Владимир. Меч Ангела

– А ты далеко собрался? – внезапно окликнули меня.

Я замер и с опаской посмотрел на Катерину, стоящую за спиной.

– Как ты… – с недоумением воскликнул я.

– Недосчиталась банки печения на кухне, – с усмешкой ответила она, а потом продолжила, – зубной пасты, щётки, куска мыла, пары футболок, джинсов, половины куска ветчины и буханки хлеба. Скажи, пожалуйста, ты действительно считаешь, что этого достаточно, чтобы прожить счастливую беспечную жизнь?

Я ничего не ответил и лишь взглядом буравил землю у её ног, снова познав все минусы моей чрезмерной импульсивности. Катерина оказалась абсолютно права. Сам план побега может, и был идеальным, но я абсолютно не подумал о будущем. Ведь такие проблемы как: где жить, чем питаться, как зарабатывать в свои тринадцать, меня даже не потревожили.

Няня же подошла и, приобняв меня за плечи, предложила пройтись.

Недалеко от школы находился парк с небольшим прудом, где обитали утки. Как только посетители присаживались на близстоящие лавочки, птицы огромной ордой направлялись в их сторону и противным кряканьем выманивали у них хлеб, который те часто приносили с собой и подкармливали этих прожорливых существ. В любой другой день я бы спокойно крошил свой кусочек, бросал хлеб в воду и наблюдал бы за борьбой пернатых за добычу. Но сейчас эти твари меня бесили. Со всей злости я пульнул в них половину батона, надеясь, что если он прилетит кому-то в тупую кряколку, они все разом заткнутся и уплывут прочь на поиски других кормильцев.

– Птицы не виноваты в наших провалах, Владимир, – посмотрев с укором на меня, произнесла Катерина. – Разве это сможет изменить твою ситуацию?

– А что ты предлагаешь, зарядить буханкой по голове отцу? У него, что-то там щёлкнет и он резко поменяет своё мнение? – негодуя спросил я.

Уголки её губ расплылись в загадочной улыбке.

– Идея интересная, но ты снова пытаешься решить все свои проблемы путём физического насилия. Неужели тебя так и ничему не научил твой горький опыт?

– Но всё, что происходит, это же неправильно, этого не должно быть. Все эти люди заслужили наказания, – от возбуждения я аж привстал и яростно посмотрел на Катерину.

– Ах, мой дорогой мальчик! Ты абсолютно прав. С несправедливостью однозначно нужно бороться, но, прежде чем вершить возмездие, для начала стоит всё взвесить и абсолютно осознанно подойти к решению проблемы, – закончив свой монолог, она выразительно окинула меня взглядом, ожидая реакции на сказанное.

Мне же, в свою очередь, стало горько осознавать, то, что я оказался в положении, на которое не могу повлиять по своей вине. Катерина не раз напоминала о том, что в момент своих злодеяний люди поддаются слабостям и ничего, кроме жалости к ним испытывать невозможно. Лучшая стратегия – это прощение и полное забвение, а время всё расставит по местам, и каждый получит то, что заслужил. Похоже, в этот раз под горячую руку Вселенной попался я.

– Ты, наверное, ждёшь моих оправданий, почему я так постоянно поступаю. Но поверь… как и в предыдущие разы я не могу ответить, – шептал я, так как чувство жалости к себе словно тяжёлый камень сдавило лёгкие, не позволяя повысить голос даже на полтона, – Но клянусь, я не знаю, искренне не знаю, что движет мной. А когда сознание возвращается… уже поздно, – неожиданно меня резко перемкнуло, и я во всю глотку завопил, – Нет, я никуда не поеду, я лучше сдохну на улице от голода и холода, но я никуда не поеду, ты слышишь?

Катерина, подорвалась ко мне и, нежно заключив в объятия, вглядывалась в мои глаза, полные горечи и слёз. Затем размеренным бархатным шёпотом начала успокаивать.

– Владимир, слушай внимательно. Твои эмоции – это поток, сейчас он не стабилен, нам необходимо его сбалансировать. Вздохни глубоко, сожми кисти рук так сильно, как только можешь. Весь негатив перетекает из всего твоего тела к рукам и концентрируется в ладонях. Чувствуешь это тепло? Тебе нужно избавиться от него. Уверяю, как только ослабишь хватку, станет легче!

Чётко последовав советам няни и совершив все необходимые манипуляции, я словно по волшебству испытал облегчение. Катерина, понимая, что мне стало лучше, воодушевляюще улыбнулась и отстранилась. Я же, не выражая особой радости, присел обратно на скамейку, схватил оставшуюся половину батона и начал крошить её, попутно кидая мелкие кусочки хлеба птицам, скользящим по тёмно-серой глади пруда. Няня молча пристроилась рядом и присоединилась к моему занятию.

Некоторое время погодя в ладони уже почти ничего не осталось, я осмотрелся, вздохнул и выдал то, что меня так отчаянно волновало:

– А это надолго?

– Что? – с недоумением поинтересовалась Катерина.

– Ну… моё пребывание в этом спецучреждении.

– К сожалению, я не знаю, но думаю, что всё в твоих руках.

– То есть шансы, что я могу вернуться раньше, чем через год есть?

– А почему ты так хочешь вернуться? Разве тебя устраивает жизнь, которой ты живёшь сейчас? Подумай только сама Вселенная даёт тебе шанс попробовать что-то новое, а так ты сидишь в своей комнате, когда жизнь, полная событий, проходит мимо.

– Если честно, ты права, с родителями мне бы не хотелось видеться, но я буду скучать по тебе! – услышав это, Катерина усмехнулась.

– Рано или поздно мы всё равно расстанемся, не могу же я быть твоей няней до старости. А если вдруг ты там встретишь друзей или влюбишься, тогда про старушку Катерину и думать забудешь…

– Не говори ерунды, – перебил её я и в одно мгновение заключил няню в объятия. Уткнувшись лицом в женское плечо, прошептал, – Я вернусь, я сделаю всё, чтобы вернуться и доказать, что кто-то сильно ошибался на мой счёт.

Вот так я смирился с мыслью, что меня отправят куда-то, где мне предстояло провести неопределённое количество времени, пока не исправлюсь. Но для меня это означало, что нужно вести себя как паинька, чтобы побыстрее вернуться домой. Мне придётся сдерживать импульсивные порывы, более лояльно относиться к людям и не дерзить воспитателям.

Тем временем прошёл долгий, томительный день, пролетела тёмная, беззвёздная ночь, за это время поезд остановился всего лишь раз, где произошла смена головного состава и поезд направился в другую сторону. Возможно, это был последний шанс сбежать, но я остался на месте, потому что дал обещание и не мог его нарушить.

Мой путь продолжился, а я просто сидел и смотрел в окно, наблюдая за однообразными пейзажами из степей и лесов, поочерёдно сменявших друг друга.

Едва на горизонте занялся алый рассвет, вдали показалась густая полоса тумана. Как только поезд настиг её, плотная белая пелена заволокла обзор. Меня резко бросило в жар, тело покрылось потом, стало тяжело дышать. В воздухе повисла тишина, казалось, что время на мгновение замерло. Сквозь окно в этой дымке удалось разглядеть очертания высоких вековых деревьев, что расстилались словно туннель вдоль железной дороги. Гул тормозящего поезда вернул в реальность. Рядом стоял проводник, он сказал, что мы прибыли и попросил проследовать за ним. Схватив рюкзак, я послушно направился к выходу.

На перроне, переминаясь с ноги на ногу, стояло ещё несколько парней примерно моего возраста. Они, так же как и я, с непониманием в глазах озирались по сторонам. Отсутствие привычной суеты пассажиров у поезда, сбивало с толку. С городского вокзала отправлялось много людей, по меньшей мере около сотни, и я чётко помнил, как они толпились в узком коридоре вагона, поочерёдно занимая свои купе, но куда все подевались – стало великой тайной. Казалось, будто загадочный туман, испепелил всех разом и остались лишь самые стойкие. А может, та остановка в ночи и смена курса пути была неслучайной?

Пустынное пространство, поросшее тёмным лесом, оглушало. Никто из нас не решался даже обменяться приветствиями, не говоря уже о каких-либо вопросах суровому надзирателю в лице проводника, мы просто чего-то ждали, но не понимали чего. Вдруг из тумана, показалась тёмная фигура.

К поезду быстрым шагом приближался высокий, худощавый человек, облачённый в чёрное длинное пальто, кирзовые сапоги, со шляпой-котелком на голове. Как только он подошёл, обветренные губы еле шевелились, перечисляя цифры, а сквозь затемнённые линзы округлых очков рыскали орлиные глаза с хищным прищуром. Убедившись, что всё на месте, он молча поманил за собой ладонью, а мы как стадо баранов послушно последовали за ним.

Проходя вдоль пути по платформе, я невольно заглядывал в окна вагонов, они были абсолютно пусты, либо плотно задёрнуты занавесками, но вдруг в одном из них я заметил мордашку маленькой девочки. Она, плотно прижавшись к стеклу, с любопытством рассматривала мимо проходящую группу ребят. В тот же момент сзади неё нарисовалась женская фигура и резко убрала её от окна. Дыхание перехватило, я тряхнул головой, не веря своим глазам, на секунду мне показалось, что я увидел Катерину. «Не отставать!» – гаркнул тёмный человек. Я снова посмотрел на вагон, но увы, шторки уже закрыты.

Неподалёку от платформы нас ждало несколько чёрных экипажей, запряжённых лошадьми. Худощавый открыл дверь одного из них и жестом указал в тёмную глубину, предварительно отдав приказ, чтобы чемоданы с собой внутрь не брали. Так, мои спутники, один за другим, оставляли багаж и скрывались в огромной металлической коробке без окон. Я взял с собой немного вещей, и все они уместились в старый походный рюкзак. По сравнению с размерами чемоданов он был гораздо меньше, поэтому я решил попытать удачу и пройти вместе с ним. Извозчик, в свою очередь, вопросительно посмотрел, поджал губы и с глубоким вдохом, подал знак, чтобы и я присоединялся к парням. Как только все прибывшие оказались внутри, дверь резко захлопнулась, в полной темноте послышался скрип запирающего ключа, извозчики отдали приказ лошадям, экипаж тронулся.

Я понимал, что мы на пути к Интернату, но всё-таки, когда не видишь дороги – это немного пугает. В тот момент я чувствовал себя заключённым, которого везут на казнь. Сквозь темноту слышалось глубокое и учащённое дыхание спутников, видимо, страшно было не только мне одному. Но, как ни странно, никто из нас даже и словом не обмолвился. Я прижал поближе свой рюкзак, уткнулся в него лицом и, в этот момент почувствовал дикую усталость, меня склонило в сон.

Казалось, я закрыл глаза всего на мгновение, но на самом деле это было далеко не так. Поразительно даже ужасная трясучка не нарушала мой покой. Я спал так крепко, что не услышал, как открылась дверь, парни с воплями: «Наконец-то!» – вышли. А вот пощёчина извозчика быстро привела меня в чувства. Такая тяжёлая рука, до сих пор помнится это жжение. Я ошарашенно смотрел на того мужчину, но его хладнокровный взгляд не излучал ни малейшей эмоции. Он схватил меня за шкирку и резким движением буквально выкинул из экипажа.

Что ж Катерина меня не обманула, поселение на самом деле находилось посреди леса. Локация действительно обещала полную безопасность, но скорее не для тех, кто был внутри, а наоборот. Просто высокие стены, колючая проволока и дюжина охранников с автоматами по периметру заставляли думать именно так.

Въезд в поселение выглядел мрачно, но это было всего лишь первое впечатление, а оно, как правило, обманчиво. Только не в этот раз.

В моей памяти всё ещё были свежи улицы оживлённого города, с гулом автомобилей, куда-то несущимися по своим делам прохожими, пестрящими витринами различных магазинов, манящими ароматами еды из забегаловок, и музыкой из динамиков радиоприёмника, но, увы, тут всё было по-иному.

Как только мы перешагнули за ворота крепости, мы будто очутились в другой эпохе. Мы шли по узкой дороге, вымощенной огромными булыжниками, которую заточили в плен серые невзрачные здания с закопчёнными окнами. Мимо спокойно проходили люди с отрешённым взглядом и серьёзным видом. Они носили серую и невзрачную одежду, ярко контрастирующую с той, что я привык видеть на людях, что окружали меня прежде. Складывалось впечатление, что мы находимся в мире нищеты. Но, несмотря на это, как позже мне удалось выяснить, в поселении было всё, что нужно для жизни человека. Оно обеспечивало само себя, люди содержали различные лавочки, занимались разведением скота, аграрным делом, были даже подобия каких-то административных зданий.

Моим домом стал Интернат. Унылое здание с гнетущей атмосферой было похоже на тюрьму с соответствующим содержанием. Оно служило пристанищем для детей из неблагополучных семей, которых, кстати, использовали в качестве дешёвой рабочей силы, чтобы поселение могло существовать. На территории Интерната находилось несколько корпусов. Корпус для мальчиков, корпус для девочек, лазарет и столовая. Вход сюда, как и выход без особого разрешения были запрещены.

По приезде нас тут же зарегистрировали, выдали одежду и определили по комнатам, в которых предстояло проживать. Затем тот, кто сопровождал нас, показал, где мы должны были обитать. Честно, я не питал иллюзий насчёт комфортных условий проживания после увиденного ранее и подозревал, что моя комната будет похожа на камеру заключённого с неудобной кроватью, решётками на окнах и огромной замочной скважиной.

В целом, всё так и оказалось. Единственное, чего я не ожидал, так это увидеть там ещё одну кровать и чьи-то вещи на ней, а это означало – полной изоляции не будет, что хоть немного грело душу.

Наконец, представилась призрачная возможность подружиться хоть с кем-то и обрести долгожданного друга. Хотя я не был в этом твёрдо уверен. В любом случае это мало меня волновало, я всё ещё грезил мечтой вернуться домой как можно быстрее. Пришло осознание, что придётся забыть о прошлом, ведь теперь на неопределённое количество времени моим домом послужит Интернат, а здесь свои правила и законы. Поэтому, даже если отношения с потенциальным товарищем, и в целом со здешним обществом, не сложатся, я решил не вступать с ними в контры ни под каким предлогом. Тем более это не представляло никакой выгоды, ведь чем больше промахов я допущу, тем меньше было шансов, выбраться отсюда раньше срока. Теперь, только холодная голова и взвешенные решения.

К великому сожалению – жизнь очень непредсказуемая штука. Ты, как правило, возлагаешь надежды, строишь планы и веришь в осуществление задуманного. Но чаще всего твои ожидания идут вразрез с реальностью. И когда так происходит, остаётся лишь подстроиться и плыть по течению предлагаемых обстоятельств.

3

Только я начал располагаться в комнате, как вдруг за спиной огромная деревянная дверь скрипнула, и внутрь настороженно протиснулась голова моего соседа. Сквозь призму треснутого стекла очков меня с любопытством рассматривали зелёные глаза, под одним из которых багровел огромный синяк.

Я мигом бросил все пожитки и с улыбкой до ушей обратился к парню:

– Чего ты застрял там, заходи уже, знакомиться будем!

Парень, немного помявшись, прошёл в глубину комнаты. Он поправил уже до дыр заношенную рубаху, пригладил сальные волосы и с опаской протянул хрупкую синеватую ладошку, покрытую мозолями и ссадинами.

– Владимир, – чуть ли не шёпотом произнёс я, стараясь скрыть изумление от внешнего вида нового знакомого. Он, в свою очередь, лишь кивнул в ответ. – А ты? Ты скажешь своё имя? – глаза парня забегали по комнате, он поджал губы и резко отдёрнул руку. – Ладно, ладно, не хочешь, не говори, – пытался успокоить его я, но никак не ожидал того, что случилось в следующую секунду.

Парень раскрыл рот. Взору открылся вид на изувеченную челюсть с крохотным куском мяса, некогда являющимся языком. К горлу подкатил ком, зажмурив глаза, я попятился назад, прикрывая рот кулаком. Присев на кровать, начал жадно вбирать воздух в лёгкие.

Некоторое время я переваривал то, что случилось, уставившись в одну точку на полу, дабы не пересекаться взглядами с новым знакомым. Всё тело тряслось, рассудок отказывался принять увиденное. Какие-то живодёры «хорошо постарались», чтобы этот мальчишка никогда никому ничего не смог что-то рассказать. Волна жалости захлестнула сердце и пронзила непонятной болью, настолько невыносимой, что сковала дыхание. Я сжал ладони и выдохнул, поднял глаза.

Мой сосед отрешённо смотрел в сторону, по его выражению лица с поджатыми губами и тяжёлому вздоху было несложно определить – иной реакции он и не ожидал, и, судя по синяку под глазом, этого парнишку здесь не жаловали, просто потому, что он не может элементарно попросить помощи, поэтому и издеваются. Тем не менее, скорее всего, он не был виноват, в том, что с ним произошло, и это совсем не значило, что мы не сможем подружиться.

– Так, – вдруг нарушил тишину я и начал копаться в рюкзаке, – Где же он? А, вот, нашёл! – вскрикнул я и протянул огрызок острозаточенного карандаша соседу, тот вопросительно посмотрел на меня и тряхнул головой, – Имя напиши, – я осмотрелся, – Вон, хотя бы на той стене!

Парень кивнул, робко забрал карандаш у меня из рук и сделал, как я попросил. Надпись, выведенная корявыми буквами, гласила: «Марк».

– Вот и отлично! – я хлопнул соседа по плечу, тот сначала вздрогнул и зажмурился, но, видимо, осознав, что никто его быть не собирается, расслабился и с лёгким смущением усмехнулся, – Так как я тут новенький и совсем ничего не знаю, ты будешь помогать мне осваиваться. Я буду спрашивать, а ты кивать можно так здесь или нет, договорились? – Марк улыбнулся ещё шире и положительно кивнул.

Некоторое время погодя раздался звон колокола, сосед тут же схватил меня за руку и потянул к выходу, оказывается, это был сигнал для общего сбора всех воспитанников и пришло время завтрака.

Как только мы покинули комнату, то тут же влились в поток интернатовцев, следовавший вдоль узкого мезонина второго яруса, где располагались жилые комнаты. Напротив, сквозь огромное воздушное пространство колонного зала, с третьего яруса спускалась другая группа подростков, чуть старше, чем мы. Единой точкой сбора был огромный плац у основания атриума, где и производили перекличку.

Для удобства и быстрой поверки, каждому из нас присваивался код, состоящий из порядкового номера и первых букв инициалов. Я обратил внимание, что рубашка Марка несколько отличается от моей. Как впоследствии оказалось, существовало два вида формы. Старого поколения – уже повидавшая жизнь и сменившая не одного хозяина, где на кармане после инициалов выстрочены римские цифры, и новая – более светлого тона, сшитая из плотного материала, а вместо карманов нашивка, но уже с арабскими цифрами.

Параллельно нас сразу разделяли на группы для работ. У каждой из которых были определённые обязанности и свой надсмотрщик, управляющий процессом. Но, несмотря на это, приём пищи был для всех одинаково в одно и то же время в столовой. Туда мы отправились тут же, как только перекличка закончилась.

Отдельно стоящее здание напоминало ангар и находилось довольно недалеко. Мы строем направлялись к нему. С другой стороны, к ней приближался строй девочек в сопровождении женщин, по внешнему облику напоминающих Катерину. Меня снова переклинило, я остановился и с любопытством засмотрелся на них, в надежде встретить знакомое и родное лицо няни. В ту же секунду спину обожгла невыносимая боль и заставила согнуться пополам. Надсмотрщик занёс дубину ещё раз, но что-то его остановило, я поднял голову и увидел, как одна из воспитательниц с прищуром сверлила его надменным взглядом и отрицательно качала головой. Он недовольно фыркнул, гаркнув группе шевелиться быстрее.

Мы, один за другим подходили к окошку раздачи, брали подносы с едой и садились на любое свободное место за огромными дубовыми столами, что располагались в несколько рядов.

Усевшись за стол, я уставился на тарелку. Выглядело это всё, мягко говоря, не особо аппетитно, я осмотрелся. Мои собратья по несчастью смачно чавкали, жадно запивая всё жидкостью, называвшуюся чаем, но не имевшей с этим напитком ничего общего.

– Чё не ешь? – двинув меня локтем, спросил пацан, сидящий справа с нашивкой на кармане ГЛ14.

– Что-то нет аппетита, – сухо ответил я.

– А ты просто жуй и всё, а то до ужина ведь ничего не получишь, а работать придётся упорно и много, так и коней нарезать недолго, – посоветовал он.

Его слова звучали разумно, и, превозмогая себя, я сунул ложку в рот, но тут же выплюнул содержимое обратно в тарелку. М-да… будет очень сложно привыкнуть к недоваренной перловке, куску получёрствого хлеба и чаю со странным привкусом водорослей, когда ровно сутки назад ты на завтрак получил глазунью с румяным беконом, сдобную булочку, пропитанную джемом, и свежевыжатый апельсиновый сок.

– Новенький? – вдруг обратился ко мне коренастый смуглый парень, сидящий напротив с нашивкой КН13, и, увидев моё смущение, рассмеялся, – Ничего, по началу меня тоже мутило от этого, вообще не представлял, что таким могут люди питаться, но…

– Ой, хватит его успокаивать, – фыркнул его сосед, сидящий рядом с нашивкой ПР45, – со временем голод возьмёт своё, будет жрать всё, что дадут. Слышь, если ты не хочешь, отдай сюда, я голодный как зверь, – обратился он ко мне.

– Не обращай внимания, – отмахнулся КН13, – Не хочешь, не ешь, дело, конечно, твоё, но Генри прав, – он кивнул в сторону моего соседа с нашивкой ГЛ14, – лучше б подкрепиться. Я, кстати, Кай – он двинул локтем ПР45.

– Пит, – недовольно буркнул тот, не отрывая взгляда от тарелки.

– Владимир, – сказал я.

– Оооо… пацаны, сейчас начнётся, – хихикая оповестил Генри, потирая руки в предвкушении чего-то волнительного.

Все присутствующие заинтересованно наблюдали за огромным бугаем с нашивкой ФАIII. Вальяжной походкой, он поравнялся с Марком и отвесил ему подзатыльник. От такой неожиданности вся еда моего соседа оказалась на полу.

– Ой, что это у нас здесь произошло? – сюсюкающим голосом спросил обидчик, – Уронил? Да? Ну, иди обратно, пусть насыпят ещё, – а затем обернувшись и осознав, что завладел вниманием публики, цыкнул и продолжил снисходительным тоном, –й, я же забыл. Здесь строго всё посчитано, добавка не полагается. Ну что ж, придётся жрать с пола, ведь свиньям положено жрать с пола!

ФАШ сверлил своими ястребиными глазами беднягу Марка некоторое время, затем набрав воздух в лёгкие, неожиданно для меня, харкнул на пищу, валяющуюся на полу. Мой сосед, в свою очередь, лишь опустился на колени и начал сгребать всё это к себе в поднос. По столовой прокатился гул насмешек. Затем, пресытившись зрелищем, все продолжили свою трапезу.

Они спокойно сидели и ели, словно вообще ничего не произошло, а надзиратели будто предпочитали не замечать этого инцидента. У меня же всё тело буквально зудело, хотелось настучать этому уроду по макушке, за его проделки, ведь это так низко обижать тех, кто не может ответить.

– Классно он его, да? Ещё круче, чем вчера за ужином устроил нам развлекуху. Жаль, только, что, не подбил второй глаз для симметрии. – спросил меня Генри, но читая осуждение в моих глазах, продолжил, – А чё ты так на меня таращишься, над такими, как он, сам Бог велел смеяться, правильно пацаны? – обратился он к Каю с Питом, пытаясь найти в них поддержку своим мыслям, но они лишь методично промолчали.

– И что, тебе его ни капли не жалко? – поинтересовался я.

– Поверь лучше уж он, чем я. ФАШ нашёл себе отдушину, вот отрывается, а нас не трогает и то хорошо.

– Но ведь это можно прекратить. Мы можем всё собраться и наказать этого засранца.

– Нет, не можем, – вдруг в разговор вмешался Пит.

– Но почему?

– А ты на него только посмотри, это же машина для убийств, он тебя легонько по уху хлопнет и полголовы не будет, оно тебе надо?

– В конце концов, он никого не убил, и на том ладно. Это так невинные шалости, пусть самоутверждается, если того хочет, – добавил Кай.

– Вообще-то, он мой сосед по комнате\», – сказал я.

– И что дальше? – поинтересовался Пит, – Можно подумать, ты уже успел проникнуться к этому калеке, – я многозначительно посмотрел на него.

– О-о-о, ну ты попал чувак, – подхватил беседу Генри, – Но, мой тебе совет, не вздумай его защищать, иначе будете вдвоём отхватывать. Нам, конечно, веселее, но ты вроде нормальный пацан, мне искренне будет жаль тебя. Просто, пойми, никто не вступится за вас. Роль боксёрской груши, понимаешь ли, не самая прикольная, – а затем, засунув очередную ложку перловки в рот, что-то промямлил ещё, но я его уже не слушал.

К великому сожалению, те понятия вежливости и гуманности, которые прививала мне Катерина, оказались в этом заведении явно не в почёте. Грубость, жестокость и безразличие – вот что здесь правило детьми. Конечно, во время нашей рутинной работы, никто себе не позволял подобного. Все чётко знали: за отлынивание, можно хорошенько получить по шее от надзирателя. Но как только тот отвлекался, хулиганы мигом активизировались и совершали свои грязные делишки, подавая это под соусом неких случайностей. Кто-то мог поскользнуться, потому что разлито мыло на полу; кому-то прилетело черенком метлы в челюсть, мол, просто не заметили, что он сзади стоял; кто-то шёл и просто упал на ровном месте, хотя все прекрасно видели, что причина этому есть.