Наследство. Исторические эскизы

Ушаков. Герцог Бирон широкими шагами гневно расхаживает по кабинету.

– Долго ждат эще этаго паршивца? – вопрошает он.

Дверь открывается, на пороге робко застыла худенькая фигурка

перепуганного герцога Брауншвейгского.

– Щэнок! Как посмель вселюдно хаят мэна? – гремит не на шутку взбешенный

Бирон. – Не с твоими мозгами в политик лезт! В русский политик! – в негодовании

герцог хлопает себя по ляжкам, его возмущению нет предела. – Да тебя, щэнка

этакого, згрызут, разжуют и выпленут! Здэс и не таким хрэбет ломалы!

Антон Ульрих, в полной растерянности, беспомощно моргает глазами:

– Я … ничего … как можно … я толко хотель поиграть в заговор … я … я …

– Да я тэбя на дуэль вызову, шпагой проткну, поганца! – лицо разгневанного

Бирона покрывается багровыми пятнами.

– Ох …– взмолился на смерть перепуганный Антон Ульрих – простите

светлейший герцог … это враги … враги … наговор …

– Мальчишка! – вскипел Андрей Иванович Ушаков и громко стукнул кулаком

по столу. – Я поступлю с тобой как с государственным преступником! – и он провел

ребром ладони по горлу.

– Ох … ох … – весь затрясся Антон Ульрих – никогда, ничего не говориль

против герцога Бирона … клянусь гошпода … всё, всё выдумки … враг хитер и

коварен … мэна погубит хотель, а я … никогда … ничэго … ох, … простите …

простите … … бежаль, бежаль … они все попрятались, каждый в свой норку, а я не

успель … …

– Значит ничэго против мэна не имэешь? – уже чуть усмехаясь, интересуется

Бирон. Антон Ульрих отчаянно кивает головой. Бирон, успокаиваясь, вздыхает. –

Садись. Прошение писать будешь.

Антон Ульрих глядит вопросительно.

– Пиши. – Бирон начинает диктовать. И герцог Брауншвейгский пишет

прошение на имя собственного сына об отставке из армии и гвардии, «дабы при

Вашем императорском величестве всегда неотлучным быть» и подписывается –

нижайший раб Антон Ульрих герцог Брауншвейгский. Его уволили указом за

подписью Бирона «именем Его императорского величества, Иоганн, регент и

герцог». «Под претекстом (предлогом) опасной по улицам езды» Антона Ульриха

фактически посадили под домашний арест. От имени младенца императора в

Москву был послан указ, чтобы «под рукою искусным образом осведомиться

старались, что в Москве между народом и прочими людьми о таком нынешнем

определении (регенстве) говорят и не происходит ли иногда, паче чаянья, от кого о

том непристойные рассуждения и толкования».

Всё, с заговором было покончено. Теперь следовало обезопасить себя со

стороны матери младенца императора.

И вот Бирон у покоев Анны Леопольдовны приказывает доложить о себе.

– Чем обязана Вашим посещением? – пытается скрыть охватившее её

волнение Анна Леопольдовна. Герцог хмуро молчит и осматривается. Его напускная

вежливость и уважительность к ней на людях исчезла. Он нагло рассматривает её.

Молодая женщина, смущаясь, робеет перед таким откровенным хамством.

– Что Вам угодно, герцог? – она пытается унять вдруг охватившую её дрожь.

Он, развалясь, садится в кресло.

– Мнэ угодно Вам сообщить, уважаемая Анна Леопольдовна … – герцог

выдерживает паузу, явно наслаждаясь её замешательством – что я могу внука Петра

Великого, небезызвестного Вам «чертушку», выписать из Киля – он пристально

смотрит в глаза, вмиг всё понявшей, Анне Леопольдовне. – Карл Петер Ульрих

имеет большее право на престол чем Ваш сын – сквозь зубы цедит Бирон. – это

следует из забытого, но существующего, завещания императрицы Екатерины

Алексеевны.

Анна Леопольдовна бледна, её грудь бурно вздымается.

– Как вы бледны, голубушка, уж не больны ли? – издевательски интересуется

Бирон. – Может быть воздух родной Германии пойдет Вам больше на пользу?3 – И

он уходит, не поклонившись, очень довольный произведенным эффектом. (Сноска: по отцу Анна Леопольдовна – герцогиня Макленбургская.) Анна Леопольдовна заливается слезами.

– Фельдмаршал Миних просит аудиенции – докладывает слуга.

– Нет, нет … я не могу принять! – Но Миних уже вошел.

– О, main Got, что случилось милая Анна Леопольдовна, хто Вас обидель? –

искреннее участие слышится в его голосе.

– О … это чудовище, Бирон, он … только был у меня … ужасно, как грубо он

обошелся со мной …

– Полно плакать … что такое сказаль он?

– Он сказал … он сказал, что может из Киля вызвать сына Анны Петровны.

– Чёртушку? – уточняет, отчего-то сладко улыбаясь, Миних.

– Да, да … его.

Миних отходит к окну. – Надо же, как удачно все складывается. Это мой

случай. Наконец-то потесню засидевшегося на троне ворюгу. Он, этот хам, даже

ничем не отблагодарил за поддержку – ни наград, ни поместий, ничего не

пожаловал … , хоть бы перстень с бриллиантом подарил на худой конец … жадюга

…, все пальцы перстнями унизаны …

– Что ж делать … , Бурхард Христофорыч?

– Узы долга по отношению к моему государю, привязанность к родителям

государя, отвращение к резкому и самовольному поведению регента, все вместе

внушает мне решимость послужить Вашему Высочеству, вырвать Вас и семейство

Ваше из окружающих затруднений, освободить Россию раз и навсегда от тирании

пагубного регентства – значительно ответствует фельдмаршал и, низко

склонившись, целует руку будущей правительнице, решая сместить Бирона в ночь с

8 на 9 ноября.

Тем временем богатый экипаж регента останавливается у дворца цесаревны

Елизаветы.

3

По отцу Анна Леопольдовна – герцогиня Макленбургская.

– Я бэз приглашения на правах друга и воздыхателя – тучный Бирон, галантно

раскланявшись, прикладывается к прелестной ручке цесаревны, которая в простом

платье из белой тафты, подбитом черным гризетом, выглядит обольстительно.

– Воздыхателя? –хохочет, кокетничая, красавица. – Неужели? Ну уж нет, все

воздыхания остались у покойной сестрицы. (Елизавета, посерьезнев, крестится).

Царствие Небесное, упокой Господь её душу. – оба вздыхают.

– Зачем пожаловал, хитрый лис?

– Не держи зла Лиза, что было, то было – миролюбиво басит Бирон и искренне

восхищается – Красавица! Несравненная! Истинный бриллиант!

– Бриллианту, сам понимаешь, оправа соответствующая потребна.

– Подожди. Разберусь с делами и назначу тебе хорошее жалование.

Долго у Елизаветы Бирон не задерживается, дел действительно много. Однако он

сумел заручиться поддержкой цесаревны. Бывшие враги расстались вполне

довольные друг другом.

Мирно, в деловом общении, Бирон и Миних проводят долгий вечер 8 ноября

1740 года.

– Всё тихо, смирно и довольно, – убаюкивающе вещает Миних.

Вдруг Бирон, переключившись с мирных государственных дел, неожиданно

спрашивает:

– А что, фельдмаршал, вам никогда не случалось во время ваших воинских

предприятий производить что-либо значительное ночью?

Миних похолодел – неужели что-то знает? …!

– О … расве мошно все помнит? … всегда имель правило, светлейший герцог, пользоваться всеми благоприятными обстоятельствами.

Тоскливо-заунывно пробили часы в глубине дворца – ain, zvai, drai …

– О …дэсать часов … о … проститэ светлейший герцог … я утомиль Вас, ай-

ай! … засиделся, часы пробиль дэсать … пора отдыхайт – и Миних, отвешивая

низкие поклоны, дружески-комично пятится к двери.

Бирон добродушно улыбается – Ade, mein freud. (Сноска: Прощай, мой друг.

по-немецки)

Миних исчезает за дверью.

– Шут гороховый – с некоторой досадой высказывается Бирон.

Миних, незаметно перекрестив живот, стремительно почти бежит к выходу, зорко вглядываясь в охрану: «Нет, нет, все нормально … как всегда … никто не

думает арестовывать … … так значит брякнул … слава богу … ух … напужал … ух

… в себя не приду … ух … …»

По своему обыкновению, плотно поужинав, дружная чета Биронов

направляется в опочивальню. Герцог, неожиданно споткнувшись, чертыхается:

– Ковер тольком расстелить не могут, русишь швайн …

Жена, ласково приобняв стан супруга, тихо говорит:

– Будет сердиться, Иоганн, пойдем. – Всем своим существом она ощущает

свое запоздалое счастье, – наконец-то нет Её …, никто не стоит между нами …, мой,

мой …, теперь только мой. – Она робко целует хмурое лицо своего обожаемого

Иоганна. Он, приостановившись, гладит её полные плечи, вдыхая милый запах

рассыпавшихся волос.

– Бенигда … main liben … liben … (моя милая, по-немецки).

За окном тускло белеет рано выпавший снег. В холодном небе, из-за тревожно

мчащихся туч, мелькает бледный лик луны.

«Э-эх … спать бы сейчас в тепле, … так нет же, в этакую непогодь тащимся

…» – глухо стучат по мостовой сапоги 80 солдат, заглушаемые тоскливым воем

ветра.

Фельдмаршал Миних ведет гвардейцев к Летнему дворцу.

Господи помоги, не покинь раба божьего Христофора … помоги Господи, только б не сорвалось … только б все получилось …

Как не храбрится Миних, но страх возможной неудачи томит душу.

Господи помоги, только б все обошлось…

Вот он – Летний дворец – сумрачный, тихий, сонный. А сад-то как

разбушевался, ой-ёй … Рядом, словно из-под земли, вытянулся адъютант

Манштейн.

– Иди, арестуй Бирона, а ежели сопротивляться будет – прикончишь. Понял?

– Будет исполнено, Ваше сиятельство.

Высокая фигура Манштейна исчезает за грозно-шумящими, скрипяще-

шатающимися деревьями.

Словно покойницу разбудить хотят – мелькает в голове.

Манштейн подходит к массивным, раззолоченным дверям дворца. Часовые, отдав честь, пропускают адъютанта Миниха. Он спокойно-уверенно шагает по

темным залам, редкие слуги уважительно кланяются. Все понимают – посыльный

идет со срочным донесением к регенту.

Однако … где ж опочивальня герцога … ?, да где же она, черт возьми?!

Неужели заплутал … ?, вот положение …

Храброго офицера прошибает холодный пот.

Делать-то что теперь, а?, спросить у кого? … никак не можно … заподозрят …

… а …, пойду на удачу …

Манштейн проходит ещё две комнаты …

… Ага … храп слышится … … шарит руками – дверь, … навалился – закрыта,

… … вот беда, на ключ заперта … делать-то что теперь? – Манштейн лихорадочно

шарит по двери. – … Двустворчатая …, это хорошо … О! … задвижки не закрыты.

Вот случай! – и, немного повозившись, он открывает дверь.

Высокая двуспальная кровать задернута пологом.

Вот ты где, голубчик, нашел, слава Богу. – Манштейн крадучись подходит к

кровати, отдернул занавесь. – Спят! – Изумляется. – Дверью-то как шумел, а им все

не почем.

Перед ним в шелковой голубой сорочке спит герцогиня, за ней грузно

вздымается волосатая грудь герцога.

– Имею дело до регента! – гаркнул Манштейн.

Вмиг проснувшись, супруги вопят что есть мочи:

– По-мо-ги-те!!! На помощь!!! У-би-ва-ют!!!

Перепуганный регент, спросонья не соображая, лезет под кровать.

– Wohin? (Куда? нем.) – Манштейн, вмиг обежав кровать, бросается на него.

Оба, схвативщись насмерть, катаются у кровати.

Герцогиня, объятая страхом, на коленях, истошно вопит, не в силах соскочить

с кровати:

– Стража! Сюда! Сюда! Скорее!!!

Наконец-то … хлопанье дверей, шум, голоса, топот множества ног; настежь

распахнута дверь – Ужас! – врываются вооруженные гвардейцы.

– Main Got (Мой Бог нем.) … – герцогиня, прижав руки к груди, падает в

подушки.

Бирон, с неимоверным усилием, вырывается из железной хватки Манштейна, вскакивает – лицо багрово, глаза налиты гневом.

– Подлое мужичьё! Как смэете?! Вон! Вон отсюда! Сволочи! – и он в

яростном неистовстве молотит кулаками куда ни попадя. Его же нещадно осыпают

ударами прикладов. – Как смэете?! Мэна – регента! Вон! Вон! Русиш швайн! Всех в

Сибирь! На катаргу! В кандалы!

– А … – уворачивается от удара, разбушевавшегося герцога, немолодой

офицер, быстро стаскивает с себя шарф. – Вяжи его ребята … так … давай, давай …, держи … ишь, черт увертливый …

– В Сибири сгною гвардейскую сволочь! … – хрипит, вырываясь, Бирон.

– Кляп ему, шоб не лаялся … ну … засовывай что ли … от тварь, кусанул как!

Уф! … увязали кажись … эк, тяжел боров, отъелся на русских харчах … а ну, подсоби …

И вот – полуголого, хрипяще-мычащего, беспомощно лягающегося бывшего

властителя, тащит толпа переругивающихся возбужденно-раскрасневшихся

гвардейцев мимо погруженной во мрак тронной залы, где пугающе-недвижно лежит

в гробу Она, его Анна. Проснись-пробудись владычица Анна, гласом зычным

приведи в ужас-трепет охальников окаянных. Нет, глуха-нема грозная царица. И

несет толпа Бирона на позор, иль на смерть лютую.

О, если б знал важный, спесиво-чванливый, нагло-всевластный, надменно-

высокомерный фаворит, как и в каком виде он покинет дворец, где столько лет

царствовал!

Герцогиня в этой суматохе, не помня себя, выбежала из дворца в одной

сорочке.

– Куды … не велено … – верзила солдат, глупо-довольно гогоча, сграбастал её

и потащил к Манштейну. – С ентой-то что делать будем, ваш скабродье?

– Дурак! Обратно неси!

– Тьфу! – солдат с досадой бросает герцогиню в снег.

О, Всесильная Фортуна, как страшно-неведомы пути твои!

9 ноября 1740 года младенец император Иван VI издал манифест в адрес

свергнутого регента: «Он, герцог Курляндский … Нашим вселюбезнейшим

родителям. Нашей государыне матушке и Нашему государю отцу, столь великое

оскорбление и пренебрежение публично нанести посмел, при том разные

неслыханные, непристойные угрозы употребил и вообще нарушал государственные

права и виноват в малослыханном похищении нашей казны».

После суда, 14 апреля 1741 года, восьмимесячный император Иван Антонович

вынес приговор: Бирона и его братьев (Карла и Густава) по «отписании всего их

движимого и недвижимого имения на Нас, в вечном заключении содержать, дабы

тяжкое оное гонение и наглые обиды, которые верные Наши подданные от него

претерпели без всякого взыскания не остались». Бирон со всем семейством был

сослан в Сибирь, в Пелым, навечно». (Сноска: Пётр III разрешил Бирону жить в

Ярославле. В 1762 году Екатерина II вернула ему герцогство Курляндское, в 1769

году Бирон передал управление герцогством своему старшему сыну Петру. Умер

Эрнст Иоганн Бирон в 1772 году, в возрасте 82 лет.) Итак, правительницей России оказалась герцогиня Брауншвейгская Анна

Леопольдовна. Молодая (23 года), наивная, доверчивая, добрая, недалекая, совершенно неискушенная в сложных политических интригах русского двора, она

никак не подходила на эту высоко ответственную и опасную для неё роль. Не имея в

своей природе склонности к государственной деятельности, она могла быть только

марионеткой, во всяком случае первое время. Бурхард Христофор Миних, будучи

ловким царедворцем, знавшим все ходы и выходы русской политики, умудрившийся

удержаться при власти при четырех императорах – Петре I, Екатерине I, Петре II, Анне Ивановне, именно такую роль и отводил Анне Леопольдовне. Он планировал

единолично править, а она, во всем послушная ему, будет лишь считаться

правительницей и иметь соответствующие её положению привилегии. Однако

случилось непредсказуемое – Анна Леопольдовна всерьез ощутила себя

правительницей и по своему разумению, пользуясь неограниченной властью, неожиданно изменила все планы Миниха. Пост генералиссимуса, на который

рассчитывал Миних, она отдала своему мужу Антону Ульриху Брауншвейгскому.

(На то был свой резон – Анна Леопольдовна ожидала возвращения из Польши

своего возлюбленного Карла Морица Линара. И, чисто по-женски, стремилась

угодить мужу, чтобы он на её увлечение смотрел сквозь пальцы). Миниху был

предложен пост министра в кабинете Министров, где внешней политикой занимался

Андрей Иванович Остерман, а внутренние дела вёл Михаил Гаврилович Головкин.

Раздосадованный Миних оказался не у дел. Анна Леопольдовна чувствовала себя

очень уверенно у руля высшей государственной власти. Она племянница недавно

почившей императрицы Анны, внучатая племянница императора Петра I, правнучка

царя Алексея Михайловича, к тому же её младенец сын – император! Она имеет все

законные права на регентство. Однако, имея все наследственные права, Анна

Леопольдовна не умела и не хотела править.

Быстрые и неожиданные перемены при русском дворе спровоцировали

активные действия шведов и французов. Скорая кончина Анны Ивановны подала им

надежду направить политику России в русло своих интересов. Правительство

проавстрийской направленности (Остерман и Анна Леопольдовна) их никак не

устраивало. Швеция и Франция делали ставку на Елизавету.

Хмурым осенним днем 1740 года важный Нолькен, (шведский посланник при

русском дворе) значительно посматривая, говорил Елизавете:

– Шведский король немало удивлен – двухмесячный младенец провозглашен

русским императором!

– Вы ошибаетесь, Ивану Антоновичу уже целых три месяца. – Мило улыбаясь, отвечает цесаревна.

– О да, возраст более чем почтенный – иронически-раздраженно пожимает

плечами дипломат.

– К тому же – добавляет Елизавета – не надо забывать, при младенце-

императоре есть регентша, его мать.

– Анна Леопольдовна столь малозначима, что её не заметно на политическом

Олимпе.

Елизавета, соглашаясь, печально вздыхает.

– Однако трудно понять такой выбор – приблизив лицо и понизив голос, Нолькен продолжает – Мы все были уверены, что именно Вам достанется русская

корона. Вы дочь Великого императора Петра и Ваша матушка Екатерина

Алексеевна также царствовала.

Елизавета обиженно поджимает губы, и её прекрасные глаза увлажняются

слезами.

– Сестрица Анна не любила меня и, умирая, подписала завещание в пользу

младенца.

Нолькен утвердительно кивает, разумеется ему это известно.

– Наш благородный король предлагает Вам свою помощь. – (Елизавета

насторожилась, она сразу почуяла, что Нолькен явился не для светской болтовни.) –

Он готов помочь Вам взойти на престол.

– Что предлагает Его Величество?

– Вы должны подписать обращение-обязательство к шведскому королю с

просьбой помочь взойти на престол. – Елизавета кивает. – Король начинает войну

против России, наступает на Петербург и в это время происходит переворот в Вашу

пользу. Для успеха дела король дает сто тысяч экю, а Вы, в случае удачи, должны

будете удовлетворить все территориальные претензии Швеции.

Елизавета хмурится.

– На какие земли претендует король?

– Король мечтает о возвращении Восточной Прибалтики через пересмотр

Ништадского мира 1721 года.

– Вот оно что … – Елизавета , отвернувшись, размышляет. – …вернуть шведам

завоевания Петра … О-о …, как мало они уважают меня, предлагая такую сделку …

… Она готова в негодовании отказаться но …, сто тысяч экю! …, боже мой, как

нужны эти проклятые деньги!

Нолькен, не надеясь на благоприятный ответ и заметно нервничая, вдруг

слышит:

– Я согласна.

Швед суетливо достает заранее готовое обращение-обязательство.

– Вам надобно подписаться вот здесь.

Елизавета читает проект официального обращения к Фридерику I и сейму

цесаревны Елизаветы: « Я поручаю и разрешаю господину Нолькену, чрезвычайному посланнику шведскому при русском дворе, ходатайствовать от

моего имени перед Его Величеством королем и королевством шведским об оказании

мне помощи и необходимого содействия для поддержания моих неотъемлемых прав

на всероссийский престол …Я одобряю и одобрю все меры, какие Его Величество

король и королевство шведское сочтут уместным принять для этой цели, и обещаю, в случае, если Провидению … угодно будет даровать счастливый исход

задуманному плану, не только вознаградить короля и королевство шведское за все

издержки этого предприятия, но и представить им самые существенные

доказательства моей признательности».

– Нет, нет – цесаревна отодвигает документ – сначала выдайте деньги

– Помилуйте, сударыня, при всем уважении к Вам я не в праве так поступить.

Я уполномочен выдать деньги только после Вашей подписи на документе.

– Выдайте сейчас, мне очень нужны деньги. – Настаивает Елизавета.

– Это не серьезно. Я не частное лицо. Король мне доверил распорядиться

такой суммой только в случае подписания документа. Как можно?

– Цесаревна права – любая сделка требует задатка. Король Франции тоже

желает видеть на русском престоле прекрасную Елизавет.

Из тени выходит, довольно улыбаясь, никем не замеченный, французский

посланник маркиз Шетарди и вручает обомлевшей Елизавете парчовый мешочек с

золотыми монетами.

– Здесь конечно не сто тысяч, а лишь небольшой взнос в общее дело –

добавляет он, почтительно-галантно кланяясь.

– Откуда принесло его …? … Словно из-под земли вырос, – недоумевает

Нолькен, еще не понимая хорошо это или плохо.

Елизавета растерянно сжимает мешочек с деньгами.

– О … господа, при такой мощной поддержке я буду рада занять русский

престол … Россия всегда будет в самых дружеских отношениях с Францией и

Швецией – взволнованно лепечет цесаревна.

Великая княжна согласна на заговор и это главное, а подпись документа дело

времени – решает Нолькен.

Послы вскоре отсылают обнадеживающие реляции своим королям. Нолькен

часто напоминает легкомысленной Елизавете о непременном условии шведского

короля, надоедая ей с подписью обращения-обязательства. Елизавета, не

отказываясь от заговора, документ, под разными предлогами, не подписывает.

Шетарди, настроенный романтично, увлеченно играет в заговор. Во время

танцев они с Елизаветой обмениваются понимающе-таинственными взглядами, передают друг другу записки, назначают встречи, которые «происходили в темные

ночи, во время гроз, ливней, снежных метелей, в местах, куда кидали падаль» (Из

записок княгини Иоганны Елизаветы, матери Екатерины II) За всем этим наблюдали

соглядатаи Миниха, регулярно докладывая начальству, как французский посланник

тайно, по ночам, огородами пробирался во дворец Елизаветы явно «не для амуру».

Цесаревна старается всеми способами вытягивать деньги из обоих посланников

(Шетарди денег не жалеет) и … дальше этого не идет. Она сама и все русское

окружение не принимают заговор всерьез.

– Вступить на престол при помощи шведских войск? Глупость какая! Меня

все возненавидят! – понимает она. Но … деньги очень, очень нужны …

И опасная игра в заговор продолжается.

В Швецию и Францию послы постоянно отправляют победные реляции. И

шведы, уверенные в удаче своего предприятия, начинают всерьез готовиться к

войне.

Бегут дни за днями. Вот и пришел к концу 1740 год. Поздним вечером 31

декабря по заснеженному, погруженному во мрак, Петербургу мчится темная

карета, по мостовой гулко цокают копыта, дышащих морозным паром, прекрасно

выхоленных коней. Быстро минуя Марсово поле карета подъезжает к дворцу

цесаревны Елизаветы. Живо соскочивший с подножки кареты лакей помогает выйти

из экипажа важному господину, закутанному в длинную щубу на лисьем меху.

Вельможа достойно-уверенно поднимается на крыльцо, перед ним услужливо

распахивают двери. Кто ж не знает фельдмаршала Миниха? Резко пахнуло кабацким

запахом дешевого вина, неожиданно оглушил весело-разнузданный галдеж пьяных

гвардейцев.

– Видать не ту дверь открыл, – непроизвольно взмахнув руками, Миних

пятится назад.

– Гы-ы … глупо лыбится верзила гвардеец – фэльд … (пьяно икнул) ма-ар-

шал … Гы-ы … – Какой-то момент оба в недоумении вглядываются друг в друга.

– Гм … хм … это дворец цесаревны Елизаветы? – наконец спрашивает

ошарашенный царедворец.

– Он самый – еще шире расплывается в глупой ухмылке верзила.

– Э-э … мне бы …

– Куму что ль позвать? Лизавета! Лиза! – хрипло кричат несколько голосов.

– Сюды поди!, до тебя пришли.

Откуда-то из общей серости появляется, пьяно-похохатывая, растрепанная

Елизавета.

– Да наяву ль все это? – фельдмаршал щиплет себя за руку … Девка …

кабацкая девка … срам какой!

– Бурд-хар Христоф-форыч … ? – Елизавета, покачиваясь, недоуменно

хлопает глазами.

Миних церемонно кланяется.

– Имею честь засвидетельствовать свое почтение, заехал поздравить с