Silence of the Arcanium. Том 1

Лилит не репетировала. Она просто читала. Сидела с идеально прямой спиной, изучая сценарий нового проекта Эндрю – какого-то мрачного психологического триллера с пафосным названием «Тихий резонанс», совсем не похожий на другие его шедевры. Он действительно решил сменить направление.

Её тонкие пальцы с бесцветным лаком медленно перелистывали страницы. Раз – и делала лаконичную пометку на полях своим острым карандашом. Никакой суеты, никакого «вхождения в образ». Просто убийственно точный разбор текста. И это бесило Сьюзи больше всего. Она сама так работала – выжимала из роли все соки, делала вид, что проживала её. А эта… эта просто сканировала.

Эндрю наслаждался ситуацией. Он развалился в своем кресле, закинув ноги на стол, и наблюдал за ними обеими с видом продюсера на реалити-шоу, где две змеи вот-вот начнут душить друг друга.

– Сью, солнышко, поменьше страсти, а? – бросил он ей, лениво размахивая рукой. – ты же не в сериале, ты продаешь воду, которая пахнет баблом и понтами. Дай мне больше… снисхождения. Будто эти нищеброды недостойны даже твоего взгляда.

«Солнышко» … После вчерашнего – это прозвучало как плевок в душу. Она сделала ещё одну попытку, вложив в голос всю свою натренированную чувственность.

– Нет, нет, нет, – простонал Эндрю, драматично проводя рукой по лицу. – Это уже не снисхождение, это крик на базаре. Ты что, селёдку продаешь? Эй, Лилс, – он обернулся к Лилит, и Сьюзи почувствовала, как по спине пробежали противные мурашки. – прочти-ка вот этот шедевр. Подай как есть.

Лилит медленно подняла на него свой крестообразный взгляд. Ни тени удивления или протеста. Просто кивнула, взяла со стола листок с текстом и прочла его ровным, спокойным голосом: «… аромат, который говорит, когда слова бессильны. Для тех, кто не просит, а берёт…»

В её исполнении пафосная ахинея внезапно зазвучала… стильно. Смертельно серьёзно.

В нём не было надрыва Сьюзи, была только гипнотическая, неоспоримая уверенность. По одному лишь звучанию можно было понять смысл: «Я знаю, что ты это купишь, и даже спасибо не скажешь».

В офисе повисла тишина. Даже Молли, вечно шепчущаяся с Эрикой, замерла с открытым ртом.

– ВОТ! – воскликнул Эндрю, хлопнув себя по коленке. – Идеально! Высокомерная поебень! Это же гениально! Сью, поняла, да? Никаких эмоций. Только факт. Ты – богиня, они – плебеи. Ты не уговариваешь, ты констатируешь.

Гордость Сьюзи была не просто растоптана – её размазали по полу вместе с дорогой пудрой. Щёки пылали. Он посмел заставить её, звезду, учиться у этой… этой софт-игрушки с поломанным голосовым модулем! Она краем глаза видела, как уголок рта Молли задрожал от сдерживаемого смеха.

В тот момент что-то в Сьюзи надломилось. Она резко повернулась к Лилит, отбросив всё притворство.

– И как долго ты собираешься этим заниматься? – её голос прозвучал резко, с неприкрытой язвительностью.

Лилит медленно подняла на неё взгляд.

– Чем именно?

– Эта… твоя игра в загадочность. Сидеть с каменным лицом, делать вид, что ты выше всех этих «вульгарных» эмоций. – Сьюзи сделала презрительную гримасу. – Это ведь игра, да? Или ты и правда настолько… пустая внутри?

Эндрю замер, поджав губу, чтобы не рассмеяться, он знал, что что-то будет.

Лилит не моргнула.

– Эффективность не требует эмоциональных затрат. То, что ты называешь игрой, я называю целесообразностью. Тратить силы на сиюминутные всплески – нерационально.

– Целесообразность? – фыркнула Сьюзи. – Или просто неспособность их испытывать? Может, тебе просто нечего показывать, кроме этой ледяной маски?

– Маска, – парировала Лилит своим ровным, почти безжизненным голосом, – это то, что ты носишь постоянно. Я же просто… экономлю ресурсы. В отличие от тебя, мне не нужно каждые пять минут доказывать всему миру, что я что-то чувствую.

Сьюзи побледнела.

– А тебе не кажется, что твоя «экономия» выглядит как профессиональная ограниченность? Актерская игра – это не только про холодный расчёт.

– И, тем не менее, – Лилит едва заметно склонила голову в сторону монитора Эндрю, – именно мой «холодный расчет» только что получил одобрение. А твоя «игра» … вызвала лишь недоумение.

Они сидели друг напротив друга – одна пылающая от гнева и унижения, другая – абсолютно спокойная, как гладь озера в лунную ночь. Это был их первый настоящий поединок. И Сьюзи проигрывала его с разгромным счётом.

В тот день Сьюзи сбежала раньше, сославшись на жуткую мигрень. Её идеальная маска трещала по швам.

Утро съёмок первой сцены для «Тихого резонанса» встретило её напряженной тишиной на площадке. Ни рекламы, ни гламурного, а серьёзного кино. Сцена была адской: её героиня, светская львица, должна узнать об измене мужа. Но без истерик, без слёз. Эндрю хотел всю гамму – шок, боль, ярость, ледяное презрение – показать лишь глазами и микроскопическими изменениями в лице. Крупный план. Пытка.

Сьюзи сидела перед зеркалом в гримерке в умопомрачительно дорогом платье. Она была готова. Должна была быть готова. Она продумала каждую эмоцию, каждую мышцу на лице.

Эндрю занял место у монитора. Рядом, в тени, как её личный надзиратель, стояла Лилит. Её молчаливое присутствие било по нервам сильнее любого софита.

– Камера! Мотор! Начали!

Сьюзи взглянула в воображаемое зеркало. В её розовых глазах вспыхнула боль. Потом дрожь губ. Идеально. Тихие всхлипы вырвались из её горла, она утерла слезу рукой с безупречным маникюром. Она вела внутренний счет, переключая эмоции, как слайды.

– Стоп! – прозвучал голос Эндрю. Он подошёл к ней, нахмурившись. – Сью, что это?

– Что? – искренне вырвалось у неё.

– Ты не переживаешь. Ты… показываешь, что переживаешь. А эти слёзы… вообще не к месту. – Он потёр переносицу. – Я не верю тебе. Это фальшь. Полная.

Она попыталась возразить, но он уже махнул рукой.

– Пять минут. Отдышись. Включи голову. Представь, что ты не актриса на площадке. Ты женщина, у которой только что перевернулся мир. И всё это – тихо. Вся боль – только внутри. Никакого шоу, никаких слёз.

Второй дубль. Третий. Пятый. С каждым разом Эндрю становился всё более едким и холодным. Сьюзи чувствовала, как паника, холодная и липкая, подбирается к горлу. Она видела, как оператор потирает затекшую шею. Видела, как ассистентка зевает. И видела неподвижную, как статуя, фигуру Лилит. Та не улыбалась, не злорадствовала. Её простое присутствие было молчаливым приговором.

– Сью, боже, да соберись ты! – уже на пределе крикнул Эндрю после десятого дубля. – Ты же профессионал! Выкинь из головы всю эту мыльную оперу!

Она пыталась. Она взывала к своим чувствам, к своим страхам. Но чем больше она старалась, тем фальшивее выходило. Её главный инструмент, идеальный контроль над сильными эмоциями – предал её. Губы дрожали не от горя, а от нервного тика. В глазах стоял не туман боли, а ужас.

– Всё, хватит! – окончательно выдохнул Эндрю. Его голос сорвался на фальцет от бешенства. – Мы горим! Иди, отойди. Выпей воды. Приди в себя.

Унижение было оглушительным. Она, Сьюзи Вэйл – провалила съёмку. На глазах у всей команды.

Она сползла со стула и, не глядя ни на кого, побрела прочь с площадки, ко своей гримерке. Спину жгли десятки глаз – сочувствующих, любопытных, злорадствующих.

И тут её взгляд упал на Эндрю. Он не смотрел на неё. Он повернулся к Лилит, все ещё стоявшей в тени.

– Лилс, иди сюда, – сказал он, и в его голосе вдруг появилось странное, хищное оживление. – Примерь этот свет. Просто посиди. Ничего не делай.

Лилит молча вышла из тени и заняла место Сьюзи, перед камерой. Софиты выхватили её бледное, абсолютно бесстрастное лицо. Она просто сидела. Смотрела в пустоту.

И это было… идеально. Вся трагедия читалась в этой бездонной пустоте, в этой ледяной неподвижности. Она была похожа на прекрасную, разбитую вазу, осколки которой больно ранят любого, кто посмеет приблизиться.

Эндрю замер, уставившись на монитор. На его лице расцвела медленная, восхищенная улыбка.

– Да… – прошептал он. – Вот оно. Совершенство!

Сьюзи, стоя у входа в свою гримерку, слышала это. Она видела этот взгляд. Тот самый взгляд обожания и открытия, который всего неделю назад принадлежал только ей.

Провал был абсолютным. И её главным зрителем, судьей и палачом стала та, ради кого всё это и затевалось – Лилит Блэквуд.

Глава 3: Тихие игры и громкие истины.

Прошло несколько недель после унизительного провала Сьюзи. Триумф Лилит в «Тихом резонансе» стал притчей во языцех во всей VESTA. Эндрю теперь смотрел на неё не как на эксперимент, а как на главное открытие сезона. Сьюзи же – отчаянно пыталась вернуть утраченные позиции, заваливая себя съёмками в рекламе и соглашаясь на любые, даже самые пустые, проекты. Её улыбка стала ещё ярче, ещё натянутее, а розовые глаза, порой, выдавали усталость, которую не мог скрыть даже самый искусный грим.

В этот час большинство сотрудников уже разошлись. В студии Эдди, заставленной прожекторами и зелёными экранами, царил уютный полумрак. В центре, под одинокой лампой, освещавшей клубящуюся в луче света пыль, стоял небольшой столик. На нём – шахматная доска из тёмного дерева с резными фигурами из обсидиана и мрамора. Эдди, по-домашнему уютный в своем зелёном, в розовую полоску свитере, склонился над доской, подпирая щёку рукой. Его обычно оживлённое лицо было сосредоточено. Напротив, в своей неизменной черной одежде, сидела Лилит. Её поза была прямой, лицо – невозмутимым полотном. Только глаза, серые и нечитаемые, жили своей собственной жизнью, стремительно сканируя поле боя.

– Эх, Лилочка, – вздохнул Эдди, передвигая слона. – Я же знал, что тебя заберут. Ты слишком яркая звёздочка, чтобы сидеть в моём скромном IT-царстве. Но скучаю я по тебе, чертовски. Здесь, без тебя, как-то пусто.

Лилит не ответила. Её тонкие пальцы потянулись к ладье, замерли на секунду в воздухе и совершили точный, молниеносный ход.

– Шах, – произнесла она тихо, её голос был ровным, без интонации. Эдди ахнул, откинулся на спинку стула и рассмеялся.

– Вот же ж! Совсем от рук отбилась без моего присмотра! Ладно, ладно… заслужила. – Он обнял себя за плечи, словно ему было холодно. – Ну, как ты там? В логове нашего тигра? Молли и Эрика кости уже грызут?

Лилит медленно перевела на него свой крестообразный взгляд.

– Они фон, который не влияет на работоспособность.

– А Сью? – осторожно спросил Эдди, наливая ей чай из термоса в маленькую фарфоровую чашку. – Она же, наверное, когти точит? – он подмигнул, – Не ревнуй, я всё равно тебя больше люблю.

На сей раз – пауза затянулась. Лилит взяла чашку, не поблагодарив, и сделала маленький глоток.

– Сьюзи Вэйл – эффективный механизм, – наконец, произнесла она, глядя на пар фигур. – Отлаженный и… предсказуемый. Она всегда работает по шаблону. Улыбка на 5.3 секунды, наклон головы на 17 градусов, дрожь в голосе с частотой 4 герца. Она репетирует каждую эмоцию. И выдаёт ожидаемый результат.

Эдди присвистнул.

– Вау, Лила, ты ее прям сканируешь. Жутковато, знаешь ли. Но, в чём-то ты права. Она – великая актриса. Просто… другого плана.

– Великая – в своём амплуа, – уточнила Лилит, и в её голосе прозвучала едва уловимая, ледяная прожилка. – Она продаёт мечту: глянцевую, розовую, душистую. Как те духи, что она рекламирует. Красивая упаковка – пустая внутри.

– Ой. – Эдди сделал преувеличенно испуганное лицо. – Да у тебя, оказывается, зубки-то острые. Я и не знал, что ты её так… не перевариваешь.

Лилит отпила ещё чаю. Казалось, она взвешивает каждое слово.

– Все шаблонные куклы – одинаковые. Прекрасные и идеальные. Я не ненавижу её. Я скорее… недоумеваю. Её успех построен на притворстве. Она носит маски даже тогда, когда в этом нет необходимости. Её настоящего лица, я уверена, не существует вовсе. – девушка снова сделала паузу. – Это… неэффективно.

Эдди внимательно смотрел на неё, и его голубые глаза стали серьёзными.

– А может, она просто боится его показать? Не у всех есть твоя… железная уверенность, звёздочка.

Лилит замолчала. Её взгляд снова утонул в шахматной доске, но было ясно, что она видит не её.

– Есть сцены, – начала она неожиданно тихо, почти невнятно, – которые она отыгрывает безупречно. Те, где нужны слёзы, радость, ярость. Чистые, сильные эмоции. Она проживает их… технически безупречно. – пауза. – Иногда, я ловлю себя на том, что наблюдаю за ней. За этими моментами. За этой… лёгкостью, с которой она изображает то, что другие пытаются скрыть.

Эдди замер. Он уловил то, что было спрятано за металлом и льдом. Не ненависть. Не презрение.

Зависть.

Лилит Блэквуд, холодная и самодостаточная – завидовала Сьюзи Вэйл. Не её славе или красоте, а её способности так легко, так виртуозно играть с эмоциями, которые сама Лилит, казалось, навсегда похоронила где-то глубоко внутри.

– Она – как открытая книга, которую все читают, но никто не понимает, – продолжила она, всё так же глядя в доску. – А её отношения с Эндрю…

– О! – оживился Эдди, почуяв смену темы. – Вот это я ждал, моя любимая тема! Ну, что там у них? Весь офис судачит. Он же с ней как с королевой, но вроде и… не совсем.

Лилит пожала плечами.

– Эндрю ценит её как инструмент. Идеально отлаженный механизм для создания нужного ему продукта. Он лепит из неё образ, который продаётся. Она, в свою очередь, пользуется его связями, его репутацией, его способностью делать её звездой. «Романтика?» – она произнесла это слово с почти что презрением. – Её нет. Есть взаимовыгода. Он её контролирует, она позволяет себя контролировать в обмен на статус. Он не воспринимает её всерьез. А она… она верит в ту сказку, которую они вместе продают.

Эдди тихо вздохнул.

– Грустная какая-то история получается…

– Это не история, – поправила его Лилит, – это контракт. Без эмоциональных рисков. Для них обоих – это самый безопасный вариант.

Она сделала ещё один ход. Тихий, точный и безжалостный.

– Мат.

Эдди аж подпрыгнул, уставившись на доску.

– Да как так-то! Лила! Ну нельзя же так! – Он засмеялся, сдаваясь, и потянулся через стол, чтобы потрепать её по плечу. Она не отстранилась, лишь слегка напряглась, терпя его тактильность. – Ладно, признаю поражение. Ты беспощадна.

Лилит медленно встала, поправила платье. Её рука неуклюже зацепила край шахматной доски, и одна из тяжелых мраморных фигур, король – с глухим стуком упала на пол, покатившись под стол.

– Не надо, – хлёстко отрезала она, увидев, как Эдди тут же наклонился, чтобы поднять её. Её голос был резким, почти испуганным, будто принять помощь – было равносильно признанию в страшной слабости. Для Эдди – это было маленьким, но знакомым ударом под дых. Но его улыбка не дрогнула.

– Да ладно тебе, Лилочка, – мягко сказал он, уже нагибаясь. – Я же рядом.

Он легко отстранил её руку, нашел фигурку в тени под столом и вложил в её холодные, неподвижные пальцы. Его прикосновение было быстрым и бережным, без намёка на упрек.

– Вот, держи. Не теряй своего короля. Без него, как-то не по себе, правда?

Лилит молча сжала фигурку в кулаке, не глядя на него. В её глазах, на секунду, промелькнуло что-то помимо отстранённости – смущение, досада, – но лицо быстро вернулось к абсолютному бесстрастию.

– Спасибо за партию.

Она развернулась и вышла из студии, оставив его одного в круге света с проигранной партией. Эдди ещё какое-то время сидел, глядя на закрытую дверь. Потом тихо улыбнулся.

– Врёшь ты всё, звёздочка, – прошептал он себе под нос, качая головой. – Сильно врёшь. Играешь в свою сложную игру. И я ещё не знаю, каков в ней твой выигрыш.

А в тени коридора, за углом, прислонившись к стене, стояла Сьюзи. Она пришла вернуть забытый накануне клатч. И стала невольной свидетельницей последней минуты их разговора. До неё донеслись лишь обрывки: «…механизм… пустая внутри… не воспринимает всерьёз…» Её рука сжала бархатную ручку сумочки так, что пальцы побелели. Холодная ярость – острая и безмолвная, затопила её. Так вот, что они о ней думают. Оба.

Она резко развернулась и пошла прочь, её каблуки гулко отстукивали по мраморному полу, нарушая вечернюю тишину VESTA. В её глазах, наконец, вспыхнула не наигранная, а самая что ни на есть настоящая эмоция.

Жгучая ненависть.

Глава 4: Фарфоровая трещина.

Давление, которое Эндрю оказывал на Сьюзи – стало другим. Тоньше, острее, смертоноснее. Оно уже не было грубой критикой на площадке; теперь – это было искусство психологической пытки, отточенное до совершенства.

Он мог пройти мимо, пока она позировала фотографу, и бросить через плечо, громко, чтобы слышали все: «Сью, солнышко, у тебя на зубах помада. Или это блик? А, нет, кажется, просто неестественная улыбка». И уйти, оставив её застывшую в фальшивой улыбке и шепот ассистентки: «Ничего нет, Сьюзи, он просто троллит».

Он мог встать позади оператора во время съемки чувственной сцены и прошептать ей так, что микрофон не улавливал, но она слышала идеально: «Сильнее, Вэйл. Изобрази хоть каплю настоящего презрения. Или ты уже разучилась после своих провалов?»

Каждое слово было уколом булавки в надутую мыльным раствором пузырь ее уверенности. Она улыбалась, отшучивалась, делала вид, что это просто его дерзкий стиль. Но внутри всё сжималось в комок ледяного ужаса. Его ухмылка, его темно-лиловый взгляд, скользящий по ней с оценкой, как по товару на полке, который вот-вот отправят в утиль – всё это сводило с ума.

Даже улыбки Эдди, когда он заскакивал в отдел – казались ей теперь фальшивыми, жалеющими. А взгляд их босса Эвелин, на утренней планерке – не гордым, а устало-разочарованным. И повсюду была Она – Лилит. Её ледяное спокойствие, её молчаливая эффективность были самым громким упреком. Проекты Эндрю стали мрачнее, словно он специально подстраивался под её ледяную структуру.

– Сью, милая, это платье тебя… полнит? – спросил Эндрю как-то утром, проходя мимо её столика для грима. Его взгляд скользнул по её фигуре с небольшой издевкой. – Или это свет такой? Ладно, не бери в голову.

Он не стал развивать тему, оставив её с этим ядовитым семечком сомнения. Позже, когда она задержалась на репетиции на долю секунды, чтобы перевести дух, он бросил с усмешкой: «Что, запыхались, Вэйл? Надо было меньше пирожных на прошлой неделе есть».

Вернувшись вечером в свою безупречно чистую, стерильную квартиру-шоурум в районе Аквамарин, с панорамным видом на сияющий огнями город, Сьюзи почувствовала, как с неё сползает последний слой лака. Тишина здесь давила громче, чем любой крик Эндрю.

Она прошла в спальню, сбросила с себя дизайнерское платье, стоившее как чья-то месячная зарплата, и встала на весы, задвинутые в самый темный угол. Цифры на табло замерли. Она прибавила. Всего килограмм. Никто бы не заметил. Но для её откалиброванного мира – это был вес целой планеты, обрушившейся на неё.

Паника, острая и тошнотворная, ударила в виски. «Запыхалась… Полнит…» – его голоса в голове звучали оглушительно. Ненависть ко всему – к нему, к этим требованиям, к самой себе – поглотила её.

Она сорвалась с весов и побежала на кухню. Холодильник был забит полезной, безвкусной едой в контейнерах. Но в верхнем шкафу, как запретный плод, лежала коробка роскошных трюфелей – подарок от спонсора. Она впилась в неё, сорвала крышку и начала есть. Не чувствуя вкуса, жадно, почти с животным аппетитом, засовывая конфеты одну за другой в рот, пытаясь заткнуть ими черную дыру, разверзавшуюся внутри.

Съела всё. До последней крошки. Стоя у мойки и задыхаясь. Потом пришло осознание. С новым витком ужаса она рванулась обратно к весам.

Цифры стали еще больше.

Тихий стон вырвался из её груди. Она схватила с туалетного столика сантиметровую ленту. Резко обернула ее вокруг талии, затянула так, что та больно впилась в кожу. Она смотрела в своё отражение в зеркале – широкие от страха розовые глаза, – и медленно отпустила ленту.

Результат был хуже, чем неделю назад. Всего на сантиметр. Но этого было достаточно.

Нервный срыв был мгновенным и тотальным. С истеричным воплем она швырнула ленту в зеркало.

– Идеальной! Я должна быть идеальной! – вопила она, хватая с полок флаконы духов, тюбики с кремами, палетки теней и швыряя их на пол с силой, которой сама от себя не ожидала. Стекло билось, рассыпаясь тысячами осколков, густой, удушливый аромат дорогого парфюма заполнял воздух, смешиваясь с запахом её страха и ярости.

Она опрокинула стул, смахнула со стола хрустальную вазу с орхидеями, рвала журналы со своими безупречными лицами на обложках. Она уничтожала тот самый глянцевый, сияющий мир, который сама же и выстроила, этот безупречный фасад, за которым не было ничего.

В какой-то момент, поскользнувшись на разлитой жидкости для снятия макияжа, она резко дернулась и острой гранью разбитого флакона провела себе по щеке. Резкая, обжигающая боль на секунду остудила её пыл. Она замерла, тяжело дыша, и подошла к уцелевшему осколку зеркала.

По её идеальной, сияющей коже стекала тонкая, алая ниточка крови. Царапина. Неглубокая, но заметная.

И тут её накрыла новая, всепоглощающая волна паники. Хуже, чем от весов. Хуже, чем от беспорядка.

«Эндрю… Он заметит. Он заметит обязательно. Спросит, что это. А я что скажу? Что я билась в истерике, потому что поправилась на килограмм? Он высмеет меня. Он посмотрит на меня с этим своим презрением и скажет, что я слабая. Ненадёжная. Что я ломаюсь. И тогда… тогда всё. Всё кончено. Он найдет мне замену. Найдет её».

Мысль о Лилит, идеальной, бесстрастной Лилит, которая наверняка никогда в жизни не позволяла себе такой истерики, которая даже кровью, наверное, не истекала – добила её окончательно.

Сью, дрожа, обхватила себя руками и медленно опустилась на пол среди осколков своего совершенства. Слезы текли по лицу, смешиваясь с кровью на щеке. Ненависть к Лилит, которую она испытывала секунду назад, сменилась всепоглощающей ненавистью к самой себе. К своей слабости. К своей потребности в одобрении. К этому телу, которое её предавало. К этому лицу, которое не было её настоящим лицом, а всего лишь товаром, и товар этот оказывался с браком.

Она сидела так, может, минуту, может, час, пока холод от мраморного пола не просочился сквозь кожу. Потом её взгляд упал на сумочку. Медленно, почти машинально, она подползла к ней, лихорадочно роясь внутри, пока пальцы не нащупали гладкий, холодный металл. Электронная сигарета. Её единственный, грязный, постыдный секрет. Тот, что помогал ей не есть после шести. Тот, что успокаивал нервы перед важными съемками.

Она затянулась глубоко, до хрипа в легких, выпуская клубы сладковатого пара с привкусом ванили и миндаля. Пар заволакивал её заплаканное, окровавленное лицо, скрывая его, как дымка скрывает изъян на драгоценности.

Затяжка. Ещё одна. Дрожь в руках понемногу стихла, сменилась ледяной, знакомой пустотой.

Она поднялась. С мрачным, застывшим лицом, по которому текли ручейки размазанной туши, она посмотрела на хаос вокруг. И включился автопилот. Тот самый режим, что позволял ей работать по двадцать часов в сутки.

Она нашла щётку, совок и начала мести осколки. Методично, тщательно, не пропуская ни одного. Собрала всё в пакет и завязала его намертво. Протёрла пол, убрала разлитую косметику. Поставила на место мебель. Действовала быстро, эффективно, без единой лишней эмоции.

Потом она прошла в ванную, закрыла дверь. Включила воду, чтобы заглушить любой звук. Она встала на колени перед унитазом. Два пальца в рот.

Потом – долгий, ледяной душ. Она тёрла кожу мочалкой, смывая с себя запах страха, духов и сладкой тошноты.

Завернувшись в халат, она снова подошла к зеркалу. Царапина. Теперь её нужно было замазать. Она нанесла тонкий слой тонального крема, консилер, пудру. Ни следа. Идеально.

Она посмотрела на своё отражение. Розовые, с сердцеобразными зрачками, которые, казалось, вот-вот почернеют, глаза были пустыми, как у куклы. Но на губах играла та самая, выверенная до миллиметра улыбка. Улыбка Сьюзи Вэйл.

Завтра ей предстояло надеть маску. Выйти к ним. Улыбаться. Сиять. И сделать так, чтобы никто, и особенно Эндрю, никогда не узнал, что внутри неё всё разбито вдребезги.

Она погасила свет и легла в постель, глядя в темноту на сияние неона за окном. Ненависть ушла вглубь, превратилась в холодную, твёрдую решимость. Она не сломается. Не позволит им победить. Особенно ей.

Глава 5: Брифинг у Эви.

Кабинет Эвелин был единственным местом в VESTA, где роскошь не кричала, а говорила спокойным, уверенным бархатным баритоном. Строгие линии мебели из темного венге, глубокая синева дорогого кашмирского ковра, поглощавшего шаги, панорамные окна во всю стену, открывавшие вид на сияющий небоскребами Аквамарин – здесь не было ни единого намека на легкомысленные сердечки или гламурный блеск, царившие в остальных уголках компании.