Марфа

После этой истории Андрей рассказал о себе. Он родился на острове; его отец погиб в автокатастрофе в 1980 году, а сейчас он живёт с больной матерью. Андрей поделился, как начал работать на подводной лодке и как отслужил в армии.

Затем Маша стала задавать ему вопросы, которые волнуют практически любую женщину на первом свидании: Почему он не женат? Хочет ли он когда-нибудь обзавестись семьёй? Что он думает о детях? Чего хочет ещё добиться в жизни? И так далее…

Он кратко обо всём рассказал: жениться не удалось из-за потерянной любви – его возлюбленная предпочла другого. Правда, он не упомянул, что причина крылась в его измене.

Маша сразу задала наводящий вопрос: – Она была отсюда?

– Нет, – ответил он. – Моя мама не хочет, чтобы я встречался с девушками с острова, а уж тем более женился на них.

– Почему? – удивлённо спросила Маша. Ей казалось, что должно быть наоборот.

– Ха, – усмехнулся он. – Ну вероятно, из-за… – Тут он замолчал, глядя Маше прямо в глаза. Поначалу он хотел сказать, что всё из-за событий 31 октября и марта, но передумал: решил, что Маша об этом не знает (и был прав) и сочтёт его сумасшедшим. – … Хотя, честно, не знаю. Но маме не о чем беспокоиться: ни одна из девушек с острова меня не привлекает.

– Почему? – спросила Маша, недоумевая. Она всегда считала, что все девушки по-своему прекрасны, – только мужчины этого не понимают. Её тут же разозлило высказывание Андрея.

– Мне всегда хотелось городскую женщину, – выкрутился он не слишком удачно. – Я не особо хочу жить на острове, да и в целом в деревне.

Он заметил, как Маша изменилась в лице, и решил соврать, не став говорить, что считает всех женщин на острове и в деревнях некрасивыми. Ему казалось, что в деревнях и на островах женщины не знают про косметику и пластическую хирургию, а он мечтает просыпаться рядом с женщиной, которая накрасится до его пробуждения, приготовит завтрак, отсосёт и не станет «делает мозги». Он полагал, что городские женщины именно так и ведут себя.

– Какая разница? – спросила Маша, не удовлетворённая ответом. Она уже поняла, что он врёт, хотя и не могла это доказать. Но интуиция – хорошая женская интуиция – никогда не обманывает.

Она решила пока не мучить его вопросами и даже подумала, что, возможно, не станет с ним встречаться. Но когда они преодолели этот напряжённый момент, Андрей начал шутить и всячески старался развеселить её, отвлечь от неприятных мыслей.

К концу встречи Маша забыла о его словах и осознала, что понемногу влюбляется в него. Правда, она списывала это на одиночество. Но дело было не только в этом: она всегда влюблялась в мудаков. Андрей, пусть пока и не казался откровенным мудаком (хотя это было не совсем так), начал ей симпатизировать.

Когда он привёз её на то же место, где они встретились, она позволила ему себя поцеловать. Так они расстались. Маша была рада, что продолжения не последовало.

К тому моменту, когда они целовались, дождь уже прекратился – около пяти часов назад. На часах было 19:31. Маша попросила отвезти её домой в семь вечера, потому что почувствовала лёгкое недомогание: несмотря на включённые печки, ей было всё равно холодно.

Они разошлись раньше, чем можно было ожидать после столь оживлённого общения. Андрей надеялся на иной финал – на секс, – но этого не случилось, и он ощутил разочарование.

Вернувшись домой и лёжа в постели, он предался фантазиям о Маше при этом мастурбируя на неё. В какой-то момент ему показалось, что она ему действительно нравится – возможно, он уже не просто хочет её трахнуть, а даже задумывается о браке. Эти мысли промелькнули на секунду, но исчезли сразу после того, как он кончил.

7

Когда Маша вышла из дома, Марфа прилегла в постель, как обычно устремила взгляд в потолок и заснула. Ей ничего не снилось. Так было с 14 лет: с тех пор она не видела снов. С того же возраста она толком не могла нормально спать – лишь дремала, а не спала по-настоящему. Её дрёма была лёгкой и непринуждённой: Марфа могла проснуться от лёгкого ветерка за окном, но всё равно высыпалась.

Однако теперь с ней начало происходить нечто странное и даже пугающее. Всё изменилось с тех пор, как Маша поселилась в её доме. Марфа понимала, в чём дело, но не могла принять перемены: ведь так – или почти так – она жила уже сто лет. А теперь всё менялось.

В тот момент, когда Маша ушла, Марфа легла, чувствуя необычайную усталость – раньше такое случалось лишь дважды в год, 31 октября и марта. На этот раз она погрузилась в настоящий сон и даже не услышала раската грома. Через десять минут после него она вскочила с постели и шёпотом произнесла, глядя на икону Божией Матери:

– Неужели началось?

Сидя на постели, она не нашла сил встать и помолиться. Спина налилась тяжестью, в лёгких стало мало воздуха, заболела печень и сердце, задрожали колени – всего этого раньше не бывало. Марфа испугалась. В голове закрутилось пророчество. Она посмотрела на свои руки.

Ужас, которого Марфа давно не испытывала, пробудился и нахлынул волной. Но столь же быстро отступил: она всегда знала, что скоро всё произойдёт и она покинет свой пост, с которого должна была уйти ещё четыре года назад. Глядя на руки, она вдруг успокоилась.

Что же было не так с руками?

Её кожа всегда оставалась гладкой, без морщин, мягкой даже в столь преклонном возрасте. Но теперь всё изменилось: Марфа увидела складки, какие появляются у пожилых людей. Если бы не проклятие, такие руки она обрела бы уже в 50–60 лет. Пока эти немногие складки не выдавали её возраста, но для Марфы они стали знаком.

Она окончательно успокоилась.

– Скорее бы уже лечь в могилку, – с тихим восторгом произнесла она, взглянув на икону Божией Матери.

После этого она снова легла в постель. В душе расцвело удовлетворение; она даже улыбнулась – про себя, мысль о смерти уже радовала её. Марфа осознавала: последний долг, лежавший на ней, ещё не исполнен. Однако знание, что ей осталось жить лишь пару месяцев, приносило облегчение и радость в её душе.

С этими мыслями она уснула – но уснула так же, как и последние сто лет: лишь дремала.

Проснулась она через полчаса.

Стоя у сундука, Марфа сняла замок и достала бумагу – старую, пожелтевшую, с едва различимым почерком, каким она писала в 13 лет. Лист был сложен столько раз, что буквы на складках стёрлись и были почти не различимы. Эту бумагу она писала под диктовку своей прабабушки Марфы, которой тогда уже исполнился 101 год.

Лист был одним из немногих, которые были завалены вещами сундука, а также эти бумаги были спрятаны ещё в одном месте этого дома, но о них потом. Сейчас же Марфе нужна была именно эта записка. Она отнесла её на постель, чтобы потом вложить в Чёрную Книжечку: то, что в ней записано, должно было свершиться уже сегодня.

В день свирепого дождя этого дня, когда будет год 114, ты узнаешь. Время идёт. Смерть первая. Лес. Зло заберёт душу леди. Икона проронит первую слезу. Время Марфы ещё не наступит. Молчи. Жди. Смерть первая 1831. 8.10.1918

Марфа сразу прочла записку, взяла Чёрную Книжечку и вложила туда бумажку. Затем подошла к иконе, опустилась на колени и, прежде чем начать молиться – хотя понимала: это уже ничем не поможет, – вновь посмотрела на свои руки.

– Сегодня восьмое октября. Время скоро придёт, – произнесла она.

После этого Марфа шёпотом начала молиться. Она не прекращала молитву до тех пор, пока не заметила, как левый глаз Божией Матери дёрнулся.

Глаз дёрнулся.

Марфа вскочила и замерла, пристально наблюдая.

Через секунду из большого левого глаза иконы выкатилась слабая, крохотная кровавая слеза. Она скатилась вниз и упала с полки на пол. На полу осталась капля крови.

– И пусть Божья Мать спасёт твою душу. Аминь. – прошептала Марфа.

Она тут же вытерла кровь с пола, чтобы Маша не узнала обо всём раньше времени. Хотя Маша уже видела засохшую кровь на полу, Марфа знала: девушка подумала, что это следы её месячных.

Марфа снова села на кровать и сидела так, пока Маша не вернулась домой.

8

– Папа, – крикнула из коридора дочь, – я ушла. – Стой! – крикнул отец из кухни, убирая книгу в сторону

Он вышел в коридор и посмотрел на свою дочурку. Яков всегда любил любоваться ею: она напоминала ему жену в молодости – они были очень похожи. Её волосы были похожи на золото; они были заплетены в одну большую косу, которая свисала до лопаток. Её голова была овальной, а широкий лоб слегка выпирал. На лбу были небольшие складки, которые особенно нравились Якову – в особенности когда дочь смеялась или злилась детской злостью, как её мать в том же возрасте – в 25 лет. А глаза – его глаза – были, как и у него, слегка углублёнными. Они были карие. Но всё остальное – то есть её тело в этой одежде (она была одета в тёплую куртку цвета хаки, штаны такого же цвета и чёрные резиновые сапоги) – снова напомнило ему жену, которая так одевалась, когда они ходили за грибами.

– Ты надолго? – спросил он, перестав разглядывать дочь, но глядя на её рот, который был таким крохотным. – Нет, я немного пройдусь, а то голова болит, – ответила Света.

Голова у неё действительно заболела, когда дождь закончился. Раньше она никогда не жаловалась на головную боль. Но сейчас произошло что-то странное. Она даже не понимала, из-за чего та появилась. Заметив, что дождь закончился, она вдруг резко откинула телефон и решила выйти пройтись. Хотя гулять по посёлку она вообще не любила, но мысль о том, чтобы не пройтись, вызывала у неё сильные, даже можно сказать мощные, рвотные позывы. И поэтому сейчас она стояла у выхода из дома, собираясь пойти в лес и подышать свежим воздухом.

– Хорошо, будь аккуратна, – ответил он, и сердце вдруг сильно сжалось. Яша вдруг почувствовал, что что-то не так, но сказать об этом не мог. Пока не мог. Он сможет заявить об этом жене, только когда тело дочери найдут в лесу, рядом с проклятым местом. Он будет реветь на коленях и говорить жене, что знал, знал, что это случится, и чувствовал это.

– Да, – ответила она сухо, но её действия были тёплыми, что не совсем соответствовало сухому ответу. Света подошла к отцу и очень крепко обняла его, а он в свою очередь поцеловал её в макушку. После этого они разошлись.

Дверь захлопнулась, и Света направилась к выходу из посёлка.

По сути, их дом находился на территории посёлка, просто въезд на подъездную дорогу располагался немного за пределами въезда в сам посёлок. Хотя сам вход (или въезд) в посёлок местные и приезжие обозначали странно. Все считали, что он начинается от дерева возле многоэтажного чёрного дома, хотя на самом деле начинался он чуть раньше – и чуть раньше, чем въезд к дому Васильковых (Якова, Светы и их жены и матери Юлии). Если бы стоял знак, указывающий на въезд в посёлок Путик, он бы находился у старой, почти заброшенной и заросшей дороги, которая вела к остальным участкам посёлка, а также к кладбищу и небольшой речушке без моста – туда нужно было переправляться на лодке или по льду.

Этот поворот действительно порос травой настолько, что даже тропинки было не разглядеть. Но многие дети любили бегать там, поэтому иногда тропинку всё же можно было увидеть. Хотя детям запрещалось бегать по той дороге: там находилась катакомба – ещё одно прибежище того, кого нельзя назвать, ибо у него не было имени, лишь страх. Но запретный плод сладок, поэтому дети тайком от родителей бегали там. Потом там могли найти чей-то труп, правда, это случалось редко. И вообще, там оно не живёт – лишь может появляться.

Не будем забывать, что это всё-таки дорога (или всё-таки тропинка), и там можно было встретить быстро пробегавших стариков, которые шли этим маршрутом на кладбище или к знакомым. Единственное – после 6 часов вечера, даже летом, там нельзя было никого увидеть. Все боялись там ходить. Но Свету почему-то потянуло именно туда – к катакомбе.

Она прошла 50 метров вглубь острова, а потом резко прыгнула в кусты – так могло показаться человеку, который шёл либо из посёлка, либо из глубины острова (то есть с Линский Прилук), отодвигая телом ветки в стороны. Через два метра она встала на едва проглядываемую тропинку – прижатую и мёртвую тропу. Пройдя ещё несколько метров, она выбралась из деревьев и кустов и встала на твёрдую поверхность асфальта. Этот асфальт появился буквально 70 лет назад, когда военные пытались реконструировать катакомбу, возникшую ещё при Екатерине II. Но они смогли лишь положить асфальт и немного начать перестраивать катакомбу. А потом… все стали невиданным образом пропадать, хотя об этом предупреждали и Марфа, и жители-островитяне.

Асфальтная дорога казалась какой-то шуткой: она была только здесь и имела очень странную форму – напоминала букву «Г». Света как раз вышла на угол «Г». Если бы она посмотрела налево, то увидела бы обрыв асфальта – он находился всего в 50 метрах от неё и почти примыкал к их дому – дому Васильковых. До их дома оставалось ещё 20 метров, а деревья и кусты полностью загораживали вид на него. Света всё-таки посмотрела влево, прекрасно чувствуя, что её дом находится за этими сплочёнными деревьями и кустами. К своему ужасу она ощутила, что окно её комнаты выходит именно сюда. Конечно, это не было для неё новым знанием – она всегда это знала. Но сейчас, когда день заканчивался и света почти не было, ей вдруг стало страшно.

Она встряхнула головой и решила двинуться прямо по асфальтной дороге. Прямо впереди на полкилометра раскинулась эта дорога и точно так же обрывалась у какого-то заброшенного жилого здания.

Света шла вперёд. Её шаг с каждым разом становился всё менее точным и твёрдым. Её потряхивало. Страх наполнял её, но он ей нравился. Она обожала пугать себя – так она справлялась со стрессом.

Поскольку в посёлке почти не было интернета (в их доме стоял усилитель связи, который мало что менял), Света не могла посмотреть тру-крайм или какие-нибудь жуткие видео и истории про паранормальное. Они её успокаивали – точнее, помогали сместить фокус со стресса на ужас и адреналин, а также избавляли от редкой, но сильной головной боли.

А здесь, рядом с катакомбой, она могла вспомнить об ужасе, который ждал её (как и весь посёлок) 31 октября. Да и детство тоже помогало вспомнить. Она помнила, как играла с мальчишками наперегонки – кто быстрее сможет сбежать от Оно, если вдруг Оно придёт за ними раньше положенного срока. Ей всегда удавалось их обогнать, а они в свою очередь сильно обижались и, чуть не ревя, доказывали, что она и легче их, и хитрее. Хрупкое мужское эго в самом начале его появления…

Она даже вспомнила, как один мальчик сильно ударил её по голове и сказал: – Ты противная баба, которая должна лишь ублажать мужиков.

Она не помнила, кто это сказал, но понимала, что мальчик услышал это от отца, считавшего, что над женщинами можно издеваться. Сейчас она, сама того не осознавая, вспомнила фразу, которую когда-то услышала от подруги: «Не все мужчины, но всегда мужчины». Света даже улыбнулась – подруга говорила правду. А сказано это было, когда Света пыталась успокоить подругу, которую избил собственный парень за то, что она застукала его на измене. За это та получила порцию тумаков.

Но улыбка сползла с лица Светы, когда перед её взором возникла катакомба.

Катакомба представляла собой огромную насыпь земли, внутри которой был проход. Сейчас, из-за приближающейся темноты, глядя на гигантскую чёрную бездну, в ней ничего нельзя было разглядеть. Этот вход пугал Свету – она почувствовала сильный страх и мощный прилив адреналина. Она даже не заметила, как ноги понесли её ближе ко входу.

Она двигалась осторожно и постоянно оглядывалась, боясь, что её могут застукать за этим странным занятием, словно она здесь писала. Приблизившись вплотную ко входу, который напоминал огромную бетонную коробку, она остановилась: даже стоя рядом, внутри ничего нельзя было разглядеть. Теперь страх, как казалось Свете, почти достиг предела. Головная боль прошла, и стресс тоже. Теперь, со спокойной совестью, она могла пройтись (то есть сделать круг) и вернуться домой.

Но… её планам не суждено было сбыться.

Смотря внутрь непроглядной тьмы, она увидела, что впереди что-то блеснуло. Вот теперь страх и ужас достигли своего апогея. Сердце внутри неё задребезжало, ей стало невыносимо страшно. Поэтому она в мгновение ока развернулась и сделала три шага от этого места. Но судьба-проказница решила сделать страшный ход.

Всё произошло быстро.

Как только Света занесла ногу, чтобы сделать следующий огромный шаг в сторону «спасения», хладные руки (или лапы – или что это вообще было?) схватили её за ноги и…

Уронили.

Смерть – такая же проказница, как и судьба – не наступила мгновенно, как могла бы. Света сильно ударилась головой об асфальт – настолько сильно, что череп треснул. Она потеряла сознание буквально на пару секунд и, очнувшись, подумала, что сама упала. Но правда оказалась страшнее – гораздо страшнее. Её что-то развернуло к себе – и тогда она увидела…

Смерть Васильковой Светланы Яковлевны наступила в 18 часов 31 минуту. Её тело было обнаружено с полностью поседевшей головой. По предварительной версии, она сорвалась с козырька катакомбы и ударилась головой об асфальт.

В результате падения произошла значительная кровопотеря, что в сочетании с шоком привело к остановке сердца. Кроме того, в момент падения у неё оторвался тромб. Одновременно в головном мозге произошло кровоизлияние – это указывает на инсульт. Таким образом, летальный исход был обусловлен совокупностью двух критических событий, произошедших практически одновременно.

9

Утром следующего дня Маша, как обычно, выдвинулась на пробежку. Сегодня желание бегать было на минимуме: она проснулась с головной болью и насморком. Из-за этого она пока не могла даже вспомнить, что именно сказала ей Марфа перед тем, как она отправилась на пробежку. Пока Маша об этом не задумывалась – Бабушка всегда что-то говорила, и не стоило придавать её словам большого значения. Так она будет думать до тех пор, пока не столкнётся с чем-то или кем-то…

Нос был почти полностью заложен. В поисках мини-аптечки, которую она всегда носила с собой, Маша обнаружила, что та почти пуста. Капли от насморка нашлись, но их оставалось так мало, что хватит лишь на этот, как ей уже казалось, паршивый день. Маша понимала: скорее всего (а так оно и было) она простыла вчера, выйдя под адский северный ливень.

Выбежав из дома, она задумалась, где бы раздобыть лекарства. Можно было обратиться к Яше, но у неё было твёрдое убеждение: принимать чужие лекарства – не лучшая идея. Поэтому мысль об Андрее она сразу отвергла. Ещё одна проблема: нужно зарядить повербанки – вчера вечером она дочитала вторую книгу. Хотя повербанки были большими и вместительными и накануне их зарядили достаточно, но спустя 8 дней пребывания в посёлке последний оставался лишь на одну-две зарядки. Этим вопросом Маша решила заняться сегодня, если, конечно, она не разболеется ещё сильнее. Кроме того, она надеялась спросить у Яши или Андрея (правда, об Андрее думала лишь в последнюю очередь), нет ли у них каких-нибудь книг.

В этот раз она не стала бежать по привычному маршруту – не хотелось видеть Андрея. Дело не в том, что он ей не понравился или задел своими странными высказываниями о женщинах из деревень. Просто ей было непонятно: понравилась ли она ему или нет? Ведь он даже вчера не удосужился назначить новое свидание – это омрачало. Поэтому она решила сегодня там не бегать. Зачем к нему бежать? – спрашивала себя Маша. – Пусть сам находит меня и зовёт на новое свидание… или идёт нахер.

В тот момент она смотрела в сторону улицы Петра Великого, рядом с памятником. Развернув угол обзора на 180 градусов, она побежала в противоположную сторону.

Сначала она не обращала внимания на окружавшие её дома – они были одинаковы по всему посёлку Путик. Потом пробежала остановку и двинулась прямо; бетонные плиты стали пропадать в некоторых местах. Маша этого пока не замечала – бежала, размышляя: что, если она всё-таки заболела? Что тогда делать?

У неё было два варианта: Первый, попросить лекарства у двоих знакомых; Второй, поехать в город.

Оба плана имели изъяны.

Первый осложнялся тем, что Маша не хотела принимать лекарства от незнакомых людей – это её пугало. К тому же у них могли оказаться не те препараты, а это ещё хуже: вдруг лекарства не подойдут и я умру?

Второй план тоже был рискованным: там её могли увидеть. Если в первый раз пронесло, второй может обернуться плачевными последствиями. Но этот вариант привлекал больше: можно купить новые книги, пару повербанков и, самое главное, лекарства.

Но в обоих случаях меня может ждать смерть, – рассуждала Маша, хотя вероятность гибели могла быть преувеличена, особенно если воспользоваться помощью Яши или Андрея.

Поскольку второй план казался предпочтительнее, она подумала: может, попросить Андрея съездить со мной? Но тут же поняла – это вряд ли поможет. Их в любом случае могут схватить и увезти, а Андрей, скорее всего, и пальцем не пошевелит.

Злость внутри нарастала. Она вспомнила, как Володя уговорил её на этот «кровавый бизнес». Позже к злости прибавилась небольшая радость: благодаря этому бизнесу она бы могла круто жить три года без работы в самых классных люксовых условиях – или могла бы жить среднестатистические 20 лет (по крайней мере, так ей казалось). В сумке лежали 5 миллионов рублей, 100 тысяч евро и 50 тысяч долларов. Сейчас сумма немного уменьшилась; деньги были сильно помяты и разбросаны по большой сумке. Она их так и не достала.

Размышляя об этом, Маша пробежала мимо разрушенной военной базы, не обратив на неё внимания – мысли были далеко. Миновала единственное футбольное поле с ржавыми воротами. А через пару минут вышла из задумчивости, остановившись у деревянного развалившегося моста.

Она замерла, глядя на часть острова. Когда-то здесь стояла крепость Петра Великого – именно отсюда брала начало улица Петра. Теперь от крепости почти ничего не осталось: камня на камне. Крепость построили в 1702 году по последнему слову техники того времени. Она могла стать надёжной обороной, если бы кто-нибудь сюда всё-таки приплыл. Но этого не случилось. Крепость была белокаменной, вокруг вырыли ров, образовавший небольшой островок. Сейчас ров сохранился, а крепости почти не осталось.

Никто точно не знал, почему она разрушилась. На неё никто не нападал, за ней ухаживали вплоть до 1917 года. А через 23 года, в 1940-м, сюда пришли военные, планируя устроить базу. Но к тому моменту от крепости уже ничего не осталось.

Всё списали на время и на монархов, которым был безразличен простой народ: после 1917 года за крепостью никто не ухаживал. Но дело было не только во времени. Если бы военные нашли записи всех веков после постройки крепости, они узнали бы: каждые 10–15 лет требовался капитальный ремонт.

Военные предположили (хотя это было неправдой), что крепость построили некачественно. Но, как уже упоминалось, её возвели по передовым технологиям эпохи, и каждые 10–15 лет она совершенствовалась при ремонте. Тем не менее всё рушилось. Время и суровый местный климат тоже сыграли свою роль.

Настоящая причина крылась в самом месте – в посёлке Путик. Крепость разрушало нечто, обитавшее здесь. В посёлке всё приходило в упадок, кроме дома Марфы, хотя он также подвергался суровому северному климату. Многие здания приходилось часто перестраивать – как и крепость. Но некоторые места оставались нетронутыми: камни, разложенные по периметру, под которыми лежал фундамент. Они сохранялись неизменно.

Маша смотрела на большие белые камни, обозначавшие периметр. Ей вдруг стало интересно, что здесь было раньше. Она не знала, что это крепость, но уже догадывалась.

Постояв минуту, она побежала дальше по разбитой просёлочной дороге.

Она бегала из стороны в сторону: в этой части посёлка было много поворотов. Но когда снова начал накрапывать дождь, Маша решила вернуться домой, чтобы не промокнуть сильнее. Из-за этого она слегка заблудилась.

Машу охватила паника. Первый всплеск произошёл, когда дождь усилился, а вокруг стало темнее, хотя даже утром в дождь такого быть не должно. Второй – когда она вышла к странному серо-чёрному дому. Все окна были выбиты, но удивительно: из-за ветра оставшаяся тюль всё ещё развивалась, вылезая из разбитых стёкол.

Маша ощутила неприятный взгляд дома сквозь эти окна. Она чуть не упала, поскользнувшись на грязи. Когда шаг выровнялся и она снова бросила быстрый взгляд на дом, ей показалось, что он покатился на неё.

Пробежка превратилась в бег – двадцатисекундный бег.

Под ногами Маша ощутила асфальт. На секунду ей почудилось, что она снова в своём маленьком городе, откуда когда-то сбежала. Замедлившись, она вновь испугалась, и паника вернулась.