Червонец

Он поднялся с кресла, и его тень накрыла весь зал. Но на этот раз Ясна не отпрянула, хоть и невольно сжала кулаки крепче.

– Что ж, пойду я. Не буду мешать осмотру канделябров… – он бросил взгляд на свою книгу. – Пожалуй, закончу этот доклад в другом месте. До встречи, Ясна… Скоро с таким рвением и до описи дверных ручек дойдешь, так держать.

Она осталась стоять одна в мерцающем свете хрустального деревца. Надо же, они провели с ним несколько минут, и за это время не было ни ссор, ни рыков, даже больше – они говорили о растениях! И он слушал ее на равных. И похвалил ее выбор. Диво дивное, чудо чудное…

Этим вечером ужин прошел неожиданно приятно, потому как Ясна сидела в полном одиночестве. Она ела не спеша, прислушиваясь к потрескиванию поленьев в камине, и думала, что жизнь в замке наконец налаживается. Завтра – праздник, где она, возможно, с кем-то по-людски пообщается. И совсем скоро приедут долгожданные семена, начнется новая садовая эпоха. Даже страх перед хозяином этих стен понемногу отступал, сменяясь сложным клубком из опасного любопытства и искреннего сочувствия. Одна лишь мысль царапала ее изнутри: зачем всё это? Для чего он, такой могучий и страшный зверь, отдал столько червонцев отцу, чтобы поселить здесь ее, простую купеческую дочь? Что он хочет получить от нее в итоге?.. Неизвестность пугала, но завтрашний день рисовался таким ярким и чудесным на события, что Ясна старалась не замечать свои колкие бесполезные мысли.

Утро началось с легкой, суетливой радости. Волнительное предвкушение гулянья, пусть и чужого, заполнило все ее мысли. Она достала самую простую белую рубаху, сарафан цвета молодой хвои, с мелко вышитыми узорами вдоль верхнего края, тканый пас, тщательно прибрала волосы, вплетая в косы темно-зеленую ленту – единственное убранство, что показалось ей уместным. Она вышла в коридор, откинула кружевную салфетку с ближайшего настенного зеркала. Вглядываясь в свое отражение, Ясна поняла, что выглядит даже как-то красиво, нарядно, но при этом и не сильно броско. И это чувство было для нее, на удивление, приятным, новым.

Ближе к полудню она направилась к лестнице, чтобы вовремя прийти к оранжерее на встречу с Гордеем. Но едва Ясна прошла половину пролета, как из полумрака двинулась навстречу знакомая громадная тень. Чудовище остановился на ступень ниже, и Ясна инстинктивно шагнула назад, на миг забыв обо всех своих радостных волнениях. Но сегодня в его облике не чувствовалось той привычной отрешенности. Скорее, напротив, он казался… оживленным.

– Вот так, на выход? – раздался его низкий, с легкой хрипотцой, голос. – Неужто собираешься разбивать сердца моих слуг? Сомневаюсь, правда, что они оценят твой выбор… Их идеалы, скажем так, несколько приземленнее.

Ясна смутилась, почувствовав, как щеки раздирает румянцем. Она старалась, собиралась, искала лучшее из того, что он поместил в ее шкафы и куфары. Она уже собралась ответить ему, отважно защищая свой выбор, но он опередил ее.

– Шучу. Сарафан тебе к лицу. Напоминаешь весенние побеги, самые первые, – он сделал паузу, и в его взгляде мелькнула та же неловкая, почти человеческая искорка, что и вчера. – Кстати, о побегах… Мой помощник привез кое-что помимо семян. Пару саженцев девичьего винограда. Утверждает, что для арок и беседок лучшего не найти. Я, если честно, в его советах сомневаюсь. Он человек простой, несведущий. А что ты думаешь на этот счет?

Вопрос, заданный с таким неподдельным интересом, застал ее врасплох. Она собиралась вежливо извиниться и уйти на встречу, но слова сами собой сорвались с губ:

– Виноград? Для арок? Нет-нет, это не лучшая затея. Он агрессивен, он душит всё вокруг своими побегами, а корни со временем разрушают фундамент, каждый месяц придется выстригать его, а под большим весом лозы не всякая конструкция выдержит. Лучше уж жимолость каприфоль, она растет не так активно, как виноград, зато ее душистые цветы…

Ясна запнулась, но было поздно. Он уже подхватил ее мысль, и его голос звучал с неподдельным азартом:

– …Цветы распускаются в июне и наполняют сады своеобразным приятным ароматом. Верно… Борис привез виноград, но ты считаешь его агрессором?.. Хм, а может, он просто очень настойчив в своем желании жить? Но если сами и беседки будут под угрозой, тогда твоя правда, конечно. Как поступим? Отправим за жимолостью? Или хмелем? Хотя хмель, конечно, тоже прихотлив будь здоров…

Так и начался их диалог. Они спорили о достоинствах плетистых роз перед клематисами, о том, какая почва лучше для туи, а какая – для ели коника. Он парировал ее аргументы своими, она ловила его на ошибках, и это было так ново, не страшно, даже захватывающе. Словно игра в шахматы, где вместо фигур – живые слова о растениях.

Незаметно они сошли с лестницы и переместились в каминный зал с высокими окнами. Здесь пахло дорогим древком мебели и тлеющими углями. Ясна оперлась о резной комод у входа, а он встал по другую сторону зала, так далеко от нее самой, что его грозный вид не ощущался таким тяжелым бременем и угрозой, как прежде. И она забылась. Даже о том, что говорит с подлинным Чудовищем. Ясна чувствовала лишь заинтересованного собеседника, чей острый ум так блестяще оттачивал ее собственный. Он слушал – не просто делая вид, а вникая в суть и детали, кивая своей тяжелой головой, подхватывая ее мысли и развивая их. Он не спорил с ее опытом, а дополнял весомой теорией, о которой она лишь читала в своих старых книгах, по случаю привозимых отцом из поездок. Никогда прежде ей не доводилось общаться с кем-то столь же погруженным в ботанику, даже садовник не смог… Первый удар колокола прозвенел так неожиданно, что Ясна вздрогнула, как от толчка. Вслед за ним донесся сдержанный гул десятков голосов, смех, простая, веселая мелодия дудочки. А потом – снова удар, и еще, и еще…

Она резко выпрямилась. Сердце вдруг заколотилось с недюжей силой, намереваясь пробить грудную клетку и сбежать со стыда. Праздник! Ясна совершенно забыла о Гордее, о его приглашении! За окнами уже сгущались ранние сумерки.

– Ты куда-то опаздываешь? – спросил Чудовище. Его голос снова обрел ту бархатную иронию, что бывала у него в лучшие времена. – Мне казалось, это очередные весенние пляски котов… Но, видимо, все-таки прислуга очень неплохо проводит свой досуг. Пару раз в год они устраивают свои гуляния в служебных корпусах. Пускай. Считаю это своего рода инвестицией в их лояльность и добросовестность. Довольный кузнец трудится куда лучше унылого. Он говорил это с отстраненной, почти что хозяйской рассудительностью. Спокойно, размеренно.

– Мне… мне правда нужно было… – растерянно начала Ясна, чувствуя, как по щекам вновь разливается краска. Теперь-то идти на встречу было уж слишком поздно.

– Не сомневаюсь, – он мягко прервал ее, отходя от камина. – Не переживай, еще успеешь к ним, если желаешь того… А мне пора. Нужно помочь Борису разгрузить тот самый «ботанический арсенал» и придумать, куда пристроить виноград… Ах да, насчет ужина! Прислуга всё подготовила, приходи, когда захочешь. Сегодня меня не будет, как, впрочем, и вчера. Ешь спокойно.

Он двинулся к выходу, но на пороге обернулся.

– Северный угол для мелиссы, говоришь? Дельная мысль… Доброй ночи, Ясна. Не скучай.

И Чудовище вышел, оставив ее одну в быстро темнеющей комнате. Она стояла неподвижно, прислушиваясь к доносящимся из глубины двора звукам веселья. Теперь они были просто шумом, за которым зияла странная, щемящая пустота. Весь ее день, все ее планы перевернулись с ног на голову. Она, по своей воле, провела несколько часов в обществе зверя. И это был самый честный, самый интересный и насыщенный диалог за все время жизни в замке. Если вообще не за последние несколько лет…

И этот новый страх перед зарождающейся близостью пугал ее куда больше, чем рога и рычание. Ясна подумала о Гордее. О его сладких, пустых словах. Ему не было никакого дела до ее мыслей, до ее знаний. Столько красивых и безвкусных слов им было сказано, как безразлично он воспринимал ее рассуждения об оранжерее! И она так глупо заставляла себя поверить, что это правильно, ведь нормальные люди не могут с интересом говорить о травках-муравках. Но ему… Чудовищу! Было важно ее мнение. Ее опыт. С ней спорили, ее слушали, уважали, даже во время «занудных» ботанических бесед.

Так все же, что ему от нее нужно?.. Неужели он и вправду заплатил лишь за возможность вести с ней беседы про цветы? Это нелепо. Но пока у нее не было других предположений, лишь уйма вопросов и нарастающая тревога. Вдруг до смерти захотелось спрятаться, забиться в невзрачный дальний угол светлицы и не видеть никого – ни обаятельного садовника, ни умного, ироничного зверя.

К счастью, завтра ее ждало именно это! Одиночество и тишина оранжереи. Что-то единственно важное и по-настоящему желанное.

Глава 6. Подарок

Май

Наконец пришло, пожалуй, самое долгожданное утро этой весны! Оно еще только-только наполняло оранжерею своим слепящим, но еще прохладным майским солнцем, а Ясна уже была здесь. Она ходила в полумраке, с трепетом и нетерпением осматривая дары хозяина замка. В углу, аккуратно составленные, ждали своего часа ящики и холщовые мешочки. От них пахло пыльной дорогой, торфом и едва уловимым, сладковатым ароматом спящих семян.

Ясна с наслаждением вдыхала эти ароматы, развязывая мешочки. Пальцы сами потянулись к травнику, лежавшему на затертом столе. Вот здесь, на полях, были заметки о кислотности почвы, тут – схема расположения грядок с учетом солнца, а там – список желанных вещиц, тот самый, который был составлен по просьбе Чудовища. Она сверяла, вычеркивала, аккуратно раскладывала по маленьким кучкам будущую отраду своего стеклянного царства. В воздухе витала тихая, деятельная радость, знакомая ей с детства, обещающая начало чего-то нового.

Она уже взяла в руки совочек, подготовила небольшую тяпку, когда резкий хлопок распахнутой двери вырвал ее из сосредоточенности. Ясна вздрогнула, но не обернулась, угадывая гостя по тяжести его шагов и ставшему уже знакомым ощущению вторжения в личный мирок.

Гордей молча подошел к ее столу, бесцеремонно оперся бедром о край, скрестив на груди загорелые руки. Его молчание было не лучше слов – густое, натянутое, полное немого укора.

– Ну что, голубушка, как успехи? – наконец нарушил он тишину, и в его голосе ощущалась привычная фальшивая легкость. – А я вчера тебя прождал. Не меньше часа простоял у оранжереи, как дурак, думал, вот-вот появишься. Да только вот напрасно.

Ясна медленно выпрямилась, сжимая в пальцах холодный металл совочка. Она почувствовала, как по рукам пробежали противные, колючие мурашки. Гадкие, липкие, как навязанное, не родное чувство вины.

– Извини, – выдавила она, глядя куда-то вдаль за его плечо. – Я… не смогла явиться вовремя.

– Да что там такого у тебя могло случиться? – он наклонился чуть ближе, изучая ее лицо. – Скажи еще, что сильно занята была. Или, может, наш рогатый не пустил? Неужто нагрузил делом каким? Гостью свою драгоценную.

– Нет, – слишком резко вырвалось у нее. Она глубоко вдохнула, пытаясь справиться с чувствами. – Просто… не придумала, в чем пойти. Из-за этого расстроилась и решила совсем не приходить.

Гордей хмыкнул, и в его темных глазах мелькнула быстрая, хитрая искорка.

– Эх, жаль. Могла бы и вот так прийти. Или уж вовсе без… – он не договорил, бросил фразу небрежно, игриво подмигнув, но тут же отмахнулся, сам себе противореча. – Да шучу я, шучу! Не заморачивайся. Одежда – это так, шелуха. Главное в таких делах – желание. Не у каждого, видать, оно бывает.

Его слова повисли в воздухе, неуютные, неудобные. Ясна молчала, чувствуя, как по щекам разливается неловкий румянец. Ей хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не продолжать этот разговор про гулянье и наряды.

– Ладно, голубка, было и было, – Гордей отошел от стола с напускной легкостью. – Чем занимаешься-то? Сажать собралась? О, да тут что-то новенькое! Давай я помогу. Вдвоем всяко веселее будет.

Он подошел вплотную, чтобы взять у нее из рук совок. Его шершавые теплые пальцы уверенно коснулись ее ладоней, но она резко отдернула их, как от огня.

– Не надо, спасибо, Гордей, я сама, – пробормотала она, отступая к стеллажу. – Тут всё просто…

– Да брось, ты чего?! Вместе мы в один миг с этим справимся, – он не останавливался, следуя за ней. Его рука вновь потянулась к ней, на этот раз касаясь талии. – Я все-таки садовник, Яснушка, свое дело знаю. Покажу тебе, как правильно лунки рыть.

Ясна отшатнулась, сердце тошнотворно заколотилось где-то в горле. Ей было невыносимо тесно от его навязчивого внимания, от этих притворных шуток, скользящих рук и слащавых ухмылок.

«Что ему от меня надо? – пронеслось в голове. – К чему всё это напускное внимание? Может, это какая-то местная дурацкая игра, в правила которой я не посвящена? Или же что похуже…»

Она глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Конфликтовать было страшно и глупо – он здесь её единственная связь с людским миром. Но и терпеть неприятный, навязчивый флирт Ясна больше не могла.

– Гордей, погоди… – Она сделала шаг назад, еще ближе к стеллажу с горшками, создавая между ними дистанцию. – Давай я сама. Ты лучше расскажи… – Она металась взглядом по оранжерее, ища спасительную тему для диалога. – Расскажи лучше о себе. Давно ты здесь, в замке, садовником работаешь?

Он, явно ожидавший продолжения флирта, на мгновение опешил. Затем его лицо расплылось в самодовольной ухмылке. Новая тема определенно льстила его горячему самолюбию.

– Да кто его знает, может, лет пять, может, семь, – он важно перешагнул с ноги на ногу, принимая расслабленную позу. – Родители мои при одном… дворянине трудились, так я с младых ногтей смекнул, какое ремесло и выгоднее, и приятнее будет мне. Цветы, зелень – оно и глаз радует, и, скажем так, симпатичное общество привлекает. А уж в замке… – он многозначительно хмыкнул, – трудиться оказалось вдвойне интереснее.

– А почему ты оказался именно здесь? – подхватила Ясна, чувствуя, как клубком внутри начинает медленно разматываться её собственный, неподдельный интерес.

– Как-то пошла по деревне молва, что богатое чудище на холме слуг ищет, в сад. Ну, а я что, дурак, что ли, от хорошего заработка отказываться? – Он усмехнулся, холодно, цинично. – Да здесь жутко было только поначалу. А потом понял – сидит этот рогатый в тени всегда, деньжата исправно платит, да на том и славно.

Ясна слушала, и её всё сильнее затягивало в эти новые истории замка. Внезапно ее тактика отвлечения Гордея от флирта обрела новую цель: ей стало искренне интересно узнать больше.

– А давно он… хозяин… в таком облике? Он вообще был когда-нибудь другим?

Гордей пожал плечами с преувеличенным безразличием.

– Ходят тут байки да легенды, правду из местных никто не знает. Я это чудовище в облике человека не застал, да и не скажу, что хотелось бы. – Он бросил на Ясну оценивающий взгляд. И попытался вновь подойти к ней ближе, ласково забирая инструменты из ее рук. – А тебе-то что, Яснушка? Надеешься, что под этой шкурой царевич прекрасный скрывается? Расслабься, живи реальностью, голубушка. Разве я хуже царевича буду?

Ясна проигнорировала колкость и напористое заигрывание, делая от него еще шаг назад.

– Так а что же тогда с ним случилось?

– Случилось? – Гордей фыркнул и плюнул на аккуратно убранный кафель. – Да откуда мне-то знать? Урод он и есть урод! Кто-то говорит, не так давно он стал зверем за ошибки свои. Кто-то считает его колдуном, волколаком… А я вот думаю, – он понизил голос и наклонился чуть ближе к Ясне, – что это ему расплата за весь их род дворянский. Дворяне, знаешь ли, редко живут праведно и благородно, как описывается в сказочках. Людей мучили, унижали, а то и похуже дела творили, будь уверена! Вот на нём всё «добро» и сошлось. Родовое проклятье, не меньше.

Его слова были полны отвращения и брезгливости. Ясна слушала, и внутри у неё всё сжималось от жалости к хозяину замка, в котором она не видела ничего столь ужасного, помимо до смерти пугающего внешнего облика. Эти домыслы Гордея, это злорадное, мелочное презрение было неприятно, даже обидно слышать.

– Но если он тебе так противен… – не унималась она, пытаясь докопаться до сути, – зачем ты здесь остаёшься? Неужели ты на всё согласен ради монет?

– А почему бы и нет? – Гордей посмотрел на неё с искренним удивлением. – Зверь платит исправно и щедро, других таких мест не найдешь. Кое-где вот вообще за труд не платят. Мне видеть эту рогатую рожу, считай, не приходится. Сделал свою работу – и свободен. Да многие здесь, знаешь ли, и вовсе спустя рукава трудятся. Он нам платит, не жрёт. Хозяина, как видишь, всё устраивает. К тому же, есть у меня и свои причины оставаться здесь. Личные, – он лукаво прикусил губу, глядя ей прямо в глаза, отчего стало очень неуютно.

«Всё устраивает». От этих слов стало невыносимо горько. За того, кто платит, даёт кров, разрешает гулянья, даже допускает работу «спустя рукава» и в целом весьма честно, справедливо относится к своим людям.

– Перестань, – тихо, но с неожиданной для самой себя твёрдостью сказала Ясна. Она посмотрела ему прямо в глаза. – Какой бы он ни был, он даёт тебе работу, достаток. И кров. Он не людоед, не волколак. Не заслуживает он такого отношения.

Гордей рассмеялся, и его смуглое, казавшееся таким привлекательным лицо, искривила гримаса брезгливости.

– Ой, да что ты начала, м? Скажи еще, что ты здесь сама по своей воле сидишь, потому что он такой благородный душка! А вон как за него горой стала! Не смеши меня, Яснушка. Лучше скажи, только честно, у тебя есть планы на этот вечер? Сегодня небо такое чистое, закат будет что надо… Вижу по глазкам твоим, что закаты ты ценишь. Знаешь, я глубоко разделяю твою любовь к прекрасному…

Ее терпение лопнуло. Усталость, раздражение и эта гнетущая липкость всего разговора перевесили страх одиночества.

– Выйди, пожалуйста… – голос её дрогнул, но она не опустила взгляд. – Мне нужно поработать, доделать кое-что… Одной.

Он посмотрел на нее с насмешливым недоумением, пожал плечами.

– Как знаешь, голубушка. Твое право… Тогда увидимся позже. Вечером я буду у твоих окон. Если захочешь общества, спускайся, посмотрим на закат… Вдвоем.

Развернувшись, он вышел, нарочито громко хлопнув дверью. Ясна осталась стоять посреди оранжереи, вдруг ощутив, как спокойно и просторно стало здесь без него. Воздух, наполненный запахом земли и семян, вновь оказался таким чистым, свежим, и принадлежал теперь он лишь ей.

***

Неделя пролетела медленно, тягуче. Гордей больше не лез с дурацкими разговорами, ограничиваясь красноречивыми взглядами и парочкой фраз при встрече: «Голубушка сегодня благосклонна к простым смертным?» или «Не тоскуешь, милая, без моего общества?». Ясна попросту отмалчивалась либо отделывалась уклончивой улыбкой, чувствуя себя птицей, за которой пристально следит голодный, жадный кот.

Работа в оранжерее подошла к закономерному перерыву. Всё, что можно было посадить, посажено и удобрено тем, что каждому ростку полагалось. Оставалось только ждать, поливать да наблюдать, как крошечные зеленые виточки пробиваются сквозь темную землю. Именно в этой тишине и бездействии Ясну окутало чувство потерянности и бессмысленности. Ее работа на время окончена, планы воплотились в жизнь, оставив ее в пустом ожидании.

Солнце мягко грело сквозь стеклянные стены, но ей было так холодно и одиноко… Впереди – бесконечные недели, а может, и месяцы неприкаянности. Ясна сидела за своим столом на плетеном из лозы кресле, бережно перелистывая травник, и безо всякой цели смотрела куда-то вдаль, в окно, когда снова услышала знакомый хлопок двери. Челюсть сжалась от раздражения.

– Гордей, пожалуйста, прошу тебя, – говорила она, не оборачиваясь. – Оставь меня сегодня. Не в настроении я для… общения.

Ответом служила гробовая тишина. Такая густая и неестественная, что по спине пробежал холодок. Ясна медленно обернулась. В дверном проеме, затмевая собой вид на замок, стоял он. Чудовище. Замерший и молчаливый. Он казался огромной, мрачной гравюрой, чудом проступившей на фоне яркого полуденного солнца.

Ясна вскочила. От неожиданности кровь ударила в виски.

– Я… Я подумала, что это…

– Садовник, – закончил он. Его низкий голос был спокоен, но в нем звенела ироничная нотка. – Хм… Насколько мне известно, ему положено сейчас заниматься кустарниками у дальних стен крепости. Так что пугать печальных цветочниц приходится мне. Считай, экономлю трудовую силу.

Он сделал шаг вперед, и Ясна сжала руки в кулаки, на миг задержав дыхание.

– Я пришел, чтобы… – он остановился, окинув взглядом оранжерею. Янтарные глаза скользнули по аккуратным рядам горшков, по взрыхленной земле, по ее рабочему столу. – Это вы все сделали с садовником? Очень давно не видел это место настолько чистым и аккуратным, – он чуть склонил голову, внимательно изучая рабочие полки. – Даже инструменты разложены по размеру, ха, надо же! Серьезный труд. Полагаю, руководить процессом довелось тебе, да?

Оценка всех ее стараний застала ее врасплох.

– Спасибо, – тихо ответила Ясна, отводя взгляд от Чудовища в сторону своих саженцев.

– Что ж, раз уж я здесь и всё-таки напугал тебя до полусмерти, предлагаю одно дельце. Пойдем со мной.

Он не ждал ответа, развернулся и вышел. Ясна понимала, что выбора у нее не было. Она шла следом, перебирая в голове всё, что помогло бы победить сопротивление в ногах. Вновь и вновь напоминая себе, что хозяин явно не людоед, что она теперь неплохо знает коридоры замка и сможет бежать вполне уверенно, что она мельче и чуть что где-то спрячется. А еще, кажется, она видела из окон своей светлицы тропу в саду, что вела к расщелине в стенах крепости…

Чудовище провел ее вдоль залов первого этажа, пока они не дошли к закутку с неприметной дверью. Ясна проходила мимо нее множество раз и давно перестала обращать внимание на очередной запертый секрет.

В лапе хозяина замка сверкнул длинный старинный ключ с кованым переплетением на кольце. Он на миг задержал взгляд на своих когтях, а затем уверенно протянул ключ своей гостье.

– Открывай. Не бойся.

Его звериная лапа смотрелась так нелепо рядом с изящными витками металла. Она с замиранием сердца медленно взяла ключ, вставила в скважину. Замок глухо щелкнул. Дверь отворилась. Первое, что ощутила Ясна – запахи кожи, бумаги, старости и пыли. Она застопорилась на пороге, не в силах вымолвить ни слова.

Перед ней простиралась библиотека. Огромный зал, уходящий в полумрак, где высокие дубовые стеллажи, похожие на древние деревья, подпирали самый потолок. Они ломились от книг – толстых фолиантов в потертой коже, скромных томиков в бумажных обложках, свитков в шелковых чехлах. В широкие окна, прикрытые бархатными гардинами, пробивались лучи солнца, выхватывая из мрака миллионы пляшущих пылинок. Здесь было так умиротворенно, тихо. Она никогда не видела в одном месте столько книг! Сколько жизней было отдано на создание всех этих произведений? А сколько труда мастеров, что переписывали, а может, и печатали тексты на тех чернильных станках, о которых рассказывал отец. Кто-то отдавал свои годы, дабы творить, писать, сохранять, передавать труды миру, чтобы в конечном итоге попасть сюда, именно в эту библиотеку, которую Ясна открыла только что ключом получеловека-полузверя.

– Подумал, что тебе такое понравится. – Его голос прозвучал совсем близко, над ее макушкой, заставив ее опомниться от зрелища и инстинктивно замереть.

– Это… это всё так невероятно… и красиво, – выдохнула она, и голос ее сорвался на трепетный шепот, как в храме.

– Семейное собрание, – произнес он задумчиво, выходя на середину зала. Его темная шерсть почти сливалась с тенями. Здесь, среди вековой мудрости, его облик ощущался куда более уместным, чем среди хрупких стеклянных стен оранжереи. – Всё, что удавалось найти и сохранить моим предкам, – здесь. От стихов до научных трактатов. Разные языки, несколько поколений…

Он обернулся, и свет из окна упал прямо на его морду. Догадываться о его мыслях и чувствах было невозможно – мех, звериное строение пасти не оставляли и шанса проявиться хоть какой-то понятной человеческой мимике. Но вот взгляд… Вот там отражалась жизнь, его душа. Он смотрел на нее с таким признанием, открытостью, что внутри от всего происходящего начала подниматься дрожь.

– Прислуге сюда доступа нет. Поэтому прошу, – многозначительно и серьезно продолжил он, – держи свой ключ при себе, не забывай закрывать. И в сапожках сразу после оранжереи здесь лучше топтаться поменьше…

Дрожащая улыбка невольно проступила на ее лице. Вся ее жизнь, все эти насмешки за «умничанье», советы «оставаться красивой, а не премудрой», «меньше размышлять, не занимать башку чепухой», все это нескончаемое тоскливое одиночество – вдруг разом пронеслось в голове. Столько лет ушло на то, чтобы прятать свой прыткий ум от окружающих… А здесь, в этой глуши, страшный зверь не просто открыл ей свою семейную ценность, он признал ее разум. Слезы подступили к глазам, и она быстро отвела взгляд. Но Чудовище всё уже подметил.