Приливы и отливы. Книга первая. Раздоры

Наперекор логике Миладина в воздухе всё же раздался свист, и верёвка, рассекая воздух, впилась в его спину, задев шрам, который он нарочно обнажил. В мыслях он перенёсся на Барданёл перед началом атаки. Перед ними располагалась каменная гряда, рыхлая как гнилое бревно. Тишину нарушили пушки, бьющие с обеих сторон. Всё закачалось, холмы покрылись взрывами, гравий на них словно полегчал, и на солдат посыпался настоящий дождь из камня и стали. Вешович взмахнул саблей, понеслись по холмам солдаты: бегут, кричат, обгоняют друг друга, взбираются на гряду, с которой камни осыпаются и катятся вниз, иногда вместе с убитыми солдатами.

– Вперёд, соколики! Братья! Герои! Вперёд, вперёд! Ещё немного! – кричат командиры. А солдаты рвутся изо всех сил, чтобы не оказаться последними.

Поднялись с трудом на гряду, изрытую артиллерией. Перед ними возникли проволочные заграждения, серые, установленные перед окопами, укутанные дымом от взрывов, увешанные кусками одежды и телами убитых, которые в атаке пытались их преодолеть, но на заграждениях застыли, и теперь их, уже мёртвых, пули прошивают. И снова бьёт артиллерия. Шрапнель засыпала всю гряду кусками стали. Пулемёты косили всех, кто пытался подняться. Фуражку на палке подними, так в решето её превратят.

– Бей знаменосца! Бей контрабандиста! Сильнее по этому шраму, чтобы героем себя не выставлял и не обманывал государство, как это привык. Знаем мы, откуда этот шрам, не думай. И куда тебя носило в том году, когда ты три месяца лекарствами вонял, пока рана не зажила. А сказки про Барданёл – это ты коту под хвост кинь. И медали тоже. Не говорим, что их не было. Но было и прошло. А ведь некоторые вообще с войны не вернулись.

Эти слова его отрезвили и вернули из балканских битв в Турию, куда он ездил мстить за родственника, Лако Чекича, и где его прихватило.

«Откуда знают? Или только догадываются? Если бы наверняка знали, давно бы меня арестовали», – подумал.

Эти мысли затмили заслуги перед отечеством, и стяжка, которая сдерживала вопли, вдруг ослабла, боль сорвалась с губ и заполнила всё помещение. Потом всё пошло именно так, как Рако его учил: он кричал всё громче и громче, а потом обмяк, будто от боли потерял сознание. А на глазах выступили слёзы, что его опозорило и загубило.

Как только жандармы это заметили, начали издеваться.

– Поглядите на этого героя!

– Ревёт, бедняга, как ребенок!

– Попка у него болит!

– Это ли тот знаменитый Миладин Попович, знаменосец с Барданёла, или хитрые баневичане какую-то бабу в его одежду переодели и медали понавешали.

– Пощупай, нет ли у него сиськи!

И действительно его ощупали.

– Нет, сиськи нету! И не баба это, а трус. Есть много свидетелей с Барданёла, которые могут подтвердить, что знамя он не геройством заслужил, а из рук убитого нечестным путём захватил.

Ну, это уж слишком… Этого он не мог стерпеть, поэтому вскочил со скамьи как ошпаренный и со штанами, спущенными ниже колен, выпучил таза и взревел:

– Ну, это вы, суки, врёте! И вы, и те, кто вам это говорил!

XXIII

В том году Здравко вернулся из города в Баневицу на зимние каникулы уже взрослым парнем, с усиками, басовитым голосом, жёстким взглядом, исполненным достоинства, но и каким-то отчуждённым. Гимназистом, с уже приобретёнными знаниями, согласно которым он делил общество на хороших и плохих, буржуазию ненавидел, а пролетариат любил. В этом разделе и родители получили свою характеристику: Деда – одряхлевший старец с устаревшими понятиями, а отец Миладин – мелкий собственник или даже кулак (это ещё требует уточнения), который завтра, когда дойдёт до заварухи, встанет на сторону классового врага.

– Куда спрятал дядины книги? Немедленно скажи мне и принеси их! – обратился он к отцу с гонором, как только вошёл в дом.

Миладин между тем после порки и унижений, пережитых в прлевичкой тюрьме, морально уже примкнул к рабочему движению. Спускаясь в город по базарным дням, он обменивался рукопожатиями с Рако, Радивое, Воином Чёровичем и другими людьми, связанными с революционным движением. Вопреки слезам, пролитым при порке, говорилось в народе о его доблестном поведении в полиции, что он никого не предал и не сдал жандармам тетради Гавро. Это вызвало уважение у обывателей, а его подстегнуло на принятие решения о мщении Тодоровичу. Выполнено всё было так, как задумано им в тюрьме. Однажды ночью, когда в очередной раз писарь был отправлен в служебную командировку, кумовья Миладина выследили Тодоровича в огороде Лаёвича и схватили его за ноги в тот момент, когда он уже просунул голову в окно, собираясь залезть в дом и броситься в объятия полуобнажённой жены писаря. Его уволокли в огород, измолотили и оставили голого в стоге сена. Миладин в это время находился в Герцеговине, куда повёз ракию на продажу, так что он был вне всяких подозрений. И всё же после возвращения, когда узнал о большом несчастии, постигшем его врага, пожалел о содеянном. Война назревала, и если грянет буря, то внутренние раздоры и сведение счётов загубят народ сильнее оккупации. Поэтому он сердился на Здравка, а ещё больше на самого себя.

– Какие еще книги? – рявкнул, чтобы сорвать злость. – У тебя достаточно других, умных книг, которые мы тебе покупаем и которые тебе следует читать, чтобы стать господином. А то, что твой покойный дядя нацарапал на досуге, никакие не книги, их я давно сжёг. Ни к чему эта пустая болтовня о равноправии, которого нигде в мире нет и никогда не будет. Всегда одни, трудолюбивые и умные, будут обогащаться и властвовать, а другие лишь будут заглядывать в чужие тарелки и на досуге разглагольствовать о равноправии. Поэтому старайся образование получить и судьёй стать, простой люд тебе будет завидовать, а жандармы уважать.

– Опять ты, отец, с этими твоими кулацкими идеями: господин, в господской одежде. Никогда я не стану таким человеком, который с толстым пузом разгуливает по главной улице и наслаждается поклонами жандармов, избивающих лучших сынов отечества. И вообще, хватит твоих нравоучений о том, что нужно и что не нужно. Я уже не ребёнок! А что касается покойного дяди, – продолжил Здравко, – то давай подведём итог: он был настоящим революционером, умным, искренним и честным. Всеми его мыслями и поступками руководили идеи свободы и равноправия. Может ли быть что-нибудь умнее этого? Этим идеям он был предан до последнего вздоха и не мог написать плохих книг. А ты по отношению к нему был несправедлив. Когда он вернулся, ты испугался возможного раздела имущества и, если бы его не похоронил, то и ты, и мама только бы и думали о том, что будет, если, не дай бог, он выздоровеет и женится и народятся дети, которые по этим нашим лугам начнут визжать. Глаза у вас были полны неразделёнными межами и невыплаканными слезами из-за утерянных лугов. А когда он умер, совесть вас начала мучить, поэтому и организовали его пышные похороны и поминки.

– Молчи, болван! – разозлился Миладин. – Всё что ты сказал – неправда! Теперь вижу, что ничему тебя в этой гимназии не научили. Я покойного брата и встретил хорошо, и ухаживал за ним, пока он болел, и, когда он умер, проводил самым лучшим образом. Никто, умный и честный, ни в чём попрекнуть меня не может. А ты глупости порешь! Молод ты и глуп, а мнишь, что набрался ума со всего мира. Ещё когда малышом был, столько раз тебе втолковывали и я, и Вукашин, и Мария, что не следует отдельно в человеке высматривать плохое, которое может быть в любом живом существе, если оно не вырывается наружу и если это плохое человек в себе побеждает. И если когда-нибудь и возникала у меня мысль о разделе и межах, то я сам, без твоей помощи, эти скверные мысли отбросил, чтобы они не загубили во мне человечность и не опозорили перед всем миром.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Ракия – сербско-черногорская водка, по сути – самогон, но высокого качества, очищенный от сивушных масел, крепостью 40 градусов. Второе название ракии – сливовица.

2

Лётичевцы – сторонники проправительственного курса.