Последняя цепь

– Позвольте представить вам то, с чем мы имеем дело, – продолжил он, увеличивая изображение Цепи. – Триста нейтронных звёзд, соединённых материальными проводниками из стабилизированного нейтронного вещества. Общая протяжённость структуры – примерно шестьсот световых лет. Масса – около четырёхсот пятидесяти солнечных. Возраст – по последним оценкам, не менее одного миллиарда лет.

Он позволил цифрам повиснуть в воздухе. Масштаб был настолько невообразимым, что человеческий разум отказывался его воспринимать. Миллиард лет. Когда Цепь была создана, на Земле не существовало даже простейших многоклеточных организмов.

– Структура активна, – продолжал Калеб. – Между узлами постоянно передаются модуляции гравитационных волн – по всей видимости, информация. Научное сообщество пришло к консенсусу, что Цепь является вычислительным устройством невообразимой мощности. Нейтронные звёзды служат процессорами, проводники – каналами связи. Вся система работает как единый компьютер, решающий какую-то задачу уже миллиард лет.

– Какую задачу? – спросила доктор Кастро, подавшись вперёд.

– Неизвестно. И это одна из главных целей нашей экспедиции – выяснить.

Калеб переключил изображение, показав увеличенный вид одного из узлов. Нейтронная звезда сияла голубоватым светом, окружённая завихрениями раскалённого газа. От неё в обе стороны тянулись проводники – материальные нити толщиной в сотни метров, уходящие в бесконечность.

– Вторая проблема – защита. Структура охраняется автономными системами, которые мы называем Стражами. – На экране появилось размытое изображение, восстановленное из последней передачи зонда «Меркурий-7» двадцать лет назад. Угловатые металлические конструкции, похожие на хищных насекомых. – Это единственное чёткое изображение, которое у нас есть. За последние двадцать лет было потеряно более сорока беспилотных зондов – каждый, кто приближался к узлам ближе чем на два миллиона километров, уничтожался в течение секунд.

– Каковы возможности этих… Стражей? – спросил майор Вэнс, командир морпехов. Крупный мужчина с бритой головой и шрамами на руках – следы близких столкновений, которые не смогла полностью убрать регенеративная терапия.

– Мы не знаем пределов их возможностей, – честно ответил Калеб. – Но могу сказать, что они двигаются с ускорениями, невозможными для известных нам технологий. Их оружие способно пробивать корпуса кораблей, не оставляя следов снарядов – возможно, это кинетическое оружие релятивистских скоростей или что-то более экзотическое. И их много. По нашим оценкам, в магнитосфере каждой нейтронной звезды находятся миллионы боевых единиц.

Тишина повисла над столом. Калеб видел, как осознание масштаба угрозы отражается на лицах офицеров.

– Триста узлов, – медленно произнёс профессор Теорем, поправляя очки. Его голос был рассеянным, словно он говорил сам с собой. – Миллионы стражей на каждом узле. Это… это порядка сотен миллиардов боевых единиц. Возможно, триллион.

– Да, – подтвердил Калеб. – И судя по всему, система способна к самовоспроизводству. Стражи используют материал нейтронных звёзд для создания копий себя. Они существуют и функционируют уже миллиард лет без какого-либо внешнего обслуживания.

– Тогда какого чёрта мы здесь делаем? – буркнул майор Вэнс. – Простите, командор, но если там триллион этих тварей…

– Мы здесь, майор, потому что через пятьдесят лет вычисление Цепи завершится.

Все взгляды устремились на Калеба.

– Семь лет назад, – продолжил он, – анализ модуляций гравитационных волн позволил установить, что интенсивность вычислительных процессов в Цепи постоянно возрастает. Математическая экстраполяция показывает: расчёт достигнет завершения примерно через пятьдесят лет – в 2897 году по земному летоисчислению.

– И что тогда произойдёт? – спросила лейтенант Мадхани. Её голос был спокоен, профессионален, но Калеб уловил в нём нотку чего-то – интереса? Тревоги?

– Неизвестно. Но теоретические модели предполагают, что результат вычисления будет иметь физический эффект. Цепь способна генерировать гравитационные волны такой мощности, что они могут изменять саму ткань пространства-времени. Момент Завершения – так мы его называем – может вызвать… что угодно. Трансформацию региона пространства. Создание искусственной сингулярности. Открытие портала. Или…

– Или уничтожение всего живого в радиусе тысяч световых лет, – закончила доктор Кастро негромко.

– Да, – кивнул Калеб. – Или это.

Он выключил голографическую проекцию и обвёл взглядом собравшихся.

– Наша миссия проста в формулировке и чрезвычайно сложна в исполнении. Мы должны изучить Цепь, понять её назначение и определить, представляет ли Завершение угрозу для человечества и других разумных видов галактики. У нас есть примерно год субъективного времени – из-за временной дилатации вблизи нейтронных звёзд это соответствует нескольким годам объективного времени. После этого нам придётся вернуться с результатами.

– А если окажется, что Цепь – угроза? – спросил капитан Накамура. – Что тогда?

Калеб помедлил с ответом. Это был вопрос, который он задавал себе каждую ночь.

– Тогда мы должны найти способ её остановить.

После брифинга офицеры разошлись по своим постам, но Калеб задержал доктора Кастро.

– Лена, – сказал он, когда они остались одни в конференц-зале, – мне нужно ваше честное мнение.

Она подняла бровь:

– О чём именно, командор?

– Обо всём этом. – Он сделал жест, охватывающий и голографический стол, и корабль, и пространство за его стенами. – Вы изучали Предтеч дольше, чем большинство людей на этом корабле. Что вы думаете о наших шансах?

Кастро помолчала, обдумывая вопрос. Калеб ценил это качество – она никогда не отвечала, не взвесив слова.

– Честно? Я думаю, что мы как муравьи, пытающиеся понять смысл небоскрёба. Цепь создана существами, которые манипулировали звёздами как строительным материалом. Их технологии превосходят наши на… – она покачала головой, – я даже не могу подобрать сравнения. На миллионы лет развития? На миллиарды?

– Но вы всё равно здесь.

– Да, – она улыбнулась, и эта улыбка неожиданно осветила её лицо. – Потому что именно этим и занимается наука – попытками понять непонятное. Древние люди смотрели на звёзды и считали их огнями богов. Потом мы поняли, что это термоядерные реакторы. Потом – научились летать к ним. Кто знает, что мы поймём, изучив Цепь?

Калеб кивнул. Этот оптимизм был одной из причин, по которым он выбрал её главным научным офицером.

– Есть ещё кое-что, – сказал он, понизив голос. – Кое-что, о чём я не говорил на брифинге.

Кастро нахмурилась:

– Командор?

– За час до выхода из сверхсвета я получил зашифрованное сообщение от командования. Приоритет альфа, только для моих глаз.

Он активировал личный коммуникатор и вывел голограмму. Над его ладонью появилось лицо адмирала Горана Вестерфельда – командующего Флотом Конфедерации в секторе Тау. Суровое лицо с тяжёлой челюстью, холодные серые глаза.

– Командор Тайген, – заговорила голограмма записанным голосом, – настоящее сообщение дополняет ваши официальные приказы. Совет Безопасности Конфедерации рассмотрел все имеющиеся данные о Цепи Предтеч и пришёл к заключению, что структура представляет потенциальную экзистенциальную угрозу для человечества. Ваша первичная миссия остаётся неизменной – изучение объекта. Однако вторичной целью экспедиции является оценка возможности нейтрализации Цепи. Проще говоря, командор, нам нужно знать, можно ли её уничтожить. И если да – как.

Голограмма погасла.

Кастро смотрела на Калеба широко раскрытыми глазами.

– Они хотят… уничтожить Цепь?

– Они хотят иметь такую возможность, – поправил Калеб. – На всякий случай.

– Но это же… – она запнулась, подбирая слова, – это величайший артефакт в истории! Единственное доказательство существования развитой инопланетной цивилизации! Если мы уничтожим его, не поняв…

– Я знаю, – перебил Калеб. – Поверьте, я знаю.

Он подошёл к обзорному окну, за которым мерцала далёкая Цепь.

– Двадцать лет назад моя жена погибла, изучая эту структуру. Она верила, что Цепь – ключ к пониманию нашего места во Вселенной. Что знания, которые мы можем получить, стоят любого риска. – Он помолчал. – Я до сих пор не знаю, была ли она права.

Кастро подошла и встала рядом с ним.

– А что думаете вы, командор?

Калеб долго смотрел на звёзды, прежде чем ответить.

– Я думаю, что мы должны узнать правду. Какой бы она ни была. И уже потом решать, что с ней делать.

Он повернулся к ней.

– Доктор Кастро, я рассказал вам об этом сообщении, потому что доверяю вашему суждению. Но я прошу вас держать эту информацию в секрете – по крайней мере, пока. Экипажу не нужно знать, что командование рассматривает вариант уничтожения. Это может… повлиять на объективность исследований.

Кастро медленно кивнула.

– Я понимаю, командор. И… спасибо за доверие.

– Называйте меня Калеб, – неожиданно сказал он. – По крайней мере, когда мы одни. У меня предчувствие, что нам предстоит провести много времени вместе.

Лёгкая улыбка тронула её губы.

– Хорошо… Калеб.

Каюта командора располагалась на верхней палубе «Рассвета Одиссея» – просторное по корабельным меркам помещение с отдельным санузлом, рабочим кабинетом и панорамным иллюминатором. Калеб вошёл, чувствуя тяжесть прошедшего дня в каждой мышце.

Он снял форменный китель и бросил его на спинку кресла, оставшись в нательной рубашке. Подошёл к иллюминатору. Отсюда Цепь была видна невооружённым глазом – цепочка крошечных огоньков, едва различимых среди других звёзд. Но Калеб знал, что каждый из этих огоньков – нейтронная звезда, сверхплотный объект, способный разорвать корабль приливными силами.

Он положил ладонь на холодное стекло.

– Я вернулся, Элиза, – прошептал он в пустоту каюты. – Двадцать лет понадобилось, но я вернулся.

Тишина была ему ответом. Конечно, тишина. Элиза погибла двадцать лет назад, и никакие слова не могли её вернуть.

Калеб закрыл глаза и позволил воспоминаниям захлестнуть его. Последний взгляд через иллюминатор спасательной капсулы. Её лицо – спокойное, решительное. Её губы, шепчущие слова, которых он не услышал.

«Сделай это правильно».

Он до сих пор не знал, что она имела в виду. Понять Цепь? Защитить человечество? Отомстить за её смерть? Или просто – жить дальше, не позволяя прошлому уничтожить будущее?

Все эти годы он искал ответ. Командовал грузовыми рейсами на задворках космоса, патрулировал границы, выполнял задания, которые никто больше не хотел брать. И всё это время следил за исследованиями Цепи, изучал каждый отчёт, каждую научную статью, каждый обрывок информации. Готовился.

Когда Конфедерация объявила о формировании большой экспедиции к Цепи, он подал рапорт первым. Его кандидатуру рассматривали месяц – взвешивали риски психологической нестабильности против уникального опыта. В конце концов решили, что опыт перевешивает.

Калеб открыл глаза и посмотрел на своё отражение в тёмном стекле. Постаревший человек с усталым лицом и шрамом, напоминающим о прошлом. Кто он теперь? Учёный, ищущий истину? Солдат, готовый уничтожить угрозу? Вдовец, одержимый памятью о погибшей жене?

Всё вместе, наверное. И ни одно из этого не было главным.

Главным было – узнать правду. Узнать, для чего существует Цепь. Узнать, что произойдёт через пятьдесят лет.

И тогда – действовать.

Он отошёл от иллюминатора и сел за рабочий стол. На голографическом экране мигало уведомление о входящем сообщении – личное, не служебное. Калеб активировал его и увидел лицо молодой женщины, которую не знал.

– Командор Тайген, – заговорила она, – меня зовут Сара Чен. Я внучка лейтенанта Маркуса Чена, который служил на «Касторее».

Калеб замер. Чен. Молодой офицер связи, который первым доложил о приближении к аномалии. Который погиб вместе с остальными сорока тремя.

– Я знаю, что вы возвращаетесь к Цепи, – продолжала женщина. Её голос был ровным, но в глазах стояли непролитые слёзы. – Мой дед… он всегда мечтал о великих открытиях. Он говорил, что настоящий исследователь не боится рисковать. – Она сглотнула. – Я просто хотела сказать… найдите то, за что он погиб. Найдите правду. И… удачи вам, командор.

Сообщение закончилось.

Калеб долго сидел неподвижно, глядя на погасший экран. Потом медленно выдохнул и закрыл глаза.

Сорок три человека. Сорок три имени, которые он помнил наизусть. Сорок три семьи, которые потеряли близких в тот день.

Он был им должен.

Всем им.

На следующее утро – если можно было назвать утром шестичасовую отметку корабельного времени – Калеб спустился в научный отсек. Огромное помещение занимало три палубы и было заполнено оборудованием, о назначении которого он мог только догадываться: сканеры, анализаторы, вычислительные модули, голографические проекторы. Десятки учёных работали за своими станциями, погружённые в данные, уравнения, модели.

Доктор Кастро встретила его у входа.

– Командор… Калеб, – поправилась она, – рада, что вы зашли. У нас есть кое-что интересное.

Она повела его через лабиринт оборудования к центральному аналитическому терминалу, где уже собрались несколько членов научной команды.

– Мы проанализировали последние данные с дальних сенсоров, – объясняла Кастро на ходу. – И обнаружили нечто… неожиданное.

Она активировала голографическую проекцию. Над терминалом развернулась карта Цепи – но не обычная, а с цветовой кодировкой, отмечающей различные параметры.

– Смотрите на эти участки, – Кастро указала на несколько сегментов проводников, окрашенных в красный цвет. – Здесь интенсивность гравитационных модуляций значительно выше, чем в других местах. Мы назвали их «горячими точками».

– И что это означает? – спросил Калеб.

– Мы думаем, – вмешался профессор Теорем, появившийся словно из ниоткуда, – что это области повышенной вычислительной активности. Как если бы… как если бы Цепь сосредоточила особое внимание на определённых расчётах.

– Особое внимание?

– Да, да, – Теорем рассеянно поправил очки. – Видите ли, командор, нормальное распределение вычислительной нагрузки должно быть относительно равномерным. Но эти «горячие точки» показывают аномальную концентрацию. Словно… словно Цепь что-то проверяет. Или пересчитывает.

Калеб внимательно изучал проекцию.

– Где находятся эти «горячие точки»?

– В этом и заключается самое интересное, – сказала Кастро. – Смотрите.

Она наложила на карту Цепи другую проекцию – карту человеческих колоний в секторе Тау. И Калеб почувствовал, как по спине бежит холодок.

«Горячие точки» располагались вдоль границы, отделяющей человеческое пространство от Цепи. Словно мегаструктура… наблюдала за ними.

– Это может быть совпадением, – поспешно добавила Кастро, видя выражение его лица. – Корреляция не означает причинно-следственную связь. Но…

– Но вы так не думаете.

Она покачала головой:

– Нет. Я думаю, что Цепь – или её защитные системы – знает о нас. Знает, что мы приближаемся.

Калеб долго смотрел на проекцию. Три сотни нейтронных звёзд, триллионы автономных боевых дронов, миллиард лет существования – и эта невообразимая конструкция знала о крошечных людях, которые дерзнули приблизиться к ней.

– Это делает нашу миссию ещё более важной, – сказал он наконец. – И более опасной.

– Командор, – голос лейтенанта Мадхани раздался из динамика интеркома, – прошу вас на мостик. У нас контакт.

Калеб ворвался на мостик спустя три минуты, застёгивая китель на ходу.

– Доклад!

Капитан Накамура стоял у тактического стола, его лицо было напряжённым.

– Три неопознанных корабля, командор. Вышли из сверхсвета в двух световых часах от нас. Курс – пересечение.

– На экран.

Главный дисплей мигнул, показывая тактическую проекцию. Три красных точки медленно двигались по направлению к зелёному символу, обозначавшему «Рассвет Одиссея» и корабли эскорта.

– Идентификация?

– Сигнатуры соответствуют кораблям Каэлистов, командор, – доложил оператор сенсоров. – Два крейсера класса «Кристалл» и один тяжёлый носитель.

Калеб нахмурился. Каэлисты – кремниевая форма жизни из системы с высокой радиацией. Первый контакт с ними полтора века назад закончился пограничным конфликтом, который длился семь лет. С тех пор установился холодный мир – официальные дипломатические отношения, ограниченная торговля, взаимное недоверие.

– Что им здесь нужно? – спросил Накамура вслух то, о чём думали все.

– Вероятно, то же, что и нам, – ответил Калеб. – Цепь.

Каэлисты имели древние притязания на структуру Предтеч – утверждали, что их предки участвовали в её создании. Конфедерация всегда отвергала эти заявления как бездоказательные, но факт оставался фактом: Каэлисты были не менее заинтересованы в Цепи, чем люди.

– Командор, – сказала лейтенант Мадхани, – входящая передача с ведущего корабля.

– На экран.

Главный дисплей мигнул снова, и на нём появилось существо, которое человеческий глаз с трудом воспринимал как живое. Каэлист напоминал статую из чёрного стекла – гуманоидный силуэт с угловатыми чертами, пронизанный прожилками пульсирующего света. Там, где у человека было бы лицо, располагался сложный кластер кристаллических структур – органы чувств, непохожие ни на что земное.

– Корабль человеческой Конфедерации, – голос был синтетическим, переведённым компьютером, но интонации казались почти живыми: холодные, размеренные, с едва уловимым оттенком высокомерия. – Я коммандер Зкаал, командующий флотом Кристаллического Согласия в этом секторе. Вы вторглись в зону наших законных интересов.

Калеб шагнул вперёд, встав так, чтобы камера захватила его в полный рост.

– Коммандер Зкаал, я командор Калеб Тайген, руководитель научно-военной экспедиции Конфедерации Терра. Сектор Тау является нейтральным пространством согласно Хартингтонским соглашениям 2712 года. Мы имеем полное право находиться здесь.

– Хартингтонские соглашения, – Зкаал произнёс эти слова с тем особым оттенком, который даже машинный переводчик не смог скрыть: презрение, – были подписаны, когда ни одна из сторон не понимала истинного значения структуры, известной вам как Цепь Предтеч. Ситуация изменилась.

– Каким образом?

– Кристаллическое Согласие располагает древними записями, доказывающими, что наши предки участвовали в создании Цепи миллиард лет назад. Эта структура – наше законное наследие. Люди не имеют права касаться её.

Калеб почувствовал, как на мостике сгущается напряжение. Руки офицеров инстинктивно потянулись к пультам управления вооружением.

– Коммандер, – сказал он ровным голосом, – я не намерен обсуждать исторические притязания вашего народа. Но я готов обсудить возможность сотрудничества. Цепь достаточно велика, чтобы хватило всем.

Долгая пауза. Кристаллические структуры на «лице» Зкаала пульсировали, меняя цвет – возможно, это был каэлистский эквивалент нахмуренных бровей.

– Сотрудничество с существами, которые мыслят электрохимическими импульсами, представляется… неоптимальным, – произнёс он наконец. – Однако мы признаём, что конфликт в непосредственной близости от Цепи был бы ещё менее оптимален. Предлагаю личную встречу на нейтральной территории – для обсуждения условий сосуществования.

Калеб обменялся быстрым взглядом с Накамурой. Капитан едва заметно кивнул.

– Согласен, коммандер Зкаал. Предлагаю встретиться на астероидном комплексе Тау-7 – там есть нейтральная дипломатическая станция.

– Приемлемо. Через двенадцать стандартных часов.

Экран погас.

Калеб выдохнул, не осознавая, что задерживал дыхание.

– Ну вот, – сказал Накамура сухо, – мало нам было триллиона боевых дронов. Теперь ещё и каэлисты.

– По крайней мере, они предпочли переговоры стрельбе.

– Пока.

Калеб кивнул:

– Да. Пока.

Он посмотрел на тактический дисплей, где три красных точки каэлистских кораблей всё ещё медленно двигались по курсу. Ситуация усложнялась с каждым часом.

Сначала – секретный приказ от командования, фактически требующий найти способ уничтожить Цепь. Теперь – каэлисты со своими древними притязаниями и непредсказуемыми намерениями. А где-то впереди – триллион автономных боевых машин, созданных цивилизацией, которая исчезла миллиард лет назад.

И над всем этим – тикающие часы, отсчитывающие пятьдесят лет до Завершения.

После напряжённого обмена с каэлистами Калеб вернулся в свою каюту, но не для отдыха. Ему нужно было время – подумать, обработать информацию, составить план.

Он сел за рабочий стол и активировал личный терминал. На экране появился список файлов – всё, что человечество знало о Цепи Предтеч. Двадцать лет исследований, тысячи научных статей, петабайты данных с беспилотных зондов.

И практически ничего действительно полезного.

Калеб открыл файл с пометкой «КАСТОРЕЯ – ПОСЛЕДНЯЯ ПЕРЕДАЧА». Он просматривал его сотни раз, но что-то заставляло его возвращаться снова и снова.

На экране появилось зернистое изображение – последние кадры, переданные бортовой камерой «Касторея» перед гибелью корабля. Калеб видел хаос разрушения: искрящие переборки, летящие обломки, мелькающие фигуры членов экипажа. И там, в углу кадра – Элиза. Её лицо было залито аварийным красным светом, но она улыбалась.

Камера захватила её только на долю секунды, но Калеб мог смотреть на этот кадр часами. Она знала, что умирает. И всё равно улыбалась.

Он перемотал запись дальше. Последние данные с научных сенсоров, переданные за мгновения до уничтожения корабля. Элиза работала до последнего – собирала информацию, анализировала, передавала.

Большинство этих данных было изучено вдоль и поперёк. Но один файл всегда привлекал внимание Калеба – спектральный анализ внутренней структуры проводника, сделанный зондом «Меркурий-7» за секунды до его уничтожения.

Он увеличил изображение. Поперечный срез проводника – сложная система каналов и полостей, пронизывающих нейтронное вещество. Элиза успела добавить комментарий: «Возможно, транспортная система? Или система охлаждения?»

Калеб долго смотрел на изображение. Каналы. Полости. Внутренняя структура.

Что, если это не просто инфраструктура? Что, если это… пути?

Мысль была безумной. Но Калеб научился не отбрасывать безумные мысли – иногда именно они приводили к прорывам.

Он вызвал профессора Теорема по внутренней связи.

– Профессор, у меня есть теория. Сумасшедшая теория. Вы не могли бы зайти?

Через двадцать минут они сидели вдвоём над голографической моделью проводника, и Калеб излагал свою идею.

– Посмотрите на эти каналы, – говорил он, водя пальцем по проекции. – Они слишком регулярные для охлаждающей системы, слишком сложные для простой инфраструктуры. Но если предположить, что это транспортные артерии…

– Вы хотите сказать, – Теорем поднял бровь, – что внутри проводников можно… перемещаться?

– Именно. Стражи патрулируют внешний периметр. Они уничтожают всё, что приближается снаружи. Но что, если попасть внутрь? Что, если использовать сами проводники как защищённый маршрут к центральным узлам?

Теорем долго смотрел на проекцию, и Калеб видел, как за стёклами его очков работает блестящий, хотя и эксцентричный разум.

– Это… возможно, – произнёс профессор наконец. – Теоретически. Но практически? Радиация внутри проводника чудовищна. Давление – немыслимо. Гравитация…

– Я знаю. Нам понадобится что-то экстраординарное.

– Даже если мы создадим корабль, способный выдержать такие условия… как попасть внутрь? Поверхность проводника – сплошной монолит из стабилизированного нейтронного вещества.

Калеб улыбнулся – впервые за много дней:

– Вот здесь и начинается самое интересное.

Он вывел на экран другую часть данных «Касторея» – сканирование точки соединения проводника с нейтронной звездой.

– Смотрите. Элиза обнаружила это за минуту до атаки. Там, где проводник входит в звезду, есть… разрыв. Маленький, всего несколько километров в диаметре. Но он есть.

– Вход, – прошептал Теорем.

– Вход.

Они смотрели друг на друга, и Калеб видел в глазах профессора ту же смесь возбуждения и страха, которую чувствовал сам.

– Это безумие, командор, – сказал Теорем. – Абсолютное, чистое безумие.

– Да.

– Это потребует технологий, которых у нас, возможно, нет.

– Да.

– Это может убить всех, кто попытается.

– Да.

Теорем помолчал. Потом на его лице расплылась широкая улыбка.

– Когда начинаем?

Следующие часы Калеб провёл в совещаниях: с научной командой, с инженерами, с офицерами. Он изложил свою теорию, выслушал возражения, скорректировал план. К концу дня у них была предварительная концепция – безумная, рискованная, но хотя бы возможная.