Привратности судьбы

– Как там Мелена и Дмитрий?

Улыбка Лукреции тут же поблекла, словно ее подменили.

– Сейчас уже все хорошо…– словно откладывая разговор на потом пролепетала она.

– Что значит "сейчас"? – озабоченно спросила Маргарет.

Вероника почувствовала недобрые нотки в голосе сестры, и ее сердцебиение подскочило до отметки "турборежим".

– У Дмитрия был сердечный приступ, – выпалила Лукреция, заметив, как вилка сестры со стуком рухнула на стол. Она поспешно добавила: – Но сейчас все хорошо, все позади! Представляешь, как мы все перепугались!

– И ты говоришь это только сейчас?! – Вероника была просто в шоке, узнав об этом спустя шесть часов после прилета Лукреции, которая все это время не обмолвилась ни словом!

– Ну, ты же не спрашивала, а я… не знала, как сказать, – пробормотала та в свое оправдание, с видом побитой собаки.

Вероника вдруг осознала, что на самом деле она не хотела знать ничего о родителях, ей просто важно было знать, что они в порядке, и все. Никаких подробностей, никаких трагедий, пожалуйста!

– Боже, Вероника, тебе нужно увидеться с ним! – Маргарет, как любящая мать, понимала, что нужно ее отцу.

Вероника метнула в женщину взгляд, способный испепелить на месте, говорящий о том, что она никуда не поедет. Но взгляд приемной матери отвечал: "Ты обязана побороть свои страхи и повидаться с отцом!"

– Да, Ника, ты очень нужна им сейчас, – Лукреция, похоже, не поняла перепалки взглядами, но решила поддержать мать. Она всегда была мастером "поддержать, когда не просят".

Вероника похолодела, каждый мускул ее тела напрягся и превратился в натянутый нервный комок. В голове царил хаос, буря мыслей, страхов и противоречий. Она любила отца и, как порядочная дочь, должна была приехать, увидеть его, приободрить и поддержать. Но что-то внутри, какой-то инстинкт самосохранения, отчаянно кричал: "Не делай этого!". Минутная борьба, разгоревшаяся в ее душе, внезапно закончилась победой совести.

– Да, хорошо, я полечу. Только надо заказать билеты…

– Я уже все купила! – выпалила Лукреция на радостях, и тут же была пронзена ядовитым, пылающим огнем взглядом сестры. – Ну, я просто не ожидала другого поворота! А что? Удобный случай… грех не воспользоваться!

Вероника до конца обеда хранила молчание, словно заперлась в неприступной крепости. "Пара дней с родителями – и я снова на своей прямой, как стрела, дороге", – твердила она себе, но в глубине души знала, что жизнь – это не гладкий автобан, а скорее ухабистая проселочная дорога с неожиданными поворотами. Попрощавшись с Армандо и Маргарет, две подруги помчались навстречу Рики и безудержному шопингу. Пока Рики и Лукреция, как завороженные, носились между бутиками, Вероника пыталась собрать осколки своего душевного равновесия. Известие о приступе отца обрушилось на нее, как снежная лавина. Николай, казалось, был воплощением богатырского здоровья! Всю жизнь тащил на себе бизнес, оберегал семью от невзгод, чтобы мать и дочь ни в чем не нуждались. Хотя, по правде говоря, Вероника к деньгам относилась довольно прохладно. Едва переехав в Милан, она тут же встала на собственные ноги и перестала нуждаться в отцовской опеке, которая, к слову, мечтала видеть ее выпускницей престижной бизнес-школы. "Вот она, свобода!" – ликовала Вероника в Италии, но тут же сердце сжималось от мысли о возвращении в промозглую Россию, о холоде, сковавшем ее душу. Она настолько ушла в себя, что не заметила, как Рики и Лукреция нагрузили ей целую гору вещей. Все происходящее казалось каким-то нереальным сном.

– Не понимаю, чего ты так боишься поездки домой? – Рики, потягивая капучино, искренне недоумевал.

– Да ее туда и силком не затащишь! Тебя там что, медведи в детстве напугали? – Лукреция расхохоталась.

– Есть вещи пострашнее медведей, – как загипнотизированная, пробормотала Вероника, устремив взгляд в пустоту. Воспоминания унесли ее на двенадцать лет назад…

Громкая музыка, алкоголь рекой, ночной клуб… И эти завораживающие лазурные глаза. То ли отблески лазеров придавали им такой оттенок, то ли они и вправду были цвета безоблачного неба. Она не понимала, что происходит, но его взгляд словно подчинил ее волю. И вот, после бесшабашного танца, она уже в приватной комнате, а он осыпает ее тело ласками, на которые оно так жадно отзывается. Разум затуманен алкоголем, и могла ли она тогда отказать? Все было как в бреду. Это был ее первый и последний опыт… Она отчетливо помнила его лицо и даже сейчас, спустя годы, узнала бы его из тысячи – того, кто унизил и растоптал ее в тот единственный раз, когда она позволила себе расслабиться и пойти на поводу у чувств.

– Вероника! – позвала Лукреция.

– А? – Вероника вздрогнула, словно очнувшись от кошмарного сна.

– Мы собираемся в бар, надо домой переодеться.

– Без меня… – попыталась было отказаться Вероника, ей совсем не хотелось в шумные заведения.

– И слышать ничего не хотим! – отрезал Рики. – Девочки, вперед – развлекаться! Долой хандру!

***

Вероника и ахнуть не успела, как вихрем влетела в бар – в коротком, дерзком платье, словно вторая кожа, утопая в какофонии музыки и взрывах хохота. Казалось, даже Рики онемел, увидев в ней этакую femme fatale, сошедшую со страниц нуарного романа! Волнистые локоны, словно шелковые нити, ниспадали по ключицам, лебединая шея, украшенная кулоном, дерзко дразнящим взгляды, и, конечно же, платье – вторая кожа, обрисовывающее каждый изгиб её безупречного силуэта. Лукреция, что тут скажешь, сотворила шедевр! Да и сама она затмевала всех: роскошная грива волос, ниспадающая водопадом по спине, превращая вырез платья в греховное искушение, черные чулки и шпильки, словно магниты, притягивающие взгляды голодных мужчин. "Veni, vidi, vici" – казалось, было написано в каждом движении, в каждом искрящемся взгляде.

– Да ладно тебе, не кипишуй! Мы в гей-клубе, тут никто не пристаёт, разве что к Рики, – подмигнула Лукреция, пытаясь подбодрить сестру. Но скованность Вероники была ощутима на расстоянии. Выражение её лица говорило о том, что сейчас на неё набросится стая голодных, обезумевших от её красоты волков.

– Ну, не знаю, дорогая, – усмехнулся Рики. – От вашего сногсшибательного вида половина завсегдатаев клуба рискует срочно переквалифицироваться в натуралов!

– О, я бы с удовольствием побыла феей-крёстной и перевоплотила какого-нибудь симпатягу в настоящего мачо, – мечтательно протянула Лукреция, уже высматривая подходящий "объект" для своих волшебных чар.

Вероника чувствовала себя голой под прицелом любопытных взглядов. Чтобы хоть немного расслабиться, она заказала "Маргариту". После памятного случая, когда алкоголь сыграл с ней злую шутку, она поклялась никогда больше не поддаваться чарам зелёного змия, а научиться им управлять. Как ни странно, этому "фокусу" её научил Рики ещё в колледже. Там она и испробовала на себе все прелести алкоголя, от пива до абсента, и могла с гордостью похвастаться, что знает свою меру. Прежде чем сделать первый глоток, она плотно поела – пить на голодный желудок означало мгновенно сдаться змею и полностью отключить мозги. Она потягивала коктейль, время от времени закусывая, поэтому пьянела медленно, но верно, оставляя мозг в лёгкой, приятной дымке. Алкоголь раскрепощал её, позволял прогнать тревожные мысли и просто наслаждаться вечером в окружении милых и симпатичных парней. Вероника не раз бывала с Рики в этом баре, поэтому чувствовала себя здесь как дома, в компании старых друзей, и не боялась, что на неё покусится чья-то голодная и похотливая рука. В тот вечер они отдохнули на славу и вернулись домой под утро, унося с собой море позитивных эмоций и ярких воспоминаний.

Глава 2.

Вихрь дней пронесся, оставив после себя лишь легкую дымку воспоминаний, и вот уже чемоданы Лукреции и Вероники обреченно покоились у порога. Вероника, словно сова, не сомкнула глаз всю ночь перед отъездом. Утром, пряча уставшие глаза за темными стеклами очков, она попрощалась с Маргарет и Орландо, словно с лучшими друзьями по безумной вечеринке, и вместе с Лукрецией они отправились на встречу с неизведанным – регистрацию рейса.

В чреве самолета, словно в колыбели, в голове Вероники эхом отдавались слова Маргарет, ее второй мамы, у которой оптимизм бил ключом, что всё будет просто феерично! Да и что, в конце концов, могло случиться? Тот, кто посмел разрушить ее жизнь, остался где-то далеко позади, словно страшный сон после пиццы на ночь. А значит, бояться нечего! С этой мыслью, словно с теплой шалью, она укрылась и провалилась в объятия Морфея.

– Дорогая, просыпайся! Москва-матушка нас дождалась! – весело пропела Лукреция, легонько тормоша Веронику за плечо.

Вероника вздрогнула, словно от неожиданного комплимента. В иллюминаторе, как в кино, разворачивалась картина приземления. И вот они уже на воле, на московской земле, где их ждал личный шофер, словно принц на белом коне (ну, или на черном "Мерседесе"). Вероника поежилась. Столица встретила их морозным декабрьским днем, словно проверяя на прочность. Закутавшись в норковую шубу, словно в кокон уверенности, девушка попыталась успокоиться и настроить себя на предстоящую встречу с родителями. "Сейчас будет весело!" – подумала она с нервной улыбкой.

Всю дорогу домой Лукреция щебетала без умолку, словно неугомонная птичка, а Вероника слушала ее вполуха, словно находясь где-то далеко. Ее мысли унеслись на несколько лет назад, в ту ночь, когда, осмелившись ослушаться родителей, она вместе с подругами сбежала в ночной клуб отпраздновать окончание девятого класса.

Там впервые она вкусила терпкий яд алкоголя и сладость греха, сплетенные воедино, словно в роковой ловушке. Свет софитов, пляшущий в такт лазерным лучам, и опьяняющий дурман алкоголя затуманили рассудок. Когда он подошел, его улыбка казалась чарующей, а глаза пленили ее душу. Голос звучал нежно и соблазнительно, словно шепот дьявола. Впервые она утонула в мужском внимании, целиком и полностью поглощенная им. Настолько, что не заметила, как пала жертвой его искушения.

Его прикосновения обжигали, словно клеймо, едва он коснулся ее руки, а затем колена. Его лицо приблизилось так близко, что сердце забилось в безумном ритме, затмевая разум. Этот поцелуй она не забудет никогда. Обжигающий, жаркий, страстный, он пронзил ее, словно молния, и мурашки пробежали по всему телу, которое стало податливым в его руках. Она растворилась в его ласках, словно воск в огне.

Вероника открыла глаза, словно желая стереть из памяти все, что произошло, но забвение не приходило. Какая-то невидимая преграда удерживала ее в цепких объятиях прошлого.

Машина въехала в кованые ворота особняка и замерла у парадного входа. На пороге, словно мираж из счастливых времен, стояли мать и отец. Вероника собралась с духом, готовясь к потоку объятий, вопросов и упреков за редкие визиты.

– Девочка наша, как же мы рады! – воскликнула мать, заключая ее в объятия, впуская в дом, где когда-то жила любовь.

– Это все благодаря мне! – гордо произнесла Лукреция, после сдержанного приветствия Николая, пропуская его к дочери.

– Я и не сомневался, что только ты смогла ее уговорить, – Николай по-отечески, с печалью в глазах, коснулся губами лба дочери. – Твое долгое отсутствие непростительно.

– Не начинай, Николя, – мягко перебила мать, обожавшая называть своего мужа французским именем. – Дай девочке прийти в себя, а то она снова сбежит от нас, оставив лишь эхо своей тоски.

– Я тоже рада вас видеть, – тихо ответила Вероника, стараясь скрыть смятение за вежливой улыбкой. Она внимательно посмотрела на отца. Он похудел, но сохранил свою привычную комплекцию. Однако на лице пролегли глубокие морщины, свидетельствующие об усталости и тяжких заботах. – Как ты, пап?

– Все хорошо, дорогая.

– Ничего не хорошо! – возразила Мелена. – Он совершенно не соблюдает постельный режим и продолжает безжалостно истязать себя работой.

– Если я этого не буду делать, нам не на что будет жить, дорогая, к чему ты так привыкла! – вспылил Николай. Ссоры с женой были неизменным фоном его жизни, сколько она себя помнила. Отец был импульсивен, а мать не могла сдержать своевольный нрав.

– Ничего не меняется, – улыбнулась Вероника, стараясь не выдать ни капли грусти, и прошла в дом. – Нам с Лукрецией нужно принять душ и переодеться. Обсудим все за ужином.

– Конечно, – согласилась Мелена.

– Надеюсь, ты еще помнишь, в каком направлении твоя комната? – С колкостью в голосе спросил Николай.

– Конечно, помню, – с напускной легкостью ответила Вероника.

Поднимаясь по лестнице, Лукреция прошептала:

– Прости их! Они просто слишком взволнованы твоим приездом.

– К их перебранкам мне не привыкать, – отмахнулась Вероника, но в душе ее звучал тихий, печальный аккорд.

В её комнате время замерло, словно в музее личных воспоминаний. Та же любимая двуспальная кровать, укрытая воздушным пологом, тот же письменный стол, хранящий тайны юности, тот же шкаф и огромное зеркало, отражающее не только внешность, но и душу. Вероника, не теряя ни минуты, скинула вещи и умчалась в душ, словно ныряя в омут свежести. Переодевшись в леггинсы и тунику, она вихрем спустилась вниз, где её ждал ужин в тихой гавани семейного очага.

– Папа, ну как твоё здоровье? – выпалила Вероника, словно сорвала предохранитель. Ведь именно эта тревога за отца и привела её сюда, в этот дом, где пахло детством и… лёгкой неловкостью.

– Ах, если бы не моё бедное сердце, ты бы и не вспомнила о старом отце, – проворчал Николай, пытаясь сыграть роль обиженного родителя.

– Милый, ну не начинай, пожалуйста, – мягко прервала его Лукреция.

– Прости, Ника. Сейчас мне гораздо лучше, – поспешил исправиться Николай под бдительным надзором своих любимых женщин. Кажется, папа понял, что перегнул палку!

– Папа, может, тебе взять отпуск? – предложила Вероника, чувствуя себя немного виноватой.

– Если бы только было на кого оставить дела фирмы! Но поскольку моя единственная дочь не проявляет ни малейшего интереса к бизнесу и не спешит выскочить замуж за какого-нибудь гения финансов… – Николай задумался вслух, и тут его осенило, словно молнией ударило! – Что ж, придётся мне и дальше пахать, как рабу на галерах!

– Что, дела на фирме плохи? – насторожилась Вероника, почуяв неладное. Что-то здесь явно скрывают!

Отец даже поперхнулся и поспешно заверил:

– Нет, всё в порядке! Лучше не бывает!

Лукреция, как опытный дипломат, решила сменить тему и плавно перевела разговор на последние тенденции итальянской моды. Вероника и Николай лишь изредка вставляли реплики, увлеченные своими мыслями. Отец и дочь были удивительно похожи: деловая хватка, непреклонный характер, железная выдержка… и упрямство, способное сдвинуть горы! Именно эта неуступчивость и мешала им найти общий язык. Каждый хотел рулить своей жизнью по собственному сценарию.

После утомительного марафона общения с родителями Вероника рухнула в кровать без сил, даже не подозревая, какой сюрприз ей готовят на завтра. Интрига закручивается!

***

– Николя, дорогой, я, конечно, понимаю твою неуемную энергию, но, боюсь, нашей кровиночке эта авантюра не придется по вкусу, – промурлыкала Мелена, стараясь сохранить миролюбивый тон.

– Ой, Мелена, прошу тебя, побереги свои нервы! Тебе вредно так много думать, особенно о том, чего не понимаешь, – отмахнулся Николай, чья идея казалась ему гениальной, чуть ли не прорывом тысячелетия. – Ты лучше сосредоточься на празднике, который ты и так, подозреваю, раздула до масштабов королевского приема. И не скромничай, признайся, ведь ты только и ждешь момента, чтобы выставить нашу доченьку напоказ, как бриллиант в своей коллекции.

– Ну, знаешь ли, я горжусь тем, что у нас такая дочь! Сама всего добилась, умница, красавица! А ты, вместо того чтобы порадоваться за нее, придумываешь какие-то нелепые интриги.

– Да я не придумываю, а помогаю! А ты, между прочим, с пеленок таскала ее по светским раутам, как дрессированную обезьянку, вот она и сбежала, подальше от этого цирка! – не упустил Николай возможности уколоть супругу.

– Она сбежала от такого напыщенного индюка, как ты, который вечно пытается слепить из нее свою копию! – взорвалась Мелена, готовая запустить в мужа первым попавшимся предметом. – Неужели ты не понимаешь, что она – личность, цельная, сформировавшаяся! Она не марионетка, чтобы плясать под твою дудку!

– План великолепен! О таком зяте я мог только мечтать! И уверен, ей он понравится. Ты, главное, организуй свой помпезный показ, а я приведу… сюрприз. – Николай демонстративно щелкнул выключателем на своей стороне, укладываясь в постель, давая понять, что дискуссия окончена.

А в голове его роились мысли о проблемах, таких огромных, что в одиночку ему с ними не справиться. И дочь, как ни крути, была единственной надеждой на спасение.

Глава 3.

Лукреция, будучи в неведении относительно коварных замыслов Николая, зато точно знала о грандиозной вечеринке, которую Мелена готовила в честь приезда дочери. Веронику, как особу, начисто лишённую любви к светским раутам, решили в эти планы не посвящать – дабы не спугнуть праздник. Сама же Лукреция, как и её экстравагантная мачеха, обожала всю эту кутерьму, искренне поддерживая идею торжества. С Меленой они были не разлей вода – этакой взбалмошной, амбициозной особой, живущей в вечном празднике, которой до дел мужа не было никакого дела. Главное, чтобы доходы позволяли ей порхать бабочкой по жизни. С Николаем они сошлись благодаря её ослепительной внешности. Мелена и в свои сорок пять оставалась чертовски привлекательной: яркая блондинка с небесно-голубыми глазами и улыбкой, способной растопить айсберг. Вероника унаследовала материнскую красоту, за исключением цвета волос – тут гены жгучего брюнета Николая одержали верх. От отца ей достался и его волевой, несгибаемый характер.

Лукреция, словно заправский конспиратор, выманила Веронику на прогулку по златоглавой Москве. И вот, около шести вечера, они возвращались домой. Вероника долго ломала голову, зачем сестра заставила её нарядиться в это нечто, больше похожее на костюм для стриптиза. Если бы не забежали в кафе, где провели изрядное количество времени, то в этом атласном, обтягивающем платье с вызывающим декольте она бы околела на улице даже под шубой. И лишь когда они подъехали к парадному крыльцу ослепительно сияющего огнями дома, в её голову закрались нехорошие подозрения. Музыка донеслась до её ушей ещё до того, как они подошли к дверям.

– Только не говори мне, что мать устроила вечеринку? – взмолилась Вероника, всем сердцем мечтая развернуться и сбежать обратно в кафе, где её ждал недописанный проект.

– Вероника, ну пожалуйста, не расстраивай родителей! Они ведь хотели как лучше, соскучились по тебе! – Лукреция пустила в ход все свои чары, опасаясь, что Вероника улизнёт, не успев переступить порог.

– Если бы они действительно соскучились, то провели бы время в семейном кругу, а не закатывали тут банкет на сто персон! – Вероника терпеть не могла весь этот пафос. Ещё с детства настрадалась от матери, которая таскала её по светским раутам, хвастаясь ею, как дрессированной обезьянкой: сначала она заговорила раньше всех, потом танцевала, затем залопотала на трёх языках и стала первой ученицей в школе. Она ненавидела это повышенное внимание, каждый раз заливаясь краской под оценивающими взглядами и фальшивыми возгласами восхищения. И вот, ей снова предстояло пройти через всё это.

Лукреция, как бульдог, вцепилась в неё и затащила внутрь, пообещав, что это ненадолго. Не успели они раздеться, как на них обрушилась хозяйка вечера с криком:

– А вот и мои милые девочки!

«Ну, началось!» – подумала Вероника, глубоко вдохнув и окунаясь во все прелести публичной жизни. Она потеряла счёт тому, скольким гостям её представили как «самого знаменитого дизайнера Италии», и скольким мать наобещала от её имени позаботиться об интерьерах их жилищ. Вероника перестала следить за временем, слушая музыку, которая создавала атмосферу, и стараясь не вникать в светские беседы, потягивая шампанское. Устав от щебетания кузины, она направилась на поиски Лукреции, которая кокетничала на другом конце зала с каким-то смазливым парнем.

Внезапно, словно из-под земли, перед ней вырос мужчина, и Вероника, сама не понимая как, врезалась в него, как чайка в маяк! Она уже приготовилась извиниться, но тут её ноздрей коснулся дерзкий аромат морского бриза, смешанный с чем-то до боли знакомым… незабудки, точно! Подняв глаза, она увидела краешек белой рубашки, расстегнутой настолько соблазнительно, что кусочек загорелой мужской груди словно вернул её в прошлое. Вероника поклялась бы, что помнит каждое прикосновение к этой коже! Сердце замерло, когда она услышала бархатный голос:

– Куда такая красота так сильно торопиться? Может я составлю ей компанию?

Вероника застыла, словно поражённая молнией. Этот бархатный баритон, пропитанный томной сексуальностью, она не спутала бы ни с чьим другим. Подняв взгляд, она увидела до боли знакомое лицо: точеные скулы, чувственные губы, пронзительный разрез сапфировых глаз, над которыми дерзко выгибалась бровь, словно он смотрел на небывалое чудо. Его волосы, цвета воронова крыла, мерцали в свете, словно сотканные из ночной тьмы. Мир вокруг поплыл, теряя очертания. Неужели это явь? Не сон ли это? Он не мог стоять здесь, перед ней. Не мог. После стольких лет… Он смотрел на неё, словно на диковинный артефакт, пробудивший в нём давно забытый интерес. Нет, тот, кто безжалостно разрушил её жизнь, не мог просто так появиться из ниоткуда. Он никогда не был знаком с её семьёй. Как? Зачем он нашёл её? Вероника, наверное, так и осталась бы стоять, словно безумная, с открытым от ужаса ртом, если бы не оклик матери.

– Ой, я вижу, вы уже познакомились! – воскликнула она, сияя, как начищенный самовар.

Вероника посмотрела на неё как на сумасшедшую. "Мама, да мы знакомы настолько, что можно книгу писать, да еще и с продолжением!" – хотела она выкрикнуть, но, услышав его голос, слова застряли в горле, как кость у кота.

– Вообще-то, пока нет, но я уже сгораю от любопытства узнать имя этой прекрасной незнакомки. – Молодой человек с неподдельным интересом разглядывал девушку, которая, кажется, чуть не прыгнула к нему в объятия.

На этот раз девушка уставилась на него, пытаясь понять, прикидывается он или действительно не знает, кто перед ним.

– О, это моя дочь, Вероника, – поспешила представить Мелена, похоже, искренне радуясь возможности их познакомить. – Вероника, это Павел.

– Никогда бы не подумал, что у вас такая восхитительная дочь, – промурлыкал он, беря её похолодевшую руку и поднося к губам. – Я сражён наповал!

Его поцелуй обжёг кожу. Вероника, словно ужаленная осой, отдернула руку. Пусть и грубо, но сейчас она чувствовала себя героиней фильма ужасов, смутно осознающей, что происходит. Она сжала бокал шампанского до побелевших костяшек. Боль в руке хоть немного вернула её в реальность.

– О, боже, милая! – заголосила Мелена, увидев кровь, стекающую по пальцам дочери. – Это все из-за этого проклятого хрупкого стекла!

– Вам нужно промыть рану, – невозмутимо произнес Павел, беря её руку в свою. – Я помогу.

– Нет! Я сама! – Вероника, только сейчас приходя в себя, почувствовала боль. Да, это все происходит на самом деле. Она выдернула руку, пробормотала извинения, схватила салфетку и, как ошпаренная, рванула в ванную, захлопнув дверь на все засовы.

Она открыла кран, словно врата ада, и сунула израненную руку под ледяные струи. Сердце колотилось, как бешеный барабанщик на метал-концерте, – попытки успокоиться были смешны. Как тут успокоишься, когда самый жуткий кошмар решил выйти на сцену реальности?! Если бы не пульсирующая боль в руке, о которой она сейчас думала меньше всего, Вероника решила бы, что это какой-то галлюциногенный сон, и уже набирала бы номер Рики, чтобы он её разбудил. И вот она, проснувшись, в своей уютной, безопасной итальянской квартире, за миллион миль от этого кошмара! Но нет. Алые ручейки, предательски извиваясь, стекали по коже, и Вероника, словно загипнотизированная, смотрела на этот багровый водопад. В голове, как на старой киноплёнке, закрутились воспоминания…

Ей всего шестнадцать. В клубе, в мерцающем полумраке, он напротив. Его улыбка – обещание, искушение, против которого она бессильна. Очарованная, ослепленная его вниманием, после нескольких коктейлей она чувствует, как рушатся стены, которые она так тщательно возводила вокруг себя.

Вот она стоит в приватной комнате, где в центре – огромная кровать, словно ждущая своего часа. Его поцелуи, жаркие и настойчивые, обжигают шею. Кровь в венах – кипящая лава, отравленная сладким ядом желания. Его губы и руки, смелые и уверенные, скользят под юбку, проникая в самое сердце ее девичьей невинности. До этого – ни поцелуя, ни касания. А сейчас – эта буря, этот вихрь чувств, против которого она не находит защиты. Тело – предатель, не слушается голоса разума. Он – искусный кукловод, превративший ее в податливую марионетку в своих чувственных руках, касающихся самых сокровенных, самых уязвимых мест. Она задыхается… от восторга? От страха?