Первая любовь Ромки

– Ладно, идите. И, пожалуйста, в следующий раз думайте до, а не после.

Они вышли в коридор, где уже было почти пусто: только уборщица возилась с ведром, да где-то хлопнула дверь. Ромка привычно хотел ляпнуть что-нибудь про «клуб отличников по пересдачам», но, оглянувшись на Серёгу, прикусил язык.

Сергей шёл рядом, не глядя, руки в карманах, плечи напряжённые. Не ржал, не подкалывал – вообще молчал, что для него было как аварийная сирена.

– Эй, – Ромка толкнул его локтем. – Мы выжили, алё. Герои грамматики, почти.

– Ага, герои, – тихо отозвался Серёга. – Только мне по башке прилетит так же, как тебе.

– Да ладно, – Ромка попытался перевести в шутку. – Нас же не расстреляли, всего лишь переписали. Опыт, прокачка.

– Тебе-то да, – вдруг резко сказал Серёга, останавливаясь. – Ты к этому привык. Очередная двойка, очередное «Романов, а ну ко мне». Для тебя это фон.

– Ты чё завёлся? – искренне удивился Ромка. – Мы же оба попались, оба сидели, чё теперь ныть?

– В том-то и дело – «оба», – Серёга поднял на него глаза, в которых вместо привычных искр стояла злость. – Если бы я сам завалил – ладно. Но я вообще-то готовился. Делал это дурацкое повторение. А в итоге – сижу, как идиот, переписываю из-за того, что ты опять решил “по-командному” жить.

– Я же не заставлял тебя, – вырвалось у Ромки. – Ты сам подвинул тетрадь.

– Потому что ты смотрел, как щенок под дождём, – фыркнул Серёга. – И я… привык, что мы вытаскиваем друг друга. На алгебре – норм. Но сейчас…

Он запнулся, сжал ремень рюкзака.

– Сейчас не просто «сейчас». Тренер же говорил: ещё косяки по учёбе – и нас на турнир могут не пустить. Нас, Ром, не тебя одного. Команду. Если завуч начнёт давить, то у физрука будет отличный аргумент: «Ваши любимые футболисты даже русский без списывания сдать не могут».

В животе у Ромки неприятно потяжелело.

– Думаешь, из-за этой фигни не пустят? – попытался он усмехнуться, но улыбка вышла кривой.

– Не знаю, – Серёга дёрнул плечом. – Но мне хватило, как тренер на тебя сегодня смотрел. Если он заподозрит, что я такой же «дисциплинированный», орёт будут уже не только на тебя.

– А я тут при чём? – голос у Ромки стал жёстче. – Ты сам решал, помогать или нет. Что я теперь, ходячая чума?

– Почти, – отрезал Серёга. – Ты как эпидемия. Сначала шутка, потом «да ладно, чё ты, всё норм», а потом – бац – и мы вдвоём сидим после уроков. И турнир под вопросом.

– Круто, – горько хмыкнул Ромка. – То есть все веселились, когда я котлету запускал. Все ржали, когда я за мелких вписывался. А виноват всё равно я один. Теперь ещё и ты туда же.

– Я не про котлету, – Серёга опустил голос. – Я про то, что ты вообще не думаешь, как твоя «геройская» фигня аукнется остальным. Тренер на тебя давит – ты психуешь, а под раздачу мы все можем попасть.

Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. Коридор был пустой, даже шагов не слышно – только где-то вдали глухо стучал мяч в спортзале.

– Окей, – медленно сказал Ромка. – Понял. Я токсичен, я эпидемия, я разрушитель турнирных надежд. Спасибо за лекцию.

– Я не это… – начал Серёга, но остановился. – Хотя… может, и это. Мне надоело каждый раз выбираться из ямы, в которую ты первым прыгнул.

Слова ударили под дых честнее любого мяча.

– Ладно, – выдохнул Ромка, отводя взгляд. – В следующий раз прыгай без меня. Или вообще не подходи. Безопаснее.

Он развернулся и пошёл по коридору, не разбирая, куда. Спина будто горела взглядом друга, но оборачиваться не хотелось.

Впервые за много лет, с тех пор как они вместе бегали с одним мячом на двоих, между ними повисло не «ха-ха» и не «погнали», а тяжёлая, неприятная пауза. Трещина. И, в отличие от школьного окна, её скотчем не заклеишь.

На тренировку Ромка пришёл раньше обычного, хотя по дороге три раза хотел развернуться. Двор был серый, ветер тягал по асфальту листья, ворота на поле криво стояли, как всегда. Только внутри всё было перекошено сильнее, чем эти штанги. После разговора с тренером и ссоры с Серёгой хотелось либо орать, либо молчать неделю. Он выбрал третье – бегать так, чтобы мысли не успевали за ногами.

– О, смотрите, живой, – бросил кто-то из пацанов, когда он зашёл в раздевалку.

– Как там русский? – усмехнулся Лёха. – Поставили тебе памятник «Не списать – умри геройски»?

– Ага, прямо на кладбище контрольных, – отрезал Ромка, переодеваясь. – Давайте уже на поле, пока я тут не сдох от ваших шуток.

Серёга молча завязывал шнурки у соседнего шкафчика. Не подкинул ни одной фразы, не поддел, не похлопал по плечу. Ромка на секунду задержал взгляд, но друг сделал вид, что очень занят кроссовками. Внутри кольнуло, как от холодного воздуха в лёгкие.

Павел Сергеевич встретил их на площадке свистком.

– Так, орлы, сегодня работаем по полной, – объявил он. – Турнир не ждёт, а ваши ноги, похоже, за лето забыли, как бегать. Капитан, – короткий взгляд на Ромку, – надеюсь, сегодня будешь головой думать, а не только мячом.

– Есть, – выдохнул тот. – Буду думать всем, чем осталось.

Разминка прошла на автомате: круги, прыжки, растяжка. Ромка рвал вперёд, будто хотел убежать от мыслей. Колени жгло, дыхание сбивалось, но останавливаться было страшнее, чем продолжать. В голове гудело: «эпидемия… я устал за тебя извиняться… вылетишь из команды…»

Когда началась двусторонка, он ушёл в атаку так, будто это финал чемпионата мира. Мяч слушался – пока. Пара удачных проходов, один гол, второй удар в створ. Сердце стучало в горле, но было хоть чуть легче.

– Кэп сегодня бешеный, – прокомментировал кто-то. – Мяч ему что, завуч обещала отобрать?

– Пас, Ромыч! – крикнул Серёга справа. – Я свободен!

И вот тут в груди что-то дёрнулось. «Мне надоело выбираться из ямы, в которую ты первым прыгнул». Задняя мысль, как подножка. Вместо простого паса он пошёл дальше сам, через центр.

Перед ним выскочил Вадик, худой, сосредоточенный, глаза узкие.

– Стой, – коротко кинул он. – Лево свободно!

– Сейчас сам, – рявкнул Ромка, подсёкая мяч под себя.

Один финт, второй… асфальт под кроссами был неровный, ребро плитки торчало, как маленькая подстава. Нога уехала, мяч отскочил, и мир перевернулся. Колено со всего размаху встретилось с землёй, в голову ударила вспышка белого.

– А-аа… – выдох сам собой вырвался сквозь зубы.

Звук был не громкий, но очень настоящий. Мяч укатился в сторону, тренер свистнул так, что уши заложило.

– Стоп игра! – рявкнул он. – Романов, чё за цирк?

Ромка лежал на боку, вцепившись руками в ногу чуть выше колена. В него врезалась тупая, вязкая боль, будто кто-то забил внутрь раскалённый гвоздь. Воздуха не хватало, в глазах потемнело.

– Ты как? – рядом сразу оказался Вадик, присев на корточки. – Ром, эй.

– Норм… – выдавил он, хотя совсем не было норм. Попробовал пошевелить ногой – боль вспыхнула сильнее, в горле противно подступило.

– Может, лёд, медпункт… – начал Игорь с фланга.

– Не нойте, – попытался оскалиться Ромка. – Сейчас отпустит. Асфальт просто по мне соскучился.

Он сжал зубы, подтянулся на руках, сел. Колено пульсировало, штанина на этом месте уже темнела от пыли. Внутри всё скривилось, хотелось выматериться так, как нельзя при учителе.

– Дай посмотрю, – подошёл Павел Сергеевич, опускаясь рядом. – Сильно?

– Фигня, – выдохнул Ромка, отводя взгляд. – Бывает. Не в первый раз.

Тренер осторожно коснулся колена. От лёгкого нажима боль полосанула так, что перед глазами поплыли круги.

– Не трогайте, – вырвалось у него, голос сорвался.

– Ага, «фигня», – мрачно сказал физрук. – Встанешь?

– Встану, – упёрся Ромка. – Я же не из стекла.

Он попытался подняться сам, но нога предательски дрогнула, почти подломилась. Рядом вспыхнули руки – Вадика, Серёги, ещё кого-то. Подхватили под локти, помогли выровняться.

– Осторожно, – тихо сказал Вадик. – Не геройствуй.

– Та нормально! – Ромка сжал кулаки, почти нависая на чужих плечах. – Пару минут – и всё.

Остальные, толпясь чуть поодаль, делали вид, что ничего особенного не случилось. Кто-то ковырял бутсой землю, кто-то жонглировал мячом, отворачиваясь. Только взгляды из-под лба, быстрые, тревожные, выдавали, что всем не пофиг.

– Чё встали? – фыркнул Лёха. – Кэп же сказал – норм. Значит, норм. Давайте добьём двусторонку.

– Давайте, да, – подхватил кто-то, явно нервничая. – А то время идёт.

Павел Сергеевич выпрямился, посмотрел на Ромку внимательно.

– Так, – коротко сказал он. – Романов – на лавку. Лёд на колено, я щас принесу. Остальные – играем дальше. Только без каскадёрских трюков, понял? – он бросил взгляд на поле.

– Да всё ок, – прохрипел Ромка, опускаясь на край скамейки. Деревянная доска казалась ледяной, хотя от него самого шёл жар.

Серёга присел рядом, не глядя.

– Больно? – тихо спросил он.

– Да нет, кайфую, – хмыкнул Ромка. – Обожаю, когда колено горит, как костёр.

– Дурак, – пробормотал Серёга, но голос дрогнул. – Ты бы видел своё лицо.

– Лучше я его видеть не буду, – выдохнул тот, откидываясь к сетке.

Тренер вернулся с пакетом льда, сунул его в Ромкины руки. Лёд обжёг кожу, но боль от этого стала хоть как-то управляемой.

– Прижми, – сказал Павел Сергеевич. – После тренировки зайдёшь в медпункт. И давай без “я забыл”.

– Я ж сказал, что фигня, – упрямо повторил Ромка. – Не надо драму.

– Это не драма, – спокойно ответил физрук. – Это твои ноги. Одни на всю жизнь. Не хочешь думать головой – хотя бы подумай коленями.

Он ушёл обратно к ребятам. Свисток снова прорезал воздух, мяч покатился, крики «пас!» вернулись на поле.

Ромка сидел, стискивая ледяной пакет, глядя, как команда бегает без него. С каждой минутой колено будто ныло громче, а внутри расползалось липкое ощущение: мир вполне себе умеет играть дальше, делая вид, что ничего не произошло.

И он тоже делал вид. Усмехался, когда мяч влетал в ворота, подсказывал издалека, кидал какие-то дурацкие комментарии. Только пальцы на пакете белели от силы, с которой он держался за ту самую фигню, после которой всё может пойти совсем не в ту сторону.

В раздевалку он доковылял уже после всех. Колено ныло тупо и вязко, будто внутри кто-то жевал стекло. В дверь вошёл тихо, чтобы не привлекать внимания, и замер: пацаны ещё не разошлись, полуголые, с мокрыми волосами, кто-то ржал, кто-то швырял в корзину грязные майки.

– Я ж говорил, он перегорит, – узнаваемый голос Лёхи донёсся от дальних шкафчиков. – Сегодня вообще как бешеный носился. Итог – колено в ноль.

– Это не перегорание, а мозгов нет, – фыркнул Пашка-задира. – Всегда лезет по максимуму. Ему скажи «тише», он наоборот ускорится.

– Ну да, капитан же, – подключился кто-то ещё. – Всегда первый в драку, первый в котлету, первый в травму. А потом мы слушаем, как тренер орёт, что надо голову включать.

Ромка остался за дверью, не доходя пары шагов. Дверь приоткрыта, он – в тонкой полоске тени. Сердце дёрнулось, как мяч от штанги.

– Да хорош вам, – тихо, почти неуверенно вставил Вадик. – Если б не он, мы бы половину голов не забили.

– Голов – да, – Пашка хлопнул дверцей шкафчика. – А вот проблем… Тренер уже на нервах. Завуч тоже. Если Ромыч продолжит так чудить, нас на турнир сто процентов не возьмут, говорю вам.

– Ну, на турнир-то возьмут, – протянул Лёха. – Но в любой жёсткой ситуации кто будет крайний? Капитан. А мы рядом. Мне вообще-то не хочется, чтобы из-за чьих-то понтов по дисциплине мы сидели дома.

– Какие понты, – буркнул Вадик. – Он просто… такой.

– Вот именно, – отрезал Пашка. – «Просто такой». Это и напрягает. Ему скажешь: «не лезь», а он всё равно лезет. В коридоре со старшаками – норм, за пацанов уважуха. Но у завуча своё кино. А мы потом массовка.

Кто-то нервно хмыкнул, потом раздался знакомый голос Серёги:

– Я ему уже говорил.

У Ромки внутри всё сжалось.

– И что? – спросил Лёха. – Понял?

– Не знаю, – тяжело выдохнул Серёга. – С ним так: сегодня вроде понял, завтра опять вляпался. Я тоже не хочу, чтобы из-за него нам турнир срезали. И вообще… задолбало каждый раз отрабатывать за чужие «подвиги».

Слова падали как камни. Ромка прижался плечом к стене, стараясь дышать тихо. Каждая фраза цеплялась куда-то под рёбра.

– Ну вот, – подвёл итог Пашка. – Даже его лучший кореш уже понял, что с этим цирком надо завязывать. А то капитан у нас один, а проблем – на всю команду.

Кто-то хлопнул по спине кого-то, послышался смех, шуршание пакетов. Для них это был просто разговор в раздевалке, как много других. Для него – как будто стенку ворот оставили открытой и изо всех сил влупили по ней.

Ромка тихо сделал шаг назад и так же тихо выскользнул обратно в коридор. До него долетел Серёгин смех – натянутый, не такой, как обычно, но всё равно смех. Значит, внутри раздевалки всё в порядке, всё по-старому. Только он – снаружи.

В туалете он опёрся руками о раковину, глянул на себя в зеркале. Чёлка прилипла ко лбу, на шее красные пятна – то ли от усталости, то ли от злости.

– Капитан года, – усмехнулся он своему отражению. – Командный любимчик.

Глупо было обижаться: ну да, они частично правы. Вечно лезет, вечно «я разрулю». Но слушать это со стороны было совсем другое дело, чем шутить про себя самому. Особенно когда в списке «задолбало» внезапно оказался Серёга.

В раздевалку он вернулся, когда большинство уже ушло. Быстро натянул штаны, футболку, не поднимая глаз. В углу ещё копался Вадик, застёгивая рюкзак.

– Колено как? – негромко спросил он.

– Да норм, – отмахнулся Ромка. – Не отвалилось же.

– Угу, – Вадик слегка кивнул, но посмотрел внимательно, слишком внимательно. – У тебя лицо другое.

– Это у тебя воображение другое, – отрезал тот, щёлкнул замком рюкзака и почти вылетел в коридор.

У дверей чуть не столкнулся с Серёгой. Тот уже был в куртке, телефон в руке, на лице привычная полуулыбка.

– Ты чё так долго? – сказал он, как ни в чём не бывало. – Пошли, пока завуч нас тут ночевать не оставила.

– Иди, – коротко бросил Ромка. – Я позже.

– Ты чего, – удивился Серёга. – Нормально же…

– Сказал же: иди, – голос сорвался чуть резче, чем он планировал.

Серёга замолчал, какое-то мгновение сверлил его взглядом, потом пожал плечами:

– Как хочешь, капитан.

Он ушёл по коридору, не оглядываясь.

Ромка остался стоять, прислушиваясь к собственным шагам, которые вдруг показались слишком громкими в этом длинном коридоре. Говорить не хотелось. Ни с тренером, ни с мамой, ни с папой, ни даже с тем самым лучшим другом, который «уже говорил».

В груди было пусто, как на стадионе после матча: фанаты разошлись, прожектора выключили, мяч унесли, а он ещё сидит на трибуне и делает вид, что всё под контролем. Хотя на самом деле контролировать хочется только одно – чтобы никто не видел, как сильно внутри всё болит.

Дом встретил привычной полутьмой и запахом жареного лука. С подъезда до двери Ромка дошёл скорее на автомате, чем на своих двоих: колено ныло, в голове гремели чужие слова из раздевалки. Хотелось просто провалиться под пол, минуя все «как дела» и «опять в футбол играл?».

– О, герой вернулся, – отозвалась мама из кухни, когда он кинул рюкзак в коридоре. – Слушай, у нас дома мусоропровод не сломался? Почему вокруг твоего рюкзака помойка из кроссовок и куртки?

– Щас, – выдохнул Ромка, даже не глядя. Колено дёрнулось, когда он попытался убрать кроссовки носком ноги.

В комнате Димка сидел на полу, раскладывая по ковру машинки и какие-то картонки. На одной уже был нарисован маркером квадрат, в центре красовался кривой кружок – явно очередной «стадион».

– Рооом, – поднял голову Димка, глаза блестят. – Смотри, я тут для тебя фигуру делаю. Это ты! – он тычет в кружок. – А это ворота, ты щас будешь забивать.

– Потом, Дим, – скривился Ромка. – Я устал.

– Ну смотри хоть! – тот потянул за штанину. – Я полдня делал! Вот тут трибуны, вот папа, вот мама, вот я…

– ОТСТАНЬ, – вспыхнул Ромка, дёрнув ногу резче, чем хотел. – Сколько можно со своими картонками? Мне не до твоих игрушек!

Димка отпрянул, как будто его ударили. Машинка выскользнула из руки, стукнулась о ножку стола. Глаза тут же налились слезами.

– Я… я просто… – голос у него дрогнул. – Хотел, чтоб…

– Рома! – в дверях выросла мама, с полотенцем в руке. – Ты вообще слышишь, как с ним разговариваешь?

– Он меня дёргает постоянно, – огрызнулся Ромка. – Я с улицы только зашёл, голова трещит, колено… а он со своими стадионами.

– Он по тебе скучает, – мама резко забрала из-под ног картонку, прижала к груди. – Весь день сидит, лепит этих человечков, ждёт, когда ты придёшь. А ты на него как… – она осеклась, но глаза вспыхнули. – Если у тебя проблемы в школе, не надо вываливать их на младшего.

– А на кого вываливать? – голос сам поднялся. – На вас? На папу, который домой только поспать приезжает?

– Не смей, – мама сжала полотенце так, что побелели пальцы. – Папа работает, между прочим, чтобы вы с братом не по одному мячу на двоих делили.

– Зато времени на нас ноль, – фыркнул Ромка. – Круто, чё.

– В свою комнату, быстро, – выдохнула она, уже почти шипя. – Пока я не наговорила лишнего.

– Да пожалуйста, – бросил он и хлопнул дверью так, что стены дрогнули. Колено от резкого движения прострелило, но это только подлило злости.

Вечером квартира превратилась в консервную банку с эхо. Сквозь тонкую стену доносился папин глухой голос:

– Я прихожу – дома два фронта: школа и Рома. Ты на меня с порога, он на брата орёт… Я что, в войну попадаю?

– А ты попробуй один день с ними, – это мама, уже срываясь. – Завуч, тренер, звонки, контрольные… Я одна разгребаю, а ты только «дневник не запускай».

– Что я могу сделать, если он вечно лезет куда не надо? – раздражённо бросил папа. – Ты его хвалишь за футбол, он думает, что поле – центр Вселенной.

– Я его не хвалю, я хоть где-то его поддерживаю! – голос мамы дрогнул. – Везде его долбят: в школе, в команде… Ты видел, как он домой пришёл? Как выжатый!

– А о Димке ты думаешь? – папа ударил словом, как кулаком. – Ему шесть лет, а дома вечный сериал «Старший в проблемах». Он тоже человек.

Ромка сидел на кровати, обхватив колени руками. Стена почти вибрировала от чужих слов. Хотелось заткнуть уши, но тогда в голове всё равно звучало бы то же самое, только громче. «Проблема… вечно лезет… долбят…»

Он медленно лёг на спину, уставившись в потолок. Чужие голоса сливались в один гул, как шум трибун, только вместо «гооол» – их «что с ним делать».

– Было бы проще, если бы меня просто не было, – шепнул он сам себе, так тихо, что не услышал даже собственный голос. – Ни дома, ни в школе.

Внутри всё сжалось в тугой комок. Хотелось выйти и орать, хлопнуть дверью уже квартиры, уйти к полю, к стадиону, куда угодно. Но колено болело, а в голове сидела одна мысль: стать маленьким, невидимым, чтобы хоть на минуту никто не обсуждал, не воспитывал, не ругал. Просто забыли, что он есть.

Комната медленно остывала после семейного скандала, как спортивный зал после турнира: свет тусклый, воздух тяжёлый, никуда не деться от ощущения, что тут недавно кто-то громко кричал. Колено ныло в такт сердцу, за стеной родители уже не ругались, только телевизор бубнил вполголоса. Димка давным-давно спал, сопел так мирно, будто никакой буре за стеной и в помине не было.

Телефон лежал экраном вниз, и Ромка из принципа его не трогал. Хотелось отключить всё – звук, свет, людей. Он уткнулся в подушку, решив, что если уснёт, то хотя бы пару часов не будет слышать «Романов, ты опять…».

Где-то сбоку завибрировал стол. Телефон уполз к самому краю, как будто сам хотел свалить отсюда первым. Ромка сдался, дотянулся, перевернул. На экране высветилось: «Серый 🐿».

– Кэп, ты не спишь?

Он пару секунд просто смотрел на сообщение. Внутри неприятно кольнуло: перед глазами всплыла раздевалка, чужие голоса, «эпидемия» и «я устал за тебя извиняться». Пальцы стукнули по экрану:

– Сплю. Пишу во сне.

– Во сне ты меньше тупишь,– сразу прилетело. – Надо тебя туда переселить окончательно.

Уголок рта дёрнулся сам собой. Щёлкнуло что-то знакомое, тёплое, хоть и через экран.

– Чё хотел, философ?

Пауза была чуть длиннее обычной.

– Короче,– появилось наконец. – Я был сегодня мудаком.

– У тебя новые достижения,– машинально отозвался Ромка. – Обычно это моя роль.

– Не ржи, дай договорить,– ещё одно сообщение. – Я там в коридоре на тебя наорал из-за контрольной. Типа «я из-за тебя страдаю». Это было по-идиотски.

Ромка перевернулся на спину, уставился в потолок, держа телефон над собой. Тени от фонаря за окном плясали по стенам, как болельщики на трибунах.

– Но ты же не соврал,– напечатал он. – Ты реально из-за меня попал.

– Это да,– честно ответил Серёга. – Но я тоже сам в это вписался. Никто мне пистолет к виску не приставлял со словами «подвинь тетрадь». Я привык, что мы так живём: одному тяжко – второй подставляет плечо и шпаргалку. А тут вдруг сделал вид, что это всё только ты. Короче, было глупо.

– Ты ещё скажи «прости, я был неправ», я скрин сделаю и в рамочку,– попытался отшутиться Ромка.

– Не наглей,– появилась ржущая рожица. – Но да, примерно так. Просто тренер давит, завуч давит, дома мозг выносят… Я психанул. На тебя легче всего сливать, ты ж всегда под рукой.

Ромка хмыкнул.

– Добро пожаловать в мой мир,– набрал он. – Я тут каждый день живу. Завуч, тренер, мать, батя, Димка со своими картонками… ощущение, что я в центре поля, а по мне бьют со всех сторон. Иногда хочется просто лечь и сделать вид, что я газон.

– Газон из тебя так себе,– ответил Серёга. – Ты слишком орёшь. Но я понял. Слушай…

Следующее сообщение пришло почти сразу.

– Я сегодня, типа, с пацанами в раздевалке ляпнул лишнего. Про «задолбало» и турнир. Потом весь день хотел тебе написать, но… ну ты понимаешь.

Сердце у Ромки на секунду ухнуло, но он сделал вид, что всё ок.

– Сюрприз: я тоже ляпаю лишнего примерно всегда,– отправил он. – Такой у нас стиль. Главное – не сдохнуть от собственных слов.

– Предлагаю сделку,– пришло от Серёги. – Мы дальше можем бесить друг друга, как обычно, но в команде держимся вместе. Как раньше. Если тренер давит – не кидаем друг друга под автобус. Если завуч наезжает – не делаем вид, что «я тут случайно». Окей?

Ромка задержал пальцы над экраном. Внутри чуть полегчало, будто кто-то приоткрыл форточку в душном спортзале.

– Типа пакт о ненападении?

– Типа «капитан и его самый красивый нападающий против всего этого цирка»,– поправил Серёга. – Я серьёзно. Турнир хочу. И хочу, чтобы мы туда поехали не как два идиота, которые успели поссориться из-за запятой в русском.

– Ты не нападающий, ты комментатор жизни,– ответил Ромка. – Но ладно. Договорились. В команде – вместе. Даже если я опять где-то вляпаюсь.

– Ты вляпаешься, это даже не обсуждается,– прилетело. – Просто в этот раз давай хотя бы попробуем думать заранее. Ты – чтоб котлеты не летали, я – чтоб тетрадь так палевно не подвигать.

– Понял, шеф,– отпечатал Ромка. – Если что, знаешь, где найти эпидемию.

– Эпидемия, ложись спать,– появилась ещё одна строчка. – Завтра колено в школу вести, а не на рентген. Береги себя, кап. Нам ещё этот турнир тащить. Вдвоём. И с остальными идиотами заодно.

– Береги себя тоже, огурец,– отправил он. – Ты мой основной поставщик шпаргалок. Без тебя я точно сдохну.

На экране мелькнуло «печатает…», потом:

– Мы ещё успеем умереть от русских контрольных. Но не сейчас. Спокойной ночи, Ромыч.