Марфа

*-Северная война (1700–1721) – конфликт между коалицией государств Северной Европы (в том числе Россией, Данией, Речью Посполитой и Саксонией) и Швецией за обладание прибалтийскими землями и господство на Балтийском море и его побережье.

3

Сами жители посёлка были странными – точнее, закрытыми. Эта странность была свойственна только Путику: в основном островитяне старались жить сплочённо. Ведь никогда не знаешь, что может пойти не так. Но здесь этот принцип не работал: все знали, что пойдёт не так, и старались справиться сами, не прибегая к чужой помощи.

Конечно, их несплочённость не существовала всегда. Возможно, когда появилось первое поселение – хотя доподлинно неизвестно, когда это произошло, – люди жили как одна огромная семья, а может, и как единое племя. Но страх и ужас, которые, казалось, появились здесь раньше первых людей, неизменно разделяли любое новое общество или племя.

Люди не общались сплочённо: каждый жил сам по себе, в кругу своей семьи. При этом нельзя сказать, что общения не было вовсе – иначе как объяснить, что все местные уже знали о прибытии Маши к Марфе?

В Путике, как и везде, были затворники – те, кто ни с кем не общался. Здесь такое поведение всегда имело причины. Двое нынешних затворников оказались в этом положении как раз из-за серьёзных обстоятельств.

Первый затворник – Евгений Павлович. Он перестал общаться с людьми после трагедии, случившейся 31 октября 1980 года. Вернувшись домой после ночной смены, он застал двух – и единственных – членов своей семьи в ужасающем состоянии. Он знал, кто (точнее, что) за этим стоял и что именно произошло. Как и остальным жителям посёлка, ему всё было известно.

Потеряв то, для чего жил, то, что любил, Евгений утратил смысл существования. Ему больше не хотелось жить, но он не пытался покончить с собой. Конечно, Женя размышлял о самоубийстве, у него даже была идея, как это осуществить, – однако он всё время откладывал. И вот уже 38 лет он сидит дома, смотрит в окно и видит старый дуб, который продолжает расти.

Вторая затворница – Раиса Васильевна, мать Андрея. С 1980 года, после смерти мужа, она тоже стала затворницей. В отличие от Жени (с которым она никогда не общалась и даже не знала, что у них общее горе), она потеряла любимого человека весной – 31 марта.

Они были почти ровесниками: Женя старше Раисы на три года. Евгений знал о горе Раисы – он достаточно близко (по меркам посёлка, где люди почти не общались) общался с её покойным мужем Павлом, хотя и не испытывал к нему симпатии.

О Раисе было известно многое. Все, абсолютно все помнили, что случилось той весной. И все считали Марфу настоящей спасительницей – возможно, после этого её даже стали немного почитать. Она совершила то, о чём никто не подозревал, что это вообще возможно, – это стало всеобщим потрясением.

Но, несмотря на всеобщее мнение, главная героиня этой истории думала иначе. Раиса Васильевна не верила, что Марфа её спасла. Напротив, она считала Марфу виновной: если бы не она, её муж остался бы жив.

Стоит отметить: хотя Марфу, казалось, благодарили за чудесное спасение, лично её никто не благодарил. Люди обсуждали это между собой, с теми, с кем общались, но многие по-прежнему ненавидели и боялись её. При этом у некоторых появилась надежда: если Марфа помогла им без всякой выгоды, значит, она сможет помочь и другим, если что-то снова пойдёт не так – а это происходило постоянно.

Но в посёлке Путик ничего не происходит просто так – это стоит запомнить.

Женя и Раиса до сих пор не знали, что в посёлок приехала Маша – новый человек. Они оставались затворниками. Правда, Женя теперь изолировался по собственному желанию, а Раиса стала затворницей главным образом из-за болезни, лишившей её возможности вставать с постели. Поэтому она уже не могла защитить сына от Маши.

А он, в свою очередь, когда мать спросила, куда он собирается в 12 часов, так и не признался, что идёт гулять с Машей. Он понимал: маме не хочется, чтобы он встречался – а ещё хуже, женился – на девушке из этой деревни, даже если та приехала лишь погостить и не была здесь рождена. Поэтому он тактично промолчал, выходя из дома под проливной ливень навстречу своей судьбе – судьбе, которая впоследствии сыграет с ним злую шутку.

4

Маша проснулась в 7 утра. За эти семь дней нахождения здесь её биологические часы пришли в такую норму, которая поражала саму Машу. Дело было в том, что раньше, живя с Володей, да и когда она жила с матерью, она была «совой». Ей всегда было тяжело заснуть ночью, а утром – встать.

С мамой так происходило потому, что ночью могли заявиться какие-то мамины собутыльники, с которыми та выпивала и которые начинали издеваться над матерью. Если замечали Машу – звали её тогда по-другому – то, издевались уже над ней. Поначалу это были незначительные издевательства. Конечно, для ребёнка любые издевательства – это издевательства, и ей всегда было страшно. Такое случалось именно ночью.

А когда весной 2001 года Маше исполнилось 9 лет, случилось то событие, которое она уже не помнила, хотя такие вещи навсегда остаются в сознании, полностью травмируя его. Маша вспомнит о случившемся лишь тогда, когда произойдёт страшное событие уже здесь, в Путике. С того самого дня – потом она предположит, что это случилось в октябре, примерно 13–17 числа, – она уже не могла спать по ночам, чтобы, если кто-то придёт и будет издеваться над матерью или над ней, с лёгкостью спрятаться.

Конечно, случаи, когда собутыльники приходили к ним домой или когда мать уходила к ним, стали редки после того самого события. Но даже редкие эпизоды пугали и полностью перестраивали весь организм.

С Володей же Маша засыпала только после того, как тот уснёт. Поначалу это происходило из-за привычки, которую она привезла от матери. А потом, Маша специально не спала, пока он не уснёт. Там тоже произошла неприятная история, которую Маша и сейчас помнила, правда, та всегда ускользала из подсознания.

Дело тогда произошло после случившегося с книгой Стокера. В тот день, 31 мая, рано утром, в четыре часа, ей позвонила Лера и попросила помочь с тогда уже бывшим парнем Кириллом. Дело было в том, что Кирилл сильно напился и явился к Лере на квартиру, угрожая ей убийством из-за того, что она его бросила. Она не могла обратиться в полицию, потому что он сам работал в органах. Лера понимала: если она обратится туда, он сможет договориться о своём освобождении или помиловании, а то и вовсе не попадёт в полицию. И тогда с ней точно случится что-то плохое. Маша сразу же сорвалась к ней.

Когда она собиралась второпях, то случайно разбудила Володю, который спал после своей "изнурительной" работы. Он проснулся и наорал на Машу, не желая её отпускать. Но Маша вымолила его разрешение – и ей это кое-как удалось. Правда, это казалось простым только в тот момент: позже она получит сполна за своё деяние. Это читалось в глазах Володи.

Маша приехала к Лере и смогла отогнать Кирилла. Она притворилась, что живёт в этом доме, и стала угрожать ему тем, что её парень (имея в виду Володю) имеет огромные связи с прокурором Москвы, а также огромное влияние в высших органах. В её словах была чистая правда: Володя в действительности имел настолько обширные связи и действительно общался с прокурором города Москвы. Это серьёзно спугнуло Кирилла – он больше не заявлялся к Лере.

Возможно, благодаря тому, что Кирилл пришёл ночью к Лере, та обрела своё подлинное счастье. После того случая она сразу же переехала и познакомилась с соседом, с которым живёт поныне и ждёт от него ребёнка.

Маше в тот вечер пришлось очень долго сидеть с Лерой и успокаивать её – это был огромный стресс для Леры, она очень долго переживала, что, в принципе, не удивительно. Лера настолько сильно испугалась Кирилла, что Маше пришлось провести с ней время вплоть до 8 часов вечера. Только к 9 часам вечера она добралась до дома – вымотанная морально, но довольная, что Лере теперь стало легче. Из-за этого, придя домой, она не разделась и улеглась спать в уличной одежде. А уже через час проснулась от крепкого удара ремнём по спине.

Маша резко вскочила – удар разбудил её. Перед её взором стоял Володя. Тут же в его глазах она увидела свой кошмар: он сейчас убьёт её. Тот снова занёс над ней свой тяжёлый ремень с большой металлической пряжкой Prada. На этот раз удар пришёлся на всю спину, а металлическая пряжка сильно ударила по почкам.

Маша помнила, как взвыла от боли, как упала на колени перед ним и стала извиняться за то, что разбудила его сегодня рано утром. В этот момент он снова занёс ремень над ней. На этот раз удар пришёлся по печени, а пряжка ударила по ногам. Она с криком боли стала извиняться:

– Извини. Извини. Извини, что разбудила тебя. Извини. Не бей меня, пожалуйста. Мне больно. Извини.

– Не за то ты извиняешься, – спокойным голосом произнёс он. Вновь занёс ремень над ней, ударил её по тому же месту – по почкам – и так же спокойно сказал: – Не за то.

– Что? – жалобно, с трясущимся подбородком, спросила она.

– Зачем, – произнёс он первое слово и нанёс удар; Маша вскрикнула, – ты, – удар, крик Маши, – сказала, – удар, крик, – что, – удар, крик, – я, – удар, крик, – знаю, – удар, крик, – прокурора, – удар, крик, – а? – последний удар, слабый вскрик.

Маша упала и сильно зарыдала.

Он отбросил ремень и сел перед ней на корточки. Прикоснулся к её голове и стал приятно поглаживать. Маша дрожала. Ей было страшно. Но когда он коснулся её, она начала успокаиваться, хотя у неё было чувство отвращения к нему. В таких ситуациях оно нередко появлялось, но так же быстро исчезало. Это свойство успокоения было странным. Маша даже не понимала, почему. Почему ей после «кнута» так нравилось успокаиваться «пряником»? «Пряником» она считала то, что он переставал её бить и либо гладил, либо обнимал. А потом они занимались сексом, после которого он спокойно спрашивал её:

– Зачем ты… – и она вновь извинялась перед ним и говорила, что такого больше не повторится.

В тот вечер всё произошло точно так же. После секса он сказал:

– Я надеюсь, что ты больше никогда не будешь говорить, что я знаю прокурора.

– Да, – подтвердила она тогда.

Он посмотрел на неё, и в его взгляде уже читалось, что он никогда не даст её никому в обиду. Но самое главное – в его взгляде читалась любовь к ней. В подтверждение этому он нежно и очень приятно поцеловал её и обнял. Он уснул, захрапел, и только после этого заснула Маша, зная, что Володя больше не тронет её.

А днём первого июня Маша проснулась – на кровати стоял огромный пакет Louis Vuitton. В нём она нашла сумку и небольшой пакетик Cartier, в котором лежали браслет и подвеска.

У Маши её биологические часы окончательно сместились. Теперь, живя здесь – с Марфой – уже неделю, она стала ложиться спать около одиннадцати, а то и в десять, и просыпаться в шесть или семь утра.

5

Она проснулась и увидела, как Марфа снова молится. Её это уже не смущало – она привыкла видеть, что прабабушка молится каждый день по три раза, а то и больше. Маша, впрочем, не особо придавала этому значения.

Как обычно, она хотела выйти на пробежку, но, взглянув в окно и увидев сильный ливень, решила не идти. Вместо этого она пошла в баню и начала её затапливать – так, как показала ей Марфа.

После водных процедур и наведения красоты, пока Марфа готовила обед и что-то нашёптывала (в принципе, ничего нового), Маша вышла из дома и под жестокий ливень добралась до места встречи.

Ливни на севере, да ещё в такое время года, были ужасно холодными, даже, можно сказать, ледяными. Маша прочувствовала это почти мгновенно: как только она вышла из дома и направилась в сторону памятника, её пробрало от холода. Шквальный ветер бил то в спину, то в лицо, отчего она либо летела вперёд, либо задыхалась.

Маша прекрасно помнила, что оставила свой зонт Off-White дома у Володи. Она не очень любила зонты, поэтому не задумалась о нём, когда уезжала от него. Теперь квартира была опечатана, а половина вещей забрана неизвестными людьми.

Маша стояла под сильным дождём возле памятника, который начал её немного нервировать. Это было единственное, что здесь есть от Советского Союза, – сообразила Маша. Но сейчас её это не сильно заботило: она ждала Андрея, который должен был вот-вот появиться.

Пока Маша стояла в ожидании, она прикрывалась своей новой курткой, которую купила в H&M. Куртка почти не согревала – промокла спустя пару шагов. Такие куртки не особо подходили для здешнего климата. Хотя Маше казалось: раз это шведская компания, там должны быть куртки, отлично подходящие для таких ледяных мест.

Остановившись возле памятника – места их договорённости, – она смотрела в ту сторону, куда обычно бегала. Ей вдруг показалось, что он не придёт: она видела почти километр дороги на улице Петра Великого, но никаких признаков жизни не наблюдалось.

Маша, возможно, расстроилась бы или двинулась обратно домой, но вдруг в её голове всплыла странная мелодия, а за ней – слова, которые вдруг осветили её душу. И душа её запела:

Солнце яркий луч, путь найди во мглеЯ прошу верни, что так желанно мнеЖеланно мне

Вначале она даже не могла сообразить, откуда эти строки. Она даже подумала, что сочинила новую песню. Но новый всплеск эмоций и воспоминаний пролил свет на эту радость и тепло её души.

– Это же из мультика «Рапунцель»! – сказала она, глядя уже в сторону прохода к берегу.

Она улыбнулась, опустив глаза к бетонным плитам дороги.

Когда она собиралась на свидание – на первое свидание – с Володей, Маша смотрела этот мультфильм. Она помнила, что из-за него ей пришлось вызвать такси и чуть не отдать последние деньги, которые заработала с огромным трудом. А всё потому, что на середине мультфильма она стояла – в тот момент наносила макияж, поставив телефон у большого зеркала. Перед тем как нарисовать стрелки, она неотрывно уставилась в экран разбитого телефона. И так простояла до конца мультика.

Ближе к финалу Маша так растрогалась, что в итоге сильно разревелась. Благо на стиральной машине лежали бумажные полотенца. Она вытерла лицо и вместе со слезами смыла макияж. В итоге пришлось краситься заново – но для начала нужно было успокоиться. Из-за этого она немного опоздала на назначенное время встречи.

Правда, потом она увидела его сообщение: он задерживается на полчаса. А она уже была в ресторане – с небольшим опозданием. Сам он пришёл лишь через час и долго извинялся. Но она, конечно, про себя сильно его винила: потом пришлось экономить на еде из-за того, что в тот день она очень много потратила на такси.

Сейчас, вспоминая это, она вдруг поняла: тот мультик был единственным хорошим воспоминанием из того вечера – и, в принципе, обо всех отношениях с Володей.

Снова пропев эти строчки в голове, она дёрнула за ещё одну приятную ниточку, связанную с этим мультиком и песенкой.

Когда она болела, Володя сильно заботился о ней – это были первые полгода их совместной жизни. Маша помнила, как он принёс ей лекарства, подарил большой букет алых роз – из 101 цветка. Потом заказал горячий и вкусный куриный бульон, который помог ей быстрее поправиться. Хотя, возможно, она выздоровела скорее благодаря обильной заботе – тогда ещё —любимого человека. Потом он спросил, что она хочет посмотреть. Маша сразу заявила, что хотела бы посмотреть (пересмотреть) «Рапунцель» – прекрасный мультфильм. Сначала он долго противился: по его мнению, настоящие мужчины не смотрят мультики про принцесс. Позже всё-таки согласился, назвав мультфильм «глупым, детским и женским».

Она помнила, как лежала на его мягкой, слегка подкачанной груди и смотрела мультфильм на большом телевизоре – не на разбитом маленьком телефоне, как в первый раз перед свиданием с ним. Помнила, как подпевала некоторым песням – тем, что запомнила. Будем откровенны: в тот раз, когда она торопилась к нему на свидание, мультик настолько запал ей в душу, что даже спустя полгода она помнила и подпевала все песни.

Улыбнувшись от этого воспоминания, она заметила, как впереди замигали огоньки автомобиля. Они били в лицо, и она слегка отошла в траву, чтобы её не обрызгало.

Когда машина подъехала так близко, что свет уже не слепил, Маша узнала её. Эту машину она видела в гараже у Андрея.

Дверь открылась.

– Залезай! – крикнул он, и Маша без задней мысли запрыгнула в машину, резко прикрыв за собой дверь.

В машине приятно пахло – стариной, смешанной с бензином. Ей нравился этот запах.

– Извини, – начал Андрей. На его лице были капли. Вначале Маша подумала, что он промок, но потом заметила: волосы сухие. Значит, это были лишь капельки пота.

– Долго заводил эту старушку, – мягко закончил он.

– Ничего страшного, – сказала Маша. Её радовало, что её вытащили из, пусть и приятного, потока мыслей.

– Ты сильно промокла? – заботливо спросил он.

– Достаточно, – с улыбкой ответила Маша.

– Печки включены, так что скоро будешь в тепле, – смущённо проговорил он.

– Да, в машине очень хорошо.

– Жаль, что не удалось погулять, – печально сказал он. – Может, поедем в город? Я свожу тебя на фудкорт. В «ЕвроПарке» он суперский.

– Нет! – слишком резко и грубо вскрикнула Маша.

Она знала, какой ужас пережила совсем недавно в этом торговом центре. В город она точно не хотела возвращаться.

Увидев слегка испуганное – точнее, смущённое – лицо Андрея, она тут же улыбнулась и предложила другой вариант, который его устроил:

– Может, лучше поедем в какое-нибудь красивое место, которое у вас здесь имеется? Посидим в машине и поболтаем.

– Давай, – согласился он.

Конечно, ему хотелось съездить в город: нужно было купить некоторые запчасти для автомобиля. Но после резкого ответа Маши он решил согласиться с ней. К тому же его радовало, что не придётся тратить лишние деньги на девушку.

В итоге машина завелась и небольшими скачками двинулась к единственной дороге, ведущей из посёлка в сторону переправы.

6

Как и было обещано, он отвёз её в красивое место, которое, как ему казалось, было идеальным для первого свидания. Конечно, деревенские парни – или, как в этом случае, мужчины – не водят своих девушек на свидания. Точнее, водят, но называют это не «свиданием», а чем-то иным. Андрей прозвал это не свиданием, а катанием по острову: «Мы просто катались, было здорово», – сказал бы он друзьям.

Маша же грезила и считала, что это настоящее свидание. Спустя семь лет совместной жизни с Володей она давно не бывала на подобных мероприятиях. Для неё это тоже было не совсем свиданием: с Володей и двумя мужчинами до него её куда-то водили. Но нынешняя поездка напоминала те, что случались в её маленьком городке. И пусть там их было всего два, она вдруг вспомнила те ужасные «свидания».

На самом деле ни одно из свиданий – ни в маленьком городе, ни в Москве (естественно, до Володи) – не было удачным. Точнее, дело было не всегда в самих свиданиях, а в их продолжениях. Сейчас Маша возлагала надежды на эту встречу: она надеялась, что продолжения сегодня не будет. Обычно на тех странных свиданиях продолжение следовало сразу, а потом они встречались снова. Конечно, они встретятся ещё не раз – она уже это знала.

Пока они ехали по дороге, было очень сыро и почти ничего не видно: дождь к тому моменту усилился настолько, что дальше 10–15 метров ничего разглядеть не удавалось. Поначалу Маша знала, куда они едут, и это её удивляло. Она не совсем понимала, зачем они направляются к переправе Линский Прилук. Потом машина свернула в другую сторону, и Маша, пока они разговаривали, постоянно переводила взгляд на проплывающие мимо пейзажи.

Они проезжали редкие домики, похожие на те, в которых жили жители Путика. Это её не удивляло. Но больше всего вокруг было лесов и участков болот – они встречались постоянно.

К тому моменту, когда они пересекли мост и выехали на остров Бревенник, они уже въехали в большой посёлок 24-го Лесозавода – самый крупный на островах (второй был Путик). Здесь Маше показалось, что посёлок больше, чем Путик. И это было лишь частично правдой – если учитывать количество жилых домов. Но если говорить о размерах и общей застройке, то Путик всё же казался чуть крупнее. Маше так виделось из-за плотности населения. Несмотря на дождь, проезжая через посёлок, она увидела десять человек. Кроме того, здесь был нормальный магазин – достаточно большой для такого населённого пункта. В отличие от Путика, здание было кирпичным, вывеска не выглядела нарисованной от руки, а была хорошо напечатана; надпись «Открыто» светилась и мигала разными цветами. Это объяснялось тем, что именно сюда приходила баржа – здесь люди покупали продукты, в основном кондитерские изделия: торты, пирожные и прочее.

Проехав этот посёлок и направляясь к посёлку 19-го Лесозавода, они видели по пути лишь леса и всё те же болота. Посёлок 19-го Лесозавода оказался небольшим. Дома здесь, как и в посёлке 24-го Лесозавода, стояли вплотную друг к другу, но ровно половина из них была заброшена.

Они быстро миновали посёлок и двинулись по просёлочной дороге вглубь острова. Маше даже начало казаться, что Андрей пытается сделать круг по острову и вернуться в Путик. Она помнила, что в том месте, где она бегает, есть поворот вглубь острова. Но эта мысль задержалась лишь на несколько минут: вскоре машина свернула и направилась к воде. Затем автомобиль остановился.

Они оказались на красивом пляже. Поначалу Маше это было непонятно, и даже возникло чувство отвращения: такой пляж она уже видела в Путике. Но когда дождь немного стих и лёгкий туман рассеялся, она вздохнула и была приятно удивлена увиденным.

Впереди расстилалась водная гладь, а за ней, менее чем в 15 километрах, виднелась основная часть города – его центр. Впереди выделялось высокое 24-этажное здание, которое она прежде видела только на фотографиях. Она не замечала его, когда ездила в «ЕвроПарк»: мысли тогда были заняты другим – и по пути туда, и обратно. Но, увидев его отсюда, она ощутила тепло на душе и одновременно тоску. Ей захотелось поселиться в городе и жить рядом с этим зданием. Она даже подумала, что, если там есть скамейка, она бы сидела на ней и читала книгу, любуясь прекрасным, высоким и, главное, знаковым зданием города.

Но из-за своей ситуации – точнее, из-за мудака – она лишилась этой возможности. Вспыхнули ярость и гнев, но тут же угасли. Затем она перевела взгляд на набережную и Гостиный двор, который, несмотря на расстояние, был хорошо различим благодаря желтоватому оттенку. Ей очень захотелось там побывать. Она надеялась, что через месяц-два всё-таки совершит ещё одну вылазку в город, чтобы погулять там.

Её впечатляла водная гладь перед глазами – ей было интересно молча созерцать её. Андрей понимал, что ей этого хочется, поэтому не говорил ничего и не спрашивал, нравится ли ей это место. А она наслаждалась.

Закончив рассматривать водную гладь и город, она оглядела ту часть пляжа, куда они приехали. Пляж был ничем не примечательным: песок, трава, деревья – всё, как на других подобных островных и северных пляжах. Однако сам пляж был небольшим: здесь могла комфортно разместиться лишь компания из 10–15 человек – чтобы плавать или отдыхать с мангалом.

Въезд на пляж и деревья, элегантно скрывавшие вид на него со стороны острова, оказался идеальным. Эти ивы нависали над въездом так, что, когда машина проезжала сквозь них, слышался шелест: ветки касались металлического корпуса зелёной машины и слегка хлестали её.

После того как они насладились прекрасным видом, разговор продолжился так, словно они ни на миг не прерывались. Андрей рассказывал о своей работе на подводной лодке, делился разными историями. Маша слушала его с неподдельным интересом. Правда, она не всегда всё понимала, но он, замечая это по её глазам, доходчиво объяснял простыми словами – и тогда она улавливала суть.

В начале, когда она только села в машину, они поговорили о простых вещах – о том, о чём обычно говорят люди, знакомящиеся через интернет. Потом Маша рассказала, как оказалась здесь. Ему было очень интересно, его раздирало любопытство: он не мог понять, откуда на острове появляются новые люди. Это было огромной редкостью.

Маша, конечно, не рассказала правду. Она придумала историю на ходу – она всегда умела врать, добавляя яркие факты и мелкие детали, чтобы никто не заподозрил её во лжи. Она была виртуозом обмана.

Она рассказала, что приехала из Москвы, поскольку собирается писать книгу о жизни на острове. Сначала она хотела отправиться на Сахалин – она никогда там не была и думала, что тот остров подойдёт для её книги. Но недавно, когда её мать скоропостижно скончалась, на похороны приехала двоюродная бабушка, которую Маша раньше никогда не видела. Та предложила ей пожить у неё столько, сколько потребуется.

Именно так Маша солгала. Андрей поверил ей – и будет верить до конца, даже когда некоторые детали её биографии вскроются.