И днём, и ночью

– Переводами занимается, говоришь? Интересно, и кого это он переводит? – мы с котом переглянулись и решили на всякий случай на этом остановиться.

Впрочем, беседе нашей это нисколько не помешало. Мало, что ли, в тридесятом других, более приятных, тем для разговора под кофейник, полный какао, и целую гору булочек с корицей из ближайшей кондитерской?

Поймать хомяка

Крыс, мышей, кротов и прочих грызунов-вредителей в тридесятом не водилось с давних пор. Кого-то из них с гиканьем и свистом загнали, забавляясь, тридцать три богатыря. Кого-то извела на зелья баба-яга. Впрочем, основную массу повыловил, будучи молодым и рьяным, кот Баюн. Но годы прошли, Баюн остепенился, баба-яга перешла на экспортных грызунов, а тридцать три богатыря нашли себе другую забаву.

И тут на тридесятое свалилась напасть, откуда не ждали. Из личных закромов Кощея, полных отборной пшеницей и кукурузой средней спелости, стало пропадать зерно. А наместо его появлялись мелкие коричневые катышки, происхождение которых не вызывало сомнений. Сперва ключница не верила своим глазам. Потом расставила мышеловки. Хитрый грызун не попался. Потом глупая баба думала было рассыпать по амбарам яду, да (видно была не совсем глупа) посоветовалась с дьяком. Дьяк замахал руками, возопил:

– Да ты потравить нас тут всех надумала! – но сам ничего не предложил, и очень забоялся кощеева гнева.

Так они тянули еще месяца два и неизвестно, сколько бы еще ждали, но вот однажды за завтраком властелин тридесятого прикусил булочку, сделанную наполовину из отрубей, и вытащил оттуда длинный упругий ус.

– Оппа! – сказал бессмертный старик, и ноги у дьяка подкосились. Не помня себя, он так и рухнул ничком, вопя:

– Не вели казнить, вели слово молвить! – и, путаясь в объяснениях, сваливая все на ключницу, поведал Кощею о бедствии, надвинувшемся на тридесятое.

Кощей сперва хотел отрядить в амбары кота Баюна. Но представил себе, как наглый сказитель будет отнекиваться да отговариваться тем, что зона его ответственности распространяется только на зеленый дуб и близлежащее Лукоморье, и решил действовать самостоятельно.

Для чего натуральным образом оборотился… вот тут я вступаю на зыбкую почву и не знаю даже, как об этом поделикатнее рассказать. Ну, да была ни была! оборотился, значит, Кощей, в крутобедрую, круглощекую и прелестную собой хомячиху, юркнул в ближайшую щель в амбаре и принялся набивать себе пасть пшеницей. При виде такого соблазна даже самый благоразумный хомяк потеряет голову. И, понятное дело, расхититель закромов немедленно выбрался на ровное место и принялся обнюхивать кощееву мордочку (ой, мама, что ж это я пишу…). И только он собрался осуществить свои желания, как оказался плотно зажатым в руке обернувшегося обратно бессмертного старика. И почти умер со страху, но не умер, а был особым указом пожалован в личные придворные хомяки с соответствующим жалованьем, золоченой клеткой, золоченым же колесом, великолепной поилкой и роскошной кормушкой. На шею же хомяку властелин тридесятого повесил специальный сигнальный амулет, который загорался алым светом при приближении к кощееву царству любого грызуна. А что там с ними собирается делать Кощей, ежели (и всенепременно) поймает, про то никто не знает. Да, честно говоря, как-то и не любопытно.

Дебри русского фольклора

Кот Баюн, когда бывает не в духе, ворчит, не переставая. И если вы сможете выдержать недовольное бурчание сказочного кота (и у вас достаточно свиных котлет и сливочек, чтобы подкормить эту тушу), то сможете узнать много интересного о тридесятом царстве. Сегодня, например, Баюн приплелся ко мне с утра в прегадком настроении, и с порога принялся жаловаться на карантин. Причем жаловался он как-то невнятно, так что я даже не сразу поняла, что он имеет в виду.

– Вот, например, закрыл ты границы государства, – кот огляделся, придвинул лапой кресло, уселся и запустил когти в плошку салата с копченой треской, стоящую на столе. – Например, выпустил тридцать три богатыря, чтобы охраняли державу. Например, наказал своему верному сторожу, – кот скосил глаза, чтобы убедиться, что я поняла, кого он имеет в виду, – нещадно когтить всех непрошенных гостей. Но ему-то почему позволяешь скакать повсюду! Он-то чем заслужил! – и кот, окончательно обнаглев, запустил всю свою покрытую шикарной шерстью морду в салат. Некоторое время раздавались только чавканье и ворчанье.

– Да кто он-то? – спросила я раздосадовано.

– Метаморф проклятый, – кот облизнулся.

– Между прочим, – ядовито заметила я, – салат я приготовила на ужин мне и мужу. А вовсе не для тебя.

– А что для меня? – кот бросил заинтересованный взгляд на холодильник.

– Сначала ответь на вопрос.

– А то ты не знаешь? Кто каждое лето сжирает всю пшеницу на полях? Кто носится по сказочным царствам, словно по своей вотчине? Кто испортил все берега у Смородины-реки, а тамошнему чуду-юду наставил огромадный синяк прям посередь лба?

– Метаморф? – озадаченно спросила я. – Да кто у вас в тридесятом метаморф-то?

– А еще сказочница! – кот потянулся сперва вперед, потом назад, почесал за ухом и сделал вид, что собирается вылизываться.

– Счас выгоню! – не выдержала я.

– Сивка-бурка, кто ж еще!

– А почему он метаморф?

– А потому что он и сивка, он и бурка, он еще и вещий каурка. И, между прочим, он еще и серый волк иногда, а вообще он…

– Кто?

– Ну, тот самый, – начал было рассказывать Баюн, но тут неожиданно раскрылся черный портал, и кота затянуло туда, прежде чем он успел мне ответить. Вероятно, это еще один из государственных секретов Кощей, про который мне знать не положено. Ну, что ж, так и запишем.

Святки в Лукоморье

В Питере мороз. С одной стороны, приятно: наконец-то появилось солнце. К тому же сухо и не ветрено, так что погода хороша. С другой стороны, у меня с самого детства именно в такую погоду странно ноют все кости. Особенно противно ощущение, как будто дали по носу, от чего иногда даже трудно вдохнуть. А еще мне кажется, что я трещу при каждом движении, как сухостой.

Я бы сказала, что чувствую себя Кощеем, если б не знала, как удивительно гибок во всех суставах и сочленениях чертов бессмертный маг!..

Вот сейчас святки, и кот Баюн, конечно же, позволяет сущеглупым русалкам гадать на его шерсти. Для этого водяные девы тайком (то есть они думают, что тайком – объяснил мне добродушно Баюн) прокрадываются к нему и срезают небольшой пучок шерсти (желательно, с хвоста, но тут как повезет), потом считают сколько шерстинок серебряных, сколько шелковых. Если больше серебряных – значит в грядущем году выйдешь замуж. А если больше шелковых – будешь много плакать. Считают русалки медленно, шевелят пухлыми губами, загибают розовенькие пальчики, рисуют метки на стволе дуба, все равно сбиваются, толкают друг друга локтями и, наконец, роняют зря потерянную волшебным котом шерсть на песок.

Зачем им это нужно – ума не приложу. Все равно всем известно, что лукоморские чаровницы уж какую сотню лет сидят в девках и конца этому сиденью не видно.

А когда святки подойдут к концу, то есть перед самым Крещеньем, кот Баюн скорчит привычно унылую морду и пойдет к властелину тридесятого выбивать компенсацию за попорченную шкуру. Иногда (не очень часто, но достаточно, чтобы сказитель не терял надежду) это удается. И тогда пушистый наглец выходит из дворца гордой пружинистой походкой, беспечно помахивая в воздухе красным бархатным мешочком, полным полновесных дукатов.

Новое слово

Тут намедни кот Баюн, узнавший новое красивое слово, заявился ко мне похвастаться. Скорчив скорбную морду (не забывая, однако, отправлять в пасть кусочки слабосоленой семги вперемешку с тарталетками с икрой) кот грустно проурчал:

– Я в экзистенциальном тупике.

Поначалу мне показалось, что я перепила шампанского на Новый Год и мне все это чудится. Но кот, тщательно прожевав что-то, повторил раздельно:

– Я. В экзистенциальном. Тупике.

Надо было как-то реагировать, и я сказала:

– Это случается. Когда люди (или коты) достигают определенных вершин, им кажется, что больше некуда стремиться и ничего они уже не достигнут.

– Это не кажется, – кот смахнул лапой невидимую горючую слезу. – Ведь не станешь же ты отрицать, в самом деле, что фольклору пришел конец?

– Стану! – я лихорадочно соображала, как бы возразить лукоморскому сказителю. – Просто фольклор сменил формы.

Кот скептически поднял бровь.

– Ну, вот раньше были былины, потом стали сказки, потом частушки, потом анекдоты…

– А сейчас что?

– А сейчас мемы! – и я раскрыла перед котом обширное поле русского интернета. Там он и залипает до сих пор, оккупировав мой ноутбук, а заодно и мой холодильник. Пока глаза Баюна поглощают многочисленных Наташ, Олегов, медиков, упоротых лисов, "ведьмаку заплатите чеканной монетой", и вот это вот все, в его пасти с той же скоростью исчезают сыры, колбасы, сырники и блинчики, свиные котлеты, холодец, остатки оливье, и даже мандарины.

Поскольку путь в тридесятое мне все еще заказан (в связи с карантином) я обращаюсь здесь к его бессмертному правителю:

– Проведите, наконец, интернет, к дубу, чтобы наглый мерзавец оставил в покое мой компьютер, мою кухню и мой дом! Пожалуйста…

Тридцать три богатыря

– "Тридцать три богатыря", ООО, охранные услуги, кнопка сигнализации, личные телохранители. 100% гарантия качества от Кощея Бессмертного, – прочитал с выражением повелитель тридесятого и посмотрел на кота Баюна с укоризной.

-Напечатано во всех газетах и журналах тридесятого царства, тридевятого царства, а также захудалого королевства. Ограблено два государя, пяток герцогов и несчетное количество народа помельче, – продолжил бессмертный старик, не сводя укоризненного взгляда со сказителя. Тот, однако, виноватого вида не имел, а, напротив, был почтителен, но уверен в своей правоте.

– Не мое! – как бы говорил его честный взгляд, и Кощей на этот раз склонялся к тому, чтобы ему поверить (всем известно – не каждому честному взгляду кота можно доверять).

– Придется пойти туда, не знаю куда, и найти то, не знаю что. – резюмировал маг, и кот пригорюнился: идти в указанном направлении ему не хотелось, а тем более вступать в переговоры с этим самым Незнаючем – существом пренеприятным, но славным во всем сказочным мире своей выдающейся способностью вынюхивать и выискивать самые тайные тайны.

– А ты не жмись, не жмись, все-таки твоя репутация пострадала тоже. – И Кощей   протянул к коту длинные белые пальцы, словно для поцелуя. Баюн, напротив, целовать руку не стал, а вместо этого ловко стянул с мизинца властелина тридесятого крупный платиновый перстень, украшенный великолепным изумрудом: кот знал, что Незнаючто, несмотря на то, что было черт знает чем и непонятно, обладало ли какими-либо желаниями и страстями, свойственными человеческому роду, все-таки питало определенную слабость к драгоценностям.

И пока лукоморский сказитель прятал перстень в своей густой шерсти, в которой половина волосков была шелковой, а половина – серебряной (и не просите – я не перестану повторять эту отличительную характеристику волшебного кота), увязывал, ворча, в узелок питание, пару пергаментных свитков, перо, чернильницу, щетку и еще пару-тройку вещей, которых я не приметила, Кощей следил за ним внимательным отеческим взглядом.

С тех пор прошло некоторое время, достаточное для того, чтобы фальшивые "Тридцать три богатыря" вынесли еще пару дюжин кладовых и сокровищниц, а тридесятое завалили претензиями, исками и описями пропавшего имущества, так что почта была вынуждена увеличить штат на треть. Ввечеру некоего дня властелин тридесятого принимал доклад усталого кота Баюна, сидя на парчовой подушечке у корней зеленого дуба.

Когда надо, кот умел быть кратким.

– Не наши. – Доложил он Кощею и вручил ларец розового дерева, набитый доказательствами и уликами. – Вообще непонятно, как они сумели так задурить головы народу. Во-первых, их не тридцать три, а всего лишь семь. Во-вторых, никакие они не богатыри, а скорее карлики. В-третьих, атаманша у них – девчонка лет восемнадцати на вид. Говорят, прехорошенькая бестия. Похоже, без гипноза не обошлось.

– Без гипноза, говоришь? – Кощей поскреб лысину. – Семь гномов, говоришь, и Белоснежка?

Кот с изумлением посмотрел на великого старика, почувствовал, как где-то в глубине его усталого сознания зашевелились строки баллады о гениальной дедукции и невероятной прозорливости сами знаете кого, и принялся торопливо искать пергаменты, чернила и перья в своем потертом узелке.

Карантин в тридесятом

Вот все-таки Кощей – истинный государь! Он, как завел карантин в тридесятом царстве (и заодно в тридевятом, которое является чем-то вроде Канады или Австралии при тридесятом), он его ни на минуточку не ослабил. В масках, правда, никто не ходит. Вместо масок у них особое, совершенное самим великим магом, заклинание, останавливающее любые микробы на расстоянии 33 сантиметров от лица или морды. Но в соседние царства никто ни ногой. Кроме кота Баюна, конечно. Наглый котяра выпросил, ежедневно ноя под окном горницы Кощея, себе право посещать иноземные государства и даже перемещаться в нашу реальность.

Кстати, а вы никогда не интересовались у меня, как проявляет себя ковид в мире сказочном. Самым страшным образом! У зверей и прочих гадов и скотин неожиданно пропадает хвост. А у людей и волшебников – нос. Очень неприятно. Говорят, пострадала сама баба-яга. Но тсс об этом, а то неугомонная старуха наколдует вам венец безбрачия или чего похуже (Сварливую жену, например).

Трактиры тоже работают. Но все отмечают, что водка в них стала какая-то не такая. Пьется как-то слишком медленно, веселья не дает, задумчивой хандры тоже. В общем, не попляшешь, не попоешь.

Промыслы тоже не пострадали. Ходят слухи, что старичок-боровичок потерял какие-то немыслимые деньги, которые добывал, сбывая волшебные клубочки прохожим молодцам, но ему все немедленно возместила казна. Впрочем, слухам в тридесятом верить не приходится.

Да и мне можете не верить. Я ведь совру – недорого возьму.

Двигатель прогресса

Когда на кота Баюна нападает творческий кризис, он занимается наукой. Берется за дело он рьяно, перебаламучивает все Лукоморье, затребует у Кощея какие-то невиданные инвестиции, ругается, плюется, таскает русалок за косы с дуба (поскольку их пение мешает чистоте эксперимента), заводит глаза к небу и заламывает лапы, беспрестанно щелкает невесть откуда добытыми физическими приборами, чертит на песке бесконечные формулы и каждый день бегает в крупнейшие университеты мира на (как он это называет) консультации к коллегам.

Кончается все, само собой, пшиком. Единственный раз кот выпустил монографию под громким названием "Типы мелкодисперсной пыли, образуемой походным шагом тридцати трех богатырей, и их зависимость от сейсмической активности тихоокеанского вулканического пояса". Но, поскольку написана монография была на древнешумерском языке, никто, кроме Кощея, прочесть ее не смог.

Бессмертный старец, естественно, прочел (прочел вдумчиво, оставляя на полях непонятные пометки, приклеивая липкие закладки и даже, кажется, сделав подробные выписки с восьмой, тридцать девятой и пятьдесят пятой страниц монографии), но научный отзыв, как ни просил его неугомонный Баюн, делать не стал. И звания, как ни надеялся лукоморский песнопевец, или хотя бы кафедры в местном учебном заведении не пожаловал.

Кажется, именно с тех пор научная деятельность кота стала еще больше носить характер беспорядочной и бестолковой суеты, хотя до того никто бы не мог поверить, что такое возможно.

Самое же интересное в этих исследованиях – то, что сказитель ни разу не делал их в области, казалось бы, знакомой ему вдоль и поперек – на безбрежной ниве народного фольклора. Оно и понятно: когда тебя одолевает творческий кризис, лучше бежать от обычных занятий как можно дальше и предаться чему-то, что отстоит от вольного вдохновения, муз и Пегаса на максимально долгую дистанцию.

Список кораблей

Однажды ночью Кощею не спалось. Он встал, прошелся по спальне, подошел к окну, которое всегда держал открытым по ночам. И открытым, естественно, в одно из самых пустынных мест на земле. Иногда в брусничную осеннюю тундру, иногда в глухую буреломную тайгу, иногда попросту – в огромный безбрежный океан, иногда с подвывертом – во вьюжную арктическую ночь… Впрочем, я отвлеклась.

Итак, Кощей подошел к окну, некоторое время смотрел на звезды, потом отошел, вздохнул, потянулся, зажег пару свечек в старинном шандале, рассеянно пролистнул несколько деловых бумаг, которыми занимался вечером, и которые оставил на бюро (в кабинете Кощея, конечно, стоял роскошный стол карельской березы, а в спальне – небольшое бюро в стиле ампир, в многочисленных потайных ящичках которого он, по словам кота Баюна, хранил особо выдающиеся послания из обширной любовной переписки, которой когда-то увлекался). Впрочем, я опять отвлеклась.

Деловые бумаги не заинтересовали бессмертного старика. Взяв в руки шандал, он создал портал прямо в александрийскую библиотеку и шагнул на двадцать три века назад, надеясь отыскать в недрах драгоценного вместилища знаний что-нибудь старомодное и легковесное.

И такое нашлось! Вскоре правитель тридесятого погрузился в увлекательнейшее чтение, которое сопровождалось преинтересными картинами, которые услужливо вылавливало в его многотысячелетней памяти воображение.