уже точит зубы. Шульце принюхивается. Вы для них – аномалия. Сбой в системе, который нужно устранить.

– А для вас? – он не отводил взгляда.

– Для меня вы – живое доказательство. Доказательство того, что даже самое прочное нутро можно перемолоть этой войной. – Она вынула портсигар. Щелчок зажигалки осветил ее лицо на миг – жесткие губы, взгляд, лишенный всего, кроме холодного любопытства. – Давайте заключим сделку. Вы даете мне доступ. К этому. – Она сделала жест, охватывающий все его существо. – К вашей агонии. А я… я сделаю вас неуязвимым. Пока вы мне интересны.

Он слушал, и внутри что-то сдавалось с тихим щелчком. Не было места возмущению. Был только холодный, безрадостный расчет. Она говорила на единственном языке, который он теперь понимал. Языке сделок и выживания.

Рихард засмеялся. Звук был коротким, горловым, лишенным всякой радости.

– Пакт? – он перестал смеяться. Его лицо окаменело. – Хорошо.

Он шагнул вперед, сокращая дистанцию до нуля. Теперь он чувствовал ее дыхание на своих губах. Вдыхал ее запах.

– Но не на ваших условиях, – его голос стал тише, но в нем зазвучала сталь. – Вы хотите мою душу? Хотите ковыряться в ней пером, как в открытой ране? Берите. – Он схватил ее руку с сигаретой. Его пальцы впились в ее запястье с такой силой, что она резко вдохнула. – Но знайте… возьмете мою – я возьму вашу в придачу. Не будет зрителя и подопытного. Будет два палача, прикованных друг к другу. Согласны?

Он смотрел на нее, и в его глазах горел мрачный огонь последней черты. Это был не вызов. Это было требование.

Она не отпрянула. Ее губы медленно растянулись. Это не была улыбка. Это был оскал. Выражение холодного, безраздельного торжества.

– Согласна.

Он отпустил ее руку. На белой коже остались красные отметины.

И тогда его руки сами нашли ее. Не для ласки. Для захвата. Его поцелуй был не жестом желания, а актом поглощения. Голодом загнанного зверя. Ее ответ был таким же – яростным, требовательным, без капли уступчивости. Она впивалась в него, кусала ему губу до крови, ее ногти впивались в его спину, оставляя долгие, жгучие полосы.

Одежда рвалась с сухим треском. Они не шли к дивану. Рухнули на пол, на колючий персидский ковер, в клубах пыли. Это был не секс. Это был ритуал. Взаимное клеймение. Акт уничтожения последних преград, последних условностей.

Он смотрел на ее лицо под ним – запрокинутое, с закрытыми глазами, с искаженной не болью, а напряженной концентрацией маской. И понимал, что она не отдается. Она – принимает. Поглощает. Как и он.

Когда все кончилось, они лежали рядом, тяжело дыша, их тела покрытые испариной, ссадинами и каплями крови. В комнате пахло теперь ими – смесью его пота, ее духов, пыли и железа.

Она поднялась первой. Ее движения были резкими, точными. Она подняла с пола свое порванное платье и накинула его на себя, не глядя на него.

У двери она остановилась.

– Завтра. В канцелярии. – Ее голос был хриплым, но твердым. – Не опаздывайте.

Дверь закрылась.

Рихард лежал на полу, чувствуя, как холодный паркет впивается в спину. Пустота, которую он так жаждал, наконец пришла. Но это была не благодатная пустота покоя. Это было чувство падения в колодец, зная, что на дне тебя ждет не смерть, а такая же падающая тень.

Он продал душу. Но купил взамен не покровительство. Он купил соучастника. Такую же обреченную тень, как и он сам.

Исходом этой ночи он был доволен. Это был единственно возможный паритет.

ГЛАВА 6. ПОД КОЛПАКОМ.

Солнечный луч, пробившийся сквозь щель между тяжелыми портьерами, поймал в свою пыльную ловушку миллионы мельчайших частиц, танцующих в неподвижном воздухе кабинета. Рихард стоял, вцепившись пальцами в полированную кромку стола, и наблюдал за этим бессмысленным танцем. Каждая частица казалась ему символом хаоса, который он тщетно пытался упорядочить.

На столе, как два надгробия на темном дереве, лежали конверта.

Первый – с гербовой печатью, прохладный и шершавый на ощупь. «Бруннер». Вскрывая его, он почувствовал, как по спине пробежал холодок. Письмо было кратким, сухим, и от него пахло формалином и бюрократической смертью. «Одобрение». Какое лицемерие. Это была не похвала, а проверка натянутого поводка.

Второй конверт был простым, безликим, и оттого – самым страшным. Пальцы дрогнули, когда он вскрывал его. Визитная карточка. «Geheime Staatspolizei. Управление "4Д"». Готический шрифт, похожий на застывшие капли черной крови. Фраза «ожидайте нашего визита» отдалась в ушах набатом. Он представил их – людей в штатском, с пустыми, как у мертвецов, глазами, для которых человеческая жизнь была лишь строкой в отчете.

Его рука непроизвольно потянулась к верхнему ящику, где лежал «Вальтер». Один выстрел – и все кончено. Он почувствовал холод металла в руке. Но затем с силой отогнал эту мысль. Бегство не было его путем.

Внезапный скрип двери заставил его вздрогнуть.

В кабинете появилась Ильза. Сегодня она выглядела иначе – не просто журналисткой, а союзницей, сообщницей. Ее взгляд, острый и пронзительный, сразу нашел конверты на столе, будто она знала, что они там лежат.

– Они приехали? – тихо спросила она, подходя ближе. Ее голос был ровным, но в нем чувствовалась стальная струна напряжения.

Рихард молча кивнул, сжимая в руке злополучную визитку гестапо. Ладонь вспотела, и бумага слегка размокла. Он с отвращением положил ее на стол.

– Я видела машину, – продолжила она, ее взгляд скользнул по его лицу, читая каждую морщинку, каждое микроскопическое движение мышц. – Черный «хорьх». Стоит напротив, как гроб на колесах. Водитель курит, смотрит на здание. Как стервятник.

Она взяла визитку, ее тонкие, изящные пальцы слегка дрожали. Рихард заметил это дрожание, и оно почему-то успокоило его – она тоже боялась. Они были в одной лодке.

– «4Д»… Гестапо. Политический сыск, – прошептала она, проводя пальцем по оттиску орла. – Это… серьезно, Рихард. Очень серьезно.

– Я знаю, – его собственный голос прозвучал хрипло, будто его горло пережали стальные пальцы. – Они пришли за мной. Не для беседы. Для… изъятия.

Ильза резко повернулась к нему, ее глаза вспыхнули холодным огнем.

– Нет! – ее голос прозвучал резко, почти гневно. – Они пришли проверить тебя. Прощупать почву. И мы не дадим им того, что они хотят. Мы дадим им то, что они должны увидеть.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стопку папок на подставке. На пороге стоял Райнер, его лицо сияло торжествующей, почти детской улыбкой. Он был похож на мальчишку, который только что подложил соседу по парте кнопку.

– Господин майор! – его голос звенел от возбуждения, в нем слышалось неподдельное злорадство. – В приемной гости из службы безопасности! Требуют вашего немедленного присутствия!

Рихард почувствовал, как по спине пробежали ледяные мурашки. Сердце заколотилось где-то в горле. Ладони стали влажными. Но годы тренировок взяли верх – его лицо осталось непроницаемой маской.

– Они требуют? – ледяным тоном, с легким ударением на слове, переспросил он. – Или просят? Напомни мне, обер-лейтенант, кто в этом здании отдает приказы?

Райнер смутился, его улыбка на мгновение сползла с лица, но затем вернулась, став еще более ядовитой:

– Они… настаивают, герр майор. И желают беседы строго наедине.

Ильза шагнула вперед. Ее движение было плавным, почти танцевальным, но в нем чувствовалась стальная решимость хищницы, защищающей свою территорию.

– Как своевременно, – ее голос звучал почти сладко, но глаза оставались холодными, как арктический лед. – Я как раз собиралась осветить взаимодействие военной администрации с нашими службами безопасности. Какое удачное совпадение.

Райнер замер в нерешительности, его взгляд метнулся от Ильзы к Рихарду и обратно. На его лбу выступили мелкие капельки пота.

– Но фрау фон Хаггер… они особо подчеркнули… наедине…

– Что именно они подчеркнули? – она мягко перебила его, сделав еще один шаг вперед. Ее парфюм – «Ночная фиалка» 12– окутал Райнера, но, казалось, не принес ему никакого удовольствия. – Или, может быть, герр обер-лейтенант считает, что у Рейха есть секреты от собственного Министерства пропаганды? Или, того хуже, – ее голос стал опасным шепотом, – вы сомневаетесь в моей благонадежности?

Ее слова повисли в воздухе как обвинение. Райнер побледнел, его руки слегка задрожали. Он выглядел как школьник, пойманный на краже.

– Я… я сейчас же провожу их, – пробормотал он и поспешно ретировался, чуть не споткнувшись о порог.

Когда дверь закрылась, Рихард почувствовал, как ноги чуть не подкосились. Он с силой оперся о стол, пытаясь скрыть дрожь. В ушах стоял звон.

– Зачем ты это сделала? – тихо, почти беззвучно спросил он. – Тебя не должно было здесь быть. Это… слишком опасно.

– Именно поэтому я здесь, – ее глаза горели холодным огнем решимости. – Они хотят посмотреть на тебя одного? Увидеть твой страх? Пусть увидят нас вместе. Пусть знают, что за тобой стоит не только военная машина, но и перо пропаганды. И это перо может быть очень острым.

Она подошла ближе, понизив голос до доверительного шепота. Ее дыхание было теплым на его щеке.

– Слушай меня внимательно, Рихард. Забудь все, что ты чувствуешь сейчас. Запри свой страх в самом дальнем углу сознания. Ты не подозреваемый. Ты – успешный, эффективный командир, чьи нестандартные, но блестящие методы принесли Рейху очередную победу. Любые их вопросы – лишь формальность, дань бюрократической рутине. Не оправдывайся. Никогда не оправдывайся. Объясняй. Смотри им прямо в глаза. Помни – ты не просишь, ты информируешь.

В этот момент дверь вновь открылась – на этот раз медленно, почти бесшумно.

В кабинете появились двое. Первый – мужчина лет пятидесяти в безупречном темно-сером штатском костюме, который сидел на нем так идеально, что, казалось, был второй кожей. У него было лицо бухгалтера – невыразительное, с мелкими чертами, но глаза… Глаза были глазами прокурора, готового зачитать смертный приговор. Второй – молодой, лет тридцати, с кожей цвета пергамента и абсолютно пустым выражением лица. В его руках был блокнот, и он уже держал карандаш наготове.

– Криминальдиректор Шульце, – представился старший. Его голос был сухим и безличным, как скрип пергамента. – Мы ожидали беседы наедине с майором Бернардом.

Взгляд скользнул по Ильзе с легким, едва заметным удивлением.

Ильза сделала изящный шаг вперед, ее улыбка была холодной и совершенной, как у статуи.

– Фрау Ильза фон Хаггер, военный корреспондент, аккредитованный при Министерстве пропаганды. – Она слегка наклонила голову. – Надеюсь, мое присутствие не помешает? Я как раз готовлю материал о выдающейся эффективности работы майора Бернарда. Ваш визит – прекрасная возможность показать слаженное взаимодействие всех структур Рейха.

Шульце изучающе посмотрел на нее, затем на Рихарда. В его глазах читалось раздражение, быстро подавленное профессиональной холодностью.

– Необычное совпадение, – сухо заметил он. – Майор, ваше решение отпустить задержанную террористку, зная о ее связях с сопротивлением, вызвало некоторые… вопросы у моих коллег.

Рихард почувствовал, как сжимается желудок. Он представил себе Аню – ее испуганные, но полные ненависти глаза. Что я наделал? Но когда он заговорил, голос звучал удивительно ровно и холодно:

– Это была не ошибка, герр криминальдиректор. Это была продуманная тактика. Девушка вела себя не как испуганная гражданская, а как опытный разведчик. Ее спокойствие было неестественным. Я пришел к выводу, что имею дело не с рядовой нарушительницей, а с элементом более крупной сети. Ее освобождение было частью стратегии по выявлению и последующей ликвидации этой сети. Не более того.

– Рискованный ход, – парировал Шульце, не меняя выражения лица. – Вы ставили под угрозу безопасность штаба и резиденции генерала. Осознавали ли вы всю степень ответственности?

– Война – это всегда риск, – мягко, но властно вмешалась Ильза. Ее голос звенел уверенностью, отточенной в самых высоких кабинетах. – Но разве конечный результат не говорит сам за себя? Благодаря смелому решению майора Бернарда была ликвидирована целая группа диверсантов, предотвращен подрыв стратегического объекта! Разве это не та самая эффективность, которой мы все добиваемся?

Шульце медленно перевел взгляд на нее. В его глазах читалось раздражение, смешанное с непроизвольным уважением к ее наглости.

– Ваш энтузиазм, фрау фон Хаггер, достоин похвалы, – произнес он, и в его голосе впервые прозвучала легкая, едва уловимая ирония. – Но мы, в службе безопасности, должны учитывать все аспекты, а не только конечный результат. – Он снова посмотрел на Рихарда. – Ваш подчиненный, обер-лейтенант Райнер, выражал серьезные опасения по поводу ваших методов, майор. Считал их… излишне мягкими.