Полная версия
– Прошу вас, дядюшка Черномор, быть поспокойнее и хотя бы складывать чертей в аккуратный штабель, а не метать в кучу, как попало…
Как дядька, выкатив красные от гнева глаза, заорал на него…
-На кое-кого, – едва дыша спросила я.
– ДА! – воскликнул Баюн восхищенно. – На самого на него. "Ты, – орет, – кто есть такой и откуда тутова взялся? Я, – орет, – таких, как ты, одной левой…" В общем, тут его и рассчитали подчистую. И теперь тридцатью тремя богатырями управляет золотая рыбка. Она-то, сердешная, не хотела, да разве ему отказывают?
– Кое-кому? – на всякий случай уточнила я.
Кот кивнул, после чего неопределенно повертел в воздухе роскошным хвостом и скрылся в портале, который для него (я в этом не сомневаюсь) самолично и весьма искусно навел кое-кто.
Причины дождя в Питере
– Хорошо-то как! – глядя в окно моей скромной квартиры на дождь стеной и пузырящийся асфальт, сказал кот Баюн. – А у нас, в тридесятом, ливни запрещены.
– Как запрещены? – старательно вытаращила глаза я.
– Особым указом. Тут, понимаешь, три года подряд погода была не очень. Ну, Кощей крепился-крепился, да и запретил все дожди, кроме грибных. Конечно, проблем прибавилось, – кот протянул, не глядя, лапу, сунул ее в баночку сметаны, поднёс ко рту и шумно облизал. – Крестьяне роптать начали. Тогда Кощей провел мелиорацию от реки Смородины по всем полям. Урожай спасли, но река существенно обмелела. А поскольку она была естественным рубежом на пути супостатов…
– То есть добрых молодцев? – не удержалась я.
– Ну их, то ись, – подтвердил добродушно кот. – то, значить, пришлось нанять дополнительных сторожей. Пару драконов, отряд безбашенных черных гномов, троллью семью и с десяток леших с дубинами, чтоб, значить, весь периметр покрыть. – Тут кот гордо взглянул на меня, чтобы удостовериться, что я уловила новое мудреное слово. Довольный моим неподдельным восхищением, он долакал сметану и радостно продолжил:
– Расходы из казны возросли. Тогда Кощей ввел новый подушный налог на вёдро. Вот, дескать, я тебе, народ, обеспечил ясную погоду, и ты теперь мне должон. Тут возроптали служилые люди (потому, ты ить знаешь, у нас, в тридесятом, налоги только служилые люди платят, потому что доходы прятать не могут). Кощей пригрозил их всех уволить и заменить гастарбайтерами из соседних арабских сказок. Служилые поворчали-поворчали, да и успокоились. Всем известно, никто из окрестных государей такое жалованье, как Кощей, не платит. Но, кто знает, может, у них заговор и зреет. На всякий случай Кощей нанял в личную охрану пару соловьев-разбойников. Тем, большей частью времени делать нечего, так они ходят к Лукоморью и щиплют русалок. Те, конечно, тоже возроптали. И я возроптал. Русалки – мои, и щипать их только мне можно!
Баба-яга, глядя на все это, посоветовала-было государю вернуть уже ливни, к чертовой бабушке. Но Кощей пошел на принцип. "Не нравилось, – говорит, – вам дождливое лето. Ходили ко мне, челобитные носили, дай нам, батюшка, хоть один солнечный сезон в году. Вот я дал. А вам опять не нравится! Нет уж, терпите!"
– А вы?
– А мы терпим. И вы терпите.
– Мы-то тут причем.
– А при том. Если где чего убудет, так в другом месте этого прибавится. Закон сохранения энергии, – блеснул еще раз мудреными словами кот, – слыхала?
– Так ты думаешь, – повела я глазами в сторону дождя стеной, – это все из-за него?
Кот значительно кивнул и принялся, фыркая, пить из толстостенной кружки чай с медом и молоком.
Обиженный кот
Сегодня все утро шел дождь. По дождю заявился расстроенный кот Баюн и сообщил срывающимся голосом, что Черномор, которого, как вы помните, тихо выперли на пенсию, жить мирно не захотел, а продолжил бузотерить.
Для чего подлизался к бабе-яге, повадился ходить к ней по вечерам пить наливочки и под эту марку спер зелье превращения. Зелье превращения, чтоб вам было ясно, это не такая штука, от которой можешь оборотится, кем хочешь и сбежать тем самым от надоевшей тебе сущности. Напротив, хлебнувшее этого снадобья существо перерождается в нечто, являющее собой квинтэссенцию его наиболее ярких качеств.
А так как Черномор всю жизнь только пил, командовал и вышагивал впереди тридцати трех богатырей, то обратился он в прапорщика.
– На взгляд так сказать, – грустно поведал Баюн, – конца 19-го века. В тяжелой шинели, смазных сапогах и с бравыми усами, в которые словно переместилась вся его роскошная борода. Ну, и, естественно, с фляжкой на поясе. И как-то так само получилось, что фляжка вышла неупиваемая. Пытался в таком виде богатырями управлять, но тем и прежних его выкрутасов стыдно, а тем более сейчас, когда он им и вовсе не начальник. Отказались наотрез и проводили под белы руки прочь. Ну, мной тоже особо не покомандуешь. Я при своем деле приставлен самим государем.
В общем, принялся он русалок строем водить. А какой из русалок строй? Как они будут шаг печатать, если ноги им не дадены? На шум шлепков русалочьих хвостов соблаговолил выйти Кощей. Посмотрел на всю эту порнографию и выписал Черномору командировку в ту часть тридесятого, где творятся солдатские сказки. "Там тебе, – сказал, – теперь самое место". Пенсион уменьшать, однако, не стал.
– Ну, так хорошо все кончилось, – обрадовалась я, – что ты дуешься?
Кот насупился и проворчал обиженно:
– Я не дуюсь, а поражаюсь. Вот некоторые ничего не делают, только горькую пьют и команды командуют, так и пенси-о-о-он и почет. А тут все ноги стоптал, все горло содрал… – на этих словах Баюн уронил горючую слезу прямо в плошку со сметаной, которой обильно смазывал предложенные ему оладушки. – Никакого уважения… – И спина кота затряслась то ли от сдерживаемых рыданий, то ли от попытки проглотить последнюю, самую толстую оладью, которую он впихнул обеими лапами в пасть.
– Намерен, что ли, повышения жалованья требовать?
Кот махнул лапой и побрел в портал, ворча что-то вроде:
– Дождешься от него… Тут одни верой-правдой, а другим и фляжка и пенсион…
По убытии Баюна я привычно не досчиталась в холодильнике кольца краковской колбасы, десятка яиц и пары замороженных свиных котлет. Удивительно чисто работает, зараза! Ни в жизнь его с поличным не поймаешь!
Баюн о мировых проблемах
– А что ты думаешь, – спросил Кощей Баюна (на бессмертного старика иногда находила блажь поболтать с придворным сказителем), – что думаешь, к примеру, о глобальном потеплении?
Кот наморщил лоб, с минуту изображал напряженное раздумье, а потом браво отрапортовал:
– Мняу, вашество, потепления не чувствует! Совсем напротив, в носу свербит, и поясница ноет. – В подтверждение своих слов наглый котяра с чувством потянулся, каждой своей косточкой показывая, что такие проблемы, как нытье в пояснице, ему вовсе незнакомы.
– Ой, врешь!
– Ну, вру. Про поясницу вру. А про глобальное потепление не вру. Мы, коты, тепло завсегда хорошо чуем. Печку там, например… Или солнышко…
– Ну, ладно, – перебил Баюна великий маг, не без основания полагавший, что тот намерен затеять одно из своих длиннейших, да еще и в стихах, сказаний о Владимире Красном Солнышке.
– А вот Грета Тунберг, как о ней полагаешь?
– Бесчастное дитя!
– Несчастное? – переспросил повелитель тридесятого.
– Да нет, именно бесчастное, – без энтузиазма поправил кот (он полагал и полагал справедливо, что Кощею возражать – себе дороже). – Нет у нее настоящей судьбы, и прожить ей придется по чужой указке, и все время идти чуждой тропой. Впрочем, – кот обрадовался, что можно вывернуться и таки не возразить повелителю, – поэтому же ее можно назвать и несчастной. Ибо слышал я, что у людей почитается за великое несчастие, когда персона волей своей несвободна. Да и вообще всякие заболевания рассудка, – закончил он вдруг ни к селу, ни к городу и принялся активно вылизывать длиннющую шерсть на животе.
– А у котов что, – продолжал любопытствовать Кощей, – заболевания рассудка за несчастье не почитаются?
– Неа, – развязно отвечал Баюн. – Мы, коты, напротив, завсегда рады сойти с ума. Особенно в марте.
– Да, – резюмировал властелин тридесятого, – похоже зря я твоего мнения спрашивал. Я вот тебя слушаю, развесив уши, а ты, может, того?
– Все может быть, – ответствовал Баюн и неожиданно скосил глаза к переносице, отчего приобрел вид совершенно придурочный.
Вечер на Ивана Купалу
На купалов вечер русалки затащили кота Баюна прыгать через костер. Кот недовольно бурчал, боялся, что опалит свою роскошную шкуру, отбрыкивался задними ногами, но под конец все-таки пошел. Там три раза перекрестился почему-то левой лапой, вызвав переполох среди присутствовавшей нечисти, взял длинный разбег и с протяжным "Мяу" взмыл высоко над костром.
Трижды три раза прыгал через костер раздухарившийся кот и каждый раз прыгал выше всех. Выше боязливых веснянок, выше сучковатых леших, выше тощих кикимор и лохматых шишиг. И только кот собирался прыгнуть десятый раз, как у костра появилась баба-яга.
Была она стара, седа и сгорблена. Шла с трудом, опираясь на клюку самого нищенского вида. На правом глазу у ней было бельмо, изо рта торчал железный клык, а крючковатый нос спускался до самого подбородка. Лесная нечисть почтительно расступалась перед ней, не дожидаясь грозного ворчания охранявшего ягу огромного медведя.
Прибыв на место, яга вздохнула, сплюнула и сказала слабым голосом:
– Попробовать, нечто, и мне?
Медведь предупредительно отошел в сторону, а карга согнулась еще ниже, почти обратившись в клубок, выкинула вперед клюку, как-то вся дернулась, спружинилась и взвилась в небо с пронзительным свистом. Нечисть некоторое время ждала, что старуха вернется, потом взволновалась. Но волнениям их пришел конец, когда с другого берега реки, чуть не в четверть версты от костра, раздался тот же разбойничий посвист. Медведь неуклюжей рысью вклинился в воду и поплыл туда, где на пригорке ждала его сгорбленная старуха.
Кот Баюн почесал нос и важно сказал:
– На сем примере видим мы, что опыт в делах волшебных значит много больше, чем талант.
И нечисть глубоко задумалась над этими мудрыми словами.
Крах карьеры
– Я так понимаю, праздник удался, – сказал Кощей, созерцая батарею бутылок на полу.
– Отец родной! Благодетель наш! – взвыл Черномор, норовя облобызать изящные итальянской ручной работы ботинки.
– Я ведь тебя, щучьего сына, только давеча помиловал! – все так же мягко продолжал властелин тридесятого, – я ведь тебя почти в должности восстановил!
– Как же, как же, помним – всхлипнул морской дядька, – конечно, ИО, но мы, то ись, не в обиде. Ну, ИО, так ИО…
– Так зачем же ты напился? – совсем ласково спросил бессмертный старик. Благоразумно державшийся поодаль Баюн при звуках этого бархатного голоса задрожал всем телом и вздыбил роскошную шерсть.
– Так ить повод был! Вчерась вить день какой был! Вить нельзя ж не выпить! – Черномор поднял красные глаза на Кощея, и увидел, что тот вопросительно поднял бровь.
– Вить день отца! – несколько упавшим голосом продолжил пьяный.
– Ты-то тут причем?
– Так вить, сам смотри ж, цельных три причины. Во-первых, ты ж нам отец родной, а за тебя как не выпить?
– Ну, допустим.
– Во-вторых, вить был же и у меня папашка, как его не помянуть? Помню ж я его, – несколько неуверенно загнул второй палец на руке Черномор, – бородатый такой…
– И в-третьих? – улыбнулся Кощей. Кот Баюн бочком-бочком убрался куда подальше и принялся споро строчить на берестяной грамотке какую-то народную былину.
– Так ить, – Черномор приободрился, – Я вить кто им? Рази не дядька! – и широко повел рукой, как бы указывая на отсутствующих тридцати трех богатырей. – А рази дядька не второй отец? Так сказать, батяня. – И тут что-то окончательно переклинило в туманной голове старого алкоголика, и он затянул во всю глотку: – Комбат, батяня, батяня, комбат!..
– Да, – задумчиво сказал Кощей, – зря я в тебя поверил. Столько лет служил ты мне верой и правдой, но, видно, все…
– Профессиональное выгорание, – неожиданно трезвым голосом подтвердил Черномор.
Властелин тридесятого развернулся и принялся на ходу диктовать перу-самопису указ о выходе на пенсию с сохранением половинного жалованья, но без выходного вознаграждения.
Так закончилась карьера Черномора.
Кот Баюн о поэзии
– Я тебе вот что скажу, – учил меня кот Баюн, который немедленно после того, как карантинные меры в тридесятом ослабили и разрешили даже покидать царство (правда только по казенной надобности и только в маске и перчатках на все четыре лапы), повадился таскаться ко мне в гости и рассказывать новейшие сплетни, которых за два месяца, надо сказать, добавилось преизрядно. – Так вот что тебе скажу я: поэзия кончилась.
– Ну, это преувеличение.
– Ни-фи-га. Кончилась поэзия. Она никого больше не интересует, кроме самих поэтов. Да и поэтов, по правде говоря, интересует только своя поэзия, а на чужую они плевали. Поэзия старомодна и старообразна. Даже самые новейшие эти ваши хипхоперы и реперы пользуются все теми же принципами, которые описал еще Тредиаковский.
– Сумароков, – слабо запротестовала я.
– Вот видишь! – кот поучительно поднял лапу, обтянутую голубой перчаткой. – Даже мы уже не помним, кто их описал, а их все еще используют! Разве ж это дело?
– И что ты предлагаешь?
– Предлагаю коренным образом все поменять. Рифму – долой! Ритм – долой! Ассонансы эти ваши и аллитерации – к чертовой бабушке!
– Так это ж проза получится…
– Проза? – кот почесал задней лапой за ухом, как он всегда делает, когда попадает в затруднительное положение. – А вот и нет! Смысел-то у нее какой будет?
– Какой?
– Непрозаический смысел! Поэтический смысел!
– Тогда это будет верлибр.
Кот задумался. Потом тяжело вздохнул, оттянул нижний край маски, поднес к морде плошку с раствором валерианы лечебной… Несколько раз мелькнул быстрый розовый язык, и кот продолжил, как ни в чем ни бывало:
– Вот я и говорю: поэзия кончилась.
Я посмотрела на плошку: валерианки еще оставалось предостаточно, жареной в сметане печенки тоже. Кот никуда уходить не собирался и было понятно, что воистину в нашем мире поэзию ожидает печальная судьба.
Давно утраченный секрет
– Ты кто такой? Грек, что ли? – маленький бритый мальчик с удивлением разглядывал Кощея. Ну, допустим, Кощей, стоявший посреди ровной асфальтовой площадки под жарким африканским солнцем в богатой лисьей шубе, сафьяновых сапогах и малиновой шапке, отороченной баргузинским соболем, являл собой странное зрелище.
Но не менее странное зрелище являл и сам мальчик, одетый только в набедренную повязку и странный грубо сделанный амулет, висевший на его шее (я хотела добавить – на оленьей жиле, но, правду говоря, я не очень-то представляю, как она выглядит, эта оленья жила).
– Можешь называть меня Константином свет Максимовичем, – любезно представился властелин тридесятого, не любивший выдавать свое истинное имя первому встречному.
– А ты можешь называть меня Анум, – кивнул мальчик, и не очень вежливо спросил: – А ты что здесь делаешь, – тут он на минуту задумался, – Ичем?
– Это надо спросить у тебя. – маг кивнул на причудливую фигуру, начерченную мелом на асфальте. – Ведь это, как я понимаю, ты начертал?
Мальчик кивнул.
– Сам догадался или подсказал кто?
– Сам, конечно.
– Сметливый отрок.
– Да я уже правила деления выучил, – загордился Анум.
Кощей поднял левую бровь.
– Ну, почти выучил, – смутился мальчик.
– Какой же это год и век какой? – подумал между тем бессмертный старик, вызванный в самый Древний Египет силой начертанного тайного символа, который, как он думал, был давным-давно утерян. Потом аккуратно приблизился к нарисованному удивительно ровно яйцу и кончиком сапога стер иглистую линию, рассекавшую его пополам.
Потом облегченно вздохнул и спросил почти ласково:
– Ну, проси, чего хочешь.
– Прям чего хочу?
– Угу.
– Полный горшок шумерского меда с пшеничными зернами! – выпалил Анум. А потом, сознавая, что поторопился, добавил: – И чтоб отца выбрали главным храмовым зодчим.
– Эк хватил! А если я скажу, что сразу две такие сложные вещи я предоставить тебе не могу? – засмеялся Кощей. – Впрочем, вру, могу, конечно.
И тут же перед Анумом появился огромный благоухающий свежим медом сосуд.
И отца Анума в тот же вечер назначили главным храмовым зодчим (предыдущего как-то скоропостижно хватил удар, а фараон был необыкновенно тороплив и даже нарушил несколько предписаний, про которые почему-то никто не вспомнил).
Ну, а Кощей уж позаботился, чтобы тайный символ был навсегда утерян. Поэтому и секрет асфальта был разгадан в современном нам мире, и дети мелом по-прежнему чертят странные фигуры, но ту самую уже не начертают никогда.
Стрессоустойчивость
Чего кот Баюн никогда не писал в своем резюме, так это про стрессоустойчивость. По правде сказать, он вообще ничего не писал в своем резюме, поскольку такового не имел. Как говорил сказочный кот, сам факт его безукоризненной службы Кощею в течение мня-мня-мняу (тут я не расслышала, возможно, 333) лет доказывал выдающиеся и непревзойденные свойства кота и его способность выстоять и выдюжить на любой работе в любых условиях.
Что же касается до стрессоустойчивости, то тут, несомненно, кот был на высоте. Он пережил массу приключений, был заколдован бабой-ягой (неоднократно), опален драконами (неоднократно), приговорен к смертной казни и помилован лично Кощеем (неоднократно), уличен в растрате (кажется, тут только единожды) и лишен жалованья, а также награжден десятками званий, орденов и даже личной бриллиантовой звездой, которую по праздникам гордо носил на голубой ленте, а в остальное время прятал невесть где.
Выживаемостью своей он был обязан своему тяжкому детству. Я же вам рассказывала уже, что в молодости Баюн был обычным портовым котенком в городе Астрахани, где только и делал, что шарахался от различных механизмов и тяжелых сапог, а питался исключительно объедками с местной помойки.
"Ростом я тогда был вот такусенький, – говаривал кот, на полвершка поднимая лапу от земли. – Шкура у меня была драная, уши в клещах, весь блохастый, тощий… – тут кота передергивало от мрачных воспоминаний, и легкая волна дрожи пробегала по его роскошной, наполовину шелковой, наполовину серебряной шерсти. – Если б не благодетель, – последние слова Баюн произносил громким голосом, особенно выразительно, со слезой в голосе, – так бы и пропал.
Так что теперь меня ничем не напугаешь и с панталыку не собьешь. Теперь я не просто так. Теперь я на службе, при цепи приставленный, – и небывалое самодовольство расплывалось по хитрой морде кота.
И тут кот был прав. Прошел он и огонь, и воду, пройдет, как-нибудь, и медные трубы. А ежели вам понадобится охранник царства высшей категории, или там сказочник-песнопевец, или просто милый дружок – обращайтесь. Кто знает, может вам и удастся его сманить. Хотя, нет. Вряд ли вы сможете предложить ему жалованье и социальные гарантии хоть несколько приближающиеся к тем, которые предоставляет Кощей.
Одна из многих причин
В старые времена Кощей иногда погружался в мечтания. И то были такие нежные, такие воздушные, такие воистину голубые мечтания, что я бы даже назвала их девичьими. А что нужно тому, кто так мечтает? Правильно, поделиться ими. И не с каким-нибудь мужланом, вроде дядьки Черномора, не с сущеглупыми русалками, не с подлой бабой-ягой, и уж тем более, не с котом Баюном, который выслушает со вниманием, а потом превратит все в пошлейшую балладу о какой-нибудь немецкой Леноре… Хотелось поделиться с родственной душой. С такой душой, которую тоже томят эти неясные желания и волнуют эти робкие надежды.
Короче говоря, с девицею не старше осьмнадцати лет отроду. А что делать, если таковых в тридесятом нет и не предвидится? Приходилось воровать. Девицы сначала пугались, потом смущались, а потом и разговаривать начинали. Проведешь с такой пару невиннейших вечеров в месяц, и словно примешь теплый ласковый душ. Так хорошо на сердце становится, прям разлюли-малина! Ну потом, естественно, приходилось искать похищенной подходящего жениха. Потому что не таков был великий маг, чтобы рушить репутацию девушки и брать лишний грех на себя (а грехов и так хватало).
А вот почему он их называл исключительно Василисами, тому есть совсем простое объяснение. Это был ловкий маркетинговый ход, который за давностию лет теперь никому не понятен. Дело в том, что Василиса – значит царица. Какой же добрый молодец откажется жениться на царице? Ясное дело, нет таких дураков в сказочных государствах…
Вот вам одна из причин, по которым бессмертный старик воровал красавиц. Отмечу особо – одна из многих причин.
1001 доказательство злодейства Кощея
– Мерзость какая! -сказал Кощей, когда впервые попробовал обезжиренное молоко. – Может, тебе сгодится? – спросил он вертевшегося, как всегда, рядом кота Баюна и поставил перед ним миску, полную белой жидкости. Кот принюхался и заявил:
– Известкой пахнет, – после чего обиженно фыркнул и удалился, посверкивая своей чудесной шерстью.
Повелитель тридесятого велел вылить молоко в бадью с отходами с царского стола и сварить из всего этого ботвинью для царских свиней. Через пару часов ему доложили, что привередливые свинки от ботвиньи отказались и даже прохрюкали что-то неприятное, тычась обиженно пятачками в передник свинарке.
В результате ботвинья оказалась в помойной яме.
С тех пор Кощей закупал молоко у одного швейцарского фермера, фамилии которого я вам не скажу, а то и вам захочется. Кстати, масло сливочное исключительной нежности он закупал у того же фермера, а вот творог и сметану ему делала расторопная баба-кухарка.
Впрочем, кое-чем бессмертный старик отоваривался в обычном продуктовом магазине, который находился на проспекте Обуховской Обороны неподалеку от рынка. Этим кое-чем был кефир в стеклянной бутылке с фиолетовой фольговой крышечкой, потрясающий, крышесносящий кефир, который надо было аккуратно встряхнуть, прежде чем наливать в стакан, а не то он не лился густой струей, а выпадал огромными хлопьями, делая аппетитнейший шмяк. В том же магазине как-то на пробу купил Кощей обычный глазированный сырок в простой бумажке, стоивший какие-то жалкие 15 копеек, и обомлел. Такого лакомства не едал он даже при дворе турецкого владыки Сулеймана Великолепного, славного своими лукумами и козинаками, а также особым, вареным в сахаре тройной очистки вареньем из лепестков белой розы.
Правда, была одна закавыка. Каждый раз возвращаться за этими кефиром и сырками приходилось в один и тот же день – в 17 сентября 1959 года. Именно в этих сырках привередливый маг нашел удивительную редкую гармонию между сочной нежной сладко-кислой сущностью творога и плотной, но податливой с настоящей шоколадной горчинкой глазурью.
Ну, скажите, не злодей ли он после этого? В то время, как мы едим и пьем черт знает что, он наслаждается самыми вкусными, совершенно недоступными для нас яствами. И ладно бы, белужью икру он глотал ложками, так нет же – кефир и глазурованный сырок, казалось бы, совсем простые, а вот поди ж ты… Лично мне – обидно.
Кем нарядится Кощей?
Сегодня утром Кощей встал бодрый, веселый и смелый. Заглянул сначала в солнечный, потом в лунный календарь, и на лице его засияла улыбка. Он щелкнул пальцами и тут же перед ним предстал расторопный кот Баюн, с самым подобострастным выражением на морде.
– А что, – сказал раздумчиво Кощей, – правду ли говорят, что в заморской стране Америке сегодня праздник с переодеваниями, сластями и прочими кунштюками?
Кот утвердительно мявкнул.
– А что, если нам подготовиться и нарядиться в кого-нибудь именитого, да и заявиться к ним на ночь глядя? Тем более, что ночь-то у них еще когда наступит – времени предостаточно.
Кот про себя подумал, что у правителя тридесятого опять ветер в голове гуляет, но виду не подал и снова утвердительно мявкнул.
