
Полная версия
Песнь Мятежа
Когда первый шок миновал, зверёныш задергал лапами. И волчица отпустила его. Теперь они мчались уже вчетвером, а грохот неведомого оружия закладывал уши.
Впереди – только травы да коряги, да пот заливал глаза. Казалось, еще немного, – и лапы откажут. Ах, как хотелось упасть и, вывалив язык, дышать, пока не успокоится колющее сердце. Но погоня продолжалась. Двуногие улюлюкали, кричали, они не собирались отставать. Они были злыми, эти огненные боги. Они хотели истребить всех! И один за другим на этой дороге остались лежать старшие братья.
А потом упала и мать. Вот тогда-то волчонок испытал весь ужас отчаяния. Он еще не осознал, что остался один на белом свете; но страх болевой волной прокатился по телу, и усталость ушла. Конечно, лапы все так же ныли, а голова болела, словно по ней колотили молотом; но оставалось одно главное желание: выжить.
И волчонок мчался, уже не видя дороги. Гром выстрелов ослабевал. Зверенышу удалось-таки вырваться из кольца окружения, уйти от погони. Он уже и сам понимал, что это было чудом. Мозг не выдерживал напряжения так же, как лапы уже не несли тело. Но волчонок бежал.
А потом смертельно уставший малыш рухнул под ель и уснул. Он был не в состоянии осознать всего происшедшего. Просто, зверёныш был еще слишком мал для подобных потрясений. И сон стал для него естественной отдушиной, спасением от безумия окружающего мира.
Но сон, не так давно был явью. Явью, обернувшейся кошмаром.
Когда начался дождь, волчонок еще спал.
И вдруг ударил гром. Насмерть перепуганный звереныш, вскочил на лапы. Он еще не понял, что ушел от погони, что это – не двуногие боги. Новую молнию, сверкнувшую между деревьями, малыш принял за вспышку выстрела. Отчаянно воя, он рванулся прочь.
А где-то далеко во всю глотку захохотал филин. Это небезызвестный Стагирит тайком от жены пробрался в тайник и опрокинул в себя целый графинчик мышанины на коньяке. Так что ему было от чего веселиться. «Все, – решил охмелевший пернатый философ, – сил моих больше нет! Не способен я к семейной жизни! Бежать отсюда нужно. Куда угодно и побыстрее».
Волчонок метнулся в чащу. Черные, развесистые лапы деревьев, казалось, ожили. Они так и норовили схватить за лапы, за хвост. Зверёныш несся прочь, визжа и не разбирая дороги.
А в это время Маурос уже вошел в дом Мерлина. И в небе, в серой пелене дождя, тут же зажглись магические письмена. Посвист ветра сводил с ума. Поднялся шум, гвалт, топот ног и пьяное уханье. Весь этот переполох разбудил даже дракона Альтосара, который мирно почивал в своем жилище, стоящем под вещим дубом.
Дракон этот от своих сородичей ничем особо не отличался, разве что чрезмерной занудностью да склочностью. Был он не таких уж и великих размеров: вместе с хвостом едва достигал двадцати метров, но, не смотря на это, мог поднять в воздух около десятка человек. Рога – символ драконьей мудрости и почтенного возраста – у него еще только начали проклевываться; и тот, кто видел его впервые, мог подумать, что костяные наросты на затылке – всего лишь пара набитых в драке шишек.
Вообще-то, дракон работал сторожем. Он охранял Шероиданский лес и дом Мерлина от непрошеных гостей. Об этом знали все в округе, и никто не совался сюда без нужды. Вот и спал дракон сутки напролет. А то, что совсем недавно под самым носом у этого охранника сновали люди с неведомым оружием из чужого мира, – ящера не волновало. Он обязан был беречь лес от местных обитателей, а не связываться с чужаками. Этим пусть занимаются соответствующие инстанции. А то, что Мерлин вернулся незаметно для Альтосара, так драконы не нанимались следить за всеми аномальными перемещениями своих хозяев.
Открыв мутный глаз и глянув на небо, в котором все еще пылали волшебные письмена, крылатый сторож тут же зажмурился. Змей благоразумно буркнул себе под нос, что он, Альтосар, вмешиваться ни во что не желает. Сделав вид, что ничего необычного не произошло, ящер принялся демонстративно похрапывать. Мол, спящих не бьют. И спроса с них тоже нет.
«Хорошо, что Мерлина все еще где-то носит. – думал Альтосар. – А то кому же охота ползти под дождем, только чтобы доложить, что в небе светятся буквы? Что мне, больше всех надо, что ли? Да и нет у меня ни какого материального стимула, чтобы из кожи лезть. Второй год из департамента вневедомственной муниципальной охраны надбавку к зарплате обещают, а сами даже отпускные не выплатили и материальную помощь зажилили. И «тринадцатую зарплату» урезали, а уровень инфляции, между прочим, повысился на целых шесть процентов! Зато не забыли подоходный налог поднять с восьми аж до тринадцати процентов! Пусть здесь теперь хоть пожары бушуют, мое дело – охранять, а не бороться с мировым Злом».
Дождь усиливался. Это еще больше навевало сладкую истому. Альтосар нежился и млел в своем дозорном пункте.
Драконий приют имел вид гигантского шалаша, у которого было только две стены: наваленные друг на друга они образовывали треугольник. Ни дверей, ни окон тут не было. Но создать хоть какую-то видимость уюта дракон все же соизволил. Альтосар установил таблички возле обоих проходов в шалаш с надписями: «ВХОД» и «НЕВХОД». Впрочем, это было понятно и без указателей, потому, что у «НЕВХОДА» скопилась большая куча отходов и нечистот. Никому бы и в голову не пришло лезть к дверям через огромную смердящую кучу.
В очередной раз грохнул гром.
«Надо бы через профсоюз выбить себе путевку на целебные воды. – Думал Альтосар. – А еще лучше – в санаторий. Чтобы вокруг: море, солнце, пляж. Грязевые ванны. Бромированный кальцитроп в рюмочке. Красота. А главное – ни какой работы. Только еда и драконессы».
И тут на разомлевшего, но бдительного стража налетел какой-то мокрый, дрожащий от холода и страха, отчаянно скулящий комок шерсти.
Альтосар громко икнул и подумал, что давно пора сдать экзамен, и получить лицензию на право использования естественного горлового поражающего огня.
Осторожно открыв левый глаз, охранник увидел волчонка.
– Тьфу, ты! – в сердцах сплюнул дракон. – Да провались и ты, и эта долбанная работа к Мерлину! И чтоб глаза мои больше не видели всех этих безграмотных тварей! Аддорам Шамкудар! Ведь специально для таких вот остолопов написано: «ВХОД»! А это значит: стучать нужно, погодой интересоваться, ценами. Ну и молодежь пошла: никакого внимания, уважения; никакого понятия об этикете и правилах хорошего тона. И куда мы катимся? В наше время такого не было…
Все драконы в Эйроланде, как прямые потомки божественного Шина, обладают не только разумом, но и изрядными магическими способностями. Поэтому слова Альтосара, брошенные в гневе, имели вес. Драконья магия бешеным вихрем закружила потерявшегося волчонка, пронесла звереныша по воздуху и вышвырнула прямо в незапертые двери мерлиновской хибары. И, конечно же, это произошло в тот самый момент, когда старый чародей через магический кристалл попал под чары Жругра.
Дабы не компрометировать будущего национального героя, лучше вовсе не уточнять, влетел ли волчонок в комнату ясным соколом или мокрой курицей. Гораздо важнее было то, что он в своем свободном планирующем полете умудрился сбить Нилрема с ног, выбить из рук волшебника хрустальный шар, и тем самым он разрушил магию уицраора.
Мерлин вяло ругнулся, раздраженно моргнул, и затянул заунывную волшебную песню. Воздух в комнате сгустился, и магический флер оплёл брошенный на пол хрусталь. Глаза в кристалле судорожно сжались от боли, а потом и вовсе исчезли. Шар снова стал прозрачным. И сразу стало легче дышать. Но волшебные паутинки все еще летали в воздухе и оседали на предметах.
Победив Жругра, волшебник первым делом схватился за поясницу, точно желая удостовериться, не отвалилась ли она во время магического поединка.
Маурос, пришел в себя лежа на полу. Он сел и с удивлением рассматривал подле себя то ли отрубленное щупальце, то ли безглавую змею багрового цвета. «Заговор», – подумал несостоявшийся диктатор, и в его холодных глазах полыхнул костер животного страха. Маурос еще не знал, что во время дворцового переворота от разъяренных охранников его спасла только воля Жругра. И она же направила его в дом Мерлина. Теперь щупальце демона было перерублено, вот оно и вышло из тела и сознания узурпатора; теперь оно извивалось, корчилось в предсмертной агонии. Оно еще не успело настолько прижиться в теле Мауроса, чтобы убить и его. Этому щупальцу всего-то было четыре дня отроду.
Скив тоже очнулся. Он с удивлением отметил, что все его тело онемело, стало точно каменным. Толстяк видел, как лежащий в углу звереныш медленно превращается во что-то другое, но ни крикнуть, ни убежать Скив почему-то не мог.
Волчонок рос и трансформировался прямо на глазах. Звереныш перерождался.
Через мгновение на месте волчонка появился человек.
– Что это?! – с удивлением и страхом воскликнул тот, кто секунду назад был зверем.
Мерлин, развернулся на крик, вскинул руки, но, увидев своего спасителя, лишь виновато улыбнулся.
Звереныш превратился в худощавого парня, и теперь он с неописуемым ужасом рассматривал собственные руки. При этом он слегка подвывал и двигал нижней челюстью.
Тройное заклятие: Альтосара (дабы сей, почтенный дракон не видел более «безмозглой твари»), Жругра (усыпляющее и умерщвляющее) и Мерлина (возвращающее к жизни), – дало непредсказуемый эффект. Теперь звереныш вынужден был доживать свой век в человеческом обличии. Тройное заклинание изменило также и характер хищника, и его биологический возраст, и воззрения на мир, непонятным образом заложив в него многочисленные человеческие навыки и, тем самым, избавив от сложнейшей адаптации в неизвестном мире. И это было величайшее чудо!
Парня впоследствии так и прозвали – Волчонком.
Но больше всех от заклятий пострадал Скив. Магическая дуэль Мерлина и Жругра кончилась для него полным и безоговорочным окаменением.
Мерлин обошел вокруг статуи толстяка, постучал по ней пальцем, многозначительно проворчал:
– Малахит. Это вам не абы как. Малахитовая пыль – самая вредная, она оседает в легких. Как будем из Скива делать статую грациозного Хорхе, – ума не приложу!
Скив очень хотел сказать, что хорошего человека должно быть много, что количество рано или поздно переходит в качество, что это полное свинство – превратить его в камень, предварительно не накормив (про съеденное мясо Скив давно благополучно забыл). Многое хотел сказать Скив, но не мог. И от этого было так горько, хоть плачь. Можно так и триста лет простоять истуканом, а собаки будут мочиться на каменные ботинки, и голуби – начнут гадить на голову и плечи. Тоска!
Волчонок продолжал исследовать свое новое тело, сжимая и разжимая пальцы, поднимая ноги, ощупывая на лице дугообразные черные брови, слегка скошенный нос, припухлые губы, остренький подбородок с юношеским мягким пушком.
Маурос, протирая свои бесценные брюки, елозил по полу, пытаясь подальше отодвинуться от багрового обрубка, из которого всё ещё сочилась черная, дурно пахнущая кровь. Он думал, что не показал при этих телодвижениях ни малейшего страха, хотя скулы его сводило, а глаза вылезали из орбит.
Мерлин задумчиво глядя то на статую, то на Волчонка, обернулся к несостоявшемуся узурпатору и зло обронил:
– Да прекратите вы шуршать! Туалет за домом, налево.
Маурос покрылся красными пятнами. Рот его перекосился от обиды. С губ вот-вот сорвалось бы ругательство, но диктатор сдержал себя. Он четко, по слогам, выдавил, брезгливо указывая на обрубок щупальца:
– Вессонский заговор существует. И доказательства этого прямо передо мною!
– Да сколько можно говорить: нет у нас вессонов. Никогда не было, и не будет! – взорвался волшебник, но тут его взор уперся в странный предмет, на который гордо указывал Маурос. – Вот те на…
– Что я говорил! – восторжествовал диктатор.
Мерлин склонился над обрубком и хлопнул себя по лбу:
– Ах, я старый дурак!
Волшебник метнулся к книгам, выхватил толстенный том в кожаном переплете и начал судорожно листать страницы: «Кирик. Камень изменника, находится в гнезде удода. Если положить на голову спящего, то узнаешь его мысли. Не то. Карбункул или пирий – кровавый гранат. Светится в темноте, ведьмачий амулет. Защищает от окаменения. Поздно. Керавний – синий кристалл. Рождается там, где ударила молния. Способствует завоеваниям. Используется в заклятие окаменения. Вот! Окаменение – полное или частичное. Полное – омертвление всех тканей и процессов в организме без возможности восстановления. Требует больших энергозатрат. Редко применимо. Частичное окаменение – процессы биохимического обмена заторможены. Заколдованный может осознавать себя. Расколдовать: облить статую кровью колдуна, нанесшего заклятие».
Мерлин с шумом захлопнул книгу. Где же взять кровь того демона, что тут безобразничал?
Волшебник прищурился и снова подошел к узурпатору:
– Вы позволите? – маг указал на щупальце.
– Сделайте одолжение. – ответил Маурос и боязливо отодвинулся в сторону.
Мерлин тем временем отнес обрубок на стол и принялся выдавливать черную кровь в пузатую колбу. При этом волшебник радушно щурился и как бы невзначай приговаривал: «Нам не страшен подлый Жругр! Хитрый Жругр! Злобный Жругр!»
От всего этого Маурос стал медленно приходить в себя. Он даже смог затравленно улыбнуться.
– Все ясно. – Мерлин вынес узурпатору суровый диагноз. – Жругр жил в вас, извиняюсь за сравнение, как глист. Сейчас одна из тысячи его лап мертва. Это именно она, отсечённая от уицраора, выпала у вас, хм… ну, не важно из какого места. Главное, теперь вы свободны от его власти.
– Да как вы смеете?! – поперхнулся обидой диктатор. – С чего бы это во мне жить таким тварям?
– А иначе, чем вы объясните присутствие мертвой лапы уицраора в моем доме? – усмехнулся чародей. – Да не расстраивайтесь вы так! В конце концов, ведь вышло же из вас это щупальце, а могло бы и остаться; зацепившись где-нибудь за какой-нибудь аппендицит. Было бы намного хуже.
О том, что люди обычно умирают вместе со щупальцами Жругра, Мерлин тактично промолчал.
Маурос состроил обиженно-высокомерную физиономию. Потрогав рукой брюхи, узурпатор покраснел, встал и начал спиной продвигаться к выходу.
Волчонок же, изучивший свое тело, принялся таращиться вокруг. Мир был удивительным, непривычным, странным, но совсем не страшным, даже уютным. Здесь было тепло, а после всего пережитого это оказалось весьма кстати. Юноша подпрыгнул, зашипел и бочком продвинулся к камину. Здесь было еще теплее. Смертельный огонь танцевал за решеткой, но он никого не жалил, не убивал. А двуногие боги казались растерянными.
Мерлин, напевая себе под нос, радостно отбросил выжатое щупальце, подхватил колбу с кровью и поспешил к статуе Скива. Осмотрев толстяка со всех сторон, волшебник глубокомысленно хмыкнул, и заглянул в каменные глаза. Ничего не произошло, но чародей почувствовал, что его видят.
– Вот и прекрасно! – и старик начал осторожно поливать из колбы лицо статуи, стараясь, чтобы кровь попадала на глаза и рот. Камень задымился.
– Великолепно! Чудесно! Все идет по плану! Вот так мы и оживляем статуи! – развеселился старый чародей и даже подпрыгнул, точно пятилетний мальчишка.
– Что за глупые шуточки?! – возопило ожившее лицо Скива. – Это совсем не смешно!
– Почему же? – искренне удивился Мерлин. – Я видел много статуй, но такую толстую, следовательно, уникальную, и, к тому же, говорящую, просто грех превращать обратно в человека. На одном показе можно сколотить целое состояние! Ты только представь, как мы развернемся!
– Да вы, что, издеваетесь? – заорал Скив и плюнул на пол.
– А вот мусорить не стоит, уборщицы у меня нет! – назидательно выговорил волшебник, подняв вверх указательный палец. – И не злись: все равно кровь Жругра кончилась, а без нее я бессилен.
– Как это: бессилен? Ты чародей или кто?
– Я – Великий Маг, – оборвал его Мерлин, – и по своей воле запросто могу превращать говорящие статуи в безмолвные. Советую учесть.
– Ну, так достань еще этой крови. – в голосе Скива появились умоляющие нотки.
– Все не так-то просто, – вздохнул чародей, – но обещаю: мы приложим все усилия, мы будем спешить.
Скив обречено вздохнул, и по щекам его покатились слезы. Мерлин достал из кармана большой, скомканный платок и старательно отер лицо толстяка:
– Не переживай. Вернем мы тебя к нормальной жизни.
Скив лишь печально улыбнулся.
Маурос в это время, стараясь не привлекать внимания, пятился к входным дверям. Это было забавное зрелище: величественный мужчина, неестественно прямо держащий спину и горделиво запрокидывающий голову, придерживая брюки, стремился улизнуть, точно нашкодивший карапуз.
– Так как же вас, милостивый государь, в диктаторы-то занесло? – обернулся Мерлин к узурпатору. – Ричарда вот убили, наследного принца хотели лишить венца и жизни. Не хорошо как-то получается, мерзопакостно! Вы не находите?
– А вы думаете нам, цареубийцам, легко? – возмутился Маурос и передернул плечами, при этом он сжал перед собой ладони в замок. – Тоже ведь не от хорошей жизни на мокрое дело ходим. У нас в Плайтонии, я полгода никуда не мог пристроиться. И не только каким-нибудь захудалым правителем, а даже дворником! И это – с высшим узурпаторским образованием! Предлагали, правда, детей учить королевской родословной, геральдике и символизму. Обещали платить по булке хлеба в день. А я, хоть и потомственный революционер-узурпатор, но тоже семью имею. Мне детей надо обуть, одеть, накормить и в школу отправить.
– Ну, хорошо, – улыбнулся волшебник, – а для чего ты тащился в такую даль? Ведь у магов редко водятся наличные, и заплатить за твою информацию я не смогу. Или Жругр до такой степени проник в твой мозг, что сам-то ты уже и думать разучился?
Маурос обиженно засопел:
– Да, иногда мною руководила какая-то сила, но я бы и шага не сделал, если бы не видел своей прямой выгоды. Я знаю, что Эдвард, действительно, попал под власть чудовища, и теперь сам во что-то превращается. А вы, как истинный патриот и экзорцист, либо убьете порождение тьмы, либо будете его лечить, – для меня это безразлично. Но, в любом случае, я автоматически могу стать королем-регентом. Хотя бы на неделю. А это вполне может поправить мое финансовое положение. Без этого мне явно не разделаться с растущими долгами. Согласитесь, это – шанс!
– А королевская казна не сильно оскудеет? – поморщился Мерлин. – Да и как быть с такими понятиями, как: честь, достоинство, благородство?
– Да бросьте вы! – Маурос вновь передернул плечами. – Все продается и покупается. Кто успел – тот и съел. Неужели вы верите, что у Ричарда была паранойя? Чушь! Да он был здоровее всех нас. Просто олигархи начали передел контролируемых территорий. Те бароны, что попали на костер в этом месяце, все как один были крупными финансовыми магнатами. Вертер – владелец угольных копий на границе Марогории. Зенон – бриллиантовый король. Кадэр – это Старградские железообрабатывающие комбинаты. Все плайтонцы в голос воют, что Ричард пустил под откос экономику страны, мол, это он все обложил нереально большими налогами. Но мы-то с вами понимаем, что ценовую политику диктует не король, а олигархи и члены королевской семьи. Ричард перекрыл денежный отток в Малую Эйрландию. А это оказалось невыгодно правящей верхушке. За убийство Ричарда мне заплатил лорд Баск, племянник этого самого короля, содержатель Рассовских судовых вервей. А вы говорите: честь, благородство…
Волчонок втянул голову в плечи и с ужасом слушал эти узурпаторские излияния. Новообращенный человек чувствовал, что боль и обида Мауроса была выстраданной, точно его собственные чувства во время погони. Но Волчонок не понимал, как можно вот так просто убить родственника. Волчий мир был очень похож на человеческий, но все-таки он был проще, гуманнее и чище. Стая загоняла животных только тогда, когда чувствовала голод; и убивала ровно столько, чтобы насытиться. А у людей, оказалось, уничтожают во имя идей. И это казалось диковинным.
– А ты циник. – покачал головой Мерлин.
– Это входит в основу профессии. – отмахнулся Маурос. – Моя курсовая работа по психологии жертвы заговоров и переворотов так и называлась: «Здоровый цинизм, как орудие против экстатического бессилия абсолютного добра». Я обучался своему ремеслу в Гэдориэле и, между прочим, имею красный диплом!
– И много вас, диктаторов с высшим образованием, слоняется по этим землям? – подал голос Скив.
– Раньше до государственных экзаменов допускали трёх – пятерых в год. И, знаете, у нас ведь высокая смертность, а производственные травмы государство не оплачивает. – Маурос демонстративно уставился остекленевшим взглядом куда-то в сторону, всем своим видом показывая, как тяжело ему общаться с существами, которые глупее его. Надменное лицо узурпатора словно кричало, что разговор окончен. И все присутствующие это почувствовали.
– Ну, что же, – подвел итог Мерлин, оглаживая бороду, – за честность спасибо, но деньги с небес не падают и на деревьях не растут. Давать милостыню узурпаторам нам, чародеям, не положено; но вот нанять тебя, как шпиона – это можно.
– Сколько? – сразу оживился Маурос.
– Столько, чтобы покрыть все твои долги на сегодняшний день. – усмехнулся чародей.
– Согласен! – сказал Маурос. – Что делать? Когда приступать?
– Сначала ты отправишься в Гэдориэль. Найдешь там салон красоты «Имидж Эйр». Скажешь им, что пришёл от меня, – Мерлин протянул узурпатору увесистый мешочек золота. – Объяснишь, что тебе требуется сделать пластическую операцию с подтяжкой лица и наращиванием волос. И чтобы никакой магии. Скажешь, что работаешь в Шестом отделе Центрального Разведывательного Комитета при департаменте Внешних Сношений. Запомнил?
– Договорились, – улыбнулся Маурос, опуская деньги в карман, лихо поднимая с пола свой плащ и кутаясь в него, – ну, я пошел?
– Погоди. – нахмурился Мерлин. – Не стоит скрываться с этими деньгами. Они меченые. В каждую монету вплавлен магический порошок. При попытке расплатиться этими монетами не в салоне «Имидж Эйр», тебя поймает охрана. У стражников нынче у всех есть звукоулавливающие талисманы. Так что пластическую операцию делать придется. Это в твоих же интересах. Эдвард – мальчик злопамятный. А его папу, как ни крути, убил именно ты. Встретимся через сутки в гостинице «Понурый Пони». Там тоже принимают мое меченое золото. Только сразу намекни, что деньги для тебя не проблема и тебя проведут в покои, не уступающие номерам гостиницы «Всехотел». Теперь на счет транспорта. Справа от двери стоит метла. Месяц назад я ее экспроприировал у одной ведьмы, нарушившей правила полета. Она превысила скорость на подходе к Бритой Горе и к тому же была за помелом в нетрезвом виде и обкурившаяся моригоблинником. Сама по себе метла отличная: ручной привод, четыре скорости, функция автопилота и автопосадки, даже выдвигающееся шасси есть. На ней ты доберешься до Гэдориэля часа за два. В обновленном виде я хочу внедрить тебя в обслуживающий персонал Эдварда.
Маурос заметно скис и поспешно вышел.
– Ох, уж эти мне борцы за социальное равенство… – пробурчал себе под нос чародей и направился к Скиву. – А ты вот что, голубчик: будешь у меня вместо сторожа, а то для вешалки ты больно грузен.
– Ну да, я всю жизнь мечтал ворон на огороде пугать, – тоскливо отозвался толстяк.
– Зачем сразу ворон? Вот, гости придут, станут в дверь стучать. А ты им крикнешь: «Господин Нилрем сейчас отсутствует, заходите в течение месяца». – утешил старик и принялся подвешивать к потолку пастуший рожок, укрепляя его так, чтобы он висел напротив губ статуи.
– А это еще зачем? – заволновался Скив.
– Ну, как же, – радостно отозвался маг, – воры придут, а ты им отбой сыграешь: они испугаются, и я услышу. Правда, замечательно?
– Впервые вижу колдуна, да и тот идиот… – проворчал Скив.
А Мерлин уже направлялся к отогревшемуся Волчонку:
– Ну, а с тобой, что прикажешь делать? Что ты, вообще, умеешь?
– Прятаться и убегать. – смутился Волчонок и втянул голову в плечи.
– И спасать глупых волшебников. – пробурчал себе под нос Мерлин, а громко добавил. – Хорошо, пока ты останешься здесь. А сейчас мы тебя оденем.
Нилрем порылся в сундуке, нашел старые штаны, латаную рубаху и кушак:
– Одевайся.
Волчонок долго и старательно облачался в одежду, попадая в рукава то ногой, то головой. Когда мальчишку нарядили, Мерлин нервно прошелся по комнате:
– Мне необходимо смотаться в одно местечко денька на два. Вот после моего возвращения и решим, как тебя отблагодарить, нечаянный герой.
– А нельзя меня отблагодарить прямо сейчас? – поинтересовался Волчонок.
– Это как же?
– Очень есть хочется…
Мерлин треснул себя по лбу, хлопнул в ладоши и, к немалому удивлению, как Волчонка, так и Скива, в комнате появился стол, накрытый белой скатертью и уставленный всевозможными лакомствами. Были здесь и осетрина, и икра черная, и язык говяжий заливной, и балык, и колбаса маговская, и копченые бараньи ножки, и жареная курица, и дымящиеся пельмени «Ленивые», и салаты: «сом под мантией», «углежорский», «старградский», «с леопардовыми пятнами» и «с усиками кальмаров». А, кроме того, на столе лежали надрезанные головки сыра: молододубовского, расского и верхнеплевенского, того самого, что едят только вместе с синей амебной плесенью. Из десерта были большой круглый масляный торт со взбитой сметаной и гутарной пудрой, шоколадные конфеты, йогурты «Недам» и «Дамдом», а также фрукты в хрустальных вазах.











