Последняя пощечина

Я лежала одна в чужой комнате, на надувном матрасе, и вдруг поняла – это моя жизнь теперь. Вот так. Одна. В тишине. Без кого-то рядом.

А ведь десять лет я не спала одна ни разу.

Даже когда мы ругались с Вадимом, даже когда я уходила спать в гостевую комнату – он приходил ночью, ложился рядом, обнимал меня, как будто ничего не было.

А теперь рядом никого нет. И не будет.

Слезы подступили к горлу. Я зажмурилась, пытаясь их сдержать.

Не надо. Не сейчас. Я уже столько наплакалась.

Но слезы не слушались. Они текли сами, горячими струйками по вискам, капали на подушку.

Я плакала тихо, без всхлипов. Просто лежала и пускала слезы.

Что я наделала? Зачем я все это начала? Может, нужно было остаться? Стерпеть? Как-то ужиться?

Но тут же другая мысль – холодная, трезвая:

«И что бы изменилось? Он бы ударил снова. И снова. И снова. Пока не сломал бы меня окончательно».

Я вспомнила тот вечер. Пьяную компанию. Кристину на шее у Вадима. Его пустой взгляд.

Нет. Назад дороги нет.

Я вытерла слезы рукавом и села на матрасе, обхватив колени руками.

Думала о Вадиме.

Впервые за все эти годы – не с обидой, не со страхом, не с ненавистью. Просто думала. Как наблюдатель. Как человек, который смотрит старый фильм.

Каким он был, когда мы познакомились?

Обаятельным. Смешным. Легким. Он умел рассмешить. Умел делать комплименты. Умел быть… интересным.

Я была влюблена. Безумно, глупо, по-студенчески влюблена. Он казался мне идеалом. Успешным, уверенным в себе. Он работал менеджером в какой-то компании, носил костюмы, говорил о карьере и перспективах.

А я была простой студенткой. Мне казалось, что он – недосягаемая мечта. И когда он предложил мне встречаться – я не поверила своему счастью.

Мы встречались год. Он дарил цветы, водил в кафе, говорил, что я самая лучшая. А потом предложил пожениться.

«Зачем тянуть? – сказал он. – Давай распишемся. Будем жить вместе. Я куплю квартиру, ты закончишь универ. Все будет отлично».

Я согласилась. Мне было двадцать два. Он был на два года старше.

Свадьба была скромной – родители, пара друзей, кафе. Я была счастлива. Мне казалось, что моя жизнь начинается.

А на самом деле она заканчивалась.

Квартиру Вадим так и не купил – оказалось, что та «успешная карьера» была выдумкой. Он работал обычным продавцом в мебельном салоне. С небольшой зарплатой и никакими перспективами.

Но ничего, думала я. Я закончу универ, найду работу. Мы вместе. Мы справимся.

Только я универ закончила, а работу не нашла. Потому что Вадим сказал: «Зачем тебе работа? Посиди дома. Отдохни. Я пока один зарабатывать буду».

Я послушалась. Потому что хотела быть хорошей женой.

Год прошел. Два. Три.

Я сидела дома. Готовила, убирала, стирала. Ждала его с работы. Встречала с ужином и улыбкой.

А он приходил все позже. Пил все больше. Говорил все грубее.

И однажды я поняла – я не жена. Я прислуга. Бесплатная, безропотная прислуга.

Но было уже поздно. Десять лет прошло. Десять лет жизни, которые я отдала человеку, который меня не ценил.

А ведь были хорошие моменты. Были. Я помнила их.

Как мы ездили на море, на третий год брака. Он тогда еще не пил так сильно. Мы загорали на пляже, купались, смеялись. Он носил меня на руках в воду, а я визжала от восторга.

Как он принес мне цветы на пятилетие свадьбы. Белые розы, мои любимые. Сказал, что я самая лучшая жена на свете.

Как мы смотрели вместе фильмы, сидя в обнимку на диване. Он гладил меня по голове и говорил: «Ты у меня такая умница».

Эти моменты были. Но они не перевешивали.

Они не перевешивали годы молчания. Годы упреков. Годы «ты ничего не умеешь», «ты никто без меня», «куда ты без меня денешься».

Они не перевешивали пощечину. Пьяную компанию. Унижение.

Наш брак был обречен с самого начала. Потому что Вадим не искал партнера. Он искал маму. Или служанку. Или просто удобный объект, на котором можно вытирать свои неудачи.

А я не искала мужа. Я искала спасителя. Того, кто решит за меня все вопросы, кто возьмет на себя ответственность, кто скажет: «Не переживай, я обо всем позабочусь».

Только вышло иначе.

Я стала его мамой. Его служанкой. Его объектом.

А он стал моей тюрьмой.

Десять лет в тюрьме. Десять лет, которые нельзя вернуть.

Но я вышла. Я вырвалась. Я свободна.

И пусть эта свобода сейчас выглядит как надувной матрас в убогой комнате на окраине. Это все равно свобода.

Рассвет я встретила у окна.

Не спала всю ночь. Просто лежала, смотрела в потолок и думала.

Когда за окном начало светлеть – я встала и подошла к окну.

Серое небо. Сизые облака. Двор, медленно просыпающийся под первыми лучами солнца.

Старые гаражи приобрели очертания. Качели на площадке застыли неподвижно. Окна в соседних домах начали загораться – люди просыпались, начинали свой день.

Я открыла окно. Холодный утренний воздух ударил в лицо. Я вдохнула глубоко – пахло осенью, сыростью, чем-то свежим.

Внизу прошла женщина с собакой. Маленький терьер бежал рядом, задрав хвост, принюхиваясь к каждому столбу.

Где-то вдалекезавелась машина.

Город просыпался. Просыпалась и я.

Я потянулась так, что хрустнули все кости. Шея затекла от бессонной ночи. Спина ныла от лежания на надувном матрасе.

Но мне было хорошо.

Впервые за долгие годы я просыпалась не женой. Не хозяйкой. Не функцией.

Я просыпалась просто Светой.

Светой Тихомировой. Тридцать два года. Одна. Без денег. Без имущества. С работой за копейки и съемной конурой на окраине.

Но я была собой. Настоящей. Живой.

Я посмотрела на часы. Половина седьмого. До работы еще два часа.

Я улыбнулась своему отражению в грязном окне.

Сегодня начинается моя новая жизнь.

И это было потрясающе.

Глава 14

Первый рабочий день начался с того, что я заблудилась в собственном подъезде.

Вышла из квартиры в половину восьмого, с запасом времени. Спустилась на первый этаж. Открыла дверь подъезда – и оказалась не на улице, а в каком-то техническом помещении с трубами и счетчиками.

Стояла и тупо смотрела на эти трубы, пытаясь понять, как я умудрилась выйти не туда.

– Не та дверь, девонька! – раздался знакомый голос сверху.

Я задрала голову. С третьего этажа, перегнувшись через перила, на меня смотрела Ираида Степановна. В том же халате, но уже без бигуди.

– Выход направо! Это у нас в подвал ведет!

– Спасибо! – крикнула я и поспешила к правильной двери.

Отличное начало. Заблудилась в подъезде. Вот это профессионализм.

Клиника «Четыре лапы» утром выглядела так же уютно, как и в субботу. Та же вывеска с котом и собакой. Те же горшки с геранью на подоконнике.

Я толкнула дверь и вошла.

В холле было пусто. Никого. Ни посетителей, ни сотрудников. Только тихо мурлыкало что-то в углу – я присмотрелась и увидела переноску, из которой торчала рыжая лапка.

Рыжик. Котенок, который выбежал ко мне на собеседовании.

Я подошла к переноске и заглянула внутрь. Он спал, свернувшись клубочком. Я осторожно просунула палец в дверцу и почесала его за ушком. Он даже не проснулся, только довольно вздохнул.

– Доброе утро, – раздался голос за спиной.

Я вздрогнула и обернулась.

Валентина Петровна стояла в дверях кабинета. Уже в белом халате, с папкой в руках. Строгая, собранная, деловая.

– Доброе утро, – выдавила я, отдергивая палец от переноски. – Извините, я…

– Ничего страшного. Рыжик любит, когда его гладят. – Она подошла ближе. – Рада, что не передумали. Проходите, покажу, где что.

Следующие полчаса она вводила меня в курс дела. Показала стойку администратора – длинную, с компьютером, телефоном, стопками бумаг.

– Это журнал записи на прием, – она открыла толстую тетрадь. – Здесь вы фиксируете всех, кто приходит. Кличка животного, имя хозяина, время, причина обращения. Разборчиво, пожалуйста. А то у нас тут была одна девочка, которая писала так, что сама потом не могла прочитать.

Я кивнула, разглядывая записи. Почерк у Валентины Петровны был четким, каллиграфическим.

– Телефон, – она постучала по старому кнопочному аппарату. – Звонков будет много. Люди спрашивают про цены, про график работы, записываются на прием. Здесь, – она достала листок, – прайс. Вот график приема врачей. Запоминайте.

Я пробежалась глазами по прайсу. Консультация – тысяча рублей. Вакцинация – от пятисот. Стерилизация кошки – четыре тысячи.

– А если спрашивают про что-то, чего нет в прайсе?

– Уточняете у меня или у доктора Крылова. Он у нас главврач. Сейчас еще не пришел, но скоро будет. Кабинет крайний, по коридору налево.

Доктор Крылов. Главврач. Тот самый человек, который меня нанял.

Точнее, которого я еще даже не видела. На собеседовании была только Валентина Петровна.

– Ладно, – Валентина Петровна захлопнула журнал. – Вопросы есть?

– А если… – я замялась. – А если животное агрессивное? Или кидается?

Она усмехнулась.

– Тогда не лезете. Зовете меня или доктора. Это их работа, а не ваша. Вы – администратор. Встречаете, провожаете, записываете. Не ветеринар. Запомнили?

– Запомнила.

– Отлично. Тогда за работу. Посетители обычно с девяти начинают приходить.

Она ушла в свой кабинет. Я осталась одна за стойкой администратора.

Моя стойка. Мое рабочее место.

Я села на стул, положила руки на стол и посмотрела на телефон, компьютер, журнал.

Моя первая работа.

Внутри что-то сжалось – то ли от волнения, то ли от страха.

А что если я не справлюсь? Что если наделаю ошибок? Что если меня уволят в первый же день?

Телефон зазвонил, оборвав мои мысли. Я вздрогнула и уставилась на трубку, как на гранату.

Он звонил. Настойчиво. Громко.

Я судорожно схватила трубку.

– Клиника «Четыре лапы», здравствуйте! – выпалила я на одном дыхании.

– Добрый день, – раздался мужской голос. – Скажите, вы кастрируете котов?

Я заглянула в прайс.

– Да. Кастрация кота – три тысячи пятьсот рублей.

– А записаться можно?

– Конечно. На какое время?

– Ну, желательно сегодня…

– Одну минуту, – я полистала журнал. – Сегодня у нас… есть окошко в три часа дня. Подойдет?

– Подойдет. Записываете?

– Да. Ваше имя?

– Игорь Викторович Семенов. Кота зовут Барсик.

Я старательно записала: «15:00 – Семенов И.В., кот Барсик, кастрация».

– Записала. Ждем вас в три часа. С животным желательно не кормить с утра.

– Хорошо. Спасибо!

Он повесил трубку. Я положила трубку обратно и выдохнула.

Получилось. Я приняла звонок. Записала клиента. Без ошибок.

Может, я действительно смогу.

К одиннадцати часам я приняла уже восемь звонков, записала пять клиентов и даже успела заварить себе чай на крошечной кухоньке в подсобке.

Посетители приходили один за другим. Женщина с больным хомяком (хомяк, как выяснилось, весил под килограмм и еле влезал в переноску). Пожилой мужчина с канарейкой. Молодая пара с щенком лабрадора, который пытался всех облизать и тащил хозяйку за собой на поводке.

Я встречала всех, записывала в журнал, провожала в кабинет. Старалась улыбаться и говорить спокойно, хотя внутри все дрожало от волнения.

Мне даже начало нравиться.

И тут в дверь влетел он.

Огромный мужчина – под два метра ростом, широкий в плечах, с красным лицом. В руках он держал поводок, на конце которого дергался, рычал и скалился гигантский ротвейлер.

– Помогите! – заорал мужчина. – Он что-то проглотил! Задыхается!

Ротвейлер действительно хрипел, пытаясь вырваться. Намордник съехал набок, оголяя клыки. Пена капала с пасти.

Я вскочила из-за стойки.

– Сейчас! Валентина Петровна!

Женщина с хомяком завизжала и прижала переноску к груди. Пара со щенком отпрыгнула к стене.

Ротвейлер рванул в сторону переносок, стоящих на стульях. В одной из них сидел чей-то кот. Пес учуял его и бросился туда, срываясь с поводка.

Мужчина едва удержал его.

– Рекс! Нельзя! Фу!

Но Рекс не слушался. Он тянул к переноске с такой силой, что мужчина начал скользить по полу следом за ним.

Я, не думая, метнулась к переноске и схватила ее, загораживая собой.

– Назад! – крикнула я псу, поднимая переноску над головой.

Ротвейлер подпрыгнул, пытаясь достать. Огромная пасть щелкнула в десяти сантиметрах от моего лица.

Я отшатнулась, споткнулась о стул и полетела назад.

Упала, но переноску удержала. Хотя содержимое переноски – толстый серый кот – заорало так, что, наверное, весь подъезд услышал.

И тут все закончилось.

Чья-то рука схватила меня за плечо и грубо, но не больно отодвинула в сторону. Я упала на пол, переноску выронила из рук.

Передо мной встал мужчина.

Высокий – выше даже хозяина ротвейлера. Широкие плечи. Белый халат. Короткая стрижка. Спокойное, серьезное лицо.

Он повернулся к ротвейлеру.

– Рекс, – сказал он. Не крикнул. Не заорал. Просто сказал. Тихо. Уверенно. – Сидеть.

Ротвейлер на секунду замер. Посмотрел на мужчину. И… сел.

Просто сел. Перестал рваться. Перестал рычать.

Мужчина подошел ближе, присел на корточки перед псом. Поправил намордник. Почесал его за ухом.

– Молодец, – сказал он тихо. – Хороший мальчик.

Ротвейлер завилял хвостом.

Я сидела на полу и смотрела на эту картину, не в силах пошевелиться.

Что это было? Магия? Гипноз?

Мужчина встал и повернулся к хозяину пса.

– Проходите в кабинет. Сейчас осмотрим.

Хозяин, красный и потный, кивнул и потащил ротвейлера в коридор. Пес послушно пошел следом, больше не рычал.

Мужчина проводил их взглядом. Потом повернулся ко мне.

– Вы в порядке?

Я открыла рот. Закрыла. Открыла снова.

– Я… да… вроде…

Он протянул мне руку. Я, все еще в ступоре, взялась за нее. Он помог мне подняться.

Его рука была большой, теплой. Крепкой.

– Доктор Крылов, – представился он. – Антон Викторович. А вы, наверное, новый администратор?

Я кивнула, не в силах вымолвить слово.

Доктор Крылов. Главврач. Тот самый человек, который нанял меня не глядя.

И, судя по всему, только что спас мне жизнь.

– Светлана, – выдавила я наконец. – Света… Тихомирова.

Он улыбнулся. Очень легко. Уголки глаз сморщились в морщинки.

– Добро пожаловать в команду, Светлана, – сказал он. – У нас тут, как видите, не скучно.

Я попыталась ответить, но из меня вышел только нервный смешок.

Он посмотрел на меня внимательнее.

– Вы уверены, что все в порядке? Не ударились?

– Нет, я… вроде нормально. Просто… – я посмотрела на свои руки. Правая ладонь была оцарапана – видимо, когда я падала. Несколько красных полос, из которых выступали капельки крови.

Антон заметил царапину.

– Идемте, обработаю, – сказал он. – А то еще инфекция.

– Да нет, все нормально, это ерунда…

– Идемте, – повторил он, уже не спрашивая.

И я, как послушный ребенок, пошла за ним следом.

Валентина Петровна, которая наблюдала за всей этой сценой из дверей своего кабинета, покачала головой и усмехнулась.

– Ну все, Светлана. Теперь вы официально прошли боевое крещение.

Глава 15

Кабинет доктора Крылова оказался маленьким, но на удивление уютным.

Стол, два стула, кушетка у стены. Шкаф с лекарствами. Весы для животных в углу. На стене – плакаты с изображением собак и кошек разных пород. И почему-то календарь с пейзажами Байкала.

Антон жестом показал мне на кушетку.

– Садитесь.

Я села. Кушетка хрустнула под моим весом – одноразовая простыня, натянутая поверх клеенки. Я чувствовала себя пациентом. Или, скорее, подопытным кроликом.

Он подошел к шкафу, достал пузырек с перекисью, вату, пластырь. Потом повернулся ко мне и присел на корточки рядом с кушеткой, оказавшись на одном уровне со мной.

– Дайте руку, – попросил он.

Я протянула оцарапанную ладонь. Он взял ее в свои руки – осторожно, как будто боялся сделать больно. Его пальцы были теплыми, немного шероховатыми. Я заметила несколько старых шрамов на тыльной стороне его ладоней – белые, едва заметные полоски.

– От работы, – пояснил он, заметив мой взгляд. – Животные кусаются. Даже самые милые.

– А вы их не боитесь? – вырвалось у меня.

– Боюсь, – спокойно ответил он, смачивая вату перекисью. – Но уважаю. Если знаешь, как с ними обращаться, они редко нападают просто так. Обычно это страх. Боль. Стресс.

Он прижал вату к царапинам. Зашипело, закололо. Я непроизвольно дернулась.

– Терпите, – сказал он. – Сейчас пройдет.

Я сидела, стиснув зубы, и смотрела, как он аккуратно обрабатывает царапины. Движения уверенные, точные. Ни одного лишнего. Он явно делал это тысячу раз.

От него пахло антисептиком и чем-то еще. Чем-то спокойным. Как будто само его присутствие делало пространство вокруг тише и безопаснее.

– Простите, – выдавила я, не выдержав молчания. – Я не должна была лезть. Это было глупо.

Он поднял глаза и посмотрел на меня. Серьезно, но без осуждения.

– Глупо, но смело, – сказал он. – Рекс, кстати, парень неплохой. Просто у него сегодня стресс. – Он снова посмотрел на мою руку, продолжая обрабатывать царапины. – Вы ему, кажется, понравились.

Я фыркнула.

– Да ну. Он на меня едва не кинулся.

– Он не на вас кинулся. Он кинулся на кота, – поправил Антон с едва заметной усмешкой. – А вы просто оказались между ним и целью. Вообще, Рекс не на каждую женщину так бросается.

Я не поняла, шутит он или нет. Но уголки его губ дрогнули, и я поняла – шутит.

Я рассмеялась. Нервно, но искренне. И напряжение, которое сковывало меня с момента падения, немного отпустило.

– Значит, я должна быть польщена? – спросила я.

– Безусловно, – кивнул он с серьезным видом, но глаза смеялись. – Рекс – очень избирательный джентльмен.

Он закончил обрабатывать царапины, отложил вату и достал пластырь. Не обычный, телесный, а детский – с нарисованными веселыми щенками.

Я уставилась на пластырь.

– Это единственное, что есть? – спросила я, пытаясь не улыбаться.

– К сожалению, да, – он начал заклеивать царапины. – Детям нравится. Взрослые иногда жалуются, но что поделать. Зато весело.

Я посмотрела на свою руку, украшенную щенками. Выглядело… нелепо. Но почему-то мило.

– Ну вот, – сказал Антон, отпуская мою руку. – Теперь вы официально прошли боевое крещение. Можете возвращаться на пост.

Он встал, я тоже поднялась с кушетки.

– Спасибо, – сказала я тихо. – За… ну, за все. За то, что Рекса остановили. За то, что руку обработали.

– Не за что, – он пожал плечами. – Это моя работа. Ну, останавливать псов – не совсем моя работа, но тоже входит в обязанности.

Я улыбнулась.

– А еще я хотела сказать… – я замялась. – Извините, что в первый же день такое. Наверное, вы пожалели, что меня наняли.

Антон остановился у двери и посмотрел на меня.

– Светлана, если бы я жалел о каждом решении, которое принимаю, я бы уже давно открыл приют для бездомных сожалений, – сказал он спокойно. – Вы откликнулись на экстремальную ситуацию. Неправильно, но инстинктивно. Это говорит о вас больше, чем любое резюме.

Он открыл дверь, пропуская меня вперед.

– И, Светлана…

Я обернулась.

– Больше, пожалуйста, не бросайтесь на ротвейлеров, – сказал он с легкой усмешкой. – У меня на вас большие планы. Как на администратора.

Он подмигнул мне – легко, по-дружески – и вернулся в кабинет к Рексу и его хозяину.

Я стояла в коридоре с забинтованной рукой, украшенной веселыми щенками, и не могла сдержать улыбку.

Впервые за много лет кто-то поблагодарил меня не за то, что я сварила борщ или погладила рубашку. А за то, что я сделала что-то смелое. Пусть и глупое.

Впервые за много лет кто-то не обесценил мой поступок, не сказал «зачем ты полезла, дура».

Я вернулась к своей стойке. Села на стул. Посмотрела на свою руку со щенками.

И улыбалась.

По-настоящему.

Остаток дня прошел спокойнее. Рекса, как выяснилось, привезли с проглоченным носком (зачем псу понадобилось жрать носки – загадка природы). Антон извлек носок, хозяин расплатился и увез своего монстра домой.

Я принимала звонки, записывала клиентов, встречала посетителей.

К концу дня я уже не так нервничала. Руки перестали дрожать. Голос стал увереннее.

В шесть вечера Валентина Петровна подошла к моей стойке.

– Ну что, пережили первый день? – спросила она.

– Вроде да, – кивнула я.

– Молодец. Завтра будет легче. Привыкнете. – Она положила на стол ключ. – От клиники. На случай, если я или доктор не успеем. Приходите к девяти, открываете. Закрываете в шесть. Ясно?

– Ясно.

Она кивнула и ушла в свой кабинет. Я смотрела на ключ. Обычный металлический ключ на брелоке с логотипом клиники.

Мне доверили ключ. С первого дня.

Я взяла его и сжала в руке. Холодный, тяжелый. Настоящий.

В дверь кабинета Антона заглянула Валентина Петровна.

– Антон Викторович, я пошла. У вас еще кто-то есть?

– Нет, последний ушел. Я тут документы дооформлю и тоже закончу.

– Хорошо. До завтра.

Она вышла. Дверь клиники хлопнула. Я осталась одна.

Ну, почти одна. Где-то в кабинете Антон шуршал бумагами.

Я собрала свои вещи, выключила компьютер. Взяла сумку.

– Светлана? – позвал меня Антон из своего кабинета.

Я заглянула в дверь.

– Да?

Он сидел за столом, разбирая какие-то документы. Поднял голову и посмотрел на меня.

– Вы давно в этом районе живете? – спросил он.

Вопрос застал меня врасплох.

– Нет. Я только вчера переехала.

– Понятно, – кивнул он. – Просто район не очень, особенно вечером. Если нужно будет подвезти – говорите. Мне все равно по пути.

По пути. Он даже не знал, где я живу. Но предложил подвезти.

– Спасибо, – сказала я. – Но сегодня нормально. Не поздно еще.

– Ладно. Тогда до завтра. И… – он замялся. – Хорошо сработали сегодня. Серьезно.

Я улыбнулась.

– Спасибо. До завтра.

Я вышла из клиники, закрыла дверь на ключ. Постояла на крыльце, вдыхая вечерний воздух.

Мой первый рабочий день закончился. Я не облажалась. Не получила выговор. Меня даже похвалили.

Я посмотрела на свою руку с пластырем. Веселые щенки глядели на меня с повязки.

Идиотский пластырь. Но, если честно, лучший подарок, который я получала за последние годы.

Я пошла к автобусной остановке, улыбаясь.

Глава 16

Неделя пролетела так быстро, что я даже не заметила, как из новенькой администратора превратилась в… ну, почти опытную администратора. По крайней мере, я уже не вздрагивала при каждом лае из кабинета и научилась с ходу отличать срочный случай от «а можно к вам без записи, кошечка просто немножко чихает уже третий день».

Работа оказалась неожиданно приятной рутиной. Валентина Петровна по-прежнему общалась со мной в тональности строгой классной руководительницы, но уже не смотрела так, будто я вот-вот украду пузырек с валерьянкой. Антон здоровался по утрам, иногда приносил мне кофе из своего кабинета – просто так, между пациентами. Мы почти не разговаривали, но это было приятное, комфортное молчание.

Пластырь со щенками на моей руке уже начал отклеиваться по краям, но я не спешила его менять. Идиотский сувенир с первого рабочего дня.

Деньги я получила только в конце второй недели – аванс, пятнадцать тысяч из обещанных двадцати пяти. Валентина Петровна вручила мне конверт с такой торжественностью, будто посвящала в рыцари.

– Держи, – сказала она. – Заработала.

Я смотрела на эти купюры и чувствовала себя миллионершей. Мои деньги. Заработанные мной. Не выпрошенные у мужа с унизительными объяснениями «на что тебе опять понадобилось».

Первым делом я купила себе настоящую подушку вместо скатанного в рулон свитера. Потом – нормальную сковородку, потому что та, что оставила предыдущая съемщица, больше напоминала археологическую находку. И пачку хорошего чая. И печенье. И стиральный порошок, чтобы перестать таскать вещи к Марине.

Квартира оставалась убогой, но теперь это была убогая квартира с подушкой, чаем и печеньем. Прогресс.

В пятницу вечером я решила заняться ремонтом. Вернее, попыткой замаскировать самые вопиющие косяки. Обои на стене у окна отходили целым клочком, обнажая серую, облупившуюся штукатурку. Я купила на рынке тюбик обойного клея за сорок рублей – продавщица обещала, что он «держит намертво, хоть танк клей».

Теперь я стояла у стены с этим тюбиком в одной руке и шпателем сомнительной чистоты в другой, пытаясь понять, как, черт возьми, приклеить обои так, чтобы они не съехали через пять минут.

За окном уже стемнело. В комнате горела единственная лампочка – голая, без плафона, отбрасывающая резкие тени. Очень атмосферно. Если бы я снимала артхаусное кино про нищету, декорации были бы идеальными.