Пробуждение

Кристина Солт

Пробуждение

Сердце в осколках тумана

Пролог

Туман. Он был первым, что я увидел, и последним, что запомнил. Не обычная утренняя дымка, а плотное, молочное марево, пахнущее озоном и чем-то еще, древним и чужим. Оно спустилось на ночной Новосибирск внезапно, словно город накрыли гигантским влажным саваном. Фонари превратились в размытые желтые пятна, а звук собственного шага тонул в вязкой тишине.

Я, Алексей Волков, архитектор, возвращался домой после сдачи сложного проекта. Уставший, но довольный. В руке – бутылка неплохого вина для моей жены, в голове – планы на выходные. Обычная жизнь обычного человека.

На перекрестке, где не работал светофор, туман сгустился до предела. Я почти ничего не видел. И вдруг в самом его сердце, прямо посреди дороги, я заметил его. Артефакт. Он не лежал на асфальте, а висел в метре над ним, медленно вращаясь. Небольшой, размером с кулак, он был сделан из материала, похожего на обсидиан, но внутри него переливались мириады крошечных огней, словно пойманная в ловушку галактика.

Завороженный, я шагнул к нему. Логика кричала: “Беги!”, но любопытство, древний двигатель человечества, оказалось сильнее. Я протянул руку. В тот момент, когда мои пальцы коснулись его холодной, идеально гладкой поверхности, мир взорвался беззвучной вспышкой белого света.

А потом была только боль и ослепительная лампа над головой.

Часть 1: Бесконечный Коридор

Глава 1: День Сурка

Яркий свет. Он бил в глаза, заставляя их слезиться. Я лежал на чем-то жестком и холодном. В нос ударил резкий запах антисептика и стерильности. Боль пульсировала в висках, но не она была главной. Главным было тотальное, абсолютное непонимание.

«Пациент пришел в себя», – раздался спокойный, лишенный эмоций мужской голос.

Я с трудом разлепил веки. Надо мной склонилось лицо в медицинской маске. Глаза за стеклами очков были холодными, как лед.

«Где я? Что случилось?» – прохрипел я. Горло саднило, будто я кричал несколько часов подряд.

«Вы в безопасности, Алексей. В Научно-исследовательском институте «Эгида». У вас была… авария. Амнестический синдром. Не волнуйтесь, мы вам поможем».

Голос принадлежал человеку, которого я позже узнал как доктора Аронова. Его спокойствие было неестественным, как гладь замерзшего озера, под которой скрывается бездонная глубина.

Мне вкололи что-то в вену. Мир поплыл, и я снова провалился в небытие.

Проснулся я в небольшой комнате. Стены, пол, потолок – все было из гладкого, бесшовного белого полимера. Из мебели – только койка, на которой я лежал, вмонтированная в стену. В углу – тускло светилась панель санузла. Дверей не было. Одна из стен была прозрачной, но за ней виднелся лишь такой же белый, безликий коридор.

Я был не в больнице. Это была клетка. Идеально чистая, современная, но клетка.

Паника начала подступать к горлу. Я вскочил, подбежал к прозрачной стене, начал колотить по ней кулаками. Они отскакивали от материала, не оставляя ни царапины. Я кричал, звал на помощь, пока не сорвал голос. Никто не пришел.

Прошло время. Часы, может быть, дни. Раз в несколько часов в стене открывалась ниша, и оттуда выезжал поднос с безвкусной, но питательной пастой.

А потом они пришли за мной.

Часть стены беззвучно уехала в сторону. Вошли двое в серых комбинезонах. Их лица были скрыты шлемами с тонированными забралами. Они не говорили ни слова. Они двигались с пугающей слаженностью, схватили меня и потащили по коридору. Я сопротивлялся, но их хватка была железной.

Меня привели в ту же комнату с лампой. Пристегнули к столу. Снова пришел Аронов.

«Процедура номер семь. Повышаем интенсивность», – сказал он кому-то за пределами моего поля зрения.

Боль была невыносимой. Не физическая, а какая-то… ментальная. Словно в мой мозг вонзали раскаленные иглы, пытаясь вывернуть наизнанку мое сознание. Я кричал, пока не потерял сознание.

И очнулся под той же яркой лампой. «Пациент пришел в себя», – раздался спокойный голос Аронова.

Я снова был в той же комнате. Тот же запах. Та же боль в висках. «Где я? Что случилось?» «Вы в безопасности, Алексей…»

Дежавю. Страшное, липкое дежавю. Я уже слышал эти слова. Я уже был здесь. Меня снова усыпили. Я снова очнулся в белой камере. Снова паника, крики, безвкусная еда. Снова пришли двое в сером. Снова процедура. Снова боль.

И снова пробуждение под лампой.

На третий раз я понял. Это не дежавю. Это петля. Я застрял во временном цикле, как бабочка, наколотая на булавку. Каждый раз одно и то же. Пробуждение, Аронов, камера, ожидание, процедура, боль, отключка. И снова по кругу.

Я прошел через этот ад десятки раз. Сначала я паниковал. Потом впал в апатию. Потом пытался что-то изменить: молчал, когда Аронов говорил, пытался напасть на охранников, отказывался от еды. Результат был один. Боль и перезагрузка.

Мой мир сузился до белой комнаты и предсказуемой пытки. Воспоминания о прошлой жизни – о жене, о работе, о запахе кофе по утрам – стали тускнеть, превращаясь в обрывки чужого сна. Я начал забывать свое собственное лицо. Я был Объектом. Пациентом. Подопытным кроликом в чудовищном эксперименте.

Я был на грани безумия. И когда надежда почти умерла, я услышал стук.

Глава 2: Стук за Стеной

Сначала я подумал, что это галлюцинация. Тихий, едва различимый звук. Тук. Пауза. Тук-тук.

Он шел от стены, той, что была слева от моей койки. Я замер, прислушиваясь. Сердце, казалось, остановилось.

Тук… Тук-тук… Тук.

Это был не случайный шум. В нем был ритм. Система. Это был сигнал.

Я подполз к стене, прижался к ней ухом. Холодный полимер вибрировал от каждого удара. Дрожащей рукой я ответил. Тук.

За стеной наступила тишина. А потом – быстрая, радостная дробь. Тук-тук-тук-тук-тук!

Слезы хлынули из моих глаз. Я не один. В этом белом, стерильном аду был кто-то еще. Кто-то живой.

Так начался наш диалог. Мы не знали азбуки Морзе, но мы были изобретательны. Один стук – «да». Два – «нет». Три – «не знаю». Мы разработали примитивный код. Стучали по буквам алфавита. А-один стук. Б-два. И так далее. Это было мучительно долго, но это была связь. Это была жизнь.

Ее звали Катя. Катерина Светлова. Она была художницей из Нижнего Новгорода. И она попала сюда так же, как и я. Шла домой туманным вечером, увидела странный светящийся объект, коснулась… и очнулась здесь.

Она была в такой же петле. Тот же Аронов, та же процедура, та же боль. Но она, в отличие от меня, не сдавалась. Именно она первой догадалась попробовать достучаться до соседа.

«Я. ДУМАЛА. СОЙДУ. С. УМА», – выстукивала она часами. «Я. ТОЖЕ», – отвечал я.

Мы рассказывали друг другу о наших жизнях. Я – о своих чертежах, о мечте построить мост, который станет символом города. Она – о своих картинах, о том, как она пыталась поймать на холсте цвет заката над Волгой. Мы делились воспоминаниями, как драгоценностями. Запах свежескошенной травы. Вкус первого поцелуя. Шум дождя по крыше.

Эти воспоминания стали нашим оружием против белой пустоты. Они напоминали нам, что мы – люди, а не объекты. Что у нас была жизнь до этого ада, и, может быть, будет и после.

Катя была моей надеждой. Ее упрямство, ее нежелание сдаваться передавались мне через стену. Она была огнем, а я – тлеющими углями, которые она раздувала снова и снова.

Однажды, после особенно мучительной процедуры, я лежал на койке, обессиленный и разбитый. Я был готов сдаться. Просто лечь и ждать следующей перезагрузки, не отвечая на стук.

И тут она выстучала: «АЛЕКСЕЙ. ПОЙ. МНЕ. ПЕСНЮ».

Я опешил. Песню? Здесь?

«Я. НЕ. УМЕЮ. ПЕТЬ». «ВСЕ. УМЕЮТ. ДАВАЙ. ЛЮБУЮ. ПРОШУ».

И я запел. Тихо, хрипло, фальшивя на каждой ноте. Какую-то старую колыбельную, которую мне пела мама. Я пел, прижавшись лбом к холодной стене, и представлял, что она слышит меня. И когда я закончил, она выстучала: «СПАСИБО. ТЕПЕРЬ. МОЯ. ОЧЕРЕДЬ».

Она не стучала. Она начала напевать. Тихо, но ее голос, искаженный толщей стены, пробивался ко мне. Это была мелодия без слов, грустная и красивая. И в этой мелодии я услышал все: ее боль, ее страх, но главное – ее несокрушимую волю к жизни.

В тот момент, лежа в своей камере, слушая пение девушки, которую я никогда не видел, я понял две вещи. Первая: я влюбился в ее голос, в ее душу, в ее стойкость. Вторая: мы выберемся отсюда. Или умрем, пытаясь.

Глава 3: Голос в Вентиляции

Петля за петлей, мы становились умнее. Мы начали замечать детали. Время между процедурами было всегда одинаковым – восемь часов. Охранники всегда приходили с одной и той же стороны. Аронов всегда задавал одни и те же вопросы.

Эта предсказуемость была нашим проклятием, но она же могла стать и нашим ключом к свободе.

«НАМ. НУЖЕН. ПЛАН», – выстучала Катя.

Мы начали работать. Каждую петлю мы использовали для сбора информации. Я, с моим аналитическим складом ума, запоминал расположение камер, время смены охраны, любые мелочи. Катя, с ее интуицией, пыталась «прощупать» наших тюремщиков.

«ОДИН. ИЗ. ОХРАННИКОВ. МОЛОЖЕ. ДРУГОГО. ОН. НЕРВНИЧАЕТ», – сообщила она однажды.

Это была первая трещина в их монолитной системе.

Мы пробовали разные тактики. Симулировать припадок. Пытаться заговорить с охранниками. Все безрезультатно. Система была слишком отлажена. Любое отклонение от сценария вело к немедленной седации и перезапуску цикла.

Мы поняли, что действовать нужно в короткий промежуток времени – между тем, как нас выводят из камер, и тем, как пристегивают к столу в процедурной. Это были наши единственные секунды относительной свободы.

Но как скоординировать наши действия, находясь в разных комнатах? Стука было недостаточно. Нам нужно было говорить.

И мы нашли способ. В углу каждой камеры, под потолком, была небольшая вентиляционная решетка. Я никогда не обращал на нее внимания. Но Катя, с ее художественным зрением, заметила, что решетки в наших камерах, судя по расположению, должны выходить в один канал.

В следующей петле, как только я очнулся в камере, я встал на койку и дотянулся до решетки. Она была закреплена намертво. Но я не сдавался. Петля за петлей я ковырял крепления краем подноса для еды. Металл был прочнее, но я был упрямее. На это ушли десятки, если не сотни циклов. Мои пальцы были стерты в кровь, но каждый раз после перезапуска они заживали.

И однажды, один из винтов поддался.

Это была победа. Маленькая, но наша.

Еще через несколько десятков циклов я смог снять решетку. За ней была темная, пыльная пустота вентиляционной шахты.

«Катя?» – прошептал я в темноту. Мой голос прозвучал гулко и странно. Я ждал, затаив дыхание. «…Лёша?» – донесся до меня тихий, искаженный эхом, но самый прекрасный на свете женский голос.

Мы оба рассмеялись. Это был смех облегчения, смех триумфа. Мы прорвали их изоляцию. Теперь мы могли говорить.

«Я так мечтала услышать твой голос», – сказала она. Он был немного хриплым, но мелодичным. Таким, каким я его и представлял. «А я твой», – ответил я, и это была чистейшая правда.

Теперь наши ночи (или дни, кто мог тут разобрать?) были наполнены разговорами. Мы говорили обо всем на свете. О любимых книгах, фильмах, о детских мечтах. Я узнал, что она обожает импрессионистов, не может жить без шоколада и боится пауков. Она узнала, что я втайне пишу стихи, в детстве хотел стать космонавтом и до сих пор не умею плавать.

Мы становились ближе, чем многие люди, прожившие вместе годы. Наша близость была соткана не из прикосновений, а из слов, из общего страха и общей надежды.

Но мы не забывали о главной цели.

«Я заметила кое-что странное», – сказала Катя однажды ночью. – «Иногда, во время процедуры, я чувствую… что-то. Словно могу… повлиять на приборы. На мгновение. Когда я очень злюсь или боюсь».

Я тоже замечал нечто подобное. Пару раз, когда охранники тащили меня, мне казалось, что я двигаюсь быстрее, чем обычно. Что мои рефлексы обостряются до предела. Мы списывали это на стресс. Но что, если это не так?

«Что, если… эти тела, в которых мы очнулись… они не совсем обычные?» – предположил я. «Что, если процедуры Аронова не пытки, а… тесты? – подхватила она. – Он не пытается нас сломать. Он пытается что-то в нас пробудить».

Эта мысль была ужасающей и в то же время давала надежду. Если в нас есть какая-то сила, мы можем использовать ее для побега.

Мы начали экспериментировать. Каждую петлю, в тайне от всех, мы пытались нащупать эту внутреннюю силу. Катя концентрировалась на предметах в своей камере, пытаясь сдвинуть их силой мысли. Я – на своем теле, пытаясь стать быстрее, сильнее.

Это было похоже на попытку управлять мышцей, о существовании которой ты даже не подозревал. Большую часть времени ничего не получалось. Но иногда… иногда были проблески.

Однажды Кате удалось заставить поднос с едой дрогнуть. Он сдвинулся всего на миллиметр, но для нас это было равносильно землетрясению. В другой раз, когда охранник схватил меня за руку, я инстинктивно дернулся, и он отлетел к стене, словно я ударил его с невероятной силой. Он быстро пришел в себя, и цикл перезапустился, но я запомнил это ощущение. Ощущение силы, проходящей через мои мышцы.

Мы поняли, что Аронов дал нам оружие против самого себя. И мы собирались им воспользоваться. План побега начал обретать реальные черты.

Часть 2: Искра Надежды

Глава 4: Первое Касание

План был дерзким и отчаянным. Он строился на идеальной синхронизации и наших новообретенных способностях, которые мы едва научились контролировать.

«Ключевой момент – коридор», – шептал я в вентиляцию. – «Нас ведут по нему одновременно. Твоя камера напротив моей. Когда двери откроются, у нас будет примерно три секунды, прежде чем они нас схватят».

«За три секунды я должна вывести из строя электронный замок на двери в следующий сектор», – ответила Катя. Ее голос дрожал от напряжения. – «Я попробую. Я чувствую, как гудит энергия в этих стенах. Мне нужно просто… дотянуться до нее».

Моей задачей было нейтрализовать двух охранников. Не убить, а обезвредить. Я должен был использовать свою скорость, чтобы оказаться между ними и Катей, давая ей драгоценные секунды.

Мы репетировали это мысленно сотни раз. Каждый шаг, каждый поворот головы. Мы стали одним целым, двумя частями одного механизма.

Настал «день икс». Мы не знали, какая это по счету петля, они все слились в одну бесконечную пытку. Но в этот раз все было по-другому. В воздухе висело напряжение.

«Я боюсь, Лёш», – прошептала Катя. «Я тоже. Но мы вместе. Что бы ни случилось, мы вместе», – ответил я.

Дверь моей камеры со скрежетом поехала в сторону. Я увидел двух серых стражей. И через коридор – открывающуюся дверь ее камеры.

И я увидел ее.

Впервые.

Она была совсем не такой, как я себе представлял. В моих фантазиях она была хрупкой и нежной. Но девушка, стоявшая напротив, была воплощением непокорности. Короткие темные волосы растрепаны, огромные серые глаза горят яростным огнем. На ней была такая же белая роба, как и на мне, но она не выглядела в ней жертвой. Она выглядела как воин.

Наши взгляды встретились. В эту секунду весь мир исчез. Не было ни белых стен, ни охранников, ни страха. Были только я и она. И в ее глазах я увидел не только решимость, но и то же самое узнавание, то же самое чувство, которое жило во мне. Любовь, рожденная в темноте и отчаянии.

Эта секунда дала нам все.

«Сейчас!» – мысленно крикнул я.

Время словно замедлилось. Я рванулся вперед. Охранники не успели среагировать. Я ударил одного ногой в колено, другого – локтем в солнечное сплетение. Они рухнули на пол.

Я обернулся. Катя стояла, вытянув руку в сторону панели управления дверью в конце коридора. Ее лицо было сосредоточенным, по виску текла струйка пота. Панель заискрилась.

«Давай, Катя, давай!» – прошептал я.

Дверь за нашими спинами начала закрываться. Тревога еще не взвыла – система давала несколько секунд на стандартную процедуру.

Раздался громкий щелчок. Дверь впереди с шипением открылась. «Получилось!» – выдохнула она.

Я подбежал к ней, схватил за руку и потянул за собой. Ее рука в моей. Это было первое прикосновение. Словно удар тока. Теплая, живая, настоящая. В этот момент наш мир, состоявший из голосов и стука, обрел плоть.

Мы побежали по следующему коридору. За спиной взвыла сирена. Наш побег был замечен.

Глава 5: Лабиринты «Эгиды»

Институт «Эгида» оказался гигантским муравейником. Бесконечные белые коридоры, гермодвери, развилки. Мы бежали, ведомые инстинктом. Моя рука крепко сжимала ее ладонь. Это был наш единственный якорь в этом стерильном безумии.

«Туда!» – крикнула Катя, указывая на неприметную дверь с технической маркировкой. Ее интуиция работала безотказно.

Мы оказались в техническом отсеке. Здесь было темно, пахло машинным маслом и озоном. Вдоль стен тянулись пучки толстых кабелей и труб.

«Они нас ищут. Скоро перекроют сектор», – тяжело дыша я, прислушиваясь к далекому топоту ботинок.

«Мне нужно сосредоточиться», – сказала Катя. Она закрыла глаза, приложив ладонь к стене. – «Я чувствую их. Сеть. Она… как паутина. Все здание пронизано ей. Я могу видеть схемы, планы этажей…»

Ее способность оказалась не просто телекинезом. Она была технопатом. Она могла чувствовать и отчасти влиять на электронные системы.

«Там, впереди, через двести метров, есть лифтовая шахта. Не пассажирская, грузовая. Она ведет наверх. На поверхность», – прошептала она, не открывая глаз.

Мы двинулись дальше. Несколько раз нам приходилось прятаться в нишах, когда мимо пробегали группы охранников. В один из таких моментов мы оказались прижаты друг к другу в тесном пространстве за какими-то агрегатами. Я чувствовал ее дыхание на своей щеке, видел блеск ее глаз в полумраке. Сердце колотилось как бешеное, и не только от погони.

«Мы справимся», – прошептал я. Она кивнула, и на ее губах появилась слабая улыбка. «Я знаю».

В этот момент я хотел поцеловать ее больше всего на свете. Но время было не то.

Мы добрались до грузового лифта. Двери были заблокированы. «Я попробую», – сказала Катя.

Она снова приложила руки к металлу. Процесс шел тяжело. Ее било мелкой дрожью. «Слишком много защиты… Я не могу пробиться…»

В этот момент из-за угла коридора показался луч фонаря. «Они здесь!»

Нужно было выиграть время. Я выглянул из-за укрытия. Двое охранников. Я схватил кусок тяжелой трубы, валявшийся на полу.

«Прикрой меня», – сказал я Кате и выскочил им навстречу.

Я двигался на пределе своих возможностей. Удар, уворот, еще удар. Мое тело работало как отлаженный механизм. Я не чувствовал боли, только прилив адреналина. Я не был архитектором Алексеем Волковым. Я был кем-то другим. Кем-то, кто был рожден для боя.

Справившись с охранниками, я обернулся. Дверь лифта была открыта. Катя стояла, тяжело дыша, опираясь на стену. Ее лицо было бледным.

«Ты в порядке?» «Да… просто… это отнимает много сил».

Мы зашли в лифт. Кнопок не было. Только панель для ключ-карты. «Черт!» «Подожди», – сказала Катя. – «Трос…»

Она посмотрела наверх. В полумраке виднелись толстые стальные тросы, уходящие в темноту шахты. «Мы полезем».

Это было безумие. Лезть по скользким от смазки тросам несколько десятков метров вверх. Но это был наш единственный шанс.

Мы начали подъем. Это было испытание на выносливость. Мышцы горели огнем. Ладони были содраны в кровь. Мы лезли молча, слыша только собственное сбивчивое дыхание и скрип металла. Я лез первым, Катя – чуть ниже. Несколько раз она срывалась, но я успевал подхватить ее, удержать. Мы были страховкой друг для друга.

И вот, наконец, я увидел над головой тусклый прямоугольник света. Двери шахты на верхнем уровне.

Глава 6: Голос Разума

Добравшись до верха, мы с трудом раздвинули тяжелые двери и выпали на пол. Мы оказались в огромном помещении, похожем на склад или ангар. Вдоль стен стояли ряды контейнеров. Но главное – в дальнем конце виднелись большие ворота, через щели в которых пробивался дневной свет. Свобода была так близко.

«Мы почти у цели», – выдохнул я, помогая Кате подняться.

«Не так быстро, Объект 7».

Голос раздался из тени. Он был спокойным и до боли знакомым. Из-за контейнеров вышел доктор Аронов. Он был не в белом халате, а в строгом сером костюме. Рядом с ним стояли четверо охранников в боевой экипировке, с оружием наизготовку.

Мы попали в ловушку.

«Впечатляющий результат», – продолжил Аронов, медленно приближаясь. – «Я, признаться, не ожидал, что вы сможете зайти так далеко. Особенно вы, Алексей. В вашем исходном материале не было и намека на такие боевые навыки».

«Что значит… исходном материале?» – спросил я, заслоняя собой Катю.

Аронов усмехнулся. «Ах да, амнезия. Вы ведь до сих пор думаете, что вы – архитектор из Новосибирска и художница из Нижнего Новгорода? Какие трогательные иллюзии».

Он сделал знак, и на огромном экране на стене ангара появились два изображения. На одном – мое лицо. На другом – лицо Кати. Точнее, те лица, которые мы помнили.

«Это Алексей Волков и Катерина Светлова. Они оба погибли почти год назад. Их унес тот самый аномальный туман, в котором они нашли артефакты. Их тела так и не были найдены».

У меня земля ушла из-под ног. «Нет… это ложь!» – крикнула Катя.

«Это правда, моя дорогая. Артефакты, которые вы нашли, являются устройствами переноса сознания. Древними, нестабильными. Ваше сознание, ваша память, ваша личность – все это было скопировано в момент контакта. А затем, когда артефакты были доставлены в наш институт, мы… загрузили вас. В новые тела».

Он щелкнул пальцами. На экране появились другие изображения. Два существа, гуманоидные, но определенно не люди. Гибкие, с сероватой кожей и большими, выразительными глазами. Безволосые. В одном из них я с ужасом узнал свои черты. В другом – Катины.

«Это вы. Ваша новая оболочка. Искусственно выращенные тела, созданные на основе уникального генетического материала, найденного вместе с артефактами. Они обладают невероятным потенциалом. Скорость, регенерация, эмпатическая связь с технологиями… Вы – следующий шаг эволюции. А мы – ваши создатели».

Мир рухнул. Мы не были пленниками. Мы были… копиями. Симулякрами, загруженными в чужие, нечеловеческие тела. Наши воспоминания, наша любовь, наша борьба – все это было лишь эхом жизней людей, которые давно мертвы.

«Зачем? – прошептал я. – Зачем все это? Петля, боль…»

«Это был протокол инициации. Адаптации. Ваше человеческое сознание конфликтовало с новыми телами. Петля, стресс, боль – все это было необходимо, чтобы сломать ментальные барьеры и пробудить заложенные в вас способности. И, как видите, это сработало блестяще».

Он развел руки в стороны. «Ваш побег – это не провал. Это финальный экзамен. И вы его сдали. Теперь вас ждет новый этап. Тренировки, развитие. Вы станете защитниками человечества от угроз, о которых вы даже не подозреваете. Вернитесь со мной. Здесь ваш дом. Здесь ваше предназначение».

Его слова были логичны. Разумны. И от этого еще более чудовищны. Он предлагал нам золотую клетку взамен белой.

Я посмотрел на Катю. В ее глазах стояли слезы. Весь ее мир, как и мой, был разрушен. Но сквозь слезы я видел не сломленность, а ярость.

«Даже если мы… копии», – сказала она дрожащим голосом. – «Даже если мы не в своих телах… Наша боль была настоящей. Наш страх был настоящим. И то, что между нами – тоже настоящее!»

Она взяла меня за руку. Ее ладонь была горячей и реальной. «Мы не вещи. И не оружие. Мы – это мы. И мы хотим жить. По-настоящему».

Я посмотрел на Аронова. В его глазах было разочарование ученого, чей эксперимент пошел не по плану. «Я – Алексей. Она – Катя. И мы уходим отсюда», – твердо сказал я.

«Боюсь, это невозможно», – вздохнул Аронов. – «Я давал вам шанс. Огонь!»

Часть 3: Рождение Легенды

Глава 7: Танец в Огне

Охранники открыли огонь. Но это был не хаотичный огонь. Они стреляли не на поражение. Из стволов вылетали не пули, а какие-то сгустки синей энергии, которые при попадании в стену расползались сетью, парализуя все вокруг.

Мир снова замедлился для меня. Я видел траекторию каждого выстрела. Я толкнул Катю за контейнер за мгновение до того, как энергетический заряд ударил в то место, где мы стояли.

«Они хотят взять нас живыми!» – крикнул я.

«Я могу их задержать!» – ответила Катя. Она приложила ладонь к металлической стене контейнера. – «Вся система питания ангара проходит здесь! Я попробую ее перегрузить!»