
Полная версия
Silence of the Arcanium. Том 1
Здесь обитала сама власть, дышащая дорогим кожаным переплётом книг и холодным блеском хромированных поверхностей. И Эвелин, восседающая за массивным письменным столом – была её полновластной и неоспоримой хозяйкой.
Она была воплощением этой власти. Ее лиловые волосы, отливающие в свете ламп благородным серебром и глубоким фиалковым, были изящно убраны в пучок набок, скрепленный длинной серебристой шпилькой с каплей лунного камня на конце. Две тонкие прядки, словно случайно вырвавшиеся из прически, мягко обрамляли её лицо, подчёркивая высокие скулы и чёткую линию подбородка. На переносице покоились очки в тонкой золотой оправе, за стёклами которых скрывались глаза удивительного цвета – тёплого, как апельсиновый закат, остывающий над вечерним морем. В них читался острый ум и непоколебимая воля. Изящная цепочка из белого золота с крошечным подвесом-каплей лежала на ключицах, а в мочках ушей поблёскивали такие же тонкие кольца. Безупречная белая рубашка с отложным воротником и мягким декольте подчеркивала её женственность, не умаляя строгости, а чёрная кожаная юбка-карандаш идеально сидела на бёдрах, завершая образ безупречной бизнес-леди, знающей себе цену.
Сегодня, однако, в безупречном воздухе кабинета витало нечто большее, чем, обычно, деловая серьезность. Чувствовалось приподнятое, почти электрическое возбуждение, исходящее от самой Эвелин.
Эндрю ввалился в кабинет первым, с лицом, как после похорон. Он плюхнулся в кожаное кресло, бросив папку на стол.
– Она совсем с катушек съехала, – прошипел он, не глядя ни на кого, уставившись в стеклянную поверхность стола. – Сегодня, на примерке, уставилась в зеркало, как зомби. Я ей такой: «Сью, плечи расправь, ты сутулишься». А она на меня смотрит, будто я на свинском заговорил. И эта долбанная царапина на щеке! Гримеры час её замазывали! Что с ней происходит?
Дверь открылась, и внутрь вкатился Эдди, словно рыжий, полосатый ураган позитива.
– А вот и я! О, собрание боссов! – он тут же направился к Эндрю и с размаху обнял его сзади, уткнувшись подбородком ему в макушку. – Не кисни, Эндрюшка! Кто мою радость сегодня обидел? Скажи дяде Эдди, он пожалеет!
Эндрю, сраженный таким натиском, на секунду опешил, а затем попытался стряхнуть с себя рыжее чудо.
– Отстань, одуванчик, не до шуток. Твоя бывшая «звездочка» мою главную актрису в невменяемое состояние привела.
– А-а-а, Лилочка! – Эдди, наконец, отпустил его и плюхнулся в соседнее кресло, сложив ноги калачиком. – Она ни при чем! Она у себя в углу сидит, тихая-тихая, книжечку читает. Это твоя Сью сама себя накрутила. Ревнует, бедняжка. Ей же внимание подавай, как ребенку. Ты её слишком сильно загоняешь, знаешь ли? Дай человеку вздохнуть.
– Она не человек, она – бренд! – отрезал Эндрю, но уже без прежней злобы. Вечный оптимизм Эдди действовал на него, как щёлочь на кислоту – нейтрализовал, вызывая шипение, но, в итоге, гасил реакцию. – И бренд не должен давать сбои! – он резко повернул к нему голову, – И не называй меня Эндрюшкой.
– Назову и ещё раз обниму! – пропел Эдди.
Эвелин, наконец, оторвалась от экрана, сняла очки и посмотрела на них. И её взгляд, цвета вечернего неба, сиял. Ни капли беспокойства, лишь чистая, неподдельная радость и азарт.
– Мальчики, прекратите ваши детские разборки. У меня есть нечто, что затмит все ваши проблемы с актрисами.
Эвелин сделала глубокий вдох и, отложив очки в сторону, сложила изящные пальцы на столе.
– VESTA получила контракт, – объявила Эвелин, и её голос зазвучал торжественно и возбуждённо. – «Корпорация Аквила». Гигант. Фармацевтика, бионика, передовые технологии. Им нужен масштабный, глобальный имиджевый проект. Киноэпопея об их основателе. Бюджет… – она сделала драматическую паузу, – практически неограничен.
Эдди присвистнул. Даже Эндрю выпрямился в кресле, его личные обиды моментально уступили место профессиональному интересу.
– Это наш шанс выйти на совершенно новый уровень, – продолжала Эвелин, её глаза горели. – Это не просто съёмки. Это создание вселенной. Уникальные наработки! Нужно будет вложить все силы. Все ресурсы. Эдди, тебе придется работать с графикой и спецэффектами, о которых ты только мечтал. Айтишник мой ненаглядный. – Она улыбнулась ему, а затем перевела взгляд на Эндрю. – Эндрю… Это твой проект. Твоя режиссура, твоё видение. Но это должна быть не просто тёмная психодрама или гламурная история. Нужен размах. Эпичность. Новая «Крестная мать» в мире корпоративной науки.
Эдди, обычно такой легкомысленный, слушал, затаив дыхание. Его голубые глаза горели азартом.
– Уникальные наработки? О, Эви, ты сделала мой день! Я всё изучу, всё внедрю! Мы создадим такой мир, что Джеймс Кэмерон позавидует!
Эндрю уже мысленно был там. Он медленно кивнул и уставился в потолок. Его пальцы бессознательно постукивали по подлокотнику, выстраивая кадры, раскадровки, он говорил себе под нос, словно в трансе.
– «Аквила» … Да, я слышал о них. Серьёзные ребятки. Жёсткие. Им нужен не гламур, а… сила. История становления. Без компромиссов.
– Именно! – Эвелин щелкнула пальцами. – И тут нельзя ошибиться. Никаких срывов у актеров, никаких технических косяков. Всё должно быть выверено до… – она на секунду задумалась, и её взгляд стал отрешённым, учёным, – до нанометрового уровня точности.
Каждый кадр должен быть, как идеально откалиброванный пептид в белковой цепи, где любое нарушение структуры ведёт к коллапсу всей системы.
Воцарилась короткая тишина. Эдди смотрел на неё с восхищенной улыбкой.
– Вау, Эви. «Пептид» – звучит сексуально. Напомни, что это значит для нас, простых смертных?
Эвелин смущенно кашлянула, снова возвращаясь в образ бизнес-леди.
– Это значит, что всё должно быть идеально, Эдвард. Без исключений. Что касается Сьюзи… – её взгляд снова стал жёстким. – Эндрю прав. Срывы непозволительны. Но и давить на неё сейчас – значит гарантированно сорвать проект. Эндрю, перераспредели нагрузку. Дайте ей отдышаться на чём-то простом, в чём она мастер. А для «Аквилы» … – она задумалась. – Нам понадобится не только её красота. Нам понадобится сталь. Посмотрим, есть ли она у неё.
В этот момент, из-под дивана, с тихим гудением выехал круглый робот-пылесос по имени Антоша. На его крыше красовался маленький розовый помпон, нацепленный кем-то из сотрудников. Его «глазки-точки» на дисплее равнодушно посмотрели на собравшихся, прежде чем он развернулся и поехал чистить ковер у ног Эндрю.
Эндрю с раздражением отодвинул ногу.
– Прекрати, железяка.
Но Эдди уже сиял в мягкой улыбке.
– Смотрите! Антоша голосует за то, чтобы все помирились! Он же прямо к тебе приехал, значит чувствует твоё напряжение и хочет его устранить! Ну-ну, не злись на него. Он наш товарищ!
Его комичная искренность разрядила обстановку. Эндрю не выдержал и усмехнулся.
– Ладно, ладно. Я понял. Я успокою Сью… своими методами. Но если она провалит кастинг на «Аквилу» … – Он не договорил, но в его глазах снова мелькнула холодная сталь.
– Не провалит, – уверенно сказала Эвелин. – Потому что у неё не будет выбора. И у нас тоже. Это слишком большой шанс. – её глаза снова загорелись, – Так что, мальчики, я могу рассчитывать на вас? Все силы, вся энергия – на «Аквилу»?
Эндрю и Эдди переглянулись. На мгновение – исчезли все их разногласия – саркастичный циник и наивный оптимист. Их взгляды говорили об одном: они обожают это. Игру в большие деньги, в большое кино, в большую славу.
– Абсолютно, – сказал Эндрю, и его улыбка, наконец, стала настоящей, хищной и амбициозной.
– Конечно, Эви! – воскликнул Эдди, уже представляя в голове фантастические миры. – Мы сделаем шедевр!
Эвелин одобрительно кивнула и снова уткнулась в экран, излучая решимость. Кризис с Сьюзи был официально отложен. На сцену выходил новый, глобальный игрок, и VESTA должна была сыграть свою партию безупречно. А Антоша, тихо гуляя по кабинету, продолжал свою неторопливую работу, безучастный к большим амбициям и маленьким человеческим драмам.
Глава 6: Горький латте и сладкая месть.
Кофейня «Морская пыль» была одним из тех местечек в Арканиуме, где искусственно создавалась атмосфера богемного уюта. Грубые деревянные столы, стены, украшенные старыми фотографиями яхт, и приглушенный джаз из колонок. Не место Эндрю, но он выбрал его – подальше от Аквамарина, глаз коллег, назойливых папарацци и сплетен.
Сьюзи сидела напротив него, пряча за огромными солнечными очками следы прошлой истерики и ту самую злополучную царапину, тщательно замаскированную тональным кремом. Её лицо было напряжено. Эндрю заказал для неё обезжиренный капучино без сахара и фруктовый салат. Для себя – двойной эспрессо.
– Нужно привести себя в форму, милая, – сказал он, отодвигая от неё сахарницу. – «Аквила» – не Ван Дер Люв или другие толстосумы. Им нужна собранность, а не томность.
Сьюзи молча кивнула, сжимая на коленях руки. Его попытка «примирения» была похожа на допрос с пристрастием.
К их столику подошел официант. Парень лет восемнадцати, угрюмый, в простой чёрной футболке, фартуке и… жуткими бинтами на руках, туго обматывающими предплечья от запястий почти до плеч. Его черные волосы, с алыми прядями, будто случайными мазками кисти, были слегка растрепаны. Длинная, отросшая чёлка – почти полностью скрывала его нос, создавая ощущение, что он постоянно от кого-то прячется или отгораживается от всего мира. Из-под этой тёмной завесы, красные глаза с узкими, как у кота, зрачками выражали лишь одно – всепоглощающую скуку и желание поскорее оказаться где-нибудь в другом месте. Он даже не взглянул на них, уставившись в свой блокнот.
– Вам что? – буркнул он, не глядя.
Эндрю медленно поднял на него взгляд. Его лиловые глаза сузились.
– Можно повежливее? Или это теперь в моде – хамить гостям?
Официант наконец поднял взгляд. Он скользнул по Эндрю с безразличным презрением, а затем на секунду задержался на Сьюзи. В его взгляде мелькнуло слабое подобие интереса – не к ней, а к узнаваемому лицу.
– Звезда к нам пожаловала, – произнёс он с плохо скрываемой язвительностью. – А что, в дорогих ресторанах уже кормить перестали? Или просто пришли пофоткаться с «бедными»?
Сьюзи смущенно отвела взгляд. Эндрю же закипел.
– Парень, ты совсем охренел так с клиентами разговаривать?! Позови мне менеджера. Немедленно.
– Блейк, – отозвался усталый мужской голос с кухни. – Хорош языком трепать. Не связывайся.
Блейк шикнул и снова уткнулся в блокнот.
– Повторите заказ. И без истерик. – процедил он сквозь зубы.
Эндрю, побагровев, через силу начал повторять заказ. Блейк, в это время, молча развернулся и ушёл, демонстративно игнорируя его.
– Какое неуважение! – Выдохнул Эндрю, обращаясь к Сьюзи, будто ища у неё поддержки. – Видишь, в каком мире мы живём? Никакого профессионализма. Никакого стремления к успеху! Одно хамство и пофигизм.
Сью молчала. Ей было неловко. За него, за себя, за всю эту ситуацию.
– Эндрю, может, не надо? – Тихо прошептала она. – Просто выпьем кофе и уйдем.
– Нет, – отрезал он. – Это вопрос принципа. Таких, как он – нужно ставить на место.
Кофе и салат принесла уже другая, милая и слишком неловко улыбающаяся официантка. Напряжение немного спало. Эндрю, остывая, вернулся к своей главной цели.
– Ладно, забудем. Я тебя сюда привел, чтобы поговорить. Ты меня пугаешь, Сью. Твоя неуверенность, эти… слёзы… – он произнёс это слово с лёгкой брезгливостью. – Нам нельзя сейчас давать слабину. «Аквила» – это билет на вершину. Настоящую вершину. Я не могу тащить тебя туда, если ты будешь спотыкаться на каждом шагу.
Он говорил это не зло, а с холодной, отстраненной практичностью, как инженер о неисправной детали.
– Я стараюсь, – тихо сказала Сьюзи, снимая свои очки. – Просто… в последнее время тяжело.
– Всем тяжело, – парировал он. – Но одни ломаются, а другие – собираются. Я в тебя верю. Я всегда верил. Но ты должна мне помочь. Должна показать, что я не ошибся в тебе. Перестань думать о ерунде. Соберись. Сконцентрируйся на главном. На мне. На нас. На проекте.
Его слова должны были звучать как поддержка. Но на деле – это был ультиматум, обёрнутый в бархатную обертку. «Соответствуй, или ты мне не нужна».
Сьюзи подняла на него взгляд. Её розовые глаза блестели от нахлынувших слёз, которые она отчаянно сдерживала:
– На «нас»? – Её голос дрогнул. – О каких «нас» ты говоришь, Эндрю? О тех «нас», которые удобны тебе по будням, когда ты режиссёр, а я – твоя звезда? Или о тех «нас», которые ты забываешь по выходным, когда тебе нужно «отдохнуть» с кем-то менее сложным и менее… сломанным?
Воздух за столом снова сгустился, но теперь по другой причине. Маска идеальной пары – треснула, обнажив пропасть обид и невысказанных претензий.
Эндрю замер. Его лицо вытянулось от недоумения.
– Что ты имеешь в виду? – Его брови медленно нахмурились, а голос стал тихим и шипящим.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! – вырвалось у неё, и она сама испугалась своей смелости. – Твои «деловые ужины», которые заканчиваются в три часа ночи? Твои «встречи со сценаристами», после которых ты воняешь чужими духами? Я не дура, Эндрю! Я всё вижу! Я просто… старалась не видеть! Потому что, иначе, эта наша «идеальная картинка» рассыплется в прах!
Он откинулся на спинку стула, его губы искривились в саркастичной ухмылке.
– Ах, вот в чём дело… Ревность? Серьёзно, Сью? Сейчас? Когда на кону всё? Ты хочешь устроить сцену ревности здесь, в этой забегаловке? – Он презрительно оглядел кофейню.
– Это не ревность! – Её голос сорвался на крик, и несколько посетителей обернулись на них. – Я стараюсь быть идеальной для тебя, а ты…
– Идеальные люди не устраивают истерик в кофейнях, – холодно заметил он, – идеальные люди не носятся со своими дурацкими комплексами, когда им предоставляется такой шанс. Ты хочешь, чтобы я воспринимал тебя всерьёз? Так веди себя как взрослая женщина, а не как испорченный ребёнок, которому не купили новую куклу.
Его слова впились в неё, как ножи. Она смотрела на него, на его красивое, самодовольное лицо, и вдруг – всё внутри неё оборвалось. Боль, страх, ярость – всё ушло, оставив лишь ледяную, безмолвную пустоту.
Она медленно поднялась. Рука дрожала, но она взяла свою сумку:
– Прости, что разочаровала тебя, – прошептала она на удивление спокойным голосом, – и спасибо за кофе. Он был… как и всё в нашей жизни – горький и без сахара.
Не дав ему ответить, она развернулась и пошла к выходу, высоко держа голову. Её уход был настолько внезапным и полным собственного достоинства, что Эндрю опешил.
Он остался сидеть за столом, смотря ей вслед со смесью ярости и недоумения. Его план «успокоить и мотивировать» провалился.
Из-за стойки за ними, с холодным любопытством, наблюдал тот самый угрюмый официант. На его лице, на мгновение, мелькнула едва уловимая усмешка. Сопливые сцены с парочками всегда были неплохим развлечением на его сменах. Блейк пожал плечами и пошёл на кухню за новыми заказами, начисто стерев из памяти и скандальную блондинку, и её вспыльчивого спутника.
Глава 7: Незнакомка с тряпкой.
Тишина была оглушительной. Её нарушал только прерывистый, хриплый звук её собственного дыхания и мерный, назойливый стук капель о металлический поддон где-то в темноте. Воздух в гараже был спертым, пах остывшим металлом, машинным маслом, сыростью и страхом – настоящим, выстраданным, ее собственным.
Розовые глаза, широко распахнутые, смотрели в никуда. В них не было слёз, лишь обречённое понимание содеянного. По идеально подведённой стрелке скатилась единственная солёная капля. Не слеза – пот. Рука, до боли сжимавшая окровавленный гаечный ключ, медленно разжалась. Пальцы онемели. Металл с оглушительным, душераздирающим грохотом ударился о бетонный пол, отскочил и закатился в тёмный угол, словно спеша скрыть улику.
– И… Снято! – Раздался голос Эндрю, и весь магический, сконцентрированный ужас моментально испарился, как будто его и не было.
Яркий, почти слепящий свет прожекторов залил съемочную площадку, обнажая бутафорские стены и фальшивые станки. Ассистенты бросились к Сьюзи, словно санитары на поле боя. Один поправлял её растрепавшиеся волосы, другой подносил воду, третья – тёплое полотенце, пытаясь укутать её дрожащие плечи. Она медленно, будто сквозь вату, выходила из образа Элизы Сол. Её собственное тело мелко тряслось от колоссального нервного напряжения. Это была одна из ключевых, самых эмоционально тяжелых сцен для «Аквилы» – момент, где её героиня, нежная и ранимая Элиза, впервые переступает через себя, совершая жестокий, но необходимый поступок ради спасения отца.
– Наконец-то, Вэйл! – Эндрю подошел к ней, и на его уставшем, обычно саркастичном лице, впервые за долгие недели было написано чистое, неподдельное удовлетворение режиссера, получившего идеальный кадр. – Вот это я понимаю. Живо. По-настоящему. Без твоих привычных слезливых штампов. Черт возьми, даже я поверил! Запомни это состояние. Оно тебе ещё пригодится.
Сьюзи лишь кивнула, слишком опустошённая и вымотанная, чтобы даже принять комплимент. Горло сжато, слова не шли. Она сделала это. Она выдала то, чего он так долго добивался. Но цена этого выхода на эмоциональную пропасть была запредельно высока. Она чувствовала себя вывернутой наизнанку.
Пока актеры расходились, а группа начала сворачивать оборудование – на площадку въехал Антоша. Его новый головной убор – крошечная ковбойская шляпа – лихо завалился набок. Его глазки-точки на дисплее радостно бегали по полу, сканируя мусор.
Внезапно, его размеренный путь преградила фигура: невысокая, почти миниатюрная девушка в слишком большом, мешковатом сером комбинезоне уборщицы. Её волосы, цвета белого пепла, были коротко и небрежно подстрижены, словно их отрезали ножницами для бумаги. В руках она сжимала швабру с почти воинственной решимостью.
– Процедуру уборки начинает человек, – объявила она монотонным голосом, больше похожим на голос автоответчика или плохо настроенного голосового помощника, – роботизированная единица не справляется с точечным удалением загрязнений органического происхождения. Требуется механическое вмешательство.
Она легонько, но решительно, ткнула шваброй в безобидного Антошу, будто отпихивая танк зубочисткой. Пылесос беспомощно попятился, издал смущенный звуковой сигнал и, поравнявшись с лужей бутафорской крови, замер в ступоре, его датчики явно не могли обработать эту помеху.
Все замерли и уставились на новую уборщицу. В VESTA к персоналу привыкли, но эта была… другой.
– Эм… а ты кто? – спросил один из осветителей, почёсывая затылок, – новенькая?
Девушка резко выпрямилась во весь свой небольшой рост. Её черные, бездонные, как две пуговицы, глаза быстро обвели всю группу, словно сканируя и занося в базу данных. Она преувеличенно, почти по-роботски, поклонилась.
– Лия. Новая сотрудница клининговой службы. Мой рабочий протокол требует обеспечения максимального уровня стерильности на объекте. Прошу не мешать осуществлению процесса. Органические остатки должны быть ликвидированы в течение тридцати секунд после появления.
И с этими словами она, с энергией несоразмерной её хрупкому телу, принялась драить уже и так чистый пол, на котором не было ни пятен, кроме тех, что оставил растерянный Антоша.
– Странная какая-то, – флегматично заметил оператор, перематывая плёнку, – и зачем она, если у нас Антоша есть?
– Может, он сломался? – Пожал плечами осветитель. – Или Эвелин решила, что ему нужна помощница. Хотя эта… больше на надзирателя похожа.
Но Лия работала с преувеличенной, почти комичной серьёзностью. Она не просто мыла пол. Она проводила дезинфекцию. Она протирала каждый винтик на декорациях, заглядывала в каждый угол, и её чёрные, не моргающие глаза, казалось, всё замечали, всё фиксировали. Она была похожа на робота, запрограммированного на единственную цель – чистоту, и её код дал сбой, зациклившись на этом.
Эвелин, вышедшая из своего кабинета посмотреть на итоги съемки, тоже заметила новую уборщицу. Она нахмурилась, пробегая глазами по планшету с графиком:
– Кто это? Мы не нанимали нового клининг-менеджера. И уж, тем более, такого… педантичного.
– Сам в шоке, – ответил Эдди, появившись рядом с двумя чашками чая, одну из которых протянул Эвелин, – но она забавная. Смотри, как она Антошу отчитала! Бедняжка, он теперь комплексовать будет. – Он понизил голос, проговорив Эвелин на ухо с преувеличенной серьезностью. – Говорит как справочное бюро. Может, это наш тигр с голодухи заказал, вместо обычного уборщика?
Но Эвелин не улыбнулась. Она наблюдала за Лией с лёгкой и непонятной ей самой настороженностью. Что-то в этой чрезмерной, почти маниакальной старательности девушки казалось ей… нездоровым. Неправильным.
В этот момент, Эвелин, отвлекшись, неловко задела рукой край стола с декорациями. Её блокнот, вечно забитый расчетами и пометками, упал. Листы бумаги, испещрённые формулами и схемами, веером рассыпались по полу.
– О, чёрт! – воскликнула она с досадой, торопясь их собрать.
Лия отреагировала мгновенно, как спущенная с пружины. Она метнулась к бумагам, ловко опередив саму Эвелин.
– Процедура восстановления порядка инициирована. Не беспокойтесь. Загрязнение листов посторонними агентами недопустимо.
Она собирала листы с невероятной, почти неестественной ловкостью и аккуратностью, складывая их в идеально ровную стопку. И её чёрные, быстрые глаза, словно сканеры, жадно пробегали по цифрам, формулам и чертежам. И вот, её пристальный взгляд зацепился за один листов, где Эвелин, в порыве вдохновения, нарисовала схему сложной молекулярной структуры и сделала пометку на полях своим острым почерком: «Оптимизировать структуру белка, иначе дисфункция неминуема. Побочные эффекты катастрофичны…»
Рука Лии замерла на долю секунды. Её безэмоциональное маскообразное лицо не дрогнуло, но, в глубине чёрных глаз, что-то мелькнуло. Слишком быстро, чтобы заметить. Слишком осознанно, чтобы быть простым любопытством.
– Вы… разбираетесь в биохимии? – спросила она Эвелин, протягивая ей подобранные листы.
Эвелин резко выхватила бумаги из её рук.
– Что? Нет, конечно. Это так… метафора. Для сценария. Артхаус, знаешь ли. Спасибо за помощь.
Она быстро собрала остальные листы и, развернувшись, быстрым шагом направилась в свой кабинет, движения её были чуть более резкими и порывистыми, чем обычно.
Лия проводила её взглядом, неподвижная, как изваяние. Она простояла так несколько секунд, а затем снова взялась за швабру, возобновив свою работу с удвоенной, пугающей энергией. Но теперь её движения казались более целенаправленными. Она мыла не просто пол – она стирала грязь, чтобы лучше видеть то, что было под ней.
Антоша, наконец-то обработав лужу, тихо погудел и поехал дальше, безучастный к тому, что только что произошло.
Съёмочный павильон замер в напряжённом ожидании. Декорации, стилизованные под роскошный зимний сад «Аквилы», были залиты мягким, искусственным солнцем. В центре композиции, на краю фонтана, застыли Сьюзи и Лилит. Их героини – наивная, восторженная Элиза; и холодная, расчётливая Айрин – должны были сыграть сцену первого, пока ещё вежливого, но уже заряженного скрытым напряжением столкновения.
– Камера! – скомандовал Эндрю, не отрываясь от монитора.
– Мотор! – отозвался ассистент.
Сьюзи сделала глубокий вдох и шагнула вперёд, её лицо озарила та самая, чистая, наивная радость, которую она оттачивала всё утро.
– Я просто не могу поверить, что всё это… настоящее! – её голос звенел искренним восторгом. Она обвела рукой величественные декорации. – Кажется, вот-вот прилетят колибри и запоют!
Лилит, как и её персонаж, оставалась невозмутимой. Её ответ прозвучал ровно, сухо, без единой ноты эмоций, как заученная техническая справка.
– Климат-контроль имитирует экосистему тропиков с точностью до 0,3 градуса по Цельсию. Птицы не предусмотрены протоколом. Они нарушают стерильность.
Сцена была выстроена идеально. Контраст между теплотой Элизы и ледяной логикой Айрин должен был работать как часы. Но что-то внутри Сьюзи защемило. Этот ровный, бесстрастный голос.
Эта абсолютная уверенность. Та самая, которой ей так не хватало. Вспомнились унизительные слова Эндрю в кофейне, его холодный анализ, её собственные слёзы. Старая, знакомая и ядовитая ненависть к Лилит, которая никогда не позволяла себе выглядеть слабой, снова поднялась комом в горле.
Они доиграли сцену. Прозвучало «Кат!». Команда расслабилась, задвигалась. И в этот момент Сьюзи, проходя мимо Лилит, которая уже отвернулась и изучала следующий кадр в сценарии, сделала то, что не было прописано в сценарии.
Она нарочно, будто нечаянно, сильно толкнула ее плечом.



