Тени над Курфюрстендаммом. Книги 1, 2, 3

Крамер встал. Он знал, что время вышло. Он должен был торопиться. Он уже был обречен, но должен был успеть.

– Спасибо, Герман. Теперь забудьте, что я здесь был.

Он вышел из кабинета, не оглядываясь. Он услышал, как Майер запер дверь на тяжелый засов.

Спустившись вниз, он увидел того самого мужчину в коричневом плаще, который спокойно ждал его у турникета. «Хвост» вернулся. Крамер не потерял его, он просто дал ему себя настичь.

Мартин прошел мимо него. В этот момент он перестал быть бюрократом и снова стал агентом. Он повернул направо, в сторону ближайшей станции метро. Теперь он знал, что ищет. Не просто голос. А нотный блокнот Катарины, ключ к его собственному голосу. Его 48 часов сжимались до нескольких часов. Он направлялся на Шёнхаузер-аллею, в район Пренцлауэр Берг.

Глава 7. Кафе «Цитрон» и Ноты

I. Преследование и Пустота

Путь на Шёнхаузере-аллее в район Пренцлауэр Берг был долгим и напряженным. Крамер спустился на станцию метро Александерплац. Поезд линии U2 был старым, дребезжащим, и освещен желтоватым, болезненным светом.

Он ехал стоя, прислонившись к двери, и наблюдал за «хвостом». Мужчина в коричневом плаще, который ждал его у института, сел в тот же вагон. Это была не тонкая, филигранная слежка, которую он практиковал на Западе, а грубая, восточная, рассчитанная на страх. Они знали, что он знает, и не скрывали этого. Это было предупреждение: «Мы тебя видим. Ты здесь – по нашим правилам».

Крамер не пытался оторваться, он просто пытался понять их дистанцию и их психологию.

Лирическое отступление: Осень в метро ГДР – это запах мокрой шерсти и старой проводки. Здесь не было ярких рекламных постеров, только объявления о пятилетних планах. В этом пространстве, под землей, время не шло, оно тянулось, как густой сироп. Каждый пассажир казался уставшим от истории, уставшим от необходимости постоянно демонстрировать верность.

Ему было все равно. Единственное, что имело значение, это нотный блокнот. Ключ к его собственному голосу. Ключ к Катарине.

II. Кафе, Где Нет Музыки

Кафе «Цитрон» находилось на углу Шёнхаузере-аллее, недалеко от одноименной станции. Это было тихое, невзрачное место, типичное для Восточного Берлина: низкие потолки, потрепанные деревянные столы, тяжелые бархатные шторы, которые должны были создавать уют, но лишь делали помещение темным и пыльным.

Он вошел. Воздух был густым от запаха застоявшегося кофе, вчерашней выпечки и табака. Не было музыки. Только приглушенный треск старого радиоприемника, транслирующего официальные новости.

Крамер осмотрелся. Кафе было почти пустым. Только две старушки, пьющие чай, и пожилой мужчина, читающий газету Neues Deutschland. И, конечно, столик у окна.

Он увидел его: столик на двоих, прямо у замерзшего, покрытого узорами инея, окна. Он был свободен. Катарина выбрала его не случайно. Отсюда можно было видеть улицу.

Мартин подошел, снял свое пальто и повесил его на спинку стула. Он сел на место, откуда был виден вход.

Через минуту вошел мужчина в коричневом плаще. Он сел за столик у двери, заказал чашку кофе и раскрыл газету. Он больше не притворялся.

III. Диалог с Призраком

К Крамеру подошла официантка – женщина средних лет, с усталым, но не злым лицом.

– Что-нибудь заказать? – спросила она. – Черный кофе. Без сахара. И что-нибудь из выпечки, что самое старое, – Крамер улыбнулся, надеясь вызвать хоть какую-то человеческую реакцию. – Самое старое – это наше Pfannkuchen (берлинский пончик), – сказала она, и в ее глазах мелькнула тень улыбки. – Отлично.

Официантка ушла. Крамеру оставалось не больше пяти минут, прежде чем «хвост» поймет, что он не просто пьет кофе.

Он начал действовать. Он нарочито поправил стул, отодвинул его, затем наклонился, якобы чтобы поднять упавший платок. Его глаза сканировали нижнюю часть стола. Деревянная рама. Скрепленные ножки. Пыль и грязь.

Внутренний монолог: Не спеши. Катарина была точна. Если не можешь быть быстрым, будь безупречным. Ключ должен быть здесь.

Он провел рукой под столешницей. Ничего. Он проверил внутренний край деревянной рамы. Ничего. Он проверил соединение ножек.

И тут он почувствовал. Под столешницей, прикрепленный к средней балке старой, липкой жевательной резинкой или, скорее всего, засохшим пластилином, был приклеен тонкий предмет.

Он быстро, почти одним движением, оторвал его. Это был старый, маленький, потрепанный нотный блокнот. Его обложка была из темно-зеленого коленкора.

Он положил блокнот в карман пальто, прикрыв его газетой, которую принес с собой. Официантка вернулась с кофе и пончиком.

– Приятного аппетита.

IV. Шифр и Погода

Крамер не притронулся к пончику. Он отпил кофе. Его руки едва дрожали. Теперь у него был ключ. Но он не мог расшифровать его здесь.

Он раскрыл блокнот под прикрытием газеты. Он был исписан карандашом. Не ноты, а стихи. Лирика. Это были стихи Катарины, которые она писала в конце 70-х, полные тоски и усталости от режима. Но на последней странице, внизу, под датой 1977 года, была короткая запись:

Langsamer Satz. Cello-Suite. Dritte Umkehrung. Die Note, die fehlt, ist die Pause.

(Медленная часть. Сюита для виолончели. Третья инверсия.) (Нота, которой не хватает, – это пауза.)

Это был шифр. Сюита для виолончели Баха (что Майер назвал мелодией). Третья инверсия (технический термин, означающий три раза проиграть наоборот – то, что нужно для извлечения голоса из «шума»). Пауза – точное место на пленке.

Он захлопнул блокнот. Его миссия изменилась. Ему нужна была пленка, которую Рихтер отправил в Бюро по контролю над медиа.

Крамер взглянул в окно. Лирическое отступление: Сквозь тонкую пленку инея он видел Запад. Где-то там, за Стеной, в «Зоологическом саду», была Анна Вальтер, его первый контакт. Она олицетворяла хаос и надежду. Здесь, на Востоке, была Катарина, олицетворявшая порядок и жертву. Он держал в руках ключ к ее жертве.

V. Бегство от «Хвоста»

Он встал, положил на стол две марки и пфенниги, ровно за кофе и пончик. Он посмотрел на «хвост». Мужчина в коричневом плаще пил свой кофе, но его глаза были напряжены. Он что-то почувствовал.

– Извините, – обратился Крамер к официантке, когда она проходила мимо. – Где здесь телефон-автомат? Мне нужно позвонить в ваш Дом Культуры. – На улице, в конце квартала, – ответила она.

Крамер вышел, и «хвост» немедленно последовал за ним, оставив недопитый кофе.

Мартин пошел по Шёнхаузере-аллее в направлении, указанном официанткой. Но когда он дошел до угла, он сделал резкий рывок в сторону и свернул в узкий, темный проход, который вел во внутренний двор старого жилого дома.

Он слышал шаги «хвоста» за спиной. Бегство. На Востоке бегство – это не спорт, а акт политического несогласия.

Он пересек двор, полный сушившегося на ветру белья. Он выскочил на параллельную улицу – Кастеньеналлее, и немедленно бросился к остановке трамвая. Трамвай линии M1 медленно подходил к остановке.

Он запрыгнул в трамвай в последнюю секунду. Двери захлопнулись. Он увидел, как мужчина в коричневом плаще выбегает из прохода и застывает на тротуаре, проклиная свое опоздание.

Трамвай, с его дребезжанием и скрипом, увез Крамера прочь от преследования. Он не выиграл битву, но выиграл время. Следующая остановка – Бюро по контролю над медиа в Шёнхаузере-аллее. Ему нужно было добраться туда, прежде чем пленка будет навсегда изъята Рихтером.

Мартин сжал в кармане нотный блокнот. Теперь у него был шифр. Осталось найти зашифрованный голос.

Глава 8. Инверсия. Голос из Архива

I. Бюрократический Склеп

Здание Бюро по контролю над медиа находилось в глубине Шёнхаузер-аллее, в стороне от шума трамваев. Это была неприметная, но массивная постройка из тусклого красного кирпича, похожая на склеп для неиспользованных идей. Оно не излучало угрозы Штази, как Дом Культуры, а скорее источало скуку и безнадежность. Здесь не ломали людей, здесь просто архивировали их.

Мартин Крамер вышел из трамвая и быстро пересек улицу. Осенний день клонился к вечеру. Небо над Берлином потемнело до цвета свинца, и в воздухе начали кружиться первые, мелкие снежинки. [Image of: Снежинки в свете уличного фонаря] Это был ноябрьский снег, который не обещал чистоты, а лишь усиливал ощущение холода.

Он чувствовал, что за ним наблюдают, несмотря на его рывок в трамвае. Рихтер не стал бы ждать. «Хвост» мог быть заменен, или же Рихтер просто прислал патруль напрямую к зданию.

II. Игра на Опережение

Крамер вошел в Бюро. Внутри было тихо и стерильно. Женщина за стойкой регистрации, с волосами, собранными в тугой узел, выглядела так, будто она здесь не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы засвидетельствовать, что ни одна эмоция не проникнет в этот дом.

– Служебный пропуск, – сказал Крамер, демонстрируя свои фальшивые бумаги БНД. – Мартин Крамер, Отдел Культурного Обмена. У меня встреча с курьером, который должен был доставить ящик архива из Института Технических Исследований. Кассета с Бахом.

Женщина медленно полистала журнал. Ее движения были методичными и раздражающе замедленными.

– Курьер прибыл. Господин Лемке. Он сдал материал в Сектор С. Но его уже нет.

– Я получил срочные инструкции от Майора Рихтера. – Крамер использовал имя Рихтера, как тяжелый молот. – Документ должен быть немедленно верифицирован. Ошибка в нумерации. Это может быть политический актив.

Упоминание «политического актива» сработало. Лицо женщины напряглось. Она подняла трубку, чтобы позвонить.

– Сектор С – это архивные помещения, – тихо сообщила она, напуганная своей внезапной вовлечённостью в нечто срочное.

– Я знаю. Мне нужно всего пять минут, чтобы проверить номер на коробке. Я должен был сделать это в присутствии курьера, но опоздал. Это ошибка Бюро, а не моя.

Она сдалась. Риск в случае ошибки был для нее слишком велик. Она вызвала Архивариуса – пожилого мужчину по имени Леманн, который вышел из глубины коридора, недовольный нарушением тишины.

III. Среди Призраков

Архивариус Леманн был человеком, который жил в мире карточек и пыли. Его серая, поношенная одежда сливалась с цветом стен.

– Сектор С, – проворчал он. – Что вы ищете? – Кассета, – коротко ответил Крамер. – Бах. Сюита для виолончели.

Леманн провел его через коридоры, которые становились все более узкими и темными. Здесь не было окон, только ряды тяжелых, металлических стеллажей, уходящих под потолок. Это было хранилище, где покоились голоса и мысли, которые режим счел опасными.

Лирическое отступление: Каждый архив – это кладбище. В Бюро по контролю над медиа это было кладбище голосов. Здесь лежали не только запрещенные песни или крамольные речи, но и миллионы часов тишины, которую записали в надежде услышать шепот несогласия. В воздухе висел запах озона, металла и подавленной истории.

Леманн привел его к стеллажу №14. Он указал пальцем на единственную, свежую коробку на верхней полке.

– Вот ваша «Сюита для виолончели». Лемке сдал ее в 16:30. Я лично занес ее в опись.

Крамер протянул руку. Ему нужно было не просто увидеть пленку, ему нужно было ее проверить и прослушать.

– Мне нужно убедиться, что она не подвергалась воздействию влаги. Наша сторона требует полной сохранности. У вас должен быть рабочий стол и магнитофон для проверки.

Леманн неохотно привел его в маленькую, клаустрофобную комнату, которую, судя по всему, использовали для чистки пленок. В углу стоял старый, ламповый магнитофон Tesla B100.

IV. Третья Инверсия

– Пять минут. Я жду у двери, – сухо сказал Леманн и вышел, оставив дверь приоткрытой, чтобы контролировать Крамера.

Крамер вытащил из коробки бобину с пленкой. На этикетке, написанной почерком Майера, было: «Сюита Баха. Op. 44. Архив В.».

Он быстро достал из своего внутреннего кармана нотный блокнот Катарины.

Загрузить пленку. Он натянул пленку на бобины, продел через головки.

Langsamer Satz (Медленная часть). Он промотал пленку до нужного места, отмеченного карандашом Майера на краю бобины.

Dritte Umkehrung (Третья Инверсия). Это был технический трюк. Воспроизведение задом наперед, на замедленной скорости, с пропуском (паузой).

Он включил магнитофон на минимальной скорости. Из динамика потянулись искаженные, тягучие звуки виолончели. Это было похоже на стон кита, запертого во льдах.

Он использовал свои часы. Ланг научил его, как замерять точную паузу в музыке. Он остановил пленку, нажал «Назад» ровно на две секунды, а затем нажал «Воспроизведение» и одновременно с этим – кнопку, которая отключала одну из головок.

Произошло чудо. Искаженная музыка умолкла. На ее место пришел чистый, но низкий, загробный голос. Его собственный голос.

«Внимание. Протокол 85/33. Кодовое имя: Зоологический сад. Если этот голос активирован, это означает, что Западная система безопасности скомпрометирована. Активы Ланга чисты. Крот не снаружи. Крот – это Защитник. Повторяю: Защитник, который держит ключи от Внутреннего Круга».

Голос был его. Слова были из старого протокола БНД, который Ланг и Крамер писали вместе, но «Защитник» – это было кодовое имя Шрёдера в их узком кругу.

Шрёдер был Кротом. Он был не просто некомпетентен, он был тем, кто сливал информацию Востоку, используя Ланга как прикрытие, а теперь пытался замести следы, убивая курьера и отправляя Крамера на ложный след.

V. Последняя Пауза

Крамер выключил магнитофон. В тишине комнаты его сердце колотилось, как загнанный барабан. Он получил не просто информацию, он получил доказательство предательства, которое разрушало весь его мир. Его собственное агентство было гнилым. Он был пешкой в игре, которая должна была закончиться его смертью на Востоке.

Он аккуратно снял пленку, поместил ее обратно в коробку и спрятал нотный блокнот глубоко в карман.

В этот момент дверь распахнулась. На пороге стоял Архивариус Леманн, а за его спиной, в тени, – Майор Рихтер.

– Пять минут, господин Крамер, вы превысили лимит на семь, – холодно произнес Леманн. – Я обнаружил повреждение, – Мартин спокойно встал. – Пленка не пригодна. Я доложу Шрёдеру.

Рихтер шагнул вперед. Его глаза, наконец, были лишены отражения и светились жестким, неприязненным интеллектом.

– Отличная работа, господин Крамер. Удивительная точность для бюрократа. Вы не только нашли пленку, но и успели ее «проверить». Мы знаем, что было на этой пленке. Мы дали вам ее, чтобы вы привели нас к Ключу.

Рихтер кивнул Леманну. Архивариус закрыл дверь и повернул замок.

– Но вы не знаете, что такое Пауза, Майор, – Крамер стоял ровно, сжимая в кармане нотный блокнот. – Вы знаете ноты. Вы знаете слова. Но вы не знаете, когда остановиться.

Рихтер улыбнулся. Это была улыбка человека, который выиграл партию.

– Неважно. Кассета у нас, а вы у нас. Идет снег, Крамер. Похоже, вы застрянете в Берлине надолго.

Внезапно, на улице завыла сирена. Это была не полицейская сирена, а громкий, тревожный вой. Пожарная тревога.

Мартин Крамер понял. Это Анна Вальтер. Он оставил ей адрес Бюро, сказав: «Если я не выйду через час, подожги мусорный бак».

Рихтер отвлекся на секунду, повернув голову к двери. Этого было достаточно.

Крамер выбросил свой тяжелый кожаный портфель прямо в лицо Леманну, который стоял у двери. Портфель отбросил архивариуса, и Крамер бросился к окну, разбив его локтем.

Внизу была небольшая крыша и внутренний двор. Холодный воздух с ноябрьским снегом ворвался в комнату, смешавшись с запахом пыли и озона.

– Стой! – крикнул Рихтер, но Крамер уже вылез через разбитое окно, не оглядываясь на осколки своего прошлого.

Он прыгнул в холодную пустоту.

Глава 9. Побег. Пролив на Запад

I. Улица, Смешанная Со Снегом

Холодная пустота, в которую прыгнул Крамер, оказалась крышей гаража. Удар был сильным, и он выбил из легких остатки воздуха. Снег, начавшийся мелкой изморосью, теперь шел крупными, медленными хлопьями, приглушая звуки сирены и крики.

Он скатился с металлической кровли гаража во внутренний двор. В руке он сжимал бобину с пленкой – его единственную страховку. Ноутбук Катарины был надежно спрятан во внутреннем кармане пальто.

Двор был освещен тусклой лампой, висящей над мусорным баком. Тот самый бак, который должен был стать сигнальным огнем. Сирена, которая звучала на улице, была не пожарной, а сигнализацией самого Бюро. Рихтер не стал бы вызывать полицию, пока не получит контроль над ситуацией. Ему нужна была тихая ликвидация.

– Мартин!

Шепот был тихим, но чистым. Анна Вальтер. Она стояла у черного хода, прислонившись к стене. В ее глазах был ужас, смешанный с восхищением.

– Ты опоздал, – сказал Крамер, поднимаясь на ноги. Он чувствовал резкую боль в лодыжке. – Я не могла раньше. Я ждала, пока выйдет патруль. Я слышала крики.

Он не тратил времени на объяснения. – Мне нужно выбраться отсюда. Немедленно. Есть машина? – В двух кварталах. Я оставила ее на Хаймштрассе.

Они вышли через ворота, ведущие в соседний, более темный двор. Снег усиливался. Это была удача. Погода, которую он так часто игнорировал в своих отступлениях, теперь стала его союзником. Снег стирал следы, замедлял реакцию преследователей и создавал пелену для их бегства.

II. Диалог в «Трабанте»

Анна вела старенький светло-голубой «Трабант» – идеальный восточногерманский камуфляж. Он пах бензином, синтетикой и страхом.

– Почему ты это сделала? – спросил Крамер, не глядя на нее. – Я тебе говорила: я знала Ланга. Я люблю музыку. И я видела твое лицо. Ты не похож на тех, кто ломает людей. Ты похож на тех, кого сломали.

Крамер закрыл глаза. Лирическое отступление: «Трабант» – это метафора Востока. Он сделан из пластика, он медленный, он воняет, но он, черт возьми, работает. Он движется вперед, несмотря на все законы физики и экономики. В нем не было комфорта, но была целеустремленность.

– Ты знаешь Шрёдера? – Твой Защитник? – Анна усмехнулась, не отрывая взгляда от дороги. – Моя жизнь была связана с Лангом. Ланг знал, что Шрёдер – Крот. Ланг планировал это годами. Кассета и ключ – это его страховка. Он оставил это тебе, потому что верил, что ты единственный, кто не принадлежит никому.

– Где Ланг? – Я не знаю. Я видела его в последний раз два месяца назад. Он сказал: «Когда начнется снег, поищи Мартина».

Крамер молчал. Все сходилось. Ланг не сбежал. Он спрятался, чтобы подставить Крамера в его последней игре.

– Мне нужно на Фридрихштрассе. Чекпойнт Чарли. – Ты не сможешь. Рихтер уже дал сигнал. Тебя будут искать по всей системе. У тебя нет обратного пропуска. – У меня есть. Официальный. Шрёдер приготовил мне все. Он отправил меня сюда с уверенностью, что я не вернусь. Этот пропуск – его алиби.

III. Монолог о Предательстве

Они ехали по темным, узким улочкам Пренцлауэр Берга, избегая главных магистралей. Снег слепил фары.

Крамер вынул пленку из пальто. Сюита Баха. Шрёдер. Человек, который учил его кодам и правилам. Человек, который крестил его сына и дал ему первое повышение. Защитник. Он предал не только службу, он предал саму веру в порядок, которую Мартин Крамер строил всю свою жизнь.

– Шрёдер – Крот, – сказал он Анне. – Я знаю, – спокойно ответила она. – Он был здесь, на Востоке, дольше, чем ты думаешь. Он обменивал наши секреты на роскошь и власть. Ланг просто пытался это доказать.

– Почему я? Почему Ланг не пошел к кому-то другому? – Потому что ты был его учеником. Ты знал шифр. И, главное, ты был единственным, кто в системе БНД не был ничем. Ничей фаворит. Ничей враг. Ты был совершенным бюрократом. Невидимкой.

Мартин Крамер смотрел на свое отражение в боковом стекле: серое, незнакомое лицо. Теперь он был невидимым не из-за своей эффективности, а из-за своей опасности.

– Мы не можем ехать напрямую. Нужна легенда, – он быстро обдумал план. – Мы едем к Степану.

Степан был старым русским переводчиком, который работал с Крамером в рамках его официальной легенды. Степан жил в советском секторе, недалеко от КПП. Он был идеальным, незаметным рычагом.

IV. Последний Акт: Чекпойнт Чарли

Через полчаса они подъехали к дому Степана. Крамер оставил Анну в машине. – Жди меня здесь. Если через пятнадцать минут я не выйду, уезжай. Езжай в «Зоологический сад» и расскажи все, что знаешь.

Степан был пьян и удивлен. – Мартин! Ты что, сбежал от этих псов? – Мне нужна твоя помощь. Срочно. Я должен вернуться на Запад. Я несу документы, которые доказывают предательство в БНД. Но мои документы на выезд уже аннулированы. – Русская легенда, – Степан мгновенно протрезвел, увидев в глазах Крамера не страх, а расчет.

Через пять минут Крамер вернулся в машину. Он был одет в старый, грязный советский бушлат. У него была фальшивая удостоверяющая личность водителя советской дипмиссии и старая, замызганная папка с фальшивыми «техническими чертежами» для перевозки. Пленка с Бахом была спрятана в подкладке бушлата.

Анна повела «Трабант» к Чекпойнт Чарли.

КПП в полночь – это не просто граница, это горловина, через которую выплескивается весь ужас Холодной войны. Высокие прожекторы резали ночь, ослепляя. Вооруженные пограничники, собаки, противотанковые ежи. [Image of: Checkpoint Charlie in the 1980s at night]

– Спокойно, Анна. Никаких эмоций. Просто водитель. – Я никогда не была так спокойна, Мартин.

Она остановила машину перед первым барьером. Пограничник, молодой, с каменным лицом, наклонился к окну.

– Ваши документы. Анна протянула свой пропуск.

– Водитель, ваши документы. И цель визита. Крамер, не выходя из роли, протянул фальшивое удостоверение и папку с «чертежами». Он говорил по-русски, с легким, наработанным акцентом. – Транспортировка технической документации в Советское Представительство на Западе. Срочно.

Пограничник внимательно посмотрел на Крамера, потом на Анну. Потом его взгляд замер на бушлате. Он взял папку и ушел в будку для проверки.

Монолог: Здесь, на границе, не страшно умереть. Страшно не успеть. Это последняя пауза, которую я должен выдержать. Он проверяет не документы. Он проверяет сигнал Рихтера. Сработает ли советская легенда?

Прошли долгие, мучительные три минуты. Из будки вышел другой офицер, старший. Он не смотрел на документы. Он смотрел прямо на Крамера.

– Откройте багажник, – приказал он.

Крамер вышел из машины. Он чувствовал, как пульсирует боль в его лодыжке. Багажник «Трабанта» был пуст, кроме старого набора инструментов.

Офицер медленно осмотрел салон, заглянул под сиденья. Его рука задержалась на спинке сиденья, где секунду назад лежала пленка.

– Что в этой папке? – спросил офицер, указывая на «чертежи». – Технические чертежи, – сухо ответил Крамер по-русски. – Военная тайна. Проверьте сами, если хотите проблем с Москвой.

Это был блеф. Чистый, отчаянный блеф. Ссылка на Москву была последним козырем Степана.

Офицер, видимо, не желая связываться с потенциальным дипломатическим скандалом, отступил. Он кивнул первому пограничнику.

– Проезжайте.

Анна нажала на газ. «Трабант» проехал последний барьер. Они пересекли границу. За их спиной остался свет Востока, перед ними – огни Западного Берлина.

В секторе США, когда они остановились, Мартин Крамер почувствовал, что его тело наконец-то позволяет себе дрожать. Он повернулся к Анне.

– Спасибо. Ты спасла мне жизнь.

– Теперь ты должен спасти свою, – Анна смотрела на него серьезно.

– Что теперь?

– Теперь я иду домой. Чтобы убить Крота.

VI. Возвращение в «Зоологический сад»

Анна высадила его на безлюдной улице недалеко от Kurfürstendamm.

– Я не могу больше рисковать. Я возвращаюсь на Восток. Здесь меня будут искать как твою сообщницу. – Но Рихтер – Рихтер будет искать того, кого легко найти. Я – никто. Прощай, Мартин.

Она уехала, растворившись в дожде и свете фар.

Крамер медленно пошел по залитой дождем улице. Он был снова на Западе, но теперь он был чужим. Он был беглецом, идущим против своего собственного правительства. Он пришел к кабаре «Luna Bar», где все началось. Там, в тени, он увидел его.

Эрих Ланг. Он сидел в машине, припаркованной на углу, и ждал.

Крамер подошел к машине. Ланг опустил стекло.

– Ты пришел, Мартин, – сказал Ланг. Он выглядел усталым, но не сломленным. – Я знал, что ты придешь. Ты принес пленку. – Зачем? – спросил Крамер. – Зачем ты это сделал? Ты убил курьера и Катарину?

Ланг посмотрел на него. – Нет. Убивал Шрёдер. Я просто предоставил ему возможность проявить себя. Чтобы ты это увидел. Твоя миссия не была расследованием. Твоя миссия была – выживание и доказательство. Садись. У нас мало времени, чтобы встретиться с Кротом.

Глава 10. Последняя Смена. «Защитник»