Его взгляд, холодный и аналитический, скользил по прохожим, выхватывая и тут же отбраковывая «кандидаток». Слишком короткая шея. Неправильный изгиб брови. Слишком массивные челюсти. Каждое несовершенство отмечалось в его сознании автоматически, как брак на конвейере.
Он провёл так три дня, меняя местоположение и время. Он был невидимкой, частью городского пейзажа. Никто не обратил бы внимания на мужчину, сидящего в машине – возможно, кого-то ждёт, возможно, просто отдыхает.
На четвертый день удача улыбнулась ему. Он увидел её. Она выходила не из банка, а из небольшого кооперативного магазина через дорогу, с экологичной сумкой-шоппером в руке. Та же сумка, тот же брелок. Она повернула и пошла в сторону спального района.
Артём не завёл сразу машину. Он ждал, пока она отойдёт на достаточное расстояние, затем вышел и последовал за ней пешком, сохраняя дистанцию в полсотни метров. Он не смотрел на неё пристально – его взгляд блуждал по окнам, по рекламным щитам, лишь изредка фиксируя её силуэт в поле зрения. Он запоминал её походку, манеру нести сумку, то, как она поправила волосы.
Он проследил за ней до ничем не примечательной пятиэтажки. Она достала ключи и зашла в подъезд. Артём не подошёл ближе. Он остался на другой стороне улицы, делая вид, что разговаривает по телефону. Он запомнил адрес, подъезд. Этого было достаточно для первого этапа.
В течение следующей недели он установил её режим. Она работала, судя по всему, в небольшом дизайнерском бюро в двух остановках от дома. Ходила на работу пешком. По вечерам, три раза в неделю, она посещала ту самую студию йоги – «Ом-студио», чей логотип он и разглядел на её телефоне. По субботам ходила на рынок.
Он ни разу не пересекся с ней близко. Ни разу не посмотрел в глаза. Он был призраком, собирающим информацию по крупицам. Он узнал, что её зовут Алина. Узнал из обрывков разговора, подслушанного в очереди за кофе, что она живёт одна. Узнал, что по средам она возвращается со студии позже остальных дней – задерживалась, чтобы позаниматься одной.
Среда стала ключевым днём в его календаре. Её маршрут со студии до дома пролегал через короткий, плохо освещённый переулок, служивший сокращением между двумя оживлёнными улицами. Идеальное место.
Охота подходила к концу. Начиналась подготовка к добыче.
3
Майя сидела в своем кабинете, перед ней лежала карта с красными крестами. Она соединила их линиями, потом попробовала наложить поверх сетку городских округов, искала закономерность – может, все жертвы жили в одном районе? Или работали? Нет. Ничего.
Она откинулась на стул, закрывая глаза. Она пыталась думать как он. Где он ищет своих жертв? Не в банальных ночных клубах или в тёмных переулках. Он не нападает на первых попавшихся. Он отбирает. Он ценитель.
«Он ищет демонстрацию, – промелькнула у неё мысль. – Ему нужно увидеть товар лицом».
Она резко потянулась к стопке фотографий жертв. Анна К. – парикмахер. Ирина П. – фитнес-тренер. Ольга М. – продавец-консультант в бутике дорогой косметики. Все они работали с людьми. Их внешность, их руки, их кожа – всё это было на виду.
– Влад, – позвала она напарника, который дремал, положив голову на стол. – Где можно вдоволь наглядеться на женщин, не вызывая подозрений? Не в банальных барах.
Владислав, протерев глаза, сморщился. – Ну… торговые центры? Салоны красоты? Может, какие-нибудь курсы… Танцы, йога.
Йога. Слово повисло в воздухе. Майя уставилась на фотографию Ирины П., фитнес-тренера. У неё было идеальное, подтянутое тело. А у Ольги М. – безупречная кожа, которую она демонстрировала, продавая кремы.
– Йога, – повторила Майя уже громко. – Или пилатес. Места, где женщины в обтягивающей одежде демонстрируют своё тело. Где можно разглядеть каждую линию, каждую мышцу.
Она схватила телефон. – Саша, это Сомова. Мне нужны списки всех студий йоги, пилатеса и рядом расположенных фитнес-клубов в городе. И проверь, не пересекались ли там наши жертвы. Не по клубным картам, может, они платили наличными. Опроси администраторов, покажи фотографии.
Это была слабая, призрачная ниточка. Но первая за долгое время, которая не была порождена её собственной одержимостью, а имела под собой логичную, пусть и зловещую, почву. Преступник был охотником, выбирающим жертву на своеобразной «ярмарке тщеславия». И им нужно было найти эту ярмарку, пока он не забрал оттуда очередной «экспонат».
4
Возвращаясь домой после очередного дня наблюдений, Артём чувствовал не возбуждение, а спокойную, сосредоточенную ясность. Охота вступала в решающую фазу, и это требовало безупречной подготовки. Его «Лада» бесшумно катила по улицам, пока не остановилась у ничем не примечательной пятиэтажки в спальном районе. Его крепость. Его святилище.
Квартира на третьем этаже была такой же, как и сотни других – чистая, безличная, с стандартной мебелью и запахом бытовой чистоты. Ничего лишнего. Он снял куртку, аккуратно повесил её на вешалку и прошёл в гостиную.
Ключ, висевший у него на цепочке, с лёгким щелчком открыл неприметную дверь.
Его Мастерская.
Пространство было организовано с педантичной точностью. Слева стоял холодильник-витрина, внутри которого на чёрном бархате лежали его «экспонаты» в герметичных контейнерах. Справа – раковина из нержавеющей стали и шкафы с химикатами: баллоны с формалином, бутыли с этанолом, флаконы с консервирующими маслами. Рядом со шкафами находился небольшой стерильный стол, своего рода операционный. На нём под светом мощной лампы-лупы лежали его инструменты: хирургические скальпели с ювелирными сменными лезвиями, зажимы Мишеля, тончайшие пинцеты и иглодержатели. Каждый инструмент был тщательно отполирован до зеркального блеска и разложен в строгом порядке.
Но главное находилось в центре.
Под мягким, направленным светом нескольких софитов стояла Она. Его Венера.
Пока ещё лишь каркас. Идеально симметричный остов, сваренный из матового хирургического сплава, повторяющий женскую фигуру. К нему были уже прикреплены первые «трофеи»: две изящные ступни с высоким подъёмом; лоскут безупречной кожи, натянутый на области таза, обработанный до бархатистой упругости; и, наконец, кисти рук, прикреплённые к концам титановых предплечий.
Артём подошёл к операционному столу. Его движения были медленными, ритуальными. Он взял скальпель. Рукоять идеально лежала в его ладони, становясь продолжением руки. Он проверил остроту лезвия, поднеся его к свету – никаких заусенцев, линия идеальна. Удовлетворённый, он положил его на место.
Затем он открыл один из шкафов и достал небольшой чёрный кейс. Внутри, в углублениях из поролона, лежали шприцы и несколько стеклянных ампул с прозрачной жидкостью. Это был его ключ. Быстродействующий миорелаксант курареподобного действия. Он достал одну ампулу, проверил маркировку и аккуратно уложил обратно. Доза была рассчитана точно – полная парализация без угрозы для жизни. Ему была нужна не труп, а живой, податливый материал.
План был прост и отточен, как его скальпель. Среда. Поздний вечер. Плохо освещённый переулок. Он будет ждать в тени. Когда Алина поравняется с ним, один быстрый укол в шею. Рука, держащая шприц, будет обёрнута тёмной тканью, на голове – балаклава. Шум города, её наушники – всё работало на него. Её тело, обмякнув, он подхватит и буквально за пару секунд загрузит в багажник пригнанной вплотную машины. Ни крика, ни борьбы. Тишина.
Он закрыл кейс и подошёл к каркасу Венеры. Он медленно провёл пальцем по холодной металлической шее, представляя на этом месте новый, совершенный материал – ту самую линию носа и подбородка.
– Скоро, – прошептал он, и его голос был единственным живым звуком в этой ледяной, стерильной тишине. – Скоро ты обретёшь своё лицо.
Он выключил свет в Мастерской, погрузив её во тьму. Оставалось только ждать. Следующей среды.
5
Влажный асфальт блестел под тусклыми фонарями, отражая размытые очертания ночного города. Переулок был пуст. Артём стоял в тени аварийной будки, сливаясь с тёмной стеной. Его дыхание было ровным, сердце билось спокойно и медленно. Он был не охотником в засаде, а хирургом перед входом в операционную. В кармане ветровки лежал шприц с рассчитанной дозой. В ушах – беруши, заглушающие всё, кроме собственного пульса.
И вот он услышал её шаги. Лёгкие, быстрые, отбивающие ритм по мокрому асфальту. В наушниках. Идеально.
Он не шевелился, пока она не поравнялась с ним. Одно движение – стремительное и точное, как удар змеи. Левая рука – захват и фиксация. Правая – короткий укол в обнажённую шею, чуть ниже линии волос.
Алина не успела даже понять, что произошло. Лишь короткий, подавленный звук удивления, который утонул в шуме города. Её тело мгновенно обмякло, стало тяжёлым и безвольным. Наушник выпал из уха и повис на проводе.
Артём подхватил её, как спящего ребёнка. Его «Лада» была в двух шагах, багажник уже приоткрыт. Он уложил её внутрь на заранее постеленное непромокаемое полотно, мягко закрыл крышку. Всё заняло не больше десяти секунд.
Тишина. Только шорох дождя.
6
В его Мастерской царила та же, знакомая, стерильная тишина, нарушаемая лишь ровным гулом холодильника-витрины. Алина лежала на операционном столе, всё ещё без сознания, её дыхание было поверхностным, контролируемым остаточной дозой релаксанта.
Артём работал.
Это не было убийство. Это было творчество. Та самая, долгожданная процедура извлечения. Скальпель в его руке был послушным продолжением воли. Движения – выверенными, лишёнными суеты. Кровотечение было минимальным и тут же останавливалось. Он не испытывал ни жалости, ни злорадства. Лишь глубокую, почти духовную концентрацию.
Когда работа была завершена, он с почти религиозным пиететом перенёс новый, главный «экспонат» – ту самую безупречную линию носа, подбородка и лба – к каркасу Венеры. Он закрепил его на предназначенном месте. Теперь у неё было лицо. Совершенное, спокойное, лишённое какой бы то ни было индивидуальности, кроме чистой геометрии.
Он долго стоял, глядя на своё творение. Пустые глазницы смотрели в никуда, но для него они были наполнены высшим смыслом. Его проект приблизился к завершению.
Затем он приступил к уборке. Это был такой же важный ритуал. Он тщательно обработал… то, что осталось от Алины. Промыл, накачал бальзамирующим составом, чтобы замедлить разложение и заглушить запах. Он одел её в ту же одежду, аккуратно уложил волосы. Он возвращал «брак» в презентабельном виде.
Ранним утром, когда город только начинал просыпаться в сером предрассветном тумане, он отвёз тело обратно в тот самый переулок. Аккуратно усадил в той же позе, в которой она «уснула». Как куклу, наскучившую своему хозяину.
7
Майя спала. Её сон был беспокойным, провалом в кошмар, пахнущий формалином и страхом.
Она снова была в том парке. Видела, как Лиза смеётся, бежит к качелям. И тут же видела её лежащей на земле, с тем самым, аккуратным, хирургическим разрезом на щиколотке. Но в этот раз Лиза повернула к ней голову. Её глаза были пусты, как у фарфоровой куклы.
«Май, – прошептала она беззвучно. – Он взял моё лицо. Он сделал его частью её».
«Её? Чьей её?» – закричала во сне Майя, но голоса не было.
Лиза указала пальцем куда-то за спину Майи. Та обернулась и увидела в тумане гигантскую, собранную из частей разных тел, статую. Её Венеру. И на месте лица у статуи было лицо Лизы. Идеальное, холодное, мёртвое.
– Сомова! Майя!
Голос был резким, реальным, вырывающим из кошмара. Она дёрнулась и подняла голову. Щёки были мокрыми от слёз, в горле стоял ком. Перед ней стоял Владислав. Его лицо было серым от усталости, но глаза горели.
– Проснись! – он тряс её за плечо. – Он снова вышел на связь. Новая жертва. Только что нашли.
Майя с трудом фокусировала взгляд. – Где?.. Кто?..
– Девушка. Молодая. Идентифицировали быстро, документы в сумке. Алина Королёва. – Влад сделал паузу, глотая воздух. – Её нашли в переулке, в двух шагах от её дома. Сидела, прислонившись к стене, как будто уснула.
Майя медленно поднялась. Кости ныли от неудобной позы, во рту был противный привкус.
– И?.. – её голос был хриплым. Она уже знала, что услышит.
Влад посмотрел на неё с странной смесью жалости и ужаса. – Изъято, Май. У неё… у неё нет лица. Идеальный, чистый срез. И этот запах… Формалин и лаванда. Он сделал своё дело и вернул её. Как почтовую посылку.
Майя закрыла глаза. На секунду перед ней снова возник образ статуи с лицом сестры. Лёд в её груди раскололся, уступив место чистой, нечеловеческой ярости. Она открыла глаза.
– Следил за ней, – прошептала она. – Он всё это время следил за ней, изучал, знал её маршрут. Он не случайный охотник. Он стратег.
Она посмотрела на Владислава. – Едем. Сейчас же. Я должна это видеть.
Она схватила плащ и выбежала из кабинета, оставив на столе недопитый стакан холодного чая и призрачный запах своего кошмара, который только что стал явью.
8
Милицейские «Жигули» с визгом шин резко остановились у ленты оцепления, перегораживающей вход в переулок. Майя выпрыгнула из машины, не дожидаясь, пока Владислав заглушит двигатель. Воздух был холодным и влажным, но не это заставило её содрогнуться.
За лентой клубился неестественный, знакомый до тошноты запах – сладковатый аромат лаванды, смешанный с резкой химической нотой формалина. Запах «Собирателя». Его визитная карточка.
– Пропустите, – бросила она молодому милиционеру, стоявшему у ленты. Тот кивнул, его лицо было бледным, взгляд отрешённым.
За оцеплением царила гнетущая, неестественная тишина, нарушаемая лишь щелчками фотокамер и приглушёнными командами криминалистов. И ещё одним звуком – отдалённым, приглушённым рвотным позывом, доносившимся из-за угла. Майя увидела одного из оперативников, который, отойдя в сторону, опёрся руками о колени, его плечи судорожно вздрагивали.
И вот она увидела её.
Алина Королёва сидела на земле, прислонившись к кирпичной стене, точно так же, как описывал Владислав. Поза была на удивление естественной, расслабленной, будто она присела отдохнуть и забыла проснуться. На ней была та же одежда, что и на фотографии из дела – куртка, джинсы. Волосы были аккуратно убраны.
Но там, где должно было быть лицо, зияла пустота.
Идеально ровный, почти хирургический срез проходил от виска до виска, под челюстью, аккуратно отделяя волосистую часть головы. Кожа и мышцы были обработаны тем же восковым составом, края выглядели неестественно гладкими и бледными. Ни крови, ни признаков борьбы. Только эта оглушительная, бьющая по мозгам пустота. Словно кто-то стёр лицо человека с фотографии, оставив лишь чистый, жуткий холст.
Рядом стоял судмедэксперт, Корнев, седовласый ветеран, видавший всякое. Но сейчас его руки в перчатках слегка дрожали, когда он делал предварительные пометки в блокноте.
– Капитан Сомова, – кивнул он ей, голос был глухим. – Почерк тот же. Обезболивающее, вероятно, миорелаксант. Срез… идеален. Сделано одним движением, профессиональным инструментом. И… запах. Тот самый коктейль.
Майя не отвечала. Она стояла, впитывая ужас происходящего. Её взгляд скользнул по лицам других милиционеров. У некоторых в глазах читался леденящий душу ужас, другие смотрели с каменными, отрешёнными масками, пытаясь отгородиться от кошмара. Это был не просто труп. Это было послание. Вызов. Демонстрация абсолютного превосходства.
Из-за ленты оцепления, сквозь шум города, доносились обрывки голосов немногочисленных зевак, которых не успели разогнать.
– …опять он, «Собиратель»… – прошептал чей-то испуганный женский голос. – Говорят, лицо забрал… Господи, до чего докатились… – Уже четвертая? И ни одной зацепки… маньяк какой-то… – Детей одних не отпустишь теперь… кошмар…
Слово «Собиратель» висело в воздухе, как отравленный газ. Город узнал своего монстра и начинал замирать в страхе.
Владислав подошёл к ней, его обычно невозмутимое лицо искажено гримасой отвращения. – Май… – он сглотнул. – Как такое вообще возможно? Он же… он же её вернул. Как вещь. Как бракованный товар.
Майя медленно обернулась к нему. Лёд в её груди снова сковывал все чувства, оставляя лишь холодную, безжалостную ярость. В её памяти всплыло лицо из кошмара – лицо сестры, ставшее частью чудовищной статуи.
– Он не вернул её, – тихо, но чётко произнесла она, глядя на пустое место, где было лицо Алины. – Он вернул нам отчёт о проделанной работе. Деталь для его коллекции готова. Он её уже использовал.
Она сделала шаг в сторону от тела, её взгляд стал острым, как лезвие. – Он где-то рядом, Влад. Он наблюдает. Он должен видеть результат. Он должен видеть наш ужас. Это часть его ритуала.
Она окинула взглядом крыши, окна окружающих домов. – Ищите камеры. Опросите всех, кто живёт в этих домах. Кто мог что-то видеть прошлой ночью. Он не призрак. Он оставляет след. Мы просто ещё не нашли его.
И впервые за всё расследование она почувствовала не бессилие, а жгучую уверенность. Они играли с монстром, который считал себя богом. И теперь она знала – чтобы поймать его, нужно думать не как следователь, а как одержимый.
8
Майя обошла место преступления по широкому кругу, её взгляд, затуманенный усталостью и яростью, выхватывал каждую деталь: окурок в луже, смятый фантик, битое стекло. Всё это было мусором, не имеющим отношения к делу. «Собиратель» не оставлял следов. Он был тенью.
Она остановилась в паре метров от тела, уставившись на асфальт, где криминалисты уже установили маркировочные таблички. Всё было стерильно. Слишком стерильно. Даже в этом грязном переулке он сумел создать вокруг своего «творения» зону абсолютной чистоты.
И тут её взгляд упал на решётку ливневой канализации, метра полтора от пяток погибшей. Что-то блеснуло в щели между прутьями, едва заметное в тусклом утреннем свете. Не осколок стекла и не капля воды. Что-то другое.
– Корнев! – резко позвала она судмедэксперта. – Фонарь!
Он подошёл, направив луч мощного фонаря на указанное место. В луче света, глубоко в щели, между ржавыми прутьями, лежал крошечный предмет. Он был почти невидим, заляпанный грязью, но его форма и неестественный блеск выдавали в нём нечто инородное.
С помощью пинцета и нечеловеческого терпения криминалисту удалось извлечь его. Он положил находку на ладонь в прозрачный пакет.
Это был наконечник от шприца. Не обычный, пластиковый, а металлический, хирургический, с резьбой для очень тонкой иглы. Тот самый, что откручивается от поршня. Он был микроскопическим, не больше полсантиметра в длину.
– Это не от одноразового шприца, – тихо проговорил Корнев, всматриваясь в находку. – Это от многоразового, профессионального. Стоматологического, ветеринарного… или из какого-то специфичного медицинского инструмента.
– Он уронил его, – прошептала Майя, не веря своему счастью. Её сердце заколотилось. – Когда доставал шприц… или когда делал укол. Он его не заметил. Он был в перчатках, не почувствовал, что открутился.
Она представила картину: мгновенная, отточенная атака. Шприц в руке. Быстрое, резкое движение. И крошечный, ничтожный кусочек металла, сорвавшийся с резьбы от давления и упавший в щель. Ошибка, которую мог допустить только тот, кто пользуется этим инструментом постоянно и перестал его проверять с педантичной тщательностью. Ошибка, вызванная уверенностью в собственной непогрешимости.
– На нём могут быть следы, – уже громче, с нарастающей уверенностью сказала она, глядя на Владислава. – Микрочастицы его кожи, если он собирал шприц без перчаток. Остатки препарата. Это первая его ошибка. Первая настоящая зацепка.
Она повернулась к криминалистам. – Просеять всё вокруг! Каждый сантиметр! Искать иглу! Её тут нет, значит, он унёс её с собой, но она могла выпасть где-то по пути!
Эта крошечная, ничтожная деталь была подобна вспышке света в абсолютно тёмной комнате. Она ничего не говорила сама по себе, но она была материальна. Осязаема. Это был первый кусочек пазла, принадлежащий не призраку, а человеку из плоти и крови. Человеку, который, наконец, допустил оплошность.
Майя сжала пакетик с наконечником в руке, чувствуя холод металла через пластик. – Он не бог, Влад, – выдохнула она, и в её глазах снова вспыхнул тот самый стальной огонь. – Он просто очень аккуратный ублюдок. И мы только что нашли его первую щербину.
Глава 3
1
Крошечный наконечник от шприца лежал в лаборатории, как священная реликвия. Эксперты работали с ним в режиме строжайшей секретности, но процесс был медленным. Нужно было извлечь малейшие частицы, провести химический анализ, попытаться найти невидимые глазу следы.
Майя пыталась сосредоточиться на бумагах, строя теории вокруг медицинских учреждений, где могли использоваться такие шприцы, но мысли путались. Надежда сменялась горьким осознанием, что даже эта зацепка может ни к чему не привести.
И тут в кабинет ворвался дежурный сержант, его лицо было бледным. – Капитан Сомова! Срочно выезжайте! На стройке нашли ещё одну. На проспекте Гагарина. Почерк… почерк «Собирателя».
Лёд в груди Майи сдавил сердце. Так скоро? Это было невозможно. Он никогда не действовал с таким коротким интервалом. Что-то было не так.
Когда они с Владиславом подъехали к пустырю, где стоял заброшенный каркас многоэтажки, их встретила уже знакомая картина: милицейские машины, оцепление, перекошенные от ужаса лица сотрудников.
Но стоило Майе переступить за ленту, как её внутренний детектор сработал тревогой. Запах. Он бил в нос – резкий, химический, но совсем другой. Не лаванда с формалином, а что-то едкое, напоминающее дешёвый растворитель и хлорку.
Тело лежало в той же неестественно аккуратной позе – на спине, руки вдоль тела. Молодая девушка. Но детали…
– Смотри, – хрипло проговорил Владислав, указывая на область груди.
У жертвы отсутствовала грудь. Вернее, её грудь была… варварски удалена. Срезы были неровными, рваными, видна была работа не скальпеля, а чего-то более грубого, возможно, садового секатора или тупого ножа. Кровоподтёки вокруг ран, синяки на запястьях… признаки борьбы.
– Он её… связывал? – удивился Владислав. – Наш «Собиратель» так не работает.
Майя молча подошла ближе. Её взгляд упал на шею девушки – след от цепочки, но самой цепочки не было. Рядом валялась открытая сумочка, из неё торчал пустой кошелёк.
– Ограбление? – недоверчиво спросил Владислав. – «Собиратель» грабит своих жертв?
Судебный эксперт, молодой парень, сменивший Корнева на этом вызове, подошёл к ним. – Капитан, тут… нестыковки. Телу не больше восьми часов. Но обработка… сделана каким-то кустарным составом, даже не пытались остановить разложение, просто залили вонючей химией. И… – он понизил голос, – изъяты не только молочные железы. Украшения сняты, деньги изъяты.
Майя медленно обошла тело, её мозг работал на высоких оборотах. Та же поза. Та же демонстративность. Изъятие частей тела. Но всё остальное…
– Это не он, – тихо, но абсолютно уверенно произнесла она. Владислав уставился на неё. – Как не он? Поза, часть тела удалена…
– Это подражатель, – перебила его Майя. Она указала на неровные срезы. – Наш «Собиратель» – хирург. Перфекционист. Для него это искусство. А это… – она с отвращением кивнула в сторону тела, – это садизм, замешанный на жадности. Кто-то увидел в газетах историю про «Собирателя» и решил списать на него своё преступление. Он скопировал внешние признаки, но не суть.
Она почувствовала приступ тошноты. Теперь в городе орудовал не один, а два монстра. Один – хладнокровный и методичный создатель. Другой – жестокий и алчный имитатор.
– Нам нужно разделить дела, – сказала она, поворачиваясь к Владиславу. Его лицо вытянулось. – Группа Белова пусть займётся этим подражателем. Ищите по базам грабителей, насильников, тех, кто мог пойти на такое. А мы… – её взгляд снова стал острым и сосредоточенным, – мы продолжаем охоту на настоящего «Собирателя». Этот ублюдок только что подарил нам самую ценную вещь.
– Что? – не понял Владислав.
– Он подтвердил нашу теорию, – объяснила Майя. – Своим жалким подражанием он выделил и подчеркнул уникальный, безупречный почерк настоящего маньяка. Теперь мы знаем о нашем «Собирателе» ещё больше. Он не убивает из садизма. Он не грабит. Для него важен только его извращённый идеал. И этот подражатель… он его осквернил. И я почти уверена, что нашему «Собирателю» это не понравится.
2
Кабинет полковника Гордеева снова напоминал поле боя. Воздух был густым от табачного дыма и напряжения.
– Два маньяка, Сомова?! – Гордеев не кричал, его голос был низким, опасным, как рычание. Он встал из-за стола и медленно обошёл его, приближаясь к Майе. – Вы мне сейчас серьёзно предлагаете поверить в то, что в нашем городе вдруг, как грибы после дождя, объявились два идентичных маньяка-хирурга? Один – гениальный, другой – так, середнячок? Это фантастика!