О́ное

– Итак, давай подведем черту под тем, что нам стало известно. Следует, что Иван и Колька связаны напрямую с главарем бандитов, с Фомой. Стало быть, им известно, где лагерь ушкуйников.

– Допускать их к Фоме никак нельзя. Сбежавшие с корабля бандиты видели Вас близко. Наверняка рассказали атаману о двух офицерах. И теперь по рассказам Ивана и Кольки сразу Вас вычислят.

– Согласен. Но и держать этих «друзей» в прежнем состоянии нельзя, их надо куда-то деть. Совсем совесть потеряли! Меня бандитам за выкуп отдать!

– Имейте в виду, барин, они очень жадные до денег.

– Правильно говоришь! А что там твои бывшие подельники говорили о бывшем хозяине Фомы, о Мякише?

– Говорили они, что Фома украл у него общие деньги или золото.

– Стало быть, этих двоих Кольку с Иваном надо отправить к Мякишу с данными о нахождении лагеря Фомы, – сказав это, Мареев задумался. Из этого состояния его вывел вопрос Степана:

– Иван и Колька грамоте обучены?

– Знаю, что они от азбуки бегали как черт от ладана. Но это надо уточнить у Павла Игнатьевича.

– Думаю, барин, что их надо послать, конечно за деньги, к Мякишу с письмом.

– А что в письме указать?

– Эти двое знают, где находится лагерь Фомы.

– Ну, а дальше? – с нетерпением спросил граф.

– Дальше их возьмут в оборот, начнут бить и спрашивать кто их послал, как он выглядел и, конечно, где находится лагерь Фомы?

– Нам нужен курьер, которого они до этого не видели и после этого не встретят. И, конечно, деньги.

Мареев встал, походил по комнате, приказал Степану собираться в дорогу. Во дворе нашли Павла Игнатьевича. Сперва уточнили о безграмотности Ивана и Кольки. Потом попросили подготовить повозку для срочной поездки в Углич.

– Что уж так, барин, приспичило-то? Может завтра с утра?

– Дело, Павел Игнатьевич, срочное. Завтра будет поздно.

В Угличе, в кабаке у причала было людно. Дым клубился коромыслом. Слышалось пьяное толковище. Среди посетителей Мареев узнал того самого извозчика, который давеча вез их от причала в имение. Тот все пытался говорить с Мареевым на военные темы. Вспоминал собственное участие в походах, ранение, награды за храбрость. Теперь тот самый извозчик после трудового дня пропивал часть дневной выручки. С ним за столом сидели еще три человека. Севастьян кое-как поместился на краю скамейки и толкнул кучера локтем в бок. Тот уставился на Мареева стеклянными глазами, потом в них появилась человеческая мысль.

– Я узнал тебя, офицер! Давай выпьем! Ведь у нас есть, что вспомнить.

– До сих пор не могу себе простить, что не познакомился с тобой.

– Меня зовут Мефодий.

– А меня Сева. И у меня к тебе серьезное дело. Давай выйдем на воздух.

На улице капитан изложил новому знакомому суть своего дела.

– Только сказать надо Ивану, что обратиться к нему посоветовал один достойный человек. Заверил, что ты и Николай ребята серьезные и надежные. Мы тебя, Мефодий, забинтуем.

А бинты испачкаем свеклой, будто кровь. С такими бинтами тебя потом Иван никогда не узнает. А ты еще добавь, что сам не можешь к Мякишу поехать, потому что за тобой гонятся солдаты, и ранение не дает доехать до Мякиша живым. Но запомни, твой главный рычаг – это деньги. Конверт с письмом и деньги держи вместе. Когда Иван увидит их, ты уже можешь приказывать. А приказать надо так: ехать в Рыбную слободу вдвоем с Колькой. Отправляться нужно прямо с рассветом. Да скажи, чтобы не обманул тебя. Пригрози, будто из-под земли достанешь и убьешь. Тебе, Мефодий, я заплачу потом, отдельно. Не переживай.

– Мне с тебя деньги брать, Сева, грех. Мы же оба войну прошли!

– Одно другому не помеха. Тебе заплачу серебром.

В избу Ивана посыльный стучал долго, потом грубый голос спросил кого нужно и дверь отворилась. Мефодий скрылся в сенях. Выскочил он нескоро и быстрым шагом направился к стоянке. Не доходя несколько шагом до Мареева, стал возбужденным голосом рассказывать.

– Мой вид мужика, который дверь открыл, не напугал. По возрасту и похожести, видать, это младший брат Ивана. Пока я говорил Ивану, тот все бычился до того момента, пока не достал пачку денег. Тут, как ты говорил, можно было приказывать, что хочешь. Он уже согласно потряхивал головой и все пялился на деньги. Тогда я сверху положил конверт и нанес окончательный удар. Говорю, что это половина, другая половина у меня в кармане и предназначена для Кольки. Он, типа один справлюсь. Я ему, дескать на такие дела по одному не ходят, и достал вторую половину денег. Он хвать, но я вовремя руку убрал. И говорю: «повтори мой приказ». Он повторил, а я ему: «коли обманешь, достану из-под земли».

– Спасибо тебе, Мефодий, – Мареев протянул ему мешочек с монетами.

Тот упирался, но Севастьян засунул его за пазуху.

Глава четвертая

На галере под парусом на десяти веслах по течению дошли быстро. Причал Рыбной слободы встретил корабль людской суетой и гомоном чаек. Довольные Иван и Колька огляделись и выбрали для решения своего вопроса мужичонку с балалайкой на коленях.

– Здрав будешь, дяденька!

– И мое приветствие добрым путникам. Далеко ли путь держите, или кого ищете?

– Мужичок нам один нужен.

– Как зовут его? Или может прозвище есть?

– Кличат его Мякишем.

– Кто же вы такие есть, что сам Мякиш потребовался?

– Мы его никогда не видели. Нам поручено ему письмо передать.

– Давай мне письмецо. Кого увижу из его артели, тому и отдам. Монетку дадите?

– Нет, он нужен сам. Велено отдать прямо в руки. Коли не знаешь как найти его, так и скажи.

– Ладно, идите своей дорогой. Что смог сделать, то сказал. По-другому дело не мое.

Ребята сели на перевернутую лодку и стали выбирать другого знатока местных окрестностей. Долго не могли подходящего обнаружить. Вдруг сзади прозвучал тонкий девичий голосок.

– Мякиша ищите?

– Да.

– Пошли покажу.

Девочка привела их в сарай, расположенный недалеко от пристани. То, что место глухое друзья поняли не сразу. Да и в чем можно заподозрить такую милую юную девчушку? В сарае четверо ражих мужиков скрутили путников и посадили в здоровенные бочки, установленные на телеги. Сверху плотно закрыли крышки, но у бочек не было днища. Из щелей в полу поступал воздух и дышать с трудом, но было можно. Все это произошло в полной тишине.

Потом телега поехала. Слышны были лишь команды, относящиеся к лошадям. Ехали очень долго. Постоянно ударяясь о стены бочек плечами и головой, Иван и Колька не чаяли окончания дороги. Но у каждого сидела одна и та же мысль «за большие деньги можно и потерпеть».

Путешествие завершилось. Сперва друзья увидели глухой лес. Потом их взгляду предстал целый город. В центре рубленый дом, покрытый дранкой. Вокруг землянки с тремя или четырьмя венцами по верху. Кровля состояла из веток вперемежку с соломой. К избе вели три улицы. Одна между землянок, по которой привезли ребят. Две другие уходили по бокам и начинали петлять в кустарнике.

Ивану и Кольке приказали сеть на траву и ждать. Охранял их всего один парень, одетый в справный кафтан, сапоги на каблуках и вооруженный фузеей. Ждали долго, даже устали смотреть на крыльцо избы. Вдруг сзади раздался грозный бас:

– Эти двое искали меня?

Пред взором оказался настоящий богатырь с окладистой бородой и кулаками, что булава. Он упер руки в боки и проговорил:

– Показывайте! Какое такое письмо для меня привезли?

Иван полез за пазуху и достал конверт. Мякиш взял его в руки, надорвал, достал письмо, прочитал и ухмыльнулся.

– Кто просил это передать?

– Один мужик. Весь забинтованный, бинты в крови, сказал, что за ним солдаты гонятся. И сам он это письмо передать не может.

Мякиш ухмыльнулся, махнул рукой. За ним потянулись человек семь, все они скрылись в доме и обратно появились нескоро.

– Кто вы такие?

– Мы крепостные помещика Мареева. Его усадьба в двух верстах от Углича.

Мякиш глянул на деда в сером картузе, тот утвердительно кивнул головой.

– Деревня ваша как называется?

– Ермолино.

Дед опять утвердительно кивнул головой.

– Что боярские харчи надоели?

– Сказывают, – влез в разговор дед, – у Мареева крестьяне с голода не пухнут, содержатся в полном порядке.

– Это верно, – сказал Иван, – тут спорить не будем. Но хочется вольной жизни.

– Свобода наша такая – впереди простор, а сзади, да и по бокам тоже – могила. Не думали об этом, добры молодцы?

В ответ стояла тишина. Мякиш походил взад-вперед, обошел толпу своих приближенных, потом уставился немигающим взглядом на Ивана и спросил:

– Когда в последний раз Фому видел?

Иван побледнел и от вопроса, и от манеры, в какой он был задан. Но недолго думая, ответил:

– Седмицы три-четыре тому как.

– Виделись у него в лагере?

– Да, – прозвучал ответ.

– Все верно, братья мои родненькие, – атаман глядел на свою свиту и продолжал, – этот перебинтованный мужик очередной обиженный Фомой подельник. Видать атаман хотел с ним расправиться, да не успел. Но спасибо ему за такое одолжение.

Потом Мякиш поглядел на путников и вынес свое решение. Тон его заявления был таков, что никто бы не решился дополнить или возразить.

– Сейчас вас отведут на отдых, с рассветом подъем. Поведете нас к Фоме в гости. И не дай Бог, по дороге хотя бы раз плутануть!

– Как пойдем?

– Как-как? Водой!

– Но мы от воды никогда в его лагерь не заходили.

– Теперь зайдете! – ответил Мякиш и пошел в ту сторону, откуда он появился.

Ребята поняли, что изба у него, как штаб. А живет он совсем в другом месте.

Раньше Иван и Колька думали, что ушкуйники от того так и зовутся, что по воде ходят только на ушкуях – речных лодках. Утром выяснилось, что у Мякиша есть еще и галера с капитаном и полной командой. Шли на хорошей скорости. Минули Углич, приближался Калязин. К ребятам подошел капитан.

– Смотрите на берег, не пройти бы мимо!

– Так мы уже говорили, водой ни разу в лагерь не ходили.

– Значит, ищите признаки. Мое дело маленькое. А то вас Мякиш казнить прикажет, коли не найдете.

Друзья до боли в глазах уставились на береговую линию. Колька увидел наблюдательное место между двумя близко стоящими деревьями. Заметил голову стражника в мохнатой шапке. Он бросился на мостик и показал обнаруженное охранение. Капитан кивнул головой и продолжал вести галеру прямым курсом. Когда место наблюдателя скрылось за деревьями, он развернул галеру и пристал к берегу. Берег оказался удачным для высадки. Длина переброшенных сходень, позволила команде без проблем оказаться на суше. Скрытно двинулись в сторону охранения, потом Мякиш остановил отряд и обратился к бойцам:

– Нас десять человек. Два проводника не в счет. В отряде Фомы человек тридцать, но точно никто не знает. Пусть каждый из вас примет обязательство уничтожить не менее трех людей Фомы. Но самого Фому приказываю пальцем не трогать. По его смерти наш поход теряет всякий смысл. Только он знает, где спрятаны несметные сокровища.

Тут до Ивана и Кольки дошло, что раненый мужик использовал их, как дураков. Хотя и деньги заплатил немалые.

– Евсей, – позвал атаман, – зайди к этому соловью-разбойнику на дереве сзади и сними его потихоньку!

Из отряда отделился мужик. Ребята увидели у него в руках лук, снаряженный стрелой. Его проводили взглядом, и в воздухе повисла тишина. Также незаметно Евсей вынырнул из кустов и доложил, что задание выполнено.

– Теперь ведите нас в лагерь, чудо-богатыри! – уже громким голосом сказал Мякиш.

Друзья переглянулись. Они понимали, что им будет, если не смогут найти нужное место. Прошли немного, и Колька толкнул Ивана в бок:

– Видишь пень, и кора от него вокруг валяется?

– Вижу. Только таких мест полно в лесу.

– Такой один. Я тогда еще удивился толщине коры.

Подошли к этому ориентиру. Колька покружил вокруг пня и уверенно показал нужное направление движения. Шли недолго, и ноздри уловили запах дыма.

– Скорее всего костер, – опять нарушил тишину Колька.

У всех эта догадка тоже появилась. Прошли еще немного и Иван поднял правую руку. Все остановились. Подошел Мякиш. Ребята шепотом стали ему объяснять, что могут быть ближние посты вокруг лагеря.

– Всем стадом получится шумно, – закончил Иван, – прошлый раз охранник сидел на дереве так, что мы его не сразу заприметили.

– Евсей, – опять позвал атаман своего разведчика. Поставил перед ним задачу. Стали ждать.

Вскоре Евсей вернулся и доложил, что дошел до самого лагеря, но охранения более не встретил.

– Значит так! Идем гуськом до того места, откуда виден лагерь! Потом растягиваемся в цепь и бьем из луков всех, кто окажется в досягаемости. После этого перемещаемся поближе. Половина влево, половина вправо. И ждем. Начнется беготня, кладем бегающих. Делаем по выстрелу.

– Мякиш, а коли Фому положим?

– Фома днем предпочитает прятаться. Он любит барина из себя корчить.

Когда заняли позицию и сделали все, как приказал атаман, из серединной землянки послышался голос.

– Все, сдаюсь! Предлагаю переговоры.

Сделали несколько шагов вперед, и Мякиш заорал своим басом:

– Фома, узнаешь меня, или назваться?

– Узнал! – ответили из-за двери землянки, – как ты меня нашел?

– У меня проводники надежные обнаружились!

Мякиш встал между Иваном и Колькой и положил свои руки им на плечи.

– Знал, что они продажные, но не знал, что настолько! Тебе наш золотой запас нужен? – спросил Фома.

– Ты как думаешь?

– Вот и хочу подумать.

Пауза затягивалась. Из землянки никто не выходил. Банда начала нервничать. Первым не выдержал Мякиш.

– Фома, думай скорее! Али испужался?

Снова тишина. Атаман мотнул головой в сторону землянки. Двое бандитов стали потихоньку подходить к двери. Один рванул на себя дверь, она оказалась незапертой. Оба нырнули в дверной проем. Через секунду выбежали.

– Мякиш, тут никого нет!

– Евсей, вперед! – прогремел бас атамана.

Он и сам приблизился к месту недавнего нахождения Фомы. Ждали недолго. Разведчик вернулся и сообщил:

– У стены, напротив двери, кровать. Под нею лаз. Он уходит туда, – Евсей показал в сторону леса.

– Братья, двое в этот лаз, двое в ту сторону, в которую указал Евсей.

Ход оказался узким, разве что на четвереньках по нему ползти. Длину никто не мерил, но стало понятно, что созданная Фомой пауза оказалась достаточной, чтобы убежать от погони. На выходе обнаружили следы лошадей. Обследовали это место и поняли, что было три лошади. Следы вели в сторону Калязина.

– Люди добрые! – взвыл Мякиш, – други мои верные! Видели, как этот вор соорудил из меня огородное чучело?

Лес принимал его страшный крик и отзывался еще более пугающим, уходящим вдаль эхом. Атаман ходил по кругу, согнутый в поясе, он потрясал своими ручищами в воздухе.

– Какая диковинная дурь! Предъявил ему своих проводников. Не сделай этого, мог бы на живца гада поймать! Теперь я голый перед ним! Евсей, принеси мне чеклажку зелья.

В конце концов, Мякиш взял себя в руки и начал отдавать приказы.

– Убитых тварей обыскать, сложить вон в ту яму и присыпать землей. Не будем зверью корм из человечины оставлять. Облазить в землянках каждый угол. У каждого должен быть свой схрон. Что найдете, то ваше! На все это время до захода солнца.

– Атаман, а может погоню организуем?

– На своих двоих? Фома на лошадях. Делайте, что я вам сказал, а я с проводниками пошел на галеру. У меня к ним еще вопросы остались.

На палубе Мякишу поставили кресло с высокой спинкой. Ивана и Кольку обязали стоять напротив.

– Скажите мне, рожи крестьянские, как вам удалось войти в дружбу с Фомой?

Говорить начал Иван:

– Еще до строительства конюшни в Ермолино, в свободное от полевых работ время мы могли искать себе подработку на стороне. Так повадились с Колькой ходить в лес за зайцем. Соорудили специальные сети, для приманки использовали морковь и начали потихоньку добывать зайчатину. Мясо оставляли себе, а шкуру сдавали управляющему. Это была плата за пользованием угодьями.

– У нас стараются с барином жить в дружбе, – встрял в разговор Колька, – тогда он всегда из беды выручит. Ну, там неурожай…

Мякиш перебил его и снова обратился к Ивану:

– Говори ты, – складно получается, а в добавлениях этого я не нуждаюсь.

– Чего там получается, – продолжил Иван, – так наткнулись однажды на охранение Фомы. Нас связали и привели в лагерь. Давай допрашивать. При этом что было силы били по морде и по спине, несколько раз в дыхало. Потом облили водой и бросили в крапиву. Она в лесу в рост человека, листья в ладонь. Сказали, утром будут убивать.

– Пожалел нас сам Фома, – опять влез в разговор Колька.

– Тебе что плетей отвесить? Сказал же заткнись. Мне твоего друга достаточно, – Мякиш начинал злиться.

– Утром Фома усадил нас на бревно, – продолжил рассказ Иван, – сам ходил вокруг и все спрашивал о деревне Ермолино, потом о нас самих, потом сказал про себя, дескать, все думают, что царя убили, а он спасся и вот теперь стоит перед нами. Называл себя Петром Федоровичем. Мы, конечно, кивали головами. Всем выражением лица показывали свою радость, а внутри носилась мысль о полном безразличии и к атаману, и к царю. Нам что Фома, что Петр Федорович, все равно. Лишь бы не лишали жизни. А в слух сказали так, что если его царем назначила сама Елизавета Петровна, то мы готовы прямо здесь присягнуть ему на верность. Фома тогда кивнул головой и попросил нас продолжать. Тут я начал врать, будто до нас дошли слухи, что Петр Федорович хотел крестьянам отдать землю. Каждому выдать по лошади и по десять рублей серебром. Тогда Фома приказал развязать нас и велел всем в селе рассказать, что царь Петр Федорович спасся, живет в наших лесах и скоро придет освобождать крестьян. Фома велел через месяц снова явиться к нему.

– Во как обнаглел мой бывший казначей! В государевы дела полез! – басил Мякиш, – неужто не понимает, что за такие речи сюда столько войск пригонят, что они весь лес вырубят и заставят Волгу течь вспять!

– Если так, то может он хотел, чтобы войска разделались с тобой? – снова не выдержал Колька.

– А что? Молодец крестьянин. Я сразу и не домыслил! Вообще-то на Руси самозванцев любят. На них мода то затухает, то начинается снова. Сегодня кто знаменем Петра Федоровича начнет размахивать, может даже горы сдвинуть. Давай, Иван, дальше говори.

– Мы, конечно, не стали про выжившего царя на деревне говорить, но к Фоме через месяц пожаловали и сказали, что народу все равно. Молодые ищут, где можно денег взять, женатые думают о детях, а старики о внуках и приближающейся смерти.

– Что же вам ответил Фома? – спросил Мякиш.

– Сказал, что страна у нас темная и невежественная. А мы стали проситься к нему в отряд.

– Дураки были, – вырвалось у Кольки, и он сразу закрыл рукой свой рот.

Продолжил Иван:

– Прав он, атаман. Глянули мы нынче на твоих парней, не наше это дело. Да мы и не сможем как они. Помочь тебе будем завсегда рады. Мы можем только землю обрабатывать, копать, дрова рубить, строить. А это ремесло нам не по плечу.

На галеру стали возвращаться люди атамана. Говорили, что надвигается ночь, что на воде надо переждать до утра.

– Капитан, сможем сейчас дойти до Углича? – спросил Мякиш.

– Ежели самой малой скоростью, – прозвучал ответ.

– Там у причала и ночь переждем. А что про свои находки молчите?

Раздались нестройные голоса, из которых стало понятно, что люди сильно разочарованы.

– Ладно, – опять забасил атаман, – придем в Углич поедим и попьем.

После этих слов он бросил на стойку мешочек с монетами.

Банда гуляла всю ночь. Наравне с ними ели и пили Колька с Иваном. Перед рассветом подошел к ним Мякиш. Он сказал свое слово, по которому отпускал ребят восвояси и предупредил о скорой встречи с ними Евсея.

– Помните девушку с ангельским голоском в Слободе на причале? Она частенько работает на пару с Евсеем. Может одна прийти, может вдвоем. Окажете нужную помощь.

– Все сделаем, – заверили ребята.

– Да не вздумайте баловать! Эта девчушка, ее Аннушкой зовут, не одного мужика своим кинжалом завалила.

Друзья преодолели две с половиной версты от Углича до Ермолино будто на крыльях. С первыми петухами разошлись по домам. Ведь подумать только остались живыми после страшной переделки. Утром, как ни в чем не бывало, друзья появились на стройке. Народ к их исчезновению так же, как и к неожиданному появлению, любопытство не проявил. Ежели бы случилось дурное, то бабий вой известил бы всю деревню. А когда все тихо, то и слава Богу!

К полудню на стройку подъехал Севастьян. Подозвал к себе прогульщиков и спросил о причинах такого поведения. Начал оправдываться Иван:

– Прознали, что в Рыбной слободе народ на разгрузку барж с солью за большие деньги набирают. Решили с Колькой туда поехать. Понимали, что если заплатят хорошо, то и на штраф достанет, и себе на радость останется.

– Вот и платите за свои прогулы штраф!

Иван и Колька достали свернутые трубочкой ассигнации. Севастьян назвал изрядную сумму.

– Осталось на радость?

– Спасибо, Севастьян Кириллович! – то ли с издевкой, то ли с обидой заявил Иван.

– Не стоит благодарностей! Только склады с солью в Рыбной слободе еще с весны стоят забитые. Придумайте что-нибудь правдивое.

Мареев пошел в сторону строящейся избы, где уже вовсю шли работы. Иван с Колькой после трудов праведных, вечером присели на скамейке возле будущей избы. Их мучил вопрос, что делать дальше. И Фома может месть сотворить. И Мареев способен отдать их или другому барину, или в солдаты.

– Все-таки тут у нас родители, братья и сестры. Сытые, от холода не страдаем. Редко, но случается подработка. Может чего и плохо, но здесь все надежно, – Колька иногда озвучивал правильные мысли.

– А там попадешься или убьют, или на каторгу сошлют, – поддержал эти рассуждения Иван.

– Сдается мне, что нам до каторги осталось сделать один шаг. Надо принимать решение, – снова сказал Колька.

Тогда Иван предложил:

– Тогда пойдем прямо сейчас в усадьбу. Все расскажем Севе. Завтра может быть поздно, да и во время работы делать это не с руки. Разговор коротким не получится.

Ребят Павел Игнатьевич проводил к кабинету молодого графа, спросил разрешение барина и втолкнул друзей вовнутрь.

Капитан внимательно слушал их, кивал головой, вздыхал. Сказ вышел длинный, друзья говорили по очереди. Наконец, Севастьян смог задать вопросы:

– Значит Фома хотел слух распространить, что он спасенный государь Петр III.

– Петр Федорович, – поправил его Иван.

– Сильно оказался раздосадован, когда узнал, что крестьянам все равно – жив государь или убит? – спросил граф.

– Нет. Ему было все равно, будто ждал такого ответа.

– Скажу вам, что Фома намного опаснее Мякиша. Мякиш бандит и только, а Фома мужик думающий, – утвердительно произнес Мареев.

– Подземный ход заранее подготовил, – поддержал мысль Иван.

– Подземный ход явление известное. Как он умело разговор с Мякишем рассчитал. Ведь надо было выгадать каждую минуту. Как будто у него в руках был хронометр. А много ли денег этот казначей прихватил у атамана?

– Мякиш называл так: украденный золотой запас! – ответил Колька.

– А что если этот запас спрятан у вас в деревне?

– Что в лесу места мало? – недоверчиво спросил Колька.

– Места много, риска много.

– Так яму можно глубокую вырыть, – не унимался Иван.

– Зимой быстро сокровища не достанешь, а как пожар случится? Все ориентиры нахождения клада сгорят.

– Но почему в нашей деревне? – спросил Колька.

– С вами люди Фомы обошлись жестоко, утром хотели убить. Как узнали, что вы из Рогозово, так Фома оставил вас живыми.

– В толк не возьму, – бычился Иван, – если запас спрятан у нас в деревне, то убить нас было бы проще!

– Если бы убили, то смотря кого на ваши поиски привлекли бы? Всю деревню перевернут! Могут и солдат цепью поставить. Фома наверняка знает, что Кирилл Севастьянович своих крепостных в обиду не дает.

– Видать, осведомлен, – вставил Колька.

Севастьян продолжал:

– Главное, чего испугался Фома – это действий стражей порядка в самой деревне после вашего исчезновения. Коль расследовать пропажу людей, то нужно опросить каждого.

– Мог же отпустить нас и не назначать следующую встречу у себя в лагере, – заметил Иван.

– Видать, ему хотелось узнать, запомнили ли вы дорогу в лагерь. Может проверял, как начнете уверять, что Петр III жив, дойдет ли сие до властей или нет?

– А тут он понял, что мы никому ничего не сказали, и это его тоже устроило.

– При вашем повторном появлении в лагере он ничем не рисковал. Все уже итак случилось. Уверен в другом, в Ермолино живет его человек. Он регулярно ему обо всем сказывает. Если его человек еще не получил задание выяснить каким образом вы связаны с Мякишем, то таковое он вскорости получит. Уверен, что Фома голову свою сломал, ища ответ на вопрос, кто вы есть на самом деле. Ваш фортель с Мякишем все его карты спутал.