dDDDaaaaatesttest_123

– Вам, госпожа Мейн, – дворецкий окинул меня задумчивым взглядом, – не помешает.

– Чудесно, – пробормотала я, кутаясь в шаль и зачем-то проверяя не вырос ли за спиной дражайший супруг, обернувшийся каким-нибудь клыкастым вампиром или когтистым оборотнем. – Теперь вы меня по-настоящему напугали.

– Бойтесь, госпожа Мейн, – жутковато протянул он и вдруг как ни в чем не бывало добавил самым будничным тоном: – Ужинать будете?

– Да что-то расхотелось.

– Не стоит пропускать приемы пищи, – пожурил он. – Никто не знает, какая трапеза станет последней.

– Господи, вы для чего это сказали, ужасный человек? – возмутилась я и, подхватив со стола тяжелый канделябр, быстренько сбежала из столовой.

Однако ноги понесли через людские к выходу для прислуги, ведущему на задний двор и к тому самому «домашнему парку». Я решила добыть осиновую ветку.

Чем черт не шутит!

Фостен Мейн

Замок погрузился в темноту, тишину и холод. Во время срывов Фостен всегда поглощал до капли всю магию вокруг себя и жаждал хаоса. Или хотя бы безудержных плотских утех с раскованной женщиной, с которой можно не сдерживаться…

Утром он и не подозревал, что будет заканчивать день в магическом похмелье у открытого окна разгромленной библиотеки. Размеренно дышать, проветривать голову, как глупый отрок, и задаваться одним логичным вопросом. Не то чтобы прежде этот вопрос не приходил на ум, но не вставал так остро.

Он на ком женился?

Очевидно, Ивонна не вышла, а сбежала замуж подальше от дома Артиссов, туда, где никто не заметит ее странностей. Забываясь, она говорила незнакомые слова на чужеземном языке. Была цепким плющом, хитрой лисицей, проницательной ведьмой. Только во внешнем мире не разбиралась ни на унцию. Фостен начал думать, будто жена с большим приветом, расслабился и по мере сил просто получал удовольствие от сумасбродств, не пытаясь птице подрезать крылья.

И если бы не тяжелая ночь, проведенная в погоне по кладбищенской грязи за одержимой демоном дурой, не рыжий кретин в коридоре, ткнувший в лицо Фостену криво выдранный клок газеты, не четверо полуголых фермеров, устроивших непотребные пляски в гостиной, он не сорвался бы и никогда не увидел, что прятала его жена.

Когда он прижал Ивонну к дивану, на долю секунды ее голубые глаза сделались карими.

– Да твою ж мать! – раздался с улицы ее возмущенный голос.

Слегка опешив (как-то не ожидаешь услышать матерящуюся благоверную посреди томного вечера), он высунулся в окно. В сгустившихся сумерках похожая на призрак Ивонна, уперев руки в бока, стояла перед серебристой авартонской елью.

По традиции семьи Мейн каждому рожденному в замке темному магу высаживали священное дерево. По размеру этого скорбного парка легко угадывалось, что дар передавался из поколения в поколение: от отца к сыну, от дочери к матери. Как вспыхнул три столетия назад, ни разу не заглох.

– Стой спокойно! – Ивонна погрозила дереву пальцем. – Мне от тебя надо только одну ветку. Готова?

Она же в курсе, что дерево ей не ответит? Да или нет?

Фостен сложил руки на груди и начал наблюдать за дражайшей супругой. Та отбросила в траву шаль и напала на священную ель. Дерево, по всей видимости, дало отпор.

– Черт возьми! – взвыла Ивонна, пытаясь отодрать от ветки спутанные волосы. – Что ты колешься, как будто тебя налысо бреют?

С решительным видом она начала заворачивать волосы на макушке. У Фостена было подозрение, что светлый клок остался на елочных иголках. Удивительно, как не остался весь скальп.

Ивонна размяла плечи и рванула в атаку. Раздался явственный хруст.

– Чудесно, враг почти повержен, – подбодрила она сама себя.

Задрав платье до колен, леди Мейн уперлась ногой в ствол и начала ветку тянуть, как будто пыталась выдрать зуб у мифического дракона.

– Дедка за репку, – пыхтела она, – бабка за дедку, внучка…

Взвизгнув, Ивонна с размаху уселась на пятую точку прямо в легкомысленном светлом платьице с глубоким вырезом, в котором днем кинулась приплясывать с полуголыми фермерами. Или они были дровосеками? Когда Фостен ворвался в гостиную, она как раз вскочила с дивана, готовая броситься в групповые танцы. Он понятия не имел, почему его задел тот факт, что жена не смущается легкого разврата.

Бросив последний взгляд в окно, Фостен развернулся и беззвучным шагом в кромешной темноте отправился в покои Ивонны.

…На пороге женской половины была рассыпана соль.

Глядя на это безобразие, темный маг только глубоко вздохнул и перешагнул границу. Люди по-прежнему верили, что соль отпугивает зло. Он не удивится, если обнаружит утыканный иголками косяк на двери в спальню…

В гостиной горели свечи, пахло воском и теплым ароматом вишневых поленьев, горящих в камине. Рыжеволосая кудрявая горничная жены с деятельным видом втыкала булавки в косяк.

– Господин Мейн?! – побелев в цвет простыней, воскликнула она и спрятала похожую на ежа игольницу за спину.

– Брысь отсюда, – вкрадчиво кивнул он.

Девушка опрометью бросилась из покоев в коридор. Раздались быстрые шаги, хлопнула дверь.

Фостен уверенно вошел в спальню, приблизился к туалетному столику, на котором мерцала оплавленная свеча в серебряном подсвечнике, и прикоснулся пальцами к зеркалу. По гладкой поверхности пробежала волна, на секунду исказив отражение комнаты и яркого огонька. Закончив колдовать, Фостен уселся в кресло, сложил ногу на ногу и начал дожидаться возвращения супруги.

Сегодня он собирался выяснить, кто проснулся вместо Ивонны Артисс, когда, заболев, та отдала двуединому душу.

Пятая леди Мейн не заставила себя долго ждать.

– Раиса, я добыла нам еловую ветку! – громко объявила она, аккуратно перепрыгивая через соль. – Слышишь? Ты где?

Ивонна заглянула в спальню, увидела Фостена в кресле и остолбенела. Взлохмаченная, в испачканной одежде и с царапиной на щеке она выглядела дикаркой. В руках была зажата облезлая еловая ветвь.

– Ты за мной пришел? Сожрать хочешь? – выпалила она, указав в него колючей хвойной лапой. – У нас здесь везде соль! Соль не работает, да? Просто продукт напрасно перевели?

– Может, стоило закрыться на ключ? – уточнил он, буравя жену пристальным взглядом.

Кто ты, Ивонна?

– Помогло бы? – быстро спросила она.

– Нет.

– У меня есть ветка! – Она действительно потрясла в его сторону еловой ветвью. – Или она тоже не спасает от первородного зла?

– От первородного зла не защищает ничего, кроме здравого смысла, – спокойно пояснил Фостен. – Кстати, почему еловая ветка?

– Осина в саду не растет, – ворчливо пояснила она. – Решила, что все равно хвойное.

– Сколько себя знаю, осина была лиственным деревом, – заметил Фостен.

– Да ты что! – Похоже, Ивонна по-настоящему смутилась и потому пробормотала себе под нос очередную странную фразу: – Господи! Ну конечно! Дрожать как осиновый лист… И ведь ничего не насторожило.

Со вздохом она потерла переносицу.

– Проходи, – пригласил он, словно жена вновь забралась в его спальню, а не наоборот. – Нам надо кое-что обсудить.

– Ты прав, – согласилась она. – Раз ты не превратился ни в вампира, ни в оборотня, мы сможем поговорить как нормальные супруги. Без кровопролития…

Фостен уже не слышал ее странных речей. Пронзительным и внимательным взглядом он смотрел в заколдованное зеркало. В нем отражалась темноволосая женщина с алыми губами и карими глазами. Ухоженная, холеная, та самая: цепкая, хитрая и проницательная. Ее облик как нельзя лучше подходил характеру и повадкам.

Ивонна мимолетно скользнула взглядом по зеркалу, содрогнулась всем телом и резко развернулась. Ветка выпала из ослабевших рук. Словно погрузившись в транс, она остолбенела перед собственным отражением.

Поднявшись с кресла, Фостен приблизился к супруге. Безжалостное заколдованное зеркало показало то, что прятал внутри он: чудовище. Волосы цвета вороньего крыла и глаза, затянутые тьмой.

Он положил ладони на хрупкие плечи Ивонны, заставив ту вздрогнуть, и тихо произнес:

– Самое время рассказать, на ком я женат.

Они встретились глазами в отражении заклятого зеркала.

– Кто ты? – твердо спросил Фостен.

6 глава

Свекровь из ада

В глубоком шоке я рассматривала знакомое отражение: резковатые черты, идеально выпрямленные в салоне волосы. Никогда не надеялась хотя бы еще раз увидеть себя в зеркале и почти испытывала благодарность к колдуну, внезапно подарившему такую возможность. Пусть для меня это и означало, что теперь в жизни все изменится.

Мы встретились взглядом в заколдованном зеркале. Глаза Фостена затянула беспросветная темнота, волосы, собранные в небрежный бублик на затылке, оказались иссиня-черными. Самое удивительное, что его инфернальная внешность не пугала и не отталкивала. Я всегда принимала людей такими, какие они есть: с особенностями и недостатками. И в мистическом отблеске свечей мы нелепо друг другу подходили.

Он ждал ответа, кто я. Неизбежный момент признаний настал.

– Я проснулась в теле Ивонны Артисс, когда ее отпевали, – спокойно произнесла я. – Сначала не поняла, что происходит, разобралась и приняла действительность. Никаких стадий принятия. На них не было времени. Поверь, я не демон, как сначала решили в доме Артиссов.

– Это я вижу, – согласился Фостен. Казалось, его ладони на моих плечах были такими горячими, что жар проникал через ткань платья. – Откуда ты?

– Из другого мира, – уронила я.

Уголок его рта дернулся в усмешке.

– Чужеземка?

– Тебя это не удивляет? – усмехнулась я, не понимая, почему, оказавшись в другом мире, сама по-прежнему удивляюсь этому факту. – В моем мире нет магии. Он отличается от вашего. Здесь как будто увязли в нашем прошлом.

– Сколько тебе лет? – продолжал он допрос.

– Двадцать восемь.

– И как твое настоящее имя, чужеземка? – наконец спросил Фостен.

– Мария Александровна Новикова, – не пытаясь сдержать улыбку и смакуя каждый звук собственного имени, назвалась я. Произнести его вслух оказалось большим наслаждением.

Возникла странная пауза.

– Кхм… – Фостен в отражении озадаченно поднял одну бровь.

Учитывая, что в зеркале он выглядел мрачным киношным вампиром, разве что длинных клыков не хватало, жест показался комичным. Словно чудовище смотрит на жертву и не понимает, с какой стороны подойти, чтобы ее вкусно съесть, а жертва все время болтает и отвлекает от размышлений.

– Что тебе не нравится? – искренне возмутилась я.

– У всех такие длинные имена?

– Маша.

Фостен отпустил мои плечи и теперь эту самую бровь почесал.

– И неблагозвучные, – выдал он.

Ранил в самое сердце! У самого, можно подумать, не имя, а симфония.

Я повернулась к нему лицом. Без магического зеркала муж выглядел обыкновенно: привлекательный мужчина чуть старше тридцати. Светлые глаза, платиновые волосы, двухдневная небритость. Под глазами лежали глубокие тени, словно он много дней спал по малу часов. Ничего демонического.

Тем удивительнее, что в заколдованном зеркале по-прежнему отражались другие мы. Казалось, сейчас эти люди заживут собственной жизнью и перестанут повторять наши движения.

– Мария, – сделала я очередную попытку и предложила: – Мэри?

– Я буду называть тебя Мэйри, – мягко предложил он.

Пусть называет как душа желает, лишь бы сейчас не вспомнил, что женился не на залетной Марии Новиковой из другого мира, а на дочери местных аристократов, и не попросил меня с вещами на выход. Я так вещами и планами обросла, что категорически на выход не желаю! У меня уже слуги, между прочим, появились и приличный повар. Даже два.

– Мэйри, – казалось, Фостену нравится произносить это новое придуманное имя куда как больше, чем имя Ивонна, – покажешь, где находится твой мир?

– Как понимаешь, я не могу ткнуть в него пальцем на карте.

– Полагаю, что можешь.

Фостен потянулся к зеркалу, чтобы, должно быть, погасить заклятие. Я невольно бросила последний взгляд на свое настоящее лицо, но по гладкой поверхности пробежала заметная невооруженным глазом волна, исказив отражение. Магия потухла, и зеркало стало мутным, словно темное колдовство его сильно состарило.

– Идем, – позвал муж.

Озаряя путь горящими в канделябре свечами, мы двинулись в сторону его кабинета. В голову пришла почти безумная мысль, что сейчас Фостен приведет меня к той самой тайной двери. Прямо из темного Рокнеста мы шагнем в мир без магии, раскрашенный электрическими огнями, круглые сутки наполненный шумом… Однако мы просто зашли в двери кабинета. В темноте едва-едва, почти затухая, мерцали вырезанные на дверцах шкафов символы, отдаленно похожие на иероглифы. В этих магических сейфах скреблось, постанывало и шепталось неведомое зло.

Внутри нелогично вспыхнуло разочарование, что никаких волшебных переходов не предвидится ни сейчас, ни в обозримом будущем. И, скорее всего, вообще никогда.

Муж вручил мне канделябр и по-простому попросил:

– Посвети.

– Долго мы будем жить без света и тепла? – проворчала я, поднимая свечи повыше.

– Через пару дней магия вернется в замок, – отозвался он и раскрыл дверцы шкафа.

Я почти приготовилась, что изнутри выскочет бабайка, но на полках мирно лежали деревянные футляры. Фостен вытащил один, скомандовал мне сдвинуть на рабочем столе все лишнее и пристроил ящичек на освободившееся место. Громко щелкнули застежки. Под крышкой лежал большой, соединенный четырьмя металлическими кольцами альбом размером в половину учебного ватмана.

На верхнем листе был нарисован и пронумерован единицей магический мир, ставший мне домом. Узнать многочисленные раздробленные материки оказалось легко. Я никогда не страдала плохой зрительной памятью, а уж на карту нового мира, висящую в учебном классе в доме Артиссов, налюбовалась от души.

– Зачем тебе знать, откуда я? – пристраивая канделябр на край стола, спросила у мужа.

– Любопытство, – признался он. – Маги, умеющие выходить из своего тела и путешествовать между мирами, уже давно не рождаются. От них остались только атласы и старые манускрипты. Не думал, что когда-нибудь встречу чужеземку.

– И женишься на ней, – добавила я исключительно ради профилактики, чтобы не забывал, что перед лицом его двуединого бога мы по-прежнему крепко-накрепко женаты. Пока развод или какой-нибудь другой апокалипсис не разлучит нас. В смысле, Фостена, меня и Рокнест.

– И женюсь на ней, – согласился он, пряча усмешку в глубине светлых глаз и в уголках губ.

С интересом я начала перелистывать большие страницы. Все карты рисовали чернилами от руки, но с такой точностью и педантичностью, что любо-дорого посмотреть. Название морей, океанов и количество континентов везде отличалось. Оставались одинаковыми форма материков, непременно вытянутая к югу, и стороны света.

Некоторое время тишину кабинета тревожили лишь потусторонние шорохи, доносившиеся из шкафов, и шелест листов. Бумага была старой, пористой, плохо скользила по кольцам. Казалось, что порвется от любого неосторожного движения.

– Много ты оставила в своем мире? – внезапно спросил муж.

– Много. Целую жизнь, – согласилась я и наконец наткнулась на знакомую с детства карту собственного мира. – Подожди, почему он тринадцатый? Что за несчастливый номер? Сколько вообще миров?

На самом деле, в альбоме оставались непроверенными только две страницы. Хорошо, на последнее место не поставили! Как-то стало обидно за малую родину.

– Твой мир отсталый, – пояснил Фостен.

– Сказал маг, сидящий в замке без света и тепла, как в лютом Средневековье, – не осталась я в долгу. – У нас, чтобы ты знал, пещерный человек, цивилизация, мобильная связь и корабли бороздят безграничные просторы космоса!

Фостен снисходительно слушал запальчивую речь и смотрел, как я указываю пальцем в потолок, имея в виду бескрайнее небо над замком Рокнест.

– Ладно, – пришлось поумерить пыл, – пока не бороздят просторы космоса, но скоро начнут. У нас давно на Марс собираются, а у вас тут Марс разве что ретроградным бывает. В смысле, Меркурий. Ну ты понял…

– Не понял, ты сказала слишком много иномирных слов, – заметил он.

– Извини, – вздохнула я. – Просто можно больше не притворяться местной, и я расслабилась.

– А ты притворялась? – с иронией уточнил он, давая понять, что аристократка из меня вышла неубедительная. – В твоем мире нет магии, поэтому его посчитали отсталым.

– Зато в моем мире есть электричество, – снова вступилась я за родной дом. – Очень полезная штука, между прочим. Ты у нас чихнул, а в замке свет закончился и отопление пропало. В следующий раз чихнешь, вообще крыша слетит. И все из-за вашей хваленой магии.

Для экспрессии я взмахнула руками, и в канделябре погасли две свечи из трех, а последняя затрепетала, грозя окунуть нас в полный мрак. В ответ, словно почувствовав, что света стало меньше, в шкафах заскреблись с удвоенным энтузиазмом.

Возникла пауза. Мы с Фостеном посмотрели друг на друга.

– Думаешь, я смогу вернуться? – спросила я.

– Нет. – Он не пытался юлить. – Тебе некуда возвращаться, Мэйри.

Очевидно, для моего мира Мария Новикова мертва. Я давно приняла этот факт и с первой минуты, когда обнаружила, что застряла, не питала надежд, но внутри все равно отчего-то сжалось.

– Умеешь ты быть честным, – пробормотала на выдохе. – Теперь, когда ты обо мне знаешь все, как мы поступим дальше?

– Сколько тебе надо времени, чтобы собрать вещи? – немедленно спросил он, да с такой подозрительной охотой, что захотелось потушить последнюю свечу и устроить ему темную.

– Ты серьезно? Больше не считаешь идею изображать супругов хорошей?

– Идея неплоха, но в замке стало шумно… – Он многозначительно примолк.

– Между прочим, соглашение я подписывала собственной рукой, своей росписью, а не Ивонны Артисс! – не моргнув глазом соврала я.

– И суетливо.

– Ладно, просто скажи свои условия, – сдалась я.

– С этого момента ты будешь приходить ко мне прежде, чем принимать решения.

– А если я просто захочу купить булавки?

– Решения, не связанные с покупками.

– А лошадь?

– Тебе хватит трех дней, чтобы собрать вещи? Скоро полнолуние, отличное время расторгнуть брак…

– Господин Мейн, вы же темный маг! Никогда не подумала бы, что опуститесь до шантажа, – с фальшивым неодобрением покачала я головой. – Ты же в курсе, что принимать общие решения – это признак крепкой и дружной семьи?

– Ну мы же женаты, – хмыкнул Фостен.

Мы скрепили соглашение рукопожатием. Долго смотрели глаза в глаза, не расцепляя пальцев, пока внезапно сама собой не погасла последняя свеча. Казалось, кто-то невидимый дунул на язычок пламени, кабинет погрузился в кромешную темноту. Инфернальные шорохи и шепотки стали еще громче.

– Почему в твоем кабинете так жутко? – прошептала я.

Сначала Фостен зажег один огонек, и по стенам расползлись кривые, вытянутые тени. Потом, сжав между пальцами фитиль, запалил другую свечу.

Пока мы добирались до женской половины замка – а идти одна по темным коридорам я наотрез отказалась, – оплавленные свечи гасли три раза. Меня не покидало странное ощущение, будто из густого мрака за нами кто-то наблюдает.

В гостиной обнаружилось ночное собрание из подремывающего в кресле дворецкого, хмурого секретаря, как раз широко зевнувшего в кулак, и моей зареванной горничной. Разгоняя холодный воздух, она маячила туда-сюда. Огонь в камине почти погас, в зале сгущался тяжелый влажный холод, и ни одна сволочь не разворошила угли и не подкинула поленьев.

Внезапно дворецкий хрюкнул, клюнул воздух носом и пробудился.

– Доброй ночи, господин Вернон, – хмыкнула я, встав на пороге. – У вас тут поминки или вечеринка?

– Хозяйка! – страшным голосом простонала Раиса и громко всхлипнула. – Жива и здорова!

Оплавленные свечи залили пол восковыми кляксами. Скорбящие, явившиеся на женскую половину, разнесли соль от порога по всей гостиной. Нетронутый графин с варейским вином, когда-то утащенный из спальни Фостена, оказался не просто тронут, а выпит насухо, но по-прежнему стоял на подносе в центре стола.

– Вы пьяные, что ли? – протянула я.

– Служанка сказала, что господин Мейн пришел за вами, – печальным голосом пояснил Вернон и поерзал на диване.

– Мы о тебе очень сильно волновались! – принялась заступаться Раиса. – Даже господин Хэллавин очень переживал!

– Неужели? – Я бросила взгляд на секретаря.

Он как раз прикрыл рот кулаком и едва не сворачивал челюсть в очередном сонном зевке. Сразу видно, что варейское вино добротной крепости самым положительным образом сказалось на его нервной системе.

– Вы еще не оплатили заказанный сервиз, – с индифферентным видом пояснил Хэлл. – На следующей седмице его должны доставить в замок.

– И вы дружно решили выпить за упокой моей души? – с иронией предположила я.

– За милосердие и здравомыслие господина Мейна в темные дни, – пафосно объявил Вернон.

– Прозвучало так, будто вы тут не только пили, но и молились, – со смешком заметила я.

– Хозяйка, а что у тебя такое на лице? – вдруг присмотрелась Раиса, слегка сощурившись. – Ты ранена! Хозяин превращался в зверя?

– Я сейчас тоже превращусь в зверя, если вы дружно не прекратите нести чушь, – раздраженно проговорила я. – Безмерно благодарна за беспокойство, но давайте расходиться по комнатам. Мне кажется, господа, вы задержались на женской половине.

– Вы правы, леди Мейн, – согласился Вернон и, держась за поясницу, тяжело поднялся с дивана. – Только Тобольда заберем и пойдем. Бедняга так заливался слезами, что пошел умыться в туалетную комнату и пока не вернулся.

В ванной повара не оказалось. В большом зеркале отражались трепетные огоньки свечей, в углах лежала глубокая темнота. В большой задумчивости мы с Раисой переглянулись.

– Куда он мог деться? – пробормотала я.

Внезапное исчезновение замкового шефа, помноженное на гадкое ощущение, будто за нами наблюдают старые стены, рождало весьма странные мысли. Казалось, Рокнест его поглотил.

– Может быть, в гардеробную случайно завернул или под кровать закатился? – предположила Раиса. – В потемках-то не грех заблудиться, а у нас тут вдруг все свечи погасли. Заново пришлось зажигать. Я быстренько проверю, может, горемычный закрылся в шкафу и выйти не может…

Внезапно со стороны глубокой широкой ванны, в которой было так приятно поваляться, взбив розовую пену с густым запахом пачули и чего-нибудь еще типично мужского, типа цветка апельсина, донесся странный звук. Нечто среднее между кряканьем и слабым рыком.

– Вы слышали? – остановила я бравую троицу.

– Монстр на озере завыл? – шепотом уточнил Вернон.

– А в озере живет монстр?! – охнула Раиса, прижав к груди сжатые кулачки.

– До сегодняшнего вечера не было, – пробурчал Хэллавин, но одним ухом в сторону окна внезапно повернулся, словно именно этим ухом лучше слышал.

В холодной тишине потек сладкий довольный храп. С трудом воздержавшись от емкого словца, я приблизилась к медной ванне. На дне, положив под голову поварской колпак, а под щеки сложенные ладони, вдохновенно храпел потерянный повар. Сверху он был прикрыт еловой ветвью. Видимо, спасался от первородного зла.

– У меня только один вопрос… – уперев руки в бока, повернулась я к сбившейся в кучку троице.

– Мы скорбели! – немедленно принялся защищаться Вернон.

– Я провела в кабинете господина Мейна меньше получаса, – заметила я. – Как за это время вы умудрились доскорбеться до моей ванны?!

– Мы искренне и отчаянно скорбели! – пробормотал дворецкий.

– А еще Тобольд плохо переносит крепкие напитки, – пояснил Хэллавин. – Наследие корабельной жизни. У него сразу начинается морская болезнь. Обычно он воздерживается, а тут так расстроился, что начал скорбеть энергично и залпом.

– Так… – Я выдохнула и вдруг снова почувствовала себя начальником, попавшим на корпоратив, где абсолютно все менеджеры по продажам пошли в страшный разнос. – Вытащить его из ванны, отнести… отвести в комнату и разойтись. Узнаю, что вы решили отпраздновать мое счастливое возвращение, – всех оштрафую!

– Я не получаю жалованье, – нахально напомнил Хэлл, намекнув, что ему любая денежная угроза нипочем.

– Приедет сервиз, выдам половину тарелок! – пригрозила я.

Из ванны повар вытаскиваться решительно не желал и отмахивался от нас, как от нечисти, еловой веткой. Приводили в чувство холодной водой, полившейся прямиком на голову из душевой лейки, и именем Фостена Мейна. Было подозрение, что именно упоминание моего страшенного в гневе мужа заставило Тобольда шевелиться. Могу поклясться, когда он переваливался через бортик, за спиной раздалось инфернальное хихиканье, словно колдун за нами наблюдал.

– Светлый лик двуединого! Хозяйка, ты совсем живая! – признав меня, воскликнул повар.