Прошивка. Глас урагана. Полное издание

Сара находится в большой гостиной: духовая музыка, затянутые красной кожей кабинки, медные украшения. В комнату, расположенную дальше по коридору – тихую, отделанную серебристым металлом и темным деревом, возможно, последним красным деревом в Юго-Восточной Азии, – она никогда не попадет. Та комната предназначена для «больших парней», управляющих этим опасным миром. И хотя на ее двери нет таблички «ЖЕНЩИНАМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», с таким же успехом она могла бы там быть. Пусть сейчас Сара и работает на себя, пользуясь определенным уважением, но она всего лишь расходное «мясо». Хотя, конечно, более высокого уровня, чем была когда-то.

Но, будем говорить откровенно, красная комната очень даже мила. Чуть выше уровня глаз парят голограммы – разноцветные спирали, похожие на нити ДНК, разбрасывающие блики на хрустальные бокалы с игристым ликером в руках у гостей; на каждом столе расположены сокеты для компьютерных дек, с помощью которых можно проследить, что творится в мире; а еще здесь уйма девушек с улучшенными бюстами и лицами – эти девицы в обтягивающих пластиковых корсетах подходят к каждому столу, подносят вам заказанный напиток и с абсолютно одинаковыми белоснежными улыбками наблюдают, как вы подносите кредитную карту к терминалу и выстукиваете на экране ногтем щедрые чаевые.

Сара готова к встрече с Каннингемом: на ней темно-синяя куртка, способная выдержать удар до четырехсот деканьютонов, и брюки на триста тридцать. Вдобавок Сара наняла пару своих собратьев, расплатившись с ними эндорфинами, и теперь парни слоняются по бару, готовясь при необходимости заняться Каннингемом и его приятелями. Сара прекрасно понимает, что сейчас ей нужна чистая голова, и потому девушка снизила дозу эндорфинов, так что боль в бедре чувствуется по-прежнему, и она все так же не может сидеть.

Дожидаясь Каннингема, девушка стоит у маленького столика, потягивая ром с лаймом. И вот наконец появляется долгожданный гость. Компанейское лицо, карие глаза, каштановые волосы, коричневый костюм. Мягкий голос, нашептывающий искусительные речи о прекрасных местах, где она никогда не была, местах, где нет боли и зла, и лишь алмазы горят на черном бархате ночи.

– Ладно, Каннингем, – говорит она. – К делу.

Каннингем бросает короткий взгляд на зеркало за ее спиной.

– Ты пришла с друзьями?

– Мы ведь незнакомы.

– Ты позвонила Гетману?

Она кивает.

– Он тебя нахваливал, но ты работаешь не на него. Возможно, он просто отдает долг. Так что я предпочитаю не рисковать.

– Понятно. – Он достает из внутреннего кармана компьютерную деку и подключает ее к разъему. В глубине темной столешницы загорается бледно-янтарный экран, на котором горит ряд цифр. – Мы предлагаем это в долларах.

Сара чувствует, как по нервам скользит металл, как он касается ее языка. Хорошие суммы.

– Долларов? – спрашивает она. – Смеешься?

– Золото? – Рядом появляются новые цифры.

Она отхлебывает рома.

– Тяжело тащить.

– Акции. Или наркота. Выбирай сама.

– Какие акции? И что за наркотики?

– Выбирай сама.

– Полимиксин-фенилдорфин Ню. Их сейчас не хватает.

Каннингем хмурится.

– Как угодно. Но через три недели – или около того – его будет завались.

Она вызывающе смотрит на него:

– Привез его с собой с орбиты?

Он пытается держать лицо, но на виске пульсирует тонкая венка.

– Нет, – отвечает он. – Но на твоем месте я бы попробовал хлорамфенилдорфин. «Пфайзер» создает искусственный дефицит – и он продлится несколько месяцев. В нем мы готовы дать столько. Качество высокое, только что с орбиты.

Сара смотрит на янтарные цифры и кивает.

– Приемлемо. Половину вперед.

– Десять процентов сейчас, – говорит Каннингем. – Тридцать по завершении обучения. Остальное после окончания контракта, независимо от того, справишься ты или нет.

Она следит взглядом за одной из голограмм бара: цвета настолько чистые и яркие, словно они сейчас находятся в вакууме. Вакуум, думает она. Акции – это, конечно, неплохо, но с помощью наркотиков можно добиться большего. Каннингем предлагает ей оплату наркотиками по их цене на орбите, где они производятся и где их себестоимость стремится к абсолютному нулю. Здесь, на улице, они стоят намного дороже, и она сможет купить гораздо больше акций, чем ей предложено. Десять процентов – это намного больше, чем она заработала вчера, охотясь за тем ублюдком.

Чтобы попасть на орбиту, нужно обладать навыками, которые там требуются. Таких навыков у Сары нет.

Но есть и другой способ оказаться там: орбиталы не смогут отказать владельцу достаточно большого пакета акций. Жители верха высасывают из Земли ее оставшиеся богатства, и, если им помочь и скупить достаточно акций – можно будет вырваться из этой грязи. Сара подсчитывает в уме – этих денег почти достаточно. Почти достаточно на то, чтобы купить пару билетов на вершину гравитационного колодца.

Она подносит стакан к губам.

– Четверть сейчас, – говорит она. – А потом я позволю тебе угостить меня выпивкой, и ты сможешь мне рассказать, какого толка услуга тебе нужна.

Каннингем поворачивается и подает знак одной из улыбающихся девушек, затянутых в корсет.

– Все очень просто, – говорит он, глядя на нее все теми же ледяными глазами. – Мы хотим, чтобы кое-кто в тебя влюбился. Всего на одну ночь.

ТВОЙ ЛЮБОВНИК ИЩЕТ КОГО-НИБУДЬ ПОМОЛОЖЕ? СТАНЬ ТОЙ, КОГО ОН ИЩЕТ!

– Принцессе около восьмидесяти лет, – говорит Каннингем, передавая Саре голограмму, изображающую светлокожую блондинку лет двадцати. Незнакомка одета в какое-то подобие кружевной блузки, из-под которой видны округлые плечи и впадинки ключиц. У девицы, которая кажется такой невинной и ранимой, голубые глаза Дауда – прозрачные, как вода, – а на груди виднеются веснушки.

– Мы полагаем, что он родом из России, – продолжает Каннингем, – но «бюро Королева» всегда было засекреченным, и полного списка руководителей и конструкторов у нас нет. Когда ему предложили получить новое тело, он попросил стать женщиной. Поскольку он был достаточно важен, ему пошли навстречу, но при этом понизили в должности: они часто меняют старых сотрудников, чтобы заменить их на новых. Сейчас она выполняет обязанности курьера.

Ничего необычного, думает Сара. Порнографию сейчас заливают прямо в мозг, и за счет этого можно попробовать любые удовольствия, какие только хочешь. Ну, а если ты достаточно богат, то сможешь обзавестись новым телом, соответствующим твоим вкусам. Но технология передачи личности несовершенна – порой при этом теряются какие-то кусочки воспоминаний, способностей, черт характера, которые могли бы оказаться полезны. Чем больше у тебя было тел, тем сильнее изношен твой разум. Получил новое тело и потерял часть себя? Ты будешь понижен в должности до тех пор, пока не проявишь свои новые способности.

– Как ее теперь зовут? – спрашивает она.

– Уверен, она тебе расскажет. А пока для удобства будем звать ее Принцессой.

Сара пожимает плечами. Во всей этой операции – безумное множество правил, и, похоже, большинство из них существует лишь для того, чтобы проверить ее способность к послушанию.

– Тело поменялось, но ориентация осталась прежней. Изменился лишь стиль любви, – говорит Каннингем. – Стоило Принцессе приступить к новой работе, и у нее проявились весьма специфические черты характера. Когда она находится на земле, ей нравится бродить по трущобам. Она находит себе кого-нибудь из низших слоев – иногда из «грязи», но чаще из жокеев, – и забирает ее домой на день или два. Ей хочется завести себе какую-нибудь зверушку – поопаснее, погрязнее. И чтобы она была немного грубовата. Уличная девка. Но при этом та должна быть достаточно цивилизованной, чтобы знать, как доставить удовольствие. И не из соломенных.

– Я должна сыграть эту роль? – спрашивает Сара без всякого удивления. – Ее любимой зверушки?

– Мы следили за тобой. Ты пять лет была лицензированной проституткой. Твои предыдущие работодатели хорошо тебя оценили.

– Пять с половиной, – поправляет она. – И я не занималась девушками.

– На самом деле он мужчина. Старик. Почему тебя это так беспокоит?

Сара смотрит на веснушчатую белокурую девчонку на голограмме, пытаясь разглядеть в ее глазах русского старика. Когда Сара работала в борделе, все ее клиенты хотели одного и того же: чтобы она воплотила их личную фантазию – реально, но не слишком, чтобы она испытала подлинный оргазм – но не почувствовала подлинную страсть. Чтобы она осталась резиновой куклой, воплощением тех фантазий, которые спрятаны в подсознании, тех мыслей, от которых следовало быстро избавиться и которые ни в коем случае не надо было забирать с собой домой. И если эти их фантазии не воплощались – это почему-то всегда их расстраивало. Сара быстро научилась исполнять эти мечты.

Он ничем не отличается от остальных стариков, думает она, рассматривая изображение. Совершенно не отличается. Все они хотят власти – власти над своей плотью и плотью другого человека. Да и платят они не столько за секс, сколько за власть над сексом, над тем самым сексом, что может начать их контролировать. И поэтому они используют свою страсть, чтобы контролировать других. И она прекрасно понимает, что для них значит этот контроль.

Она поднимает взгляд на Каннингема:

– Тебе тоже дали новое тело? – спрашивает она. – Максимально незаметное? Или это Огнецветка обработала тебя так, чтобы ты не отличался от остальных?

Его взгляд все так же спокоен. Его, или ее, совершенно не трогают эти слова.

– Этого я не могу сказать.

– Как долго ты на них работаешь? – спрашивает она. – Ты вылез из «грязи» – ты непохож на орбитала. Но теперь работаешь на них. Тебе именно это пообещали? Новое тело, если доживешь до старости? Или, если подохнешь здесь, в грязи, торжественные похороны, да так, чтобы над могилой сыграли гимн корпорации?

– Что-то вроде того.

– И ты служишь им и телом, и душой.

– Как они и требуют, – сухо согласился он. Каннингем очень хорошо знает цену своего билета на орбиту.

– Полный контроль, – говорит она. – Ты и сам это понимаешь. Тобой управляют люди, которые поклоняются контролю, и лишь поэтому ты столь хорошо контролируешь себя. Ты – как котел под давлением, и крышку может сорвать в любой миг. Как ты проводишь свободное время? Как Принцесса, ходишь по трущобам и клубам? Может, ты один из моих старых клиентов? – Она смотрит в его ничего не выражающие глаза. – Вполне возможно. Я никогда не запоминала лиц.

– Так уж получилось, что нет, – говорит он. – До этого задания я тебя никогда не видел.

Кажется, он начинает терять терпение. Сара усмехается.

– Не волнуйся, – говорит она и бросает голограмму принцессы на стол. – Твои хозяева будут мной гордиться.

– Я в этом уверен, – соглашается он. – Им больше ничего не остается.

В ЗОНЕ/ДА

Янтарная вспышка светодиода скользит на границе видимости, подобно неоновому свету Таймс-сквер.

ПРИНЦЕССА ИДЕТ ПРИНЦЕССА ИДЕТ ПРИНЦЕССА ИДЕТ

Принцесса любит посещать «Aujourd’Oui», но порой она заходит и в другие бары. Сара готова в любой момент сорваться на новое место.

Кажется, что туалет состоит из одних лишь зеркал, мягкого белого света, золотых обоев с алым флоком, бронзовых кранов над умывальниками, хромированных диспенсеров для салфеток. Сара грудью вперед вплывает в помещение, и пара девчонок из «грязи» с завистью и отчаянным благоговением смотрят на нее, а затем поспешно отворачиваются к зеркалам. Они страстно мечтают получить такой же атласный жакет – и никогда не получат ни его, ни ту свободу, что воплощает белоснежный журавль, взмывающий в небо на фоне серебряного блеска звезд. Внезапно Сара распознает, что в туалете слышен звук рыданий, усиливаемых низким потолком и рублеными стенами. Сара заходит в свободную кабинку, а девчонки из «грязи» все так же отчаянно разглядывают свои отражения.

В соседней кабинке рыдает еще одна девчонка: громко, отчаянно, замолкая лишь для того, чтобы сделать очередной судорожный вздох и снова выпустить воздух через измученное стонами горло. Сара знает, что такие сильные рыдания причиняют лишь страдания. В этот миг кажется, что у тебя ломаются ребра. Девушка на миг замирает, а затем вдруг резко ударяется головой о стену. Сара знает, что незнакомка желает, чтобы ей стало больно лишь для того, чтобы заглушить иную боль.

Сара взяла за правило не вставать между людьми и их желаниями.

Под звук новых и новых ударов Сара снимает с пояса ингалятор и впрыскивает наркотик в ноздрю. Раздается короткое шипение сжатого газа. Сара, чувствуя, как по ее нервам несется волна пламени, запрокидывает голову. Перегородка трясется. Сара вдыхает новую порцию, уже в другую ноздрю, и чувствует тепло, а затем – холод. По коже идут мурашки. Сара оскаливает зубы. Все ее чувства обострены, и в то же время она чувствует себя закаленной. Кажется, что ее тело состоит из бритвенных лезвий, способных ощутить каждую пылинку.

Ей нужен наркотик, чтобы почувствовать себя уверенно. Каннингему она этого не сказала. Ну и черт с ним – все будет так, как она хочет.

ПРИНЦЕССА ИДЕТ ПРИНЦЕССА ИДЕТ

Девчонка за стеной уже не рыдает, скулит, и эти звуки кажутся отчаянным скрежетом пилы по кости, синкопированной с истерическим грохотом, с которым она вновь и вновь врезается в перегородку. Сара видит, как из-под перегородки сочится кровь.

Сара распахивает дверь и проносится мимо побледневших девчонок «грязнуль»: в подведенных сурьмой глазах светится ужас, они совершенно не представляют, что же делать с рыдающей напарницей.

ПРИНЦЕССА В «AUJOURD’OUI» ПОВТОРЯЮ ПРИНЦЕССА В «AUJOURD’OUI» ПЕРЕКЛЮЧАЮСЬ НА ПОЛИЦЕЙСКУЮ ВОЛНУ УДАЧНОЙ ОХОТЫ КАННИНГЕМ

Заходя в полумрак клуба, Сара моргает, привыкая к освещению, но уже в следующий миг она чувствует, как безумное пламя прошивает ее с ног до головы, и наркота, подобно римской свече форсажа, которыми пользуются жокеи, возносит ее на самый край небес, позволяя по-прежнему держать все под контролем. Комната, танцоры и обстановка вспыхивают жидкокристаллическим калейдоскопом.

А затем появляется Принцесса, и движение вокруг Сары замирает. Девчушка окружена качками из «грязи», и все же она отчетливо выделяется в темноте – словно светится изнутри. Она не похожа ни на кого вокруг: все в ней говорит о роскоши, светлых и беззаботных радостях, свободе от всего, даже от гравитации. Такая жизнь, которой не могут достичь даже жокеи.

Кажется, даже музыка замолкает и зал затихает, чувствуя накатывающее благоговение. Две сотни глаз видят исходящее от Принцессы свечение, и сотня изголодавшихся по всему этому людей истекает слюнями. Сара чувствует, как тело начинает покалывать, по кончикам пальцев разливается нервное тепло. Она готова.

Сара тихо смеется как победитель и широкими скользящими шагами, как ее учила Огнецветка, идет через темный бар, покачивая мощными плечами и отчаянно вихляя бедрами, подобно изготовившейся к прыжку кошке. Она улыбается качкам и вскидывает руки ладонями вперед, показывая им, что у нее нет оружия, а в следующий миг Принцесса оказывается перед ней. Она на добрых четыре дюйма ниже Сары, и та, уперев руки в бедра, с вызовом смотрит на девушку. Длинные светлые волосы Принцессы распущены, локоны касаются щек. Глаза подведены фиолетовым и желтым, так что кажется, что на призрачном бледном лице, не знавшем боли и мечтающем о ней, видны синяки. Ее темно-фиолетовый рот кажется рваной раной. Сара запрокидывает голову и, обнажая зубы, низко гортанно смеется, сама напоминая себе гиену на охоте.

– Потанцуй со мной, Принцесса, – говорит она прямо в широко распахнутые васильковые глаза. – Я воплощение твоих самых сокровенных желаний.

ПРАКТИКА ПОРОЖДАЕТ СОВЕРШЕНСТВО СОВЕРШЕНСТВО ПОРОЖДАЕТ СИЛУ СИЛА ЗАВОЕВЫВАЕТ ЗАКОН ЗАКОН ВОЗНОСИТ НА НЕБЕСА – Памятка от «Тошиба»

Николь одета в куртку из коричневой потрескавшейся кожи. В уголке рта у девушки сигарета. Темно-русые волосы спускаются по спине рыжеватыми прядями, а в раскосых темно-серых глазах нет ни тени смущения.

Позади нее стоит Каннингем с двумя помощниками. Один – огромный, мускулистый мужчина, с головой, вырастающей прямо из плеч, второй – маленький светловолосый и еще более незаметный, чем Каннингем. Саре кажется, что тот, что поменьше, – намного опаснее здоровяка.

– Ты не должна колебаться ни секунды, Сара, – говорит Каннингем. – Нет, даже доли секунды. Принцесса почувствует это, поймет, что что-то не так. Николь здесь для того, чтобы ты с нею попрактиковалась.

Сара на мгновение удивленно глядит на Николь, а затем заходится в смехе: у нее в душе клокочет гнев – холодный, как вспышки звезд на ночном горизонте.

– Полагаю, Каннингем, ты планируешь полюбоваться на это, – говорит она.

– Да, – кивает он. – Вместе с Огнецветкой. Нам бы не хотелось, чтобы ты все провалила.

Николь молча и протяжно затягивается сигаретой.

– Может, ты еще и видеозапись сделаешь? – спрашивает Сара. – Расскажешь потом, что я делала не так? – Она дергает уголком рта. – Нравятся такие развлечения? Они позволяют засунуть скелеты поглубже в шкаф?

– Мы вместе уничтожим это видео, если хочешь… Но потом, – говорит Каннингем.

Здоровяк ухмыляется. Второй помощник остается столь же бесстрастен, как и его шеф.

Сара тренировалась уже два месяца, над ее телом поработал хирург, но для них она оставалась все той же готовой на все девчонкой из «грязи». И все же теперь она была уверена – сколько бы кандидаток сейчас не было в досье у Каннингема, именно она оставалась его последней надеждой, оставалась именно той девчонкой, которую должны были отправить на охоту за Принцессой, когда та в следующий раз спустится с орбиты. И в этом была ее сила. Они должны были научиться уступать ей, иначе весь их проект провалится – и пора им это понять.

Она медленно качает головой.

– Я так не думаю, Каннингем, – говорит она. – Той ночью я буду готова, а сейчас я ничего не буду делать: ни перед тобой, ни перед твоими камерами.

Каннингем не отвечает. Он чуть прищуривается, словно свет в комнате стал ярче, неприятнее. Николь смотрит на Сару дымчатыми глазами, затем встряхивает длинными волосами и говорит:

– Тогда просто потанцуй со мной. – Слова звучат резко, отчаянно, и Сара задается вопросом, что же она им наобещала, почему так боится их. Голос выдает ее: Николь намного моложе, чем хочет казаться. – Просто немного потанцуй со мной. Все будет в порядке.

Сара переводит взгляд с Каннингема на Николь и обратно, затем кивает.

– Тебя удовлетворит пара танцев, Каннингем? – спрашивает она. – Или заканчиваем на том, что есть?

Он сжимает зубы, и на мгновение Саре кажется, что контакт расторгнут, что на этом все и кончится. Затем он кивает, по-прежнему не сводя с нее глаз.

– Да, – говорит он. – Если ты настаиваешь.

– Более чем, – говорит она.

На миг повисает тишина, затем Каннингем снова кивает, словно в подтверждение своих собственных мыслей, и отворачивается. Николь нервно и заискивающе улыбается, не зная даже, кого ей благодарить за то, что все получилось. Каннингем подходит к звуковой деке и нажимает на выключатель. Стены сотрясаются от музыки. Он вновь поворачивается к девушкам и ожидающе складывает руки на груди.

Николь закрывает глаза и сбрасывает куртку. Похоже, они просто везунчики, раз смогли найти девушку с таким же телосложением, как у Принцессы, – ну или они приложили к этому все усилия. Сара молча смотрит, как пластичная, погруженная в себя и надеющаяся произвести впечатление девушка покачивается в такт музыке.

Сара делает шаг вперед и берет Николь за руки.

ДЕЛЬТА ТРИ ТРЕВОГА ПОПЫТКА САМОУБИЙСТВА В КЛУБЕ «AUJOURD’OUI» ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ СИТУАЦИЯ

Погрузившись в музыку, Сара встряхивает головой, смахивая пот с лица, и чувствует, как по ее венам прокатывается волна пламени. Она танцевала с Принцессой всю ночь. Сара прыгает и кружится, а Принцесса с блеском в глазах восхищенно наблюдает за ней. Она чувствует себя копией того журавля, что сейчас расправил крылья у нее на спине и готов взлететь ввысь, взмахнув серебряными шестеренками. Сара переходит из залы в залу, и Принцесса следует за ней, покорная движению танца. Она все сильнее прижимает к себе Принцессу, готовясь подобно волне обрушиться на нее белоснежным пенистым гребнем.

Кто-то вторгается в ее танец, пытается разрушить схему движения. Сара разворачивается, локоть врезается под ребра какому-то мальчишке, и тот сгибается от удара. Следующий удар – резкий, рубящий, ребром ладони по горлу, и парнишка, скуля от боли, отлетает прочь. Наблюдающая за этим Принцесса сияет от восхищения. Сара подлетает к ней, обхватывает за талию, и они кружатся, как конькобежцы на острие заточенных лезвий.

– Любишь опасных девчонок? – спрашивает она. В голубых глазах светится ответ. Я знаю, что тебе нужно, старикашка, торжествующе думает Сара. Глаза Принцессы расширяются, она встречается взглядом с Сарой.

Во рту – вкус соли и крови.

новоетелоновоетелоновоетелоновое

ТЫ НЕ КИБОРГ, ПОКА У ТЕБЯ НЕТ СЕКС-ИМПЛАНТА ОТ НОВОГОТЕЛА ОН НЕЗАМЕТЕН… ТЫ ПРОДЕРЖИШЬСЯ С НИМ ВСЮ НОЧЬ… СМЕННЫЕ ОРГАЗМ-ЧИПЫ… ТВОЙ ПАРТНЕР БУДЕТ ТЕБЕ БЛАГОДАРЕН!

телоновоетелоновоетелоновоетело

Шины шелестят в ночи. Машина Каннингема мчится вперед. Мимо окон неоновыми рядами скользят голограммы. Сара не отводит глаз от затылка водителя, едва виднеющегося из-под воротника.

– Будет лучше, если ты пойдешь в клуб одна, – говорит Каннингем. – Принцесса может послать вперед охранников, а нам не нужно, чтобы тебя с кем-нибудь заметили.

Сара кивает. Он говорил это и раньше, и теперь она уже может повторить все сказанное слово в слово – даже монотонный шепот его сымитировать. Она кивает, показывая, что слушает его. Сегодня утром ей передали вторую партию хлорамфенилдорфина, и сейчас все мысли заняты лишь тем, как выгодней его продать.

– Сара, – говорит он и достает из кармана маленький флакончик с аэрозолем. – Возьми это. Просто на всякий случай.

– Что это? – спрашивает она. Распыляет содержимое флакона на тыльную сторону ладони и принюхивается.

– Силиконовый лубрикант, – отвечает он. – Аромат женский, предполагается, что сохранится несколько часов. Воспользуешься этим в туалете, если почувствуешь, что на самом деле… тебя к ней не влечет.

Сара закрывает флакон и возвращает ему.

– Я не планирую, чтобы все зашло настолько далеко, – говорит она.

Он качает головой:

– На всякий случай. Мы не знаем, что произойдет, когда ты к ней попадешь.

Она все еще держит флакон в руке, ожидая, что он заберет, но он не реагирует, и она, пожав плечами, убирает аэрозоль в сумку на поясе. Затем подпирает исправленную телодизайнером челюсть и смотрит в окно: в темных глазах отражаются голограммы реклам. Машина останавливается у дверей ее дома.

Она открывает дверь и выходит. Жара мгновенно укутывает ее теплым одеялом, на лбу выступает пот. Каннингем приютился на сиденье автомобиля и кажется намного меньше, чем выглядит на самом деле. Раньше он мог контролировать ситуацию, но теперь кумулятивный снаряд вырвался из дула и все, что он может сделать, это наблюдать за результатом и надеяться, что он правильно рассчитал траекторию выстрела. Его губы чуть дергаются, словно он натянуто пытается улыбнуться, а затем он вскидывает руку.

– Спасибо, – говорит она, зная, что так он желает ей удачи – и чувствуя, что впервые говорит это, не испытывая желания послать его ко всем чертям. Она отворачивается, выдыхает и чувствует, что в душе у нее – и одновременно в теле – возникает странная легкость, словно сама гравитация вдруг уменьшилась. Все, что ждет ее впереди, – работа. Больше не надо угождать Каннингему, не надо зубрить надоевшие правила или тренироваться, не надо выслушивать нотации Огнецветки, критикующей каждый ее шаг, каждый поворот головы. Все позади.

Квартира залита разноцветными вспышками – Дауд дома. Он сдвинул кофейный столик к самой стенке и сейчас занимается упражнениями: в руках – гири, на обнаженном теле и безволосых гениталиях горят голограммы. Она целует брата в щеку.

– Пошли поужинаем? – спрашивает она.

– Нет, я иду с Чучелом. Он хочет, меня кое с кем познакомить.

– Это кто-то новый?

– Да. И очень богатый. – Он отбрасывает гантели в сторону, ложится на пол и привязывает к ногам грузы. Она, нахмурившись, смотрит на него:

– Сколько?

Он бросает на нее быстрый взгляд – в глубине его глаз блещет отблеск зеленого лазера, – а затем опускает взор, отвечая себе под нос:

– Восемь тысяч.

– Это большие деньги, – соглашается она.

Он кивает, ложится на спину и поднимает ноги, преодолевая вес гирь – мышцы бедер напрягаются и шевелятся как змеи. Она скидывает туфли и зарывается пальцами в ворс ковра.