Осколки свободы

Ксения Хаустова

Осколки свободы

si vis pacem, para bellum1

Часть 1. Дар, названный проклятьем

Пролог.

Пламя охватывает тело. Человеческая плоть, подверженная ненасытному огню, плавится и извергает помимо дыма отвратительный запах жженого мяса. Толпа, будто зачарованная, приковала взгляды к развернувшемуся на главной площади убийству. Не слышно криков: молчит и толпа, молчит и жертва. До рядов людей лишь доносятся стоны боли и отчаяния.

Мужчина, привязанный к деревянному столбу над костром, до крови кусает губы. Он не позволит себе кричать или плакать, какова бы ни была боль. Его тело темнеет, волосы опалились пламенем, и в костер, горящий необычайно ярко этим холодным осенним днем, льется кровь. Кровь невинного.

А все люди в толпе, которые так завороженно смотрят на казнь, уверены в виновности этого мужчины. Его сожгли на центральной площади небольшого города на юге Исливарии в двенадцать часов пополудни. Приговор местных священников заключался в обвинении мужчины в том, что он якшался с ведьмами, покрывал их существование на протяжении многих лет и даже произвел на этот свет минимум одну лишнюю ведьму, которая была замечена чиновником Слоуденом и сдана им, повинуясь воле не только Божества, но и правительства, Церкви.

Девушка, которая так тщательно прячется в толпе, кутаясь в серый плащ капюшона, не должна была быть здесь на казни. По уставленному плану ей следовало уже мчаться на четырехколесной повозке, запряженной тремя бравыми скакунами, вон из города, в сторону столицы. Но она задержалась здесь, заставив помедлить и ее семью. Хотя, на деле, ее семью сейчас сжигали.

В глазах девушки, которые она так тщательно прячет, отражается настоящая боль, испытываемая мужчиной, горящему в ярком пламени несправедливости. Ее охватывает ненависть к тем, кто смел так поступить с ней, с ее отцом, с ее семьей, разрушив то, что так долго строили ее родители. В очередной раз ущемив ведьм и назвав их врагами народа.

Но ведь ведьмы ничего не сделали! Они жили, строя свою семью, расстраиваясь и радуясь по своим поводам, никак не влиявшим на жизнь простых людей. Ведьмы всегда хотели «дружить», хотели жить в мире и согласии ровно до того момента, пока их очередную сестру или человека с ними связанного, кровожадно не сжигали. Ведьм называли опасными монстрами, но разве не были этими монстрами сами люди, которые давно потеряли свою человечность?

Раньше она думала о том, чтобы тихо прожить свою жизнь. Но теперь она будет мстить. Мстить за то, что ее отца убили. Мстить тем, кто был в этом виноват. Добиваться не просто свободы, а равноправия и признания со стороны других. Добиваться того, чтобы ее могущество было увидено.

Яркое пламя, стремящееся ввысь и охватывающее своим теплом близ стоящих людей, было последним, что видела девушка в капюшоне, покидающая площадь и оставлявшая там свои слабости.

Глава 1. Мертвая тишина

Нельзя было и подумать, что обычные облака будут так пугать людей. Грозовая туча нависла над городом черным покрывалом, готовясь разразиться в любой момент. Дождь никак не начинался. Туча будто просто угрожала и издевалась над людьми, снующими по узким грязным переулкам недалеко от центра, торопясь завершить дела до того, как пойдет дождь. Изредка вдалеке мелькала молния, яркой вспышкой озарив пространство и принеся с собой взрыв грома, словно содрогалась сама земля. Люди внезапно замирали, всматриваясь в горизонт, где промелькнула молния, задумывались о чем-то, каждый о своем, и спустя мгновение продолжали с прошлым энтузиазмом слоняться по разбитой уличной плитке, как заведенные марионетки одного спектакля. Спектакля под названием «жизнь».

Грозу в Исливарии не любили. Она ассоциировалась у суеверных жителей с ведьмами, колдовством и проделками другой нечисти. Гроза для них была признаком скорого нападения ведьм, и многие спешили закрыть ставни на окнах своих старых квартир и домов. И хотя все эти поверья были полной глупостью, в этот раз погода не ошиблась: в столицу Оферос прибыли ведьмы.

В руках Рианеллы мелькала третья или четвертая сигарета. Ее пальцы так привыкли сжимать табак, что она машинально доставала новые сигареты из длинных белых упаковок. Небольшой душный экипаж застрял недалеко от пункта назначения, до которого Рианелла с сестрами и матерью добиралась почти двое суток. Дом тетки должен был вот-вот показаться, но они никак не могли доехать до него. Лошади встали рядом с центральной площадью, где их экипаж был остановлен гвардейцем из суда и, кажется, кем-то из Церковного отряда. Рианелла единственная осталась внутри кибитки, пока сестры и мама вышли на улицу подышать свежим воздухом, потому что находиться внутри, пусть и дорогого, но тесного экипажа было невыносимо.

На дорогих экипажах семья де Марис не ездила. Во-первых, старалась не привлекать внимание. Во-вторых, средств на содержание полноценного экипажа не хватало. До старого женского учебного корпуса Рианелла ездила верхом, в город ходила пешком, поэтому карета тетки, на которой та настояла, чтобы девушки добрались с порта, казалась роскошью. Никто не озвучивал этого вслух, но все испытывали дискомфорт.

Несмотря на трагедию, произошедшую совсем недавно, Рианелла и ее сестры пытались жить дальше. Каждая верила в свою лучшую жизнь. Рианелла строила собственные планы по поводу мести. Мать же чахла, и это было заметно. Сестры понимали: если сдадутся они, семья падет окончательно. Отец бы этого не хотел. Он спасал их ради того, чтобы они жили дальше.

Когда открылась дверь экипажа, Рианелла даже не шелохнулась. Надежды, что они сегодня доедут до тетки, меркли с каждом минутой, проведенной в Оферосе. Впрочем, Рианелла не смела жаловаться. Ей разрешили покурить, а в их ситуации это уже было огромным дозволением.

– Как ты? – послышался тихий голос ее старшей сестры Мирабель. Ее тоненькая и бледная ладошка опустилась на плечо Рианеллы. Риа немедленно по привычке затушила сигарету о край окошка и поморщилась, забыв, что это тетин экипаж. Выбросив затушенную сигарету в окно, она повернулась к Мирабель, и та продолжила.

– Мы должны были уехать раньше… – пробормотала она, опустив свои большие голубые глаза. – Тебе не стоило…не стоило… – ее голос дрогнул, ладошка сползла с плеча сестры.

– Нет, я была обязана, – настырно сказала Рианелла, перебив сестру.

– Мама сказала, нам стоит начать новую жизнь. Она почему-то думает, что смерть папы на ее совести, что она слишком поверила в свою счастливую жизнь несовместимую с проклятьем. Правда ли мы прокляты, Риа? – в ее голубых глазах мелькнули слезы. Сестра в свои двадцать два года казалась совсем хрупким ребенком особенно после трагедии. Ее длинные русые волосы ниспадали на плечи, закрывая спину. Бледная кожа казалась болезненной. Тонкие губы дрожали. Круглое лицо на фоне общей худобы казалось осунувшимся. Теплое коричневое пальто, накинутое поверх черного сарафана, было застегнуто на все пуговицы и окончательно скрывало хрупкую фигурку сестры.

– Наши силы – это наш дар, – вторила Рианелла. – Пусть остальные называют это проклятием и кармой. Талантам всегда будут завидовать.

– Хотелось бы мне иметь хоть чуточку твоей непоколебимости, – вздохнула Мирабель, садясь ближе к сестре.

А кто сказал, что Рианелла непоколебима? Если ее лицо спокойно, а движения плавны, не значит, что она также безмятежна в душе. Ее трясет не хуже остальных, а боль в груди еще сильнее. Вот только Рианелла прячет чувства внутри, не позволяя даже самым близким увидеть кровоточащие на сердце раны. Ведь если расклеится даже Рианелла, склеивать их разрушающуюся семью будет уже некому.

Дверка экипажа вновь отворилась. Сестры посильнее прижались друг к другу. Рианелла ощутила тепло старшей сестры, и на мгновение ее душу охватило умиротворение. Рианелла прикрыла глаза, и ей показалось, что все как раньше. Она вернулась в родной дом в небольшой провинции, и Мирабель вечером, держа младшую сестру за руку, читает ей во дворе сказки, которые отец купил им с продажи нового клинка. И верить в то, что Рианелле уже двадцать, и никаких сказок в ее жизни больше не будет, совсем не хочется. А думать про то, что отца никогда не будет рядом, и подавно.

Оставшуюся дорогу Рианелла даже не смотрит на мать и сестер. Она прилипла к окошку и мирно наблюдает за мелькающими пейзажами, вслушивается в топот копыт лошадей и причитания извозчика.

Узкие многоквартирные дома сменяются коттеджами. Они стоят вперемежку: дешевые и дорогие. И жители в них такие же: бедные и богатые. Рианелла догадывается, что до дома осталось рукой подать, поэтому она начинается елозить в тесной душной кибитке экипажа.

Мирабель, кажется, задремала. Рианелла, пытаясь не разбудить сестру, завязывает в хвост каштановые волосы, не отрывая взгляда от улицы. Ее фиолетовые глаза пытаются ухватиться за мельчайшие детали дороги. Что стоит ожидать им дальше, неизвестно, поэтому следует запоминать все.

В доме тетушки Рианелла была единожды примерно пятнадцать лет назад. Тогда они с семьей в последний раз приезжали в Оферос. В дальнейшем поездки в столицу прекратились из-за напряженной обстановки для ведьм. Во главе Церкви Исливарии Патриарх, относительно недавно занявший эту должность, ужесточил меры по поимке всей нечисти и на дух не терпел даже ее упоминание. А ведьм особенно.

Рианелла ожидала чего-то масштабного и шикарного. На подкорке ее памяти, безусловно, сохранились некоторые воспоминания об этом доме. Зная о тетушкином богатстве, подразумевался особняк, однако, когда экипаж начал подъезжать, даже особняком язык не поворачивался назвать этот дом. Целая резиденция. Казалось, в нем может поместится все население родного города Рианеллы и даже оставить пару свободных гостевых комнат.

Все коттеджи (и маленькие, и большие) вмиг исчезли. Они тут же забылись, совершенно померкнув в сравнении с резиденцией тетки. Длинная подъездная дорожка начиналась задолго до ворот дома. По серой гравированной дороге колеса экипажа приятно шуршали. Следом размещались огромные, в три человеческих роста, ворота. Они были металлическими и черными. На калитке – рисунок черного ворона.

За забором расстилался сам дом. Он был невысоким, всего в два этажа, но длинным. Сам дом построен из коричневого дерева, но рядом находились одноэтажные постройки из кирпича цвета охры. Серая черепица покрывала крышу. На ней размещались небольшие каменные башенки с крошечными разноцветными витражами. Поместье размешалось буквой «г», и на месте угла находилась круглая башня со шпилем. Окна украшены витиеватыми позолоченными рисунками. Ставней нет. Фасад здания дополнен резными колоннами.

Огромные двухстворчатые двери имели черный цвет, будто обуглились. Широкое каменное крыльцо располагалось практически на весь передний двор. Поместье стояло на возвышенности, поэтому к нему вела лестница с узорчатыми периллами. Камень лестницы местами скололся, рисунки на камнях стерлись, словно лестница была построена задолго до самого особняка.

У ворот росли три пышные темно-зеленые ели и кустарники с длинными неестественно темными листьями. Середину лестницы украшали две платформы по бокам, на которых стояли потертые статуи: мужчина и женщина. Мужчина сидел в задумчивой позе, и на его голове виднелся отчетливый скол. А женщина держала над головой кувшин, и каменная вода стекала из него в кусты.

Стояла мертвенная тишина. Гаркнул ворон, и вновь словно наступило забытье. Даже кони притихли. Они затормозили у огромных ворот и тоже испуганно озирались по сторонам, будто никогда здесь не бывали.

Из кустов, словно тень, вышел мужчина. Рианелла не видела его ранее, и вздрогнула, когда незнакомец неожиданно подошел к воротам. От него веяло темной энергией, сразу становилось понятно – перед ними не человек. Мужчина низкого роста с козлиной бородкой и черными глазками-пуговицами цепко оглядел экипаж. Затем принялся открывать ворота. Железные прутья легко поддались ему и лишь громко скрипели, когда мужчина разводил их в стороны.

Экипаж заехал внутрь. Гравированная дорожка превратилась в мощенный камень, и подковы звонко били по нему. Извозчик остановил экипаж, спрыгнул и поспешил открыть обе дверцы, пытаясь услужливо подать руку дамам.

Пока извозчик спускал с крыши привязанные сумки, Рианелла огляделась вокруг. Тетушка точно умела жить на широкую ногу и имела хороший вкус. Ей удалось совместись в резиденции не только моду, но и атмосферу ведьминского жилища. В Шато ведьмы всегда старались сохранить ощущение таинственности и магии. Похоже, тетушка еще и крайне смелая женщина, раз не испугалась расспросов местных жителей и Церкви о странном мистическом вкусе.

Из мыслей Рианеллу вырвал разговор матери и младшей сестры Альвины. Рианелла резко обернулась, заслышав в тоне сестры недовольство.

Фигура матери казалась сгорбившейся и ссохшейся. Ее русые волосы, в которых проглядывались седые пряди, были убраны в высокий и небрежный хвост, едва ли сдерживаемый старой зеленой заколкой, подаренной матери отцом на их первую годовщину свадьбы. Холщовое платье черного цвета закрывало руки и туловище, широкая прямая юбка прятала даже обувь. В ее карих глазах стояли слезы, и вытянутое лицо было усыпано маленькими морщинками. В руках мама сжимала белый платок, резко контрастирующий с черными нарядами траура, она сминала его руками и изредка касалась им щек. Ее длинные пальцы, унизанные перстнями с большими камнями и узорами, заметно дрожали. Мама держалась хуже всех. Винить ее в этом никто не смел. Сколько себя помнила Рианелла, мать и отец всегда были рядом друг с другом что бы ни случилось. Разлука в несколько дней могла стать для них ужасным испытанием, а теперь эта разлука наступила навечно.

Альвина стояла рядом с ней в черном шерстяном плаще, завязанном поясом на талии. Ее длинные черные волосы развевались на ветру, потому что она отказалась их прибирать. Ее черные глаза и мягкие черты лица в виде пухлых губ, вздернутого носа и щечек выглядели хмурыми и даже злыми. Ее брови сошлись на переносице. В уголках глаз сохранились слезы, которые она тщательно скрывала.

– Здесь мрачно, – добавляет Альвина и морщит нос.

– Альвина, доченька, сестре жизненно необходима такая ведьминская атмосфера после того, как она добровольно покинула Шато.

– Но я не ведьма, – грубо бросила она всего лишь в пятнадцатый раз за последнюю неделю.

Альвине недавно исполнилось восемнадцать лет, и она правда не была ведьмой. Будучи младшим ребенком, все позволяли ей баловаться, и выросла она довольно самовлюбленной и капризной. Лет до шестнадцати все еще ждали, что силы проявят себя, и Альвина всего лишь поздний ребенок, однако, время шло, а ведьминские способности так и не проявлялись. Гены отца дали о себе знать: Альвина родилась обычным человеком.

Теперь девушку не устраивало, что они должны жить по правилам ведьм, относиться к Шато и скрываться ото всех, когда она обычный человек. С одной стороны, она не может бросить семью. С другой, такая жизнь тяготит ее.

– Знаешь, мам, а мне нравится! Этот домище… – Рианелла непроизвольно обводит пальцем резиденцию, вклиниваясь в разговор.

– Аврора любит жить на широкую ногу, – печально усмехнулась мама, пряча глаза за белым платком. – Извозчик, а где же хозяйка? – обращается мать к мужчине, снимающему чемоданы.

– Элер2 Нардол, должно быть, должно быть… – бормочет он, доставая из потертого коричневого сюртука часы на тонкой цепочке с окислившейся оправой. Смотрит в них и несколько раз цокает языком, будто вспоминая, во сколько должна прибыть хозяйка.

Рианелла вздрагивает от фамилии, произнесенной извозчиком. Она так привыкла быть элер де Марис, что услышать девичью фамилию матери сродни расслышать таинственное заклинание, которое будоражит кровь предков, струящуюся по венам Рианеллы.

Рианелла любит фамилию отца, но принадлежность к его семье ощущается намного меньше из-за ведьминских способностей, доставшихся от матери. Раньше Рианелла совершенно не различала ведьминские роды, и ей было безразлично, к какому относится она, однако, став старше, мировоззрение меняется, и необходимость знать правду о предках становится острее. Мать рассказала, что род Нардол является одним из самых старых и сильных родов, который, по поверьям, был проклят сильным демоном и обречен на вечные страдания потомков.

Не сказать, что потомки сильно страдали. Да, испытывали гнет от непризнания людей, ущемление их прав, а также сожжение на кострах, однако, от страданий других родов ведьм не отличались. Но слышать свою фамилию, значащую в ведьминском кругу многое, было странно.

Рианелла покосилась на мать, но та никак не отреагировала. Она спокойно ждала вердикт извозчика, а тот, покрываясь испариной, видимо пытался выдумать подходящий ответ. В этом доме никогда не знали, когда хозяйка удостоится вернуться.

В это мгновение раздался такой шум, что все попытались закрыть уши и стали озираться по сторонам в поисках источника звука. Один извозчик да мужчина, открывавший ворота, не шелохнулись. Они повернулись на подъездную дорожку, мужчина с козлиной бородкой вновь пошире открыл железные прутья, и оба слуги низко поклонились, застыв в полусогнутом положении.

На дороге показался большой темно-красный экипаж с яркой кожаной оббивкой. Его покатая крыша была украшена узорами и драгоценными камнями. Запряжена коляска была шестью лошадьми, и шум исходил от них. Извозчик постоянно хлестал их вожжами, и те, громко топая по дороге, величественно ржали, будто от боли они становились настоящими летающими скакунами.

Экипаж промчался по дороге, буквально влетел на территорию резиденции и, сделав резкий поворот, от которого поднялась пыль, остановился. Кони перешли на тихое фырканье. Извозчик, разодетый лакей, элегантно спрыгнул на землю, оглядел всех свысока, будто он здесь хозяин, но дойти до дверцы не успел. Кибитка распахнулась сама, и деревянная дверка с грохотом ударилась о стену экипажа. Спрыгнув с лесенки (между прочим, совершенно неэлегантно), на мощенной дорожке показалась женщина средних лет. Юные девушки синхронно ахнули и воскликнули:

– Тетушка!.. – вложив в это восклицание и радость, и восхищение, и удивление, и осуждение.

Женщина широко улыбнулась и отвесила шутливый поклон, быстро махнув слугам, чтобы они выпрямились. Ее высокий, худой, но при этом спортивный стан будто принадлежал совсем юной девушке. Шоколадные волосы были довольно коротко подстрижены и едва закрывали уши. Челка зацеплена заколками с мелкими, переливающимися на свету камешками. Зеленые глаза искрятся весельем. Идеальная чистая ровная, без единой морщинки кожа, хотя женщине недавно исполнилось сорок. Это можно объяснить тем, что многие женщины ведьмы (особенно свободные) использовали зелья, приготовленные собственноручно, чтобы сохранять юный вид. И хотя это сказывалось на их здоровье, ведьмы были готовы жертвовать им или ограничивать себя во многом ради красоты и вечной молодости.

На тетушке было длинное платье в пол цвета марсала с пышной гофрированной юбкой, узким корсетом и объемными рукавами-фонариками. Она выглядела свежо и моложаво, именно так, как тетушка и хотела выглядеть: молодо, хотя юность давно оставила ее.

– Агнес! – воскликнула тетка, проигнорировав восклицание племянниц. Ее нежный, мягкий и протяжный баритон совсем не сходился с внешностью. В голосе слышался возраст.

Аврора подошла к своей сестре, оглядела ее (выглядели они, безусловно, как мать и дочь), обхватила плечи и крепко обняла. Агнес прижалась к сестре, но эти объятия длились секунды. Аврора также быстро отстранилась от сестры, как и обняла ее. Агнес усмехнулась, узнав в поведении женщины характер своей сестры.

– А вот и три цветка моей сестры! – еще шире улыбнулась она, хотя, казалось, улыбки дружелюбней не бывает. – Сейчас вы будете злиться на меня, но я совершенно не помню ваших имен! – она игриво хохотнула, и Рианелла отметила, что тетушка вряд ли полностью трезва. Конечно, а какая она должна быть, вернувшись под вечер на дорогом экипаже?

Рианелла бросила взгляд на мать, но та широко улыбалась, глядя исключительно на сестру. Агнес очень скучала по выходкам младшей сестры, по ее веселому характеру и отвратительной памяти.

– Это старшенькая Мирабель, средненькая Рианелла и младшенькая Альвина, – пояснила мама, ласково указывая на всех дочерей по порядку. Аврора видела их последний раз пятнадцать лет назад, переписку вела исключительно с сестрой, поэтому забытые имена ей были тут же прощены.

Женщина обняла каждую из племянниц, и Рианеллу окутал легкий запах алкоголя и дорогого парфюма, исходящий от тетушки, когда женщина подошла к ней. Она улыбалась и вела себя совершенно здраво, независимо от алкоголя. Возможно, она и полностью трезвая не слишком отличалась от увиденного девушками поведения.

Тетушка чуть наклонилась и довольно ласково прижалась к Рианелле, касаясь своими руками оголенной кожи пальцев племянницы. В месте крепкого прикосновения Рианелла почувствовала странную энергию, будто искорки заплясали на ладонях. Тетя внезапно вздрогнула и грубо отстранилась от Рианеллы. Девушка не поняла, что случилось. Их силы с тетей не сошлись, и они ударили друг друга снопом искр?

Одернув руки и разомкнув прикосновения, тетушка уставилась в лицо юной племянницы. Улыбка померкла с ее лица, и в ясных глазах на мгновение показался настоящий ужас. Однако женщина быстро взяла себя в руки, натянула кривую улыбку, теперь походившую на оскал, и смято проговорила.

– Пройдемте скорее в дом!

Рианелла озадаченно уставилась ей в спину. Никто не заметил странного эпизода, поэтому девушка решила не зацикливаться на нем.

Агнес, Аврора, три сестры, а также лакей и извозчик направились в сторону дома. Лакей открыл двери, пропуская хозяйку с гостями внутрь. Извозчик, таща чемоданы и сумки, тяжело пыхтел на заднем плане. Сестры порывались вырвать у него по сумке, чтобы помочь, но мужчина отмахивался, мол, негоже девицам носить тяжелые вещи.

Внутри резиденция выглядела еще роскошнее. Мебели было немного, но она выглядела дорого. Диваны, шкафы, столы и стулья украшены узорами и позолоченными гравировками. На стенах висят картины. Ковры с высоким ворсом, в котором тонут ноги. Несколько слуг носятся по коридорам, из кухни доносится шум. Зацепиться властям и Церкви здесь было не за что, но ведьма, очутившаяся в резиденции, сразу ощущала себя комфортно.

– Ваши вещи доставят по комнатам, а лакей позже покажет ваши новые места жительства, но сначала… – тетушка выдержала драматичную паузу. – Ужин!

– Ты же только что приехала с какого-то мероприятия? – с улыбкой спросила Агнес. Аврора с осуждением посмотрела на нее и, подхватив под руку, первой потащила в столовую.

– Даже если бы я посетила тысячу мероприятий, я ни за что не отказалась бы от ужина в честь моей сестренки и ее цветочков!

Рианелла не сдержала смешок. Она знала об экстравагантности тетушки, но не думала, что она настолько необычна. Девушка подвинулась к Мирабель и чуть наклонилась к ней, прошептав.

– С ней будни точно не будут скучными.

Мирабель не сдержалась и тоже хихикнула, пихнув сестру в плечо, чтобы та вела себя сдержанней. Но с чего бы у Рианеллы появилась эта сдержанность?

Они вошли в просторную столовую, заставленную мебелью из белого дерева. Длинный стол занимал практически всю площадь комнаты. Воздушные темно-красные подушки покрывали высокие стулья. Шум из кухни стал громче, а двое слуг сновали по комнате и ловко расставляли по столу тарелки.

Стол был обставлен блюдами, самыми разными яствами, сладостями. У Рианеллы загорелись глаза. В их старом доме они часто завтракали или ужинали всей семьей, но такие огромные столы не накрывали даже по праздникам.

Все расселись за столом на подготовленных местах. Тетушка привычно схватила бокал и налила себе из хрустального сосуда вино. Закинув ногу на ногу и заметно отъехав от стола, она развязно принялась потягивать алкоголь и разглядывать прибывших гостей. Мама аккуратно взяла белую салфетку и положила себе на колени. Отрезая вилкой маленькие кусочки от положенной слугой курицы, она тихо ела.

– Как вы добрались? – серьезно спросила тетушка. Кажется, она следила за реакцией каждого за столом.

– Совсем не помню, как мы оставили дом, – вздохнула мама, откладывая вилку. – Будто ничего и не помню уже из него. Столько лет в нем провели, а все забыто! Может, оно и к лучшему…

– Мы должны были отбыть раньше, – добавила Альвина, поедая жаркое. – Но, так вышло, задержались в городе, – девушка многозначительно глянула на Рианеллу, но та проигнорировала ее взгляд.

– В порту корабль попался неплохой, но у меня началась морская болезнь, – взмахнула рукой Мирабель.

– Мы приплыли на два часа раньше планированного. Капитан сказал, что попутный ветер дул нам в спину, и мы были удачливы, – вставила и свою часть рассказа Рианелла. – А потом нас встретил твой экипаж, который, кажется, поджидал нас там уже несколько лет.