Ненавижу босса…Возможно

– Так, хватит, – пробормотала я себе под нос. – Надо чем-то заняться, пока не скатилась в романтизацию.

С кухонной полки я достала маленькую кастрюлю, нашла коробку с чаем и поставила воду на плиту. На столе остались хлеб и варенье , что ж, утро вполне себе деревенское.

Пока я возилась, из-за окна донёсся знакомый скрип снега. Я подскочила к занавеске, фигура двигалась к дому, с охапкой дров в руках. Максим. Шапка сбилась набок, куртка в снегу, руки немного дрожат от тяжести. Я не успела подумать, как уже вышла в коридор и открыла ему дверь прежде, чем он дотянулся до ручки.

Он шагнул внутрь, отряхнул ботинки, и, не глядя на меня, кинул дрова у входа.

– Топливо доставлено. Осталось выжить ещё сутки. Или трое, – пробормотал он.

– Я думала, ты ушёл навсегда, – фыркнула я, но не жёстко. – Уже собиралась писать завещание.

– Начинай со списка книг, которые хочешь оставить миру. Я завещаю тебе «Войну и мир», если не вернусь снова.

– Великолепно. Скука и куча страниц.

Он усмехнулся, потирая ладони.

– У тебя что-то кипит? – кивнул он на плиту.

– Чай. Аромат «Холод и выживающие».

– Идеально.

Мы разошлись по своим маршрутам, я к столу, а он к камину. Он подбросил дров, осторожно, без спешки, как всегда делает всё – точно, по делу. Пока он возился, я смотрела на него украдкой. Было странно, что я знаю, как он морщит лоб, когда что-то оценивает. Как у него одна бровь всегда чуть выше. Как он не выносит хаоса, даже в разложенных поленьях. Я не должна была это замечать. Но все же замечала.

****

– На улице уже не минус двадцать, но всё ещё «не хочется жить». Хотя утки, кажется, всё равно чувствуют себя отлично. Видела следы у сарая.

– Значит, мы точно не в апокалипсисе. Если утки живы , то значит всё под контролем.

– Чай готов. И варенье с хлебом. Скромный завтрак в духе «выживающих»

– Лучше, чем кофе из автомата и сухой крекер на планёрке.

– Есть идея, – сказал он, отставляя кружку. – Мы можем заняться текстом Макарова. У нас всё равно была запланирована работа с рукописью. И пока есть свет от окна и тепло от камина – это лучше, чем просто сидеть.

– Ты серьёзно? Мы в лесном доме без связи, электричества. И ты предлагаешь редактировать текст?

– А почему нет? – он пожал плечами. – Мы оба всё равно не привыкли сидеть без дела. И если честно, мне кажется, это поможет не сойти с ума.

– Ты невыносимо рационален.

– Спасибо. Это лучше, чем быть истерично бесполезным.

– А вариант почистить снег? Тоже есть в списке?

– Если ты хочешь, то можем начать с этого. Но я решил, что лучше сначала поработать головой. А потом уже руками.

Я кивнула. Странно, но я и сама хотела заняться чем-то, что вернёт мне контроль. Хоть частичный. А редактирование – это привычный ритуал. Там всё по полочкам. Слова, структура, логика. В хаосе был порядок.

– Ладно, – сказала я. – Макаров хотел, чтобы мы начали с пятой главы. Там как раз была каша.

– Я её читал, – кивнул Максим. – И уже морально готов расставлять запятые и менять фразы.

– Тогда собирай силы. Мы идём в бой.

– Спасибо,за то, что не даёшь паниковать. Даже когда я на грани.

– Я просто не умею по-другому, – ответил он. – Но если тебе это помогает, то значит, все это не зря.

****

Распечатанная рукопись Макарова заняла почти весь журнальный столик. Бумаги, ручки, наши заметки. Старомодно, но в отсутствии ноутбуков и света всё было идеально. Я порадовалась, что мы чаще всего читаем рукописи в бумаге.

Я пробежалась глазами по странице, потом снова вернулась к началу абзаца. Что-то в нём не работало, ритм сбивался, переход между сценами был резким. Я уже почти прицелилась в нужное место, когда услышала его голос:

– Не трогай это. Он это писал как единственный кусок без правок. Помнишь?

– Помню. Но это не значит, что он прав. Это просто… его каприз.

– Или попытка сохранить дыхание в тексте. Тут есть эмоция. Не идеальная, но живая.

– А ты с каких пор стал адвокатом авторских слабостей? Ты же всегда был за структуру и логику.

– Я всё ещё за структуру и логику. Но иногда хаос в тексте – это единственное, что даёт почувствовать, что за ним стоит человек. А не только схема.

Я на секунду замолчала. Это был тот момент, когда мне хотелось спорить, но не хотелось делать это с ним. Он говорил без нажима, без привычной жёсткости. И именно это обезоруживало.

– Хорошо, – кивнула я. – Но тогда мы хотя бы поправим диалоги. Герои не разговаривают, они обмениваются монологами. Как будто ведут судебный процесс.

– Тут я не спорю. Можешь разносить. Разрешаю.

– Как щедро.

– Знаешь, в обычной жизни мне гораздо проще. Когда всё по расписанию. Когда будильник, метро, работа, кофе, рабочие письма, правки, макеты… Даже стресс там и тот предсказуемый. Управляемый. А тут я…Не знаю, кем быть. Тут нет шаблона. Никакого плана. Только снег и случайный человек рядом. Это выбивает.

Максим поднял взгляд. Я ждала привычного комментария, что-то вроде «соберись» или «адаптируйся». Но он лишь кивнул.

– Я понимаю, – сказал он. – У меня тоже так было. Когда отец умер.

Я замерла. Он никогда не говорил о семье. Вообще. Ни разу.

– Всё тоже шло по графику. Работа, встречи, дедлайны. А потом пустота. Ни задач, ни звонков, ни смысла. Просто день, когда ты не знаешь, как встать с постели. И никто не сказал, как нужно. Потому что плана на это – нет.

Я не знала, что сказать. Просто молчала.

– После этого, – добавил он, – я начал строить всё вокруг по четкому плану. Потому что, когда мир рушится, проще спрятаться в запланированную рутину, чем признать, что ты не знаешь, как жить дальше.

– Прости.

– За что?

– Просто… жаль, что ты через это прошёл.

Я посмотрела на него и впервые не увидела в нём ни начальника, ни логичного аналитика. А только человека. С потерями, со своими страхами, с тем же стремлением хоть как-то удержаться в этом зыбком мире.

И, что удивительно… Это сближало.

Глава 8

Позже мы приступили в уже привычному для нас приготовлению ужина.

– Когда всё закончится, – сказала я, помешивая овощи на сковороде, – я, наверное, буду скучать по этому времени.

– Из-за отсутствию дедлайнов?

– Потому что никуда не надо бежать и проверять телефон каждые две минуты. И быть нужной сотне людей одновременно.

– Согласен

– Ты в школе каким был? Отличником? Ботаником? Хулиганом?

Он усмехнулся.

– Ни тем, ни другим. Скорее больше просто тенью. Я был тихим, незаметным. Любил читать. Не лез в конфликты.

– А девушки?

– Считали меня скучным. Хотя одна всё же написала признание на последней странице учебника по геометрии. Под параграфом про теорему косинусов.

Я рассмеялась.

– Романтика уровня девятого класса. А ты?

– Ничего. Я тогда только начал догадываться, что нравлюсь девочкам. Не то чтобы это что-то изменило, потому что я по-прежнему больше интересовался книгами.

– Ты, похоже, родился взрослым.

– А ты? Какая была Анна?

– Упрямая. Громкая. Я спорила с учителями, дралась с мальчишками, организовывала какие-то стенгазеты и доказывала всем, что знаю лучше.

– И тебе это удавалось?

– Почти всегда, – ухмыльнулась я. – А потом росла и росла. И поняла, что бороться можно не со всеми. Иногда проще обойти. Ну или уступить.

– У меня есть предложение, – сказала я, чтобы разрядить паузу. – Давай сыграем в “правду”. Ну, в щадящем варианте. Задаём по очереди по одному вопросу. Без отказов, но и без подстав.

Он чуть приподнял бровь.

– А если я задам что-то слишком личное?

– Тогда я задам что-то похуже.

– Принято. Ты первая.

Я подумала.

– Какой твой самый главный страх?

– Оказаться в толпе людей, которые не слушают. Ни друг друга, ни себя.

Я удивилась. Потом кивнула.

– Твоя очередь.

– Почему ты так цепляешься к контролю?

– Потому что когда-то я его потеряла. В момент, когда думала, что всё в жизни идёт по плану. С тех пор…перестала контролировать все.

– Ты когда-нибудь был по-настоящему счастлив?

Он задумался.

– Да. Один раз. В детстве. На даче. У бабушки. Лето, закат, запах скошенной травы. Я лежал в гамаке и впервые почувствовал, что можно ничего не бояться. Тогда я не знал, как назвать это чувство. Теперь знаю.

– Как?

– Покой.

– Знаешь, я думала, что мы не сможем разговаривать без уколов и сарказма.

– А ты не заметила? Мы и не разговариваем без них. Просто теперь это способ держаться за реальность. А не обороняться.

Я улыбнулась.

****

Максим

Понедельник. Сегодня был понедельник.

Обычно он начинался с писем, звонков, планёрки. С кофе в бездушной серой кружке и раздражающего уведомления от отдела верстки. А сейчас был камин, плед, снег, Аня рядом. Уже третий день, а тут ни связи, ни намёка на то, что кто-то ищет нас.

Макаров, судя по всему, так и не смог выбраться или не пытался. Он знал, что мы здесь. Знал, когда мы приехали. И всё же он не пришёл. Ни пешком, ни на санях, ни отправил весточку. И это многое говорило о нём. Или, точнее, напоминало то, что я всегда знал: ему удобно, когда всё вращается вокруг него. Остальные же подождут. Замерзнут. Но подождут.

Я перевел взгляд на Аню. Она сидела рядом, поджав под себя ноги, завернувшись в плед. Её голова мягко опустилась мне на плечо, как будто это было самой естественной вещью на свете. Она не спросила. Просто позволила себе расслабиться. Довериться.

Я не двигался. Не потому что боялся спугнуть, совсем нет. Просто потому что… мне не хотелось нарушать это. Было странное, почти непривычное ощущение, что кто-то рядом нуждается во мне. Не как в главном редакторе, не как в человеке, принимающем решения. А просто…в ком-то, кто рядом.

Сначала её вес на моём плече был лёгким. Почти невесомым. Потом она чуть скользнула ниже, и я почувствовал, как её голова упирается мне в грудь. Сердце отозвалось слишком громко. Я даже задержал дыхание.

Я опустил взгляд на её волосы. Рыжие, тёплые, растрёпанные. Несколько прядей щекотали мне руку. Я знал, что если сдвинусь, то она проснётся. Я также знал, что не хочу сдвигаться.

Её дыхание стало глубже. Она уже крепко спала.

Мне было странно находиться в этом положении. У меня не было привычки подпускать кого-то так близко. Ни физически, ни эмоционально. Но сейчас… не хотелось думать. Не хотелось анализировать.

Аня была такая маленькая. Лёгкая. Вся, как бурлящая энергия. Как будто даже во сне внутри неё продолжается какое-то движение. Её рука скользнула по пледу и чуть коснулась моей. Я не двинул ее. Только накрыл её своей ладонью.

Это было не про страсть. Не про желание. Это было про комфорт. Про то, как важно, чтобы кто-то просто был.

В какой-то момент веки стали тяжёлыми. Голова чуть склонилась, спина расслабилась. Я ещё пытался держать себя в тонусе. Следить за дыханием, за звуками. Но рядом с ней… я позволил себе что-то, чего не позволял уже давно.

Я уснул.

Глава 9

Я проснулась от ощущения тепла. Под щекой явно не подушка, а что-то твёрдое, но упругое.Приоткрыла глаза и в ту же секунду поняла, где нахожусь.

На его груди. На груди Максима Воронцова.

Его рука лежала на моей спине, не обнимая, но создавая границу, которая каким-то чудом казалась и защитной, и уместной. Его дыхание было ровным, глубоким, он ещё спал. Я замерла, боясь шевельнуться. Не потому что было страшно. Потому что не знала, что будет, если нарушу эту хрупкую конструкцию.

Сердце стучало громче обычного. Я медленно пошевелилась, стараясь не разбудить его. Осторожно скользнула плечом в сторону, подложила под него подушку, чтобы не было слишком резко. Он немного повёл бровями, но не проснулся.

Он выглядел иначе. Растрепанные волосы. Щетина, чуть длиннее, чем обычно. Рука, небрежно лежащая на животе. Лицо было спокойное. Без напряжения, которое обычно пряталось в его чертах в офисе. Здесь не было «главного редактора Воронцова». Был просто Максим. Мужчина, рядом с которым я засыпала. Которому доверила себя во сне.

И, что пугает, это было… хорошо.

Спустя 20 минут он вошёл на кухню

– Доброе утро.

– Утро, – кивнула я в ответ, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. Спокойно. Как будто ничего особенного.

Он налил себе чай, сел напротив. Мы ели молча. Казалось, будто в комнате появился третий – тот самый момент на диване, который теперь жил между нами.

– Сегодня вторник, – сказал он наконец, и я чуть не вздрогнула от звука его голоса.

– Серьёзно? Уже?

– Судя по счёту дней да. Четвертый день здесь.

– Отличное начало недели. Без интернета, без света, без понятия, где мы в календаре.

– Почти отпуск.

Я усмехнулась. Почти.

– Всё нормально? – спросил он. Без подтекста. Но с вниманием.

Я кивнула.

– Да. Просто… утро. Чуть более близкое, чем я планировала.

Он кивнул. И не стал извиняться. Не стал говорить лишнего. Не стал сводить всё к шутке. И это, наверное, было лучшее из всего, что он мог сделать.

– Я схожу проверить, заведётся ли машина. Вдруг уже можно выбираться.

– Думаешь, всё могло измениться, пока мы тут чаёк пили и Макарова ждали?

– Не исключено. Если техника добралась до трассы, то мы об этом не узнаем, пока сами не выйдем.

Я кивнула. Он был прав. Мы оказались в информационном вакууме, как под стеклянным колпаком. Никаких новостей. Никакой связи. Только догадки.

Он вышел первым. Я за ним следом, кутаясь в шарф. Воздух был морозным, кусающим щеки. Сугробы вокруг дома доходили почти до бедра.

Максим подошёл к машине, почистил капот и лобовое стекло. Открыл дверь, сел за руль, включил зажигание.

Мы оба замерли в ожидании.

Двигатель коротко загудел. Один, два раза и… завёлся.

Я даже не сдержалась и воскликнула вслух:

– Серьёзно?

– Серьёзно, – подтвердил он, уже проверяя панель приборов. – Аккумулятор жив. Топливо у нас есть.

Он вышел из машины, захлопнул дверь и подошёл ко мне.

– Но выехать мы не сможем. Я погорячился, неизвестно, насколько прочищена дорога за пределами этого участка.

– То есть мы все-таки не пробуем.

Он кивнул.

– Но можно попробовать другое. От работающего аккумулятора можно подзарядить телефоны. И помнишь, я говорил про холм за домом? Вдоль дороги, где мы шли в посёлок, думаю там можно попробовать словить связь.

– Согласна, – сказала я. – Заряжаем телефоны. И пробуем словить связь. Может получится.

****

– Если бы кто-то сказал мне неделю назад, что я буду карабкаться по лесному холму с начальником, в поисках сети, я бы рассмеялась ему в лицо, – пробормотала я.

– Неделя назад ты, скорее всего, в этот час уже поправляла чужой текст и злилась на меня в очередной раз.

– А ты бы пересматривал пятый раз один и тот же абзац, потому что “интонация текста не та”.

– Ужас. Как мы вообще жили?

– Понятия не имею.

Мы добрались до вершины минут через пятнадцать. Оттуда открывался вид на белое, замёрзшее поле, и вдали виднелась лента дороги. Кажется, она была частично расчищена. Или мне это показалось?

– Попробуем, – сказала я, доставая телефоны. – Один на тебя, один на меня. Поднимаем вверх, как в старых добрых фильмах.

– Только не танцуй с ним на вытянутой руке. Я не выдержу этого зрелища.

– Очень смешно, – фыркнула я и сделала именно это – подняла телефон над головой и стала пританцовывать, пытаясь поднять его выше. Через пару минут Максим начал делать тоже самое.

Ничего.

Пару секунд – и снова ничего.

Я слегка прошла по тропинке в сторону, поднялась на корягу, потянулась.

И вдруг, вот оно, мигнул индикатор. Одна палочка. Сеть. Слабая, как дыхание в мороз. Но она была.

– Есть! – почти закричала я. – Подожди, подожди… Может, получится что-то отправить…

Я набрала короткое сообщение Вере: “Мы в доме у Макарова. Без связи. Всё в порядке. Живы. Аня.”

Отправить.

Кружочек загрузки крутился. Потом он замер.Ничего не произошло. Сеть снова исчезла.

Я опустила руку.

– Похоже, мы зря надеялись.

– Не зря, – сказал он. – Ситуация уже лучше. Это значит, мы не полностью отрезаны. И, может быть, позднее у нас получиться.

****

– Если бы кто-нибудь увидел нас сейчас со стороны, – сказала я по пути назад, – мог бы подумать, что мы просто вышли прогуляться. Два городских человека, уставших от офисной суеты.

– А мы не такие?

– Мы? – я усмехнулась. – Мы – сгустки контроля и напряжения. Мы с тобой как живая инструкция по выживанию в редакторском аду.

– Тогда сейчас мы в отпуске. Редакторский ад закрыт.

– Это да, – кивнула я, уворачиваясь от низко нависшей ветки. – И всё же, странно…чем дольше я тут, тем больше чувствую, что… мне хорошо. Знаешь, мне немного страшно, что всё это закончится.

– В смысле?

– Ну, мы вернёмся. Офис, дедлайны, кофе из автомата. Всё снова станет как было. Только… я не уверена, что смогу быть той Анной, которая была до этого.

Он остановился.

– А что было не так с той Анной?

– Она всё держала внутри. Была крепкой, потому что боялась, что если расслабится, то развалится. А тут… – я развела руками, глядя на белое поле, – тут мне вдруг позволили быть живой. Неидеальной. А ты? Вернёшься и снова станешь тем Воронцовым, которого все боятся?

Он усмехнулся, но коротко.

– Возможно. Это привычная роль. Удобная. Безопасная.

– А тебе в ней нравится?

– Иногда нет, – сказал он. – Но это как старый костюм. Сидит неидеально, зато ты знаешь каждую складку.

– Мне будет сложно снова говорить с тобой на «вы», – сказала я чуть позже. – После всего.

– Мне тоже, но нам и не нужно будет – тихо отозвался Максим.

Пауза.

– Если честно, – продолжил он, – я не думал, что за эти дни что-то изменится. Я ехал сюда с установкой: редактируем текст, возвращаемся. Но… всё стало по-другому.

– По-другому – это как?

– Я начал смотреть на тебя не как на сотрудницу. Не как на раздражающий источник сарказма. А как на… человека. С которым не хочется заканчивать разговор.

В горле что-то защемило. Не от слов. От того, как он их произнёс.

– Я… – начала и замолчала. Потому что не знала, что именно хотела сказать. По итогу только кивнула. И почему-то он понял в этом кивке всё и было.

– Нам пора, – тихо сказал он. – Темнеет быстро.

Глава 10

Когда мы вышли из леса и ступили на тропинку, ведущую к крыльцу, я сразу почувствовала что-то не так.

Максим тоже замедлил шаг.

На крыльце стояла фигура. Мужчина в чёрной парке, с шарфом, натянутым до глаз, и снежными хлопьями на плечах. Он стучал кулаком в дверь, потом обернулся, услышав нас.

Я замерла.

Макаров.

– Наконец-то! – с раздражением выдохнул он. – Я уже думал, вы замёрзли здесь к чёртовой матери!

Максим подошёл первым, спокойно.

– Мы думали, вы так и не решитесь добраться сюда. Здесь была сильная метель, мы без связи и света.

– Это вы, судя по всему, не пытались выбраться отсюда. Или, может, вас устроил домик без света и с пачкой макарон на двоих?

Максим не ответил сразу. Только глянул на него сдержанно, почти безэмоционально. Я же наоборот, почувствовала, как внутри всё начинает закипать. Этой язвительной манеры я не слышала всего пару дней и уже отвыкла. Или просто поняла, насколько не хочу её терпеть.

– Мы проверяли дорогу, – ответил Максим спокойно. – И сигнал ловили. Хотели сообщить, где мы. До трассы пока не добраться.

– Да вы что? – Макаров скептически прищурился. – Я, между прочим, шёл сюда пешком с рюкзаком за спиной. Четыре километра по сугробом. И добрался.

– Сочувствую, – сказал Максим. – Но, если честно, мы тоже не в санатории провели эти дни.

Я стояла немного в стороне, не вмешиваясь. Внутри растекалось раздражение, почти ярость. Не потому, что он нас упрекает. А потому, что его появление – как ледяное ведро на голову. В одночасье весь хрупкий баланс разрушен. Всё, что выстраивалось, теперь обнулено. Потому что здесь он. И у него явно своё представление о том, как всё должно быть.

– Ну, – сказал Макаров, поправляя шарф, – раз вы не умерли от скуки, предлагаю приступить к работе. Настоящей. Не к романтическим прогулкам по лесу, а к редактуре, чтению, обсуждению финала романа. Далеко не всё в порядке, как я посмотрел по распечаткам.

Я чуть не усмехнулась. Романтические прогулки? Правда? Мы столько дней спасались от холода и голода. Редактировали твою чертову рукопись при свечах, ели непонятную еду. Но это, конечно, не считается.

Максим коротко кивнул.

– Хорошо. Сейчас разогреем дом. Через полчаса начнём.

– Отлично, – буркнул Макаров. – Надеюсь, у вас хотя бы дрова есть.

Он открыл дверь ключом, прошёл в дом, не обернувшись. Максим остался на крыльце рядом со мной.

– Кажется, отпуск кончился, – сказала я негромко.

– Да, – ответил он. – Добро пожаловать обратно в редакторский ад..

Мы зашли в дом следом. Макаров уже скинул куртку и шарф, стряхнул с темных волос и густой бороды капельки воды, поставил рюкзак у камина и теперь доставал из него папку с бумагами и ноутбук.

– Надеюсь, батарея жива после прогулки, – пробормотал он. – Если что, у меня в рюкзаке пауэрбанк. Только не подеритесь из-за него.

Я резко развернулась к нему.

– Напомните мне, а вы всегда были таким… очаровательным?

Он поднял на меня взгляд своих темно-карих глаз, удивлённый, почти насмешливый.

– Не знал, что вы такая чувствительная. Я думал, вы больше из тех, кто переживёт ядерный взрыв, даже не сбив прическу.

Максим вмешался.

– Давайте понизим градус общения, – сказал он твёрдо. – Нам ещё неизвестно сколько дней здесь быть. Лучше не начинать их с язвительности.

Макаров пожал плечами и замолчал. Но я уже знала – эта тишина временная. И теперь всё изменилось.

Всё снова под контролем другого человека.

****

Макаров, ворвавшийся в дом как ледяной ветер, быстро занял территорию. Он говорил громче, чем нужно, бросал вещи как попало, раздавал указания, будто всё это – его личный проект выживания, а не совместный.

Мы с Максимом снова оказались на кухне. Я мыла картошку, он нарезал хлеб. Ни один из нас не шутил. Не подкидывал фраз ради лёгкости. И мне от этого было… невыносимо.

– Он всегда такой? – спросила я тихо, не оборачиваясь.

– Такой – это какой?

– Я скажу коротко…Хам. Ведет себя как старый вредный дед, хотя возрастом от нас с тобой он далеко не ушел.

– Да, – коротко сказал он. – Всегда.

Я кивнула. Хотела сказать что-то ещё, что-то про то, как тяжело, когда после тепла в тебя снова запускают холод. Но он уже отвернулся. Проверял чайник. Искал соль.

Максим снова стал тем, кем был в первые дни. Сдержанным. Функциональным. Отстранённым. И это отдаление не было грубым…в том-то и дело. Оно было тихим. Почти нежным. Но от этого было ещё больнее.

Я поставила кастрюлю на плиту, облокотилась о край стола, обняв себя за плечи.

– Ты… злишься на меня?

Он посмотрел на меня, задержал взгляд.

– Нет.

– Тогда что?

– Просто возвращаюсь к привычному режиму. Макаров здесь. Работа начинается.

Его голос был ровным. Слишком ровным.

– А то, что было до этого – не работа?

– Это было что-то другое, – произнёс он после короткой паузы. – Что-то, чему, возможно, не место в той реальности, куда мы сейчас возвращаемся.

Я почувствовала, как внутри всё опускается.

– Значит, ты решил, что проще просто забыть и сделать вид что ничего такого не было?

– Я решил, что мы оба вернёмся в город. В офис. И снова станем теми, кем были до.

– А если я не хочу, чтобы всё стало как было?

Он замолчал. Повернулся к окну, глядя в темноту. Я не видела его лица, но чувствовала, что он борется. С собой. Со мной. С ситуацией.

– Аня, – сказал он наконец, – я не хочу делать вид, что ничего не происходило. Но я и не знаю, как правильно это сохранить. Особенно теперь, когда всё под контролем другого человека, мы приехали сюда работать. У нас нет времени на сантименты

– Я не прошу ничего. Ни решений. Ни обещаний. Я просто хочу, чтобы ты не закрывался. Только не сейчас.

– Я не закрываюсь. Просто… мне тоже нужно немного времени. Чтобы понять, как говорить с тобой теперь, когда всё снова становится…сложным.

Макаров появился в дверях через пару минут. Громкий, с фразой про “время ужина” и “не растягивайте эту тоску до утра”. Я не обернулась. Максим кивнул и начал раскладывать еду по тарелкам.

Мы сели ужинать втроём. И впервые за эти дни я почувствовала себя чужой в собственном теле.

Глава 11

Вчера Макаров отправился спать в спальню, не удостоив нас честью обсудить, как мы должны разместиться втроем, имея в наличии только его спальню и диван.