Отчет о незначительных потерях

– Нет-нет, просто упомянули, что болеет. Про холеру я вспомнила, потому что Чисако писала о ней.

– Я не думаю, что это холера, если вам интересно мое мнение. Слишком холодно тут.

– Мы тоже так подумали, господин Танабэ. Но я привезла книгу по эпидемиологии. Там написано, что холера бывала и на северном побережье, например, если рыбаки заражались ею на ярмарках.

– Интересно. Дайте почитать. Правда, и по общим признакам-то это не очень похоже на холеру, но все-таки…

– Сколько примерно рыбаков было в деревне, господин Танабэ?

– Чуть меньше сотни, насколько я понимаю. Восемьдесят пять или девяносто… Около двадцати пяти – тридцати мужчин, столько же женщин. Может быть, чуть больше, промысел-то – дело мужское. Остальные – старики и совсем немного детей. Меньше, чем в японских семьях, во всяком случае.

Мы зашли в гостиницу. Кадзуро, Хидэо и Чисако, казалось, не вставали с мест, увлеченные разговором, и даже не заметили, что я уходила. Увидев Танабэ, однако, они прервали беседу. Чисако вскочила из-за стола, уронив на этот раз свою сумочку, которая висела на спинке стула.

– Ой, господин Танабэ. А вы уже познакомились с госпожой Арисимой, да? Это вот Мурата Хидэо, а это Накадзима Кадзуро.

– Раз все в сборе, тогда можно ехать?

– Нет-нет, госпожа Арисима еще не завтракала! – Чисако быстро подошла к стойке и потребовала, чтобы официантка принесла мой завтрак. Я тем временем села рядом с Хидэо, и он сказал, кивнув на Чисако: «Какая милая!»

– Ну, тогда я жду вас в машине, – сказал Танабэ и вышел.

– А куда мы едем? – спросил Кадзуро.

Я поняла, почему Мацумото сказал: «Вы оцените подачу», когда говорил про малганк – фирменное блюдо Тайсэцугавы. Оно подавалось на большом деревянном подносе, по краям которого лежал колотый лед, а рыба и морепродукты были политы ягодным соусом. Официантка сказала, что блюдо придумал местный рыбак: он хотел объединить дары северного моря и леса. Не зная, как бы подступиться к еде, чтобы подольше сохранить ее красоту, я занесла над ней палочки и остановилась, чтобы ответить Кадзуро:

– Я так понимаю, в Хокуторан – поселок, где исчезли люди. Чисако с господином Танабэ там были, но и нам теперь нужно осмотреться на месте.

– Все верно, госпожа Арисима. Врач Танабэ был только на въезде, а я была прямо там, но не поняла, что случилось. Но вы-то обязательно разберетесь!

Я ела медленно, наблюдая за льдом, который уже начинал подтаивать. Мне было немного неудобно перед врачом Танабэ, который ждал в машине, но мы ведь не договаривались о встрече в определенное время. Если бы Хидэо с Кадзуро разбудили меня, а не вились тут вокруг Чисако, я бы успела позавтракать к приходу врача.

– Хидэо, сходите, пожалуйста, в мой номер: я хочу одолжить господину Танабэ книгу об эпидемиологии. – Я положила ключ на стол, но его схватила Чисако.

– Я быстрее сбегаю, госпожа Арисима! А где она лежит? Вы не волнуйтесь, я не буду рыться в ваших вещах и лишний раз ни на что не посмотрю!

Определенно, эта девушка испытывала мое терпение. Я собрала волю в кулак и сказала, что нужная книга вместе с прочими лежит на столе. Чисако убежала наверх.

Убедившись, что официантка достаточно далеко от нас, я негромко сказала:

– Местные очень… непосредственные.

Хидэо с готовностью согласился:

– Да. Ну это же очаровательно, разве нет?

– Я пока не оценила.

Чисако действительно вернулась так быстро, что не оставалось сомнений: она даже не осматривалась в моей комнате, а схватила книгу и бегом спустилась обратно. Я поблагодарила ее, забрала ключ и сказала, что мы можем выезжать.

Глава третья

Танабэ ждал нас в своем пыльно-голубом «Датсуне». Чтобы не сидеть рядом с Чисако, я быстро прошла перед остальными, открыла дверь и молча села рядом с врачом.

– А вы всегда такая злая? – вдруг спросил Танабэ, заводя двигатель.

– А вы?

Врач коротко рассмеялся, и я почувствовала, что моя симпатия к нему наконец поборола неприязнь.

– Я захватила вам книгу.

– Спасибо, положите вон туда… Не знаю, в курсе ли вы, но на машине мы сможем проехать только вдоль побережья и еще немного по горной дороге. Дальше нужно будет пройти пешком чуть больше одного ри. Я забыл сказать: вы бы лучше переоделись в брюки, вот как Чисако.

– У меня их нет. Спасибо, ничего, я привыкла так.

Мы поехали вдоль побережья. Чисако начала было тараторить что-то про местных рыбаков, но я остановила ее:

– Подождите, Чисако. Я забыла рассказать кое о чем. Мы с господином Танабэ встретились в интересном месте – около дома, где, как нам кажется, живет женщина из поселка каигату…

Кадзуро перебил:

– О, Эмико только отпусти – она тут же начнет собственное маленькое расследование!

– Не мешай, пожалуйста. Я действительно хотела просто осмотреться, но в одном дворе встретила двух мальчиков. Они во что-то играли, и один из них рассказывал считалку. Дословно я ее не помню – надо будет вернуться и записать ее…

– Я запишу, я не забуду!

– Хорошо, Чисако. Только не перебивайте меня…

– Простите, больше не буду, госпожа Арисима!

– …Потому что у меня и так мысли разбегаются. Так вот, в считалочке упоминались рыбная ловля и сбор жемчуга. Один мальчик сказал, что раньше у них этой считалочки не было: ее откуда-то привез другой мальчик. А его мама чем-то больна, и господин Танабэ, видимо, приходил к ней…

– Не совсем, – подхватил врач. – Это я как раз не успел вам рассказать. Когда я приехал, я даже не знал о больной женщине – меня вызвали к ее сыну. Но не к тому, что играл во дворе, а к другому, совсем еще младенцу. Хозяйка дома вчера позвонила из гостиницы в больницу и рассказала, что у нее живет женщина с двумя детьми; она тяжело заболела, но о ней уже заботится местный шаман. Несколько дней назад захворал и ее новорожденный сын. Шаман лишь мельком взглянул на него и сказал, что малыш просто ослабел от голода: мать почти не может его кормить, то бредит, то лежит без сознания. Кормилицу нашли, но ребенку не становилось лучше, и хозяйка в панике вызвала меня. Оказалось, у младенца действительно было истощение. Я посоветовал поить его слабым рисовым отваром, а потом, если все пойдет хорошо, добавить китовый жир. Но мне показалось странным, что молока так сильно не хватает – ведь малыша иногда кормила и мать, когда приходила в себя. Хоть молока у нее почти не было, но все же… Я спросил хозяйку, почему так. Оказалось, что у кормилицы, кроме своего ребенка, есть еще подопечный: другой младенец. Его мать тоже недавно приехала в Тайсэцугаву, тоже лежит без сознания или в бреду и тоже не может кормить.

С заднего сиденья присвистнули. Я не сомневалась, что это Кадзуро, и понимала его реакцию.

– А вы знаете их имена? Кормилицы и обеих женщин?

– Да, – ответил врач, не отвлекаясь от дороги. – Кормилица – местная женщина, Кояма Такако. А приезжих женщин зовут Нивара Мари и Нэмура Ринно.

– Значит, они тоже могут быть из каигату?

– Может быть, может быть…

Итак, в поселке, куда мы приехали, в какой-то момент появились две приезжие женщины, обе с младенцами. И обе слегли с какой-то неизвестной болезнью…

– А вы осматривали мать ребенка? – спросила я.

– Да, конечно. Но честно скажу, я толком не понял, что с ней. Ее лихорадит, хозяйка говорит, что она вся то горячая, то холодная, как труп, и первое время у нее действительно были и другие признаки холеры. Если вы читали свою книгу хорошенько, то понимаете, о чем я. Но хозяева дома – люди простые, особенно не разбираются в таких болезнях, поэтому не испугались инфекции, вернее, даже не подумали о ней. Потом эти симптомы прекратились, и сейчас ее поддерживают только травяные отвары, которые дает ей шаман. Если это и холера, выходит, ему в какой-то степени удается сдерживать ее травами…

– Но даже небольшой шанс того, что это холера, – повод отправить женщин в Саппоро или хотя бы в Асахикаву, а здесь организовать карантин… – сказал Хидэо.

Танабэ быстро обернулся, чтобы бросить на него взгляд.

– Это вряд ли выйдет. Хокуторан, где осенью якобы была холерная вспышка, формально принадлежит к нашему уезду Моккабэцу, а не к уезду Тайсэцугава. Руководство проигнорировало мои попытки разобраться со вспышкой; я и ездил-то в поселок по своей инициативе. Сюда я наведываюсь, пока в Тайсэцугаве нет своего врача… к слову, его еще долго не предвидится… и с руководством тут у меня натянутые отношения. Как думаете, будут ли они делать что-то для двух неизвестных женщин из Моккабэцу?

– Пусть не для женщин, но ведь в опасности их собственные жители… – начала я, но Танабэ закончил за меня:

– …А они пока все здоровы. Вы, Эмико, очень серьезно переоцениваете работу закона в наших краях.

Тут Чисако решилась снова подать голос:

– А как же эти женщины попали сюда? Их кто-то привез? Когда?

Я не могла не признать, что вопросы были дельные. Танабэ сказал, что не задумывался над этим и что обязательно надо это узнать у хозяев домов, где остановились женщины… Но сейчас нам пора выйти из машины – и начать пешую прогулку.

На улице ощутимо потеплело по сравнению с утром. Я посмотрела на свою обувь. Пусть длинная теплая юбка и не должна помешать дороге, но сапоги действительно стоило бы подобрать другие. Вот Чисако – она не только в брюках, но и в каких-то нелепых рыбацких ботинках, и ей, видимо, комфортно в них лазать по горам.

– Хотите, поменяемся обувью, госпожа Арисима? – будто услышав мои мысли, предложила Чисако. – Я-то привыкла по камням ходить, а вы нет, да и обувь у вас городская. Так-то у вас хотя бы ботинки будут удобные!

Я смутилась:

– Нет-нет, спасибо. Все хорошо.

– Вы мне скажите, если станет неудобно, мигом поменяемся. Ну, пойдемте скорее! – И Чисако побежала впереди, как будто радуясь, что вырвалась из тесного «Датсуна». Хидэо и Кадзуро тут же направились за ней, а мы с Танабэ шли последними.

Через полтора часа или чуть больше, спускаясь по другую сторону горной цепи, мы увидели Хокуторан.

– Чисако, где в прошлый раз, когда вы здесь были, припарковалась машина? – спросила я.

– Там же, где дорога была преграждена камнем, – ответила она и показала вдаль. – Вон там, на дороге со стороны моря.

Я постаралась напрячь глаза, но ничего не увидела. Зрение и без того подводило меня в последнее время, а кроме того, остатки снега, который все еще лежал в горах, и утреннее солнце в чистом небе слепили меня.

– Там ведь сейчас никого нет, верно?

– Вроде бы нет, – сказал Кадзуро, прищурившись. – Хидэо, посмотри-ка, ты лучше моего видишь.

– Нет, – сказал Хидэо. – Никого и ничего.

Танабэ начал спускаться вниз, в деревню, и остальные было пошли за ним, но я остановила их.

– Нет. Сделаем так. Здесь останутся Хидэо, потому что у него самый острый глаз, и Чисако, потому что она быстро бегает. Вы будете наблюдать за подъездом, а вы, если кто-то приедет, прибежите к нам. Мы втроем пойдем сначала по тому ряду домов, что стоит ближе всего к воде, и дойдем до самого подъезда к деревне. Оттуда нам и самим будет хорошо видно, нет ли людей и машин. Если нет, мы перейдем к другому ряду домов, пройдем его и вернемся сюда.

Врач Танабэ, Кадзуро и я спустились в деревню.

– Я был в поселке около года назад, еще до карантина, – сказал Танабэ. – И здесь все как-то… изменилось.

Я спросила, что он имеет в виду.

– Точно не скажу. Тут как будто… изменился ландшафт?..

Осторожно поглядывая в сторону въезда, мы начали исследовать дворы.

Селение выглядело странно даже для места, где давно не было людей. Казалось, что его покинули пять, а то и семь сезонов назад. На единственной улице и во дворах лежал слой плотной грязи, будто оставшейся еще с прошлого или позапрошлого таяния снега. Дома, по крайней мере на окраине, были заперты, а заглянуть внутрь мешали крепкие деревянные решетки на окнах. Во дворах было так же грязно, как между рядами домов, хотя здесь будто пытались навести порядок. У стен теснились ряды рыбацких ящиков и бочек для засолки. Некоторые из них оказались разбиты, в другие небрежно свалили кухтыли[11] и снасти – и целые, и сломанные.

В третьем дворе я заметила колодец. Когда я заглянула внутрь, то удивилась: вместо воды там оказалась густая грязь, доходящая почти до уровня земли.

– Кажется, кто-то пытался засыпать его. Может быть, это и есть источник холеры?

Кадзуро и Танабэ подошли посмотреть, но, услышав мои слова, одновременно отшатнулись от колодца.

– Да, это хорошее объяснение, – кивнул врач. – Ничего не трогайте, только смотрите.

Я заметила темный след на дощатой стене дома и подошла ближе.

– А это что? Будто кто-то по линейке провел линию.

В соседних дворах картина повторялась: слой грязи, следы поспешной уборки, двери с тяжелыми замками и такие же горизонтальные отметины на стенах. Наконец мы увидели дом с сорванным замком и вошли внутрь. Судя по всему, бедно здесь было и до таинственного исчезновения жителей, но сейчас дом выглядел запущенным. В углу были свалены футоны в темных пятнах.

– Я бы понял такой беспорядок, если бы люди эвакуировались, – сказал Танабэ, разглядывая алтарь. Тот, как ни странно, был в полном порядке. – Но они ведь оставались тут на карантине. Зачем же после этого так спешно покидать селение?

– Посмотрите на пол, – сказала я. – Вас ничего не удивляет?

Кадзуро пожал плечами, а Танабэ прищурился, затем кивнул:

– Пол вымыт.

– Верно. И татами нет.

Я снова огляделась. Многие вещи были сломаны или покрыты грязью, особенно те, что были из ткани. Но татами, которые обычно покрывают полы, исчезли, а деревянные доски были вымыты и выскоблены.

– А вот и самое интересное, – сказал Кадзуро, который после моих слов присел на корточки и внимательно изучал пол. – Отверстие от пули.

Я не могла представить ни одну версию событий, при которой все увиденное укладывалось бы в единую картину. Холера. Карантин. Исчезновение целого, пусть и небольшого, народа. Нежелание местных властей разбираться с этим делом. Странная запущенность улицы, дворов и домов в поселке – и чисто вымытый пол с пулевым отверстием.

Впрочем, последние факты я как раз могла связать между собой: здесь был убит человек, тело его убрали, а кровь замыли.

– Стреляли в лежащего человека, – сказал Танабэ. – Может быть, даже в спящего.

Это было хорошее наблюдение. Я подошла к горе тряпья в углу и потянула за угол один футон.

– Что вы делаете?

– Хочу посмотреть, есть ли следы крови.

Ни на одном футоне крови не было: вся грязь была как будто от воды с песком и илом.

– Бросьте, Эмико. Не слишком хорошая идея так близко рассматривать вещи холерных больных.

– Не было тут никакой холеры, господин Танабэ, давайте смотреть правде в глаза. До того как Кадзуро увидел след от пули, я сама сомневалась в этом, но теперь уверена, что все это выдумки. А эти футоны лежали в лужах грязной воды… но не более того.

– Чем же тогда болеют те женщины?

– Не знаю. Когда вернемся, нужно будет расспросить шамана, который их лечит. А кто жил в этом доме, не знаете?

– Нет, – ответил Танабэ. – Я редко бывал здесь, общался кое с кем из жителей, конечно, но не знал, где чей дом.

Вещей, которые указывали бы на владельца дома, я не нашла.

– Но где-то в управлении уезда должны быть документы, которые указывают, кто владелец дома по такому-то адресу… – начала я и осеклась, увидев насмешливое выражение лица Танабэ. «Здесь плохо работает закон», – сказал Мацумото нам вчера вечером, когда забирал нас из Саппоро, и, похоже, был прав.

– Значит, футон, пропитанный кровью, выбросили вместе с телом? – спросил Кадзуро.

– Может быть, – сказала я, осторожно выглядывая из двери. Отсюда был хорошо виден подъезд к деревне, и, к счастью, машин или посторонних людей там не было. Мы вышли на улицу. – Либо стреляли не в спящего человека.

– Но он лежал, – напомнил Кадзуро.

– Да. Но беспорядок в доме говорит, что это была драка. Кто-то ударил человека так, что он упал, убил его выстрелом или несколькими, вынес тело и замыл кровь.

Второй ряд домов ничем не отличался от первого: мы прошли все дворы, увидев там такие же разрушения, но ничего интересного не нашли. Незапертым оказался только дом, где, видимо, был убит человек. Прочие же были заколочены. Был ли там порядок, беспорядок или следы других убийств, мы не знали.

Мы уже собирались подниматься на площадку, как вдруг я услышала нечто странное.

– Слышите?

Кадзуро покачал головой, а врач Танабэ повернул голову так, как будто прислушивался, причем в правильном направлении – туда, откуда раздался звук. Он шел с моря. И когда Танабэ открыл рот, чтобы сказать что-то, звук повторился громче.

– Это киты, – сказал Кадзуро.

– Нет-нет. Похоже, да не очень. Как будто кто-то взял сякухати[12] в первый раз и то дует в полную силу, то неумело старается держать ровный тон.

Поднявшись обратно на площадку, мы нашли Хидэо и Чисако мирно сидящими на камне и увлеченными разговором. За дорогой они не следили.

– Расскажите скорее, что там? – Чисако вскочила и подбежала к нам. Я молча прошла мимо и пошла по дороге, которая вела назад, к автомобилю. Остальным волей-неволей пришлось последовать за мной, по дороге обсуждая, что мы нашли.

Танабэ отвез нас обратно в гостиницу, и они с Чисако уехали обратно в Моккабэцу. Календарная весна давно началась, но сюда, на Хоккайдо, она запаздывала: пошел снег и даже началась небольшая метель. Опасаясь, что видимость станет совсем плохой, врач сказал, что лучше им уехать сейчас – хотя мы и собирались расспросить шамана о приезжих женщинах.

Я поднялась на второй этаж и достала ключ. Когда я собралась вставить его в скважину, то поняла: дверь только прикрыта, но не заперта. Тут же я вспомнила, что последней в моем номере была Чисако. Конечно, это она, стремясь побыстрее прибежать вниз с книгой, забыла запереть дверь. Определенно, господин Иноуэ угадал ее характер, изучив письмо, но жестоко ошибся в предположении, что мы с ней подружимся. Она все утро только и делала, что раздражала меня.

Переодеваясь, я начала понемногу успокаиваться: ну, ведь и я могла не запереть эту дверь. Все равно ни одному японцу в голову бы не пришло заглянуть в чужую комнату просто потому, что та не заперта. Да и ничего ценного у меня не было. Я бросила взгляд на стол, где лежали привезенные мной книги – все мое имущество в путешествии, не считая одежды и принадлежностей для гигиены, – и увидела, что на столе царит беспорядок, который я точно не могла оставить.

Чисако даже книгу не могла взять, не наведя хаос!

Однако в следующую секунду я задумалась, а ее ли в этом вина. Книги лежали стопкой на одном углу стола, переснятые Кадзуро материалы из библиотеки – на другом, рядом с ними – писчая бумага. Но пачку кто-то разворошил, и это, конечно, была не Чисако.

Я замерла, чтобы не уничтожить другие следы чужого присутствия. Да, определенно, здесь был кто-то еще. Человек, который пришел вслед за Чисако, пересмотрел каждый лист бумаги. Кровать была примята, как будто кто-то садился на нее: значит, тот человек знал, что мы уехали, и не торопился. Может быть, он даже изучал мои бумаги, сидя не за столом, а на кровати. Я осторожно обошла всю комнату, всматриваясь в каждый предмет, но больше никаких изменений не заметила. Что ж, кем бы ни был тот, кто побывал у меня в гостях, он не нашел того, что искал. Но кто это был?

Спустившись в зал, я подсела к Кадзуро и Хидэо. Рассказывать им о неожиданном посетителе тут же я не хотела – мне было неизвестно, кто может нас услышать и не сидит ли этот человек рядом. Вычислить, кто мог сделать это утром, было тоже нельзя: из-за громкого голоса Чисако наш разговор слышали все. Поэтому в ожидании, пока нам принесут заказ, я начала от скуки украдкой разглядывать посетителей. Кадзуро пытался развлекать какими-то разговорами и шутками Хидэо, поскучневшего после расставания с Чисако, но у него это не получалось, и он переключился на меня.

– Да куда ты смотришь? – спросил он вдруг, недовольный, что я его не слушаю.

– Туда, – тихо сказала я и показала направление движением головы. – Только не оборачивайтесь оба сразу. Там тот русский, которого мы видели в Саппоро.

Русский был здесь со своим переводчиком. Он сидел вполоборота за столом в углу, с аппетитом ел малганк и не смотрел в нашу сторону, но я узнала его даже в профиль. Это не могло быть простым совпадением: его приезд явно был связан со странным наплывом посетителей, о котором говорила официантка. И, может быть, с исчезновением каигату. Как – я пока не понимала.

Кадзуро, сидевший спиной к человеку, на которого я смотрела, поерзал и не придумал ничего лучше, чем встать и прогуляться до официантки у бара. Поболтав с ней пару минут, он медленно пошел обратно, поглядывая на сидящих у стены.

– Точно, – сказал он, сев на место. – Я спросил официантку, кто это. Она сказала, какой-то советский ученый, только имя затруднилась назвать. Да ты подойди к Мацумото, когда увидишь его: он тебе наверняка скажет, что это за человек.

Но я не стала дожидаться хозяина, а оставила свой чай и вышла в приемную.

– Миэко, а вы можете показать книгу посетителей?

Миэко, совсем юная, коротко стриженная девушка, которая заведовала книгой, спросила, зачем она мне.

– Я хочу обратиться к одному господину, но не знаю его имени.

– А что за господин?

– Думаю, он русский.

Миэко оживилась:

– О! Вы ведь вроде из Европы? Может, перепишете мне его имя? Я переспросила дважды, но не поняла. Хотела попросить его переводчика записать мне, да все не улучу момент.

В книге было четко и красиво написано по-русски: «Никитин Владимир Галактионович, геолог. Ленинград». Рядом, уже рукой Миэко, была записана катаканой фамилия Никитина, но с именем и отчеством девушка уже не справилась.

Я помогла дописать недостающее.

– А вы, случайно, не знаете, что он здесь делает?

– Вроде бы приехал в Хакодате по вопросам изучения вулканов.

– Да, но что ему делать здесь, на северном побережье?

– Этого я не знаю. Спросите у господина переводчика. Его зовут Симидзу Симура.

Но говорить с переводчиком не входило в мои планы. Больше того, я собиралась избегать этого всеми силами. Мне было понятно, что за советским ученым двадцать четыре часа в сутки наблюдал не простой японец со знанием русского языка, а профессионал, военный. И обращать внимание Симидзу на то, что я общаюсь с иностранцем, я совсем не хотела.

– Спасибо, Миэко.

Я вернулась в зал, допила чай и пошла наверх: мне нужно было написать первый отчет господину Иноуэ.

Сев за стол, я включила лампу, подвинула к себе стопку бумаги – и остановилась. На верхнем листе сохранился четкий, грубый, глубокий отпечаток карандаша. Осматривая стол перед обедом, я ничего не заметила, но теперь в свете лампы мне стало его видно. Наклонив лист, я без труда прочитала собственное имя.

Значит, тот, кто вломился в комнату, не знал меня и использовал мою же собственную бумагу, чтобы записать мое имя. В Аомори я сделала пометку на всех вещах, чтобы они не потерялись; так что понять, кому принадлежит комната, было нетрудно. Человек забрал лист с записью, но не увидел, что на следующем сохранился отпечаток. Любопытно. Если кто-то зашел в открытую комнату наугад, вряд ли ему понадобилось бы запоминать мое имя. Если кто-то шел целенаправленно ко мне – как он мог меня не знать?

Я решила обсудить эту загадку с Кадзуро и Хидэо сразу после того, как напишу отчет начальнику, – и села за письмо.

16 марта

Добрый день, господин Иноуэ.

Весна в Саппоро пока напоминает зиму – сегодня на побережье свирепствуют снежные вихри, но, несмотря на суровые условия, я успешно начала расследование. И прежде всего спешу сказать, что народ каигату исчез по-настоящему, а не только на бумаге, поэтому мое присутствие здесь полностью оправданно.

Остановилась я в маленьком городе в нескольких ри от рыбацкого поселка, где жили эти люди. Здесь довольно малолюдно, плохая инфраструктура и в целом, хочу отметить, довольно дикие места. На всякий случай к письму я приложу карту с моим расположением и другими важными точками, чтобы вы знали, где я живу и бываю. Здесь это кажется нелишним из соображений безопасности.

Этим утром я побывала в том самом поселке: туда меня и моих спутников любезно отвез местный врач по имени Танабэ Каэмон. Селение выглядит странно, как будто его спешно покинули много месяцев или даже лет назад. Везде грязь и беспорядок, хотя заметны попытки наспех прибраться. Кто мог сделать эту уборку и с какой целью – неясно. Нам удалось проникнуть лишь в один дом, и там мы нашли свидетельства преступления: беспорядок, след от выстрела и чисто вымытый пол. Кому принадлежит дом, мы пока не знаем.