Первая Искра

Первая Искра

Всем тем, кто запутался, чего на самом деле хочет.

Пролог

Настал мой самый долгожданный день. Кажется, я шла к нему всю жизнь.

Теперь, стоя перед зеркалом в белоснежном платье, которое бликует от солнечного света, даже не верится, что это действительно я.

Пышная юбка тихо шуршит при каждом движении, длинная, прозрачная фата тянется по полу, как облако.

Ещё немного, и я стану женой мужчины, которого люблю больше жизни.

На лице появляется улыбка, когда я в последний раз смотрю на своё отражение.
 Зелёные глаза будто светятся от счастья, которое тихо разливается по груди. Каштановые волосы собраны в аккуратный пучок, пара прядей выбилась и мягко ложится на щёки. На них играет лёгкий румянец, оттеняя веснушки, которые никакой макияж не способен скрыть.

Я опускаю взгляд на безымянный палец. В солнечных лучах сверкает бриллиант – то самое помолвочное кольцо, с которого всё началось. Совсем скоро рядом с ним появится другое, тонкое, обручальное. И тогда это уже будет не мечта, а реальность.

К глазам подкатывают слёзы, и я быстрым движением смахиваю их, чтобы не испортить макияж. Успею нареветься у алтаря.

Подойдя к окну, всматриваюсь в суету, которая происходит на улице. На лужайке неторопливо собираются гости. Женщины поправляют лёгкие платья, мужчины смеются, что-то обсуждая у рядов белых стульев.
 Зелёная, влажная трава сияет на солнце, а вдоль прохода стоят огромные вазы с моими любимыми белыми ромашками. Они чуть качаются от ветра, словно машут мне лепестками.

Я прищуриваюсь, пытаясь рассмотреть лица, но всё слегка расплывается, будто картинка потеряла фокус. Может, это слёзы, может, волнение, но мир за стеклом кажется чуть нереальным, как кадр из фильма, который вот-вот сменится чем-то другим.
 На фоне зелени белеет арка, украшенная цветами и лентами, – та самая, под которой я произнесу заветное «да».


Сбоку суетится организатор, что-то говорит в рацию. Где-то рядом глухо играет музыка, будто сквозь толщу воды.

Я провожу пальцами по подоконнику, стараясь запомнить этот миг. Всё выглядит идеально, и всё же внутри что-то скребётся, то ли от ожидания, то ли от лёгкого страха.

Дверь тихо приоткрывается, и в комнату заглядывает мама. На секунду она замирает на пороге, словно не верит, что перед ней её дочь. Потом улыбается дрожащей, растерянной улыбкой и делает шаг вперёд.

– Господи… – выдыхает она. – Какая же ты красивая. Когда ты только успела стать такой взрослой?

Голос срывается, и она не сдерживает слёз. Подходит ближе, обнимает крепко, как в детстве, когда казалось, что одно её объятие может защитить от всего мира.
 Я чувствую запах её духов, такой родной, домашний, и на мгновение хочется снова стать маленькой.

– Мам, – шепчу я, стараясь не расплакаться, – не начинай, а то я тоже не выдержу.

Она смеётся сквозь слёзы, вытирает глаза и ещё раз проводит ладонью по моим волосам.


Я обнимаю её в ответ, ощущая, как всё внутри успокаивается, хоть и всего на минуту.

Вслед за матерью в комнату заходит отец. Высокий, уверенный, в строгом костюме, он улыбается той самой улыбкой, от которой у меня всегда сжимается горло.

– Ну что, – говорит он, – готова, невеста, отправиться в новый путь?

Мама, всхлипнув, целует меня в щёку и спешно уходит, вытирая глаза.
 Я поворачиваюсь к отцу, крепко беру его за руку.

– Я люблю тебя, пап.

– И я тебя, милая, – отвечает он тихо.

Он берёт меня под руку, и мы вместе выходим из комнаты.


Шаги гулко отдаются в коридоре, сердце стучит в такт – быстро, неравномерно.


Сделав первый шаг на белую дорожку, ведущую к алтарю, я чувствую, как ноги подкашиваются от волнения.


Отец ведёт меня уверенно, спокойно, а гости поворачиваются вслед, не отрывая взглядов. Их лица сияют, всё внимание приковано ко мне.
 Он доводит меня до жениха, тот стоит ко мне спиной. Через пару мгновений он увидит меня в таком виде. Наверняка не сдержит слёз от трогательного момента, он никогда не сдерживает эмоции. И за это я его и полюбила. За его искренность, доброту, понимание, за то, каким любящим взглядом он смотрит на меня.

Костюм сидит на нём идеально: плечи кажутся шире, фигура крепче, он выглядит даже выше, чем обычно.
 Сердце распирает от чувств, оно словно увеличилось в размерах и сдавливает лёгкие, лишая возможности глубоко вдохнуть и успокоить мандраж. Господи, как можно любить так сильно?

Ко мне подходит брат, целует в щёку, шепчет что-то ободряющее.
 Я обнимаю отца и делаю шаг вперёд, поднимаюсь на две ступеньки и встаю рядом с женихом.
 Перед нами – арка, а у алтаря стоит ведущий церемонии в белоснежной форме. Он раскрывает папку и начинает читать слова.

Я тянусь к руке любимого мужчины и крепко обхватываю её. Сразу ощущаю тепло от знакомого прикосновения. Но стоит мне повернуть голову…

Мир рушится. Земля подо мной сотрясается, и я почти теряю равновесие.

Лицо жениха размыто. Контуры дрожат, будто на стекле расплылась краска.


 И только глаза видно отчётливо – не тёплые серые глаза Мартина. Чужие. Карие. Холодные. Пронзительные.

Я не понимаю, что происходит. Это не мой мужчина. Пытаюсь вырвать руку, но он не отпускает, цепляясь крепче, почти до боли.


Хочу закричать, но из горла не вырывается ни звука.


Всё вокруг плывёт, я оборачиваюсь в надежде найти помощь, но на меня тут же накатывает новая волна ужаса. Гости сидят на своих местах, но их силуэты тоже размыты, как смазанные пятна.

Паника захлёстывает. Нужно найти отца, он мой якорь, тот, ко всегда укроет меня от всех бед. Он же только что был рядом, только что вёл меня к алтарю. Но, взглянув туда, где папа должен сидеть, вижу пустой стул.

Папа… в тело вонзаются миллион острых иголок. Папа? Как он мог привести меня сюда, если его давно нет?

Я медленно поворачиваюсь к мужчине рядом.


Он стоит неподвижно, смотрит прямо на меня и даже сквозь размытый силуэт я могу разглядеть, что он улыбается. Эта улыбка холодная, как лезвие.

Это не может быть правдой.


Это сон.


Только вот – какой?


Кошмарный… или вещий?

Глава 1

Распахнув глаза и подскочив с места в холодном поту, Бриэль не сразу понимает, что произошло. Осмотревшись по сторонам, она откидывается обратно на подушку и накрывается одеялом с головой.

«Надо меньше мечтать о свадьбе, а то я уже с ума начинаю сходить» – проносятся мысли в её голове.

Мартин в последнее время стал другим. Всё чаще он исчезает в делах, с головой уходя в работу в компании отца. Его дни проходят среди совещаний, документов и звонков, а их с Бриэль встречи стали редкостью, почти роскошью.

Он пытался загладить вину: дорогими букетами, ужинами, украшениями. Поначалу она принимала это с улыбкой, но теперь в каждом подарке слышится извинение. Сколько раз она говорила ему, что не требует ничего, кроме времени рядом. Он кивал, обещал исправиться… а потом снова пропадал. А теперь пропали даже такие знаки внимания «для галочки».

Раньше она злилась, искала причины, подозревала самое худшее. Думала, что парень охладел к ней, столько раз отгоняла мысли о возможных изменах. Внутри всё клокотало от обиды и бессилия, пока однажды она не услышала случайный разговор их матерей. Те вполголоса обсуждали, как Мартин мечтает поскорее встать на ноги, чтобы купить небольшой, уютный дом для будущей семьи. С тех пор злость как рукой сняло.

Теперь она лишь вздыхает, глядя на телефон, когда он не отвечает на сообщения, и мысленно оправдывает его. Если всё это ради их будущего, она подождёт. Не станет отвлекать от важных дел.

Откинув одеяло, Бриэль тут же вздрагивает, её кожа покрывается мурашками от прохладного воздуха. Она торопливо накидывает на плечи тёплый халат и босыми ногами ступает на холодный пол. В доме тихо, только где-то внизу поскрипывают старые половицы.

Она направляется в ванную – ту самую, которую делит со старшим братом. Когда Лиама нет, комната принадлежит только ей. Не приходится каждое утро стоять под дверью, дожидаясь, пока брат примет долгий душ. На полках царит идеальный порядок, вокруг раковины нет ни единого следа его утренних сборов, зеркало чистое, без привычных пятен и разводов после активных умываний.

Бриэль улыбается уголком губ, касаясь пальцами гладкой поверхности столешницы. Ей нравится это редкое ощущение покоя, но вместе с ним приходит лёгкая тоска. Без брата в доме как-то пусто.

После гибели отца мама замкнулась в себе, и тогда, когда Бриэль было всего тринадцать, именно Лиам стал для неё всем: опорой, защитой, тем, кто помогал ей справиться с раздирающей душу болью несмотря на то, что сам ещё был семнадцатилетним мальчишкой.

Умывшись, Бриэль вытирает лицо мягким полотенцем и тянется за тональным кремом. Веснушки – единственное, что досталось ей от отца, и, как бы она ни старалась, принять их до конца так и не смогла. С детства мечтала о ровной, чистой коже, без этих солнечных пятен, рассыпавшихся по щекам и переносице.

Она привычным движением наносит тон. Всё происходит машинально: пальцы двигаются быстро, уверенно, без зеркала она уже знает, где какая черта лица требует внимания.

– Лиам! – вскрикивает с радостью Бриэль, когда спускается на кухню и видит за столом старшего брата. – Ты же должен был вернуться только на следующей неделе.

Не дожидаясь ответа, она бросается ему на шею и крепко обнимает.

– Я тоже соскучился, Бу. Проиграл один из туров и уговорил тренера отпустить меня домой пораньше, – с улыбкой отвечает Лиам, не выпуская сестру из объятий.

– Хватит называть её Бу, – слышится голос матери, когда та заходит в комнату. – Она уже не ребёнок.

– Ты не выглядишь удивлённой, – щурится Бриэль, отворачиваясь от брата и обращаясь к маме. – Ты что, знала, что он приедет и ничего мне не сказала?

– Не знала. Но мой радостный вопль Лиам уже выслушал пару часов назад.

– Пару часов назад? А почему меня не разбудили? – не сдерживая досады, спрашивает Бриэль у всех присутствующих в комнате.

– Не хотели тебя будить, ты же палец отгрызёшь, если не выспишься, – с хитрой улыбкой отвечает Лиам, шутливо взъерошивая волосы рассерженной сестрёнки.

Лорен, мать семейства, отворачивается к плите, ставит чайник и медленно насыпает заварку, будто давая детям время побыть наедине. Пар поднимается лёгким облаком, наполняя кухню запахом мяты и чего-то родного.

Бриэль, не отрывая взгляда от брата, снова тянется к нему и крепко обнимает, не желая отпускать. Щекой прижимается к его груди – тёплой, надёжной, такой знакомой. Лиам отвечает тем же: его рука ложится ей на спину, и в этом простом движении ощущается всё, что между ними сохранилось детства, когда он был её щитом.

– Мне жаль, что ты не победил, – с грустью говорит она, а затем переходит на шёпот: – можешь называть меня Бу до конца жизни.

– Я всё слышу, – вставляет Лорен, тем самым вызывая у детей смешок.

Бу. Так её теперь зовёт только брат, и Бриэль уже не помнит, когда это началось. Вроде, с самого детства, с тех времён, когда слова давались ей с трудом. Позже родители рассказывали, что малышке никак не удавалось выговорить собственное имя: вместо «Бриэль» получалось что-то нечёткое, смешное – «Буэй». Лиам, как старший и главный изобретатель прозвищ, тут же сократил до короткого «Бу». С тех пор это имя стало частью её самой.

Сейчас, когда Бриэль уже двадцать, мама упорно просит всех обращаться к дочери полным именем. «Так звучит взрослее, достойнее». Бриэль лишь улыбается в ответ, не спорит, но внутри каждый раз тепло откликается на короткое «Бу». В этих двух буквах скрывается целая жизнь: детство, запах отцовской рубашки, смех брата, дом, где всегда было шумно и уютно. И то, сколько нежности и любви скрыто в этом простом прозвище, знает только она.

Не желая отпускать Лиама, Бриэль смотрит на него снизу вверх – он выше почти на голову, и ей приходится задрать подбородок так, что шея слегка напрягается. Лиам каждый раз усмехается от этого и дразнит её «малявкой», но она не обижается: от его улыбки моментально в груди разливается тепло.

Он так похож на отца: те же густые каштановые волосы, карамельный оттенок кожи, светло-карие глаза с золотыми искрами на солнце и густые ресницы, которым можно позавидовать. Даже форма зубов у них одинаковая – лёгкая неровность резцов, которая придаёт улыбке живой, немного детский характер. Когда-то в детстве Бриэль всерьёз искала в интернете, передаётся ли такое по наследству. Оказалось – да.

Только вот веснушек у него нет – эта черта досталась исключительно ей, и, кажется, Бриэль всегда немного завидовала его чистой коже. К тому же годы бокса сделали из Лиама настоящую мечту всех девчонок: высокий, подтянутый, с уверенной походкой и рельефными мышцами, которые угадываются даже под обычной футболкой. В школе он вызывал бурю вздохов и шёпотов в коридорах, а вокруг Бриэль постоянно крутились девчонки, внезапно желающие «подружиться». Она быстро поняла, что большинство из них интересует вовсе не она, а её брат.

Правда, одна такая фанатка никак не отставала. И со временем именно она стала её настоящей подругой.

– Бриэль, —вырывает её из мыслей голос мамы. – Помоги накрыть на стол. Пока ждали, что ты проснёшься, успели проголодаться.

Отцепившись от Лиама, Бриэль идёт к холодильнику и достаёт всё самое вкусное для брата.

– Как насчёт сходить сегодня вечером в бар и отметить моё возвращение? – задаёт вопрос Лиам, обращаясь к сестре. – Пригласи Хлою, а я позову одного парнишку, с которым познакомился на соревнованиях. Он из другой команды, но мы нашли общий язык и, оказалось, живёт не так далеко от нас. Правда, сначала мы набили друг другу рожи…

– Лиам, – перебивает его речь мама.

– На ринге, мам, на ринге-е-е, – успокаивает он взволнованную Лорен, пока та не успела начать читать нотации о неподобающем поведении.

– Отличная идея, – подхватывает разговор Бриэль. – Тем более Мартин сегодня опять занят, так что я свободна.

– Мартин, – как-то без былого веселья произносит Лиам. – Как у тебя с ним? Не обижает?

– Мартин замечательный, – первой отвечает Лорен, улыбаясь. – Воспитанный, перспективный. И к Бриэль относится хорошо. Сейчас редко встретишь молодого парня, у которого на уме не одни гулянки.

– Это правда. Надеюсь, мы скоро поженимся, – мечтательно произносит девушка, погружаясь в собственные фантазии о будущей свадьбе.

– Ну ладно, – заключает Лиам и поворачивается к сестре. – Но если он тебя хоть пальцем тронет, я лично его придушу.

– Лиам, прекрати уже эти свои замашки хулигана, – отмахивается Лорен. – Бриэль знает себе цену. И не пойдёт на близость до брака.

– Мама! – вскрикивает дочь, закрывая лицо руками и краснея от стыда.

– Я вообще-то не это имел в виду, – откашливается Лиам, тоже смутившись от такой темы. – Но рад, что у вас всё хорошо.

В комнате повисает тишина. Когда-то папа обязательно сказал бы что-то смешное, мягко рассмеялся, и неловкость мигом бы рассеялась. Он умел это – одним словом вернуть лёгкость, одним взглядом напомнить, что всё будет хорошо.

Теперь эта роль никем не занята. Пустота после его смерти не заполнилась, просто стала частью их повседневности, привычной, как тень.

Бриэль опускает глаза, и внутри что-то болезненно сжимается. Она никогда не пройдёт к алтарю, держась за его руку. Эта мысль жжёт изнутри, как свежий шрам, который вроде бы затянулся, но стоит коснуться – и снова становится больно.

От грустных мыслей на глазах Бриэль скапливаются слёзы. Но тут же в голове всплывает сон, и тоска в миг сменяется тревогой.

– Эй, ты в порядке? – Ладонь Лиама ложится на её руку.

– Милая, я не хотела тебя обидеть, – мама срывается с места, подходит к дочери и обнимает, прижимая к груди.

– Всё нормально, – отвечает Бриэль, смахивая с щёк слёзы. – Просто вспомнила о папе.

– Нам всем его не хватает, – шепчет Лорен, нежно поглаживая волосы дочери.

– Так, – решает отвлечь всех от грустной темы Лиам. – Если все поели, предлагаю быстро убрать со стола и выслушать мой долгий и нудный рассказ о том, как меня бесит тот, из-за кого я проиграл.

На лицах всех появляется улыбка, и именно так они и делают. Под голос Лиама, наполняющий кухню живостью и теплом, семья вместе складывает посуду в посудомойку. Бриэль двигается рядом с ним, а Лорен то и дело поправляет чашки, будто не может отпустить привычку всё контролировать.

Лиам рассказывает о долгом, утомительном перелёте с пересадкой и соседкой, которая всё время норовила задремать на его плече. Потом об изнуряющих, но нужных тренировках, о людях, которых встретил, и местах, куда успел вырваться в редкие часы отдыха.

Когда он называет место, куда их заселили, «гадюшником», Лорен машинально даёт ему лёгкий подзатыльник. Бриэль прыскает со смеху, пряча улыбку в ладонях, но быстро осекается, когда ловит на себе строгий мамин взгляд. Тогда она покорно опускает глаза, но уголки губ всё равно выдают её. Тёплая, домашняя сцена, такая, какой давно не было в этом доме.

Папы больше нет. Но его тепло, его смех и вечная уверенность, что всё будет хорошо, будто пропитали стены этого дома. Иногда Бриэль кажется, что он всё ещё где-то рядом: в скрипе половиц, в лёгком запахе кофе по утрам, в отблеске солнца на старом семейном фото.

Без него стало трудно не только морально, но и материально. Мама держится из последних сил, стараясь тянуть семейный бизнес, который раньше был делом мужа. Но как бы Лорен ни старалась, денег часто не хватает. И всё же они не переезжают. Дом слишком дорог – не по цене, а по воспоминаниям. Слишком много в нём того, что напоминает о прошлом, к которому невозможно вернуться.

Лиам с головой ушёл в бокс. Кажется, другого пути для него просто не существует. Он живёт этим: тренировки, турниры, бесконечные разговоры о технике и ударах. У него действительно хорошо получается, но путь к признанию только начинается. До больших арен и громких побед пока далеко.

Поэтому Бриэль пришлось отложить собственные мечты. Поступление на юридический факультет теперь терпеливо ждёт своего часа. Чтобы хоть как-то помочь семье, она подрабатывает частным преподавателем французского для детей. Сначала думала, что не справится, но со временем даже начала получать удовольствие – особенно когда малыши пытаются с акцентом произнести bonjour, растягивая слова так, будто это заклинание.

«Не переживай за нас, пап. Любовь к тебе даёт нам силы двигаться дальше. У нас всё будет хорошо. Ты обязательно будешь гордиться нами, где бы ты ни был», – снова мысленно обращается Бриэль к отцу, наблюдая за своей маленькой, но такой любимой семьёй.

Мама, устало опершись на столешницу, что-то тихо напевает себе под нос, а Лиам, улыбаясь, спорит с ней о чём-то пустяковом. И именно в такие моменты Бриэль особенно остро чувствует, что их трое. Трое против всего мира. Трое, которых удерживает вместе память о человеке, ставшем их вечной опорой.

Глава 2

– А вот и твоя вечно опаздывающая подруга, – громко произносит Лиам, стараясь перекричать музыку в баре и кивая в сторону входа.

– Всем привет! – Хлоя подбегает к столику и сразу целует в щёку Бриэль. – Снова ты в своих джинсах, на следующий день рождения подарю тебе короткую юбку!

Её фигуру подчёркивает облегающее платье глубокого синего оттенка, мягко повторяющее каждый изгиб тела. Ткань поблёскивает в свете софитов, а на этих высоченных каблуках её ноги кажутся бесконечными – стройными, изящными, будто сошедшими с подиума. С каждым шагом Хлоя словно знает, что на неё смотрят, и пользуется этим с врождённой лёгкостью: слегка покачивает бёдрами, поправляет прядь волос, мельком улыбается. И этого достаточно, чтобы весь бар на секунду притих.

– А меня поцеловать? – шутит парень.

– Ох, красавчик, – качает головой Хлоя. – Прошли те времена, когда я вырисовывала твоё имя в тетрадках.

– Поцелуйтесь уже, или прекратите сейчас же, – язвит Бриэль, делая глоток вишнёвого сока.

– Ревнуешь? – хором спрашивают оба.

Сок оказывается таким кислым, что Бриэль невольно морщит нос и даже слегка щурится. Щёки предательски заливает румянец, а губы складываются в недовольную гримасу. Только вот сидящие рядом явно принимают это за ответ на их вопрос и, переглянувшись, разражаются смехом.

– А друг твой где? – спрашивает Бриэль брата, чувствуя, что от постоянных перекрикиваний голос уже садится.

– Скоро будет, семейные дела, – отвечает Лиам. – Может пересядем за другой стол, подальше от сцены?

Девушки согласно кивают, и вся троица направляется искать другой столик, туда, где можно хотя бы услышать собственный голос. Пробираясь сквозь плотную толпу на танцполе, Хлоя вдруг вздрагивает: какой-то подвыпивший мужчина хватает её за руку и грубо тянет к себе, обдавая перегаром и нагло скользя ладонью по её талии. Девушка пытается вырваться, но хватка оказывается слишком крепкой. В следующую секунду Лиам, заметив происходящее, срывается с места. Пара быстрых шагов, и его кулак с силой врезается в грудь обидчика. Пьяный мужчина, потеряв равновесие, валится на пол, утягивая за собой и девушку.

Бриэль стремительно подбегает к подруге, помогая ей подняться с пола. Хлоя всё ещё растеряна, платье задралось, дыхание сбилось, а глаза широко раскрыты, будто она сама ещё не до конца понимает, что произошло. Лиам же, сжав челюсть, опускается рядом с мужчиной. Его плечи напряжены, взгляд тёмный и опасный. Он уже заносит кулак, готовясь врезать так, чтобы тот запомнил надолго. Но Бриэль успевает перехватить его руку, крепко сжимая пальцами запястье брата.

– Лиам, не надо, – тихо, но настойчиво говорит она. Голос дрожит, но в нём звучит просьба, перед которой он, как всегда, бессилен. – Пожалуйста.

Лиам тяжело выдыхает, будто пытается выпустить вместе с воздухом всю злость, что копится внутри. Кулак медленно опускается, а напряжённые плечи чуть оседают. Он бросает на мужчину последний, ледяной взгляд, но больше не двигается. Никогда не мог отказать сестрёнке, особенно когда она смотрит на него так, с тихой мольбой и усталостью в глазах. Огорчить её для него всегда было хуже, чем сдержать удар.

– Мы в уборную, Хлое нужно привести себя в порядок, – выкрикивает Бриэль, держа подругу за руку.

– Я с вами, – твёрдо говорит брат.

– В женскую уборную? – Бриэль приподнимает бровь. – Всё в порядке, найди пока место. Если что, я позвоню.

Лиам оглядывается по сторонам настороженно, будто оценивает каждого, кто проходит мимо. На секунду кажется, что он вот-вот передумает, но потом с неохотой выдыхает и отступает на шаг. Его пальцы всё ещё сжаты в кулаки, однако он отпускает девушек, не скрывая тревоги в глазах.

Бриэль следует за подругой, наблюдая, как та идёт вперёд уверенной походкой, словно минуту назад никто и не пытался схватить её посреди танцпола. На лице Хлои ни следа растерянности, только привычная лёгкая улыбка. Иногда Бриэль завидует этому умению – держать лицо, делая вид, что всё под контролем, даже когда внутри наверняка штормит.

– Блин, платье грязное, а я его только вчера купила! – сокрушается Хлоя, глядя на своё отражение в уборной.

– Всё в порядке? – интересуется подруга.

– Да, – спокойно отвечает та. – Просто пьяный придурок испортил платье.

– Хлоя, может…

– Бри, всё в порядке. Не начинай.

Бриэль отступает на шаг, позволяя подруге отдышаться и не засыпая её расспросами. Она знает – Хлоя не из тех, кто покажет, что ей больно. Привыкла прятаться за маской легкомыслия, за шутками и улыбками. С её внешностью это выходит безупречно: голубые глаза, фарфоровая кожа, идеальные черты, от которых у парней кружится голова. Почти кукла. Только Бриэль знает, что под этим безупречным фасадом живёт человек с глубокими ранами и мягким, ранимым сердцем, которое Хлоя старательно прячет от всех, даже от самой себя.