О́ное

Дневник барыни скорее всего Мякинин украл – в альбоме оставалось еще много свободных листов.

Мареев настолько погрузился в свои рассуждения, что не заметил приближения Степана и Евсея. Попутчики отдохнули, выглядели посвежевшими, способными к новым подвигам.

– Предлагаю следующий план наших дальнейших действий. Ты, Евсей, выйдешь у обители Преподобного Кассиана. Не хочу, чтобы в Угличе нас заметил вместе какой-нибудь воровской пригляд. Добраться до Углича у тебя проблем не возникнет. Паломников в обители всегда достаточно. Но уходить тебе лучше водой, так как человек, на которого я рассчитываю чаще всего, бывает на пристани. Он ямщик, развозит пассажиров окрест.

– Зачем он мне, думаю жилье в городе без него найду.

– А коли ты мне срочно потребуешься! Где искать тебя стану? Ждать появления может и срочность не позволит! Потом как сходу отгадаешь, кто хозяин жилья? Думаешь, все бандиты в Слободе остались?

– В этом ты прав, Севастьян!

– Зовут ямщика Мефодий. Коли не дождешься его там, где экипажи стоят, вечером ступай в кабак. Скажешь от меня.

– Отведет он меня на постой и что?

– Доберешься завтра до деревни Ермолино. Спросишь Ивана или Николая.

– Они меня узнают и испугаются!

– Конечно испугаются. Но нам нужно, чтобы ты их куда-нибудь отослал из деревни на пару дней.

– Коли заартачатся?

– Грози здоровьем Дуняхи, так зовут полюбовницу Ивана. Он уже от своих чувств умом тронулся. Через это согласится на выполнение любого поручения. Только такого, чтобы ни он, ни Колька подвоха не почувствовали.

– Придумать ничего не могу. Может ты подскажешь? – после некоторого раздумья попросил Евсей, – или уже расскажи все до конца!

– Золото спрятано в брошенном колодце между избой и сараем этой самой Дуняхи. Но она за плетень выходит редко. Обязаловку отрабатывает прачкой, земельный надел находится тут же за сараем. Да у нее еще две дочери четырех и шести лет. А с темнотой еще и Иван до утра приходит. Вот нам и надо, чтобы хотя бы Ивана поблизости не было.

– Теперь и мне все стало понятно, – неожиданно сказал Степан, который тут же сидел на приступочке.

– Вряд ли можно соорудить так, чтобы на виду у хозяйки и ее детей спуститься незамеченными в колодец, – рассудил Евсей.

– Ну коли ничего не придумаем, – в сердцах заявил Мареев, – пойдем напролом в открытую!

– Думаю, вариант имеется, – неожиданно прозвучало со стороны Степана.

Евсей отмахнулся, Мареев кивнул, дескать излагай.

– У Грехова ручья, за Рогозово, стоят на берегу четыре дома и хозяйственные пристройки. Два из них пустуют, – начал Степан.

– Там раньше деревня была, – уточнил Мареев, – но из-за сильных снежных заносов жители постепенно покидали это место и присоединялись к другим деревням. Дома, как правило, разбирали и перевозили на новое место. Два дома остались. Теперь у этой бывшей деревни названия нет. Только не пойму, откуда, Степан, ты все это знаешь? И какое отношение это имеет к нашей задумке?

– Мы туда, барин, за камнями ездили. Мужики про эти два дома мне сказали. Стало быть, случись чего, то Дуньку, ее детей и скотину имеется куда переселить. Надо только, чтобы ее старый дом сгорел.

– Ты, Степан, говори, да не заговаривайся! Тоже мне пожар удумал делать! – почти на крик перешел Севастьян, – от этого другие дома полыхнуть могут. Целые деревни сгорают.

– Сгорают! – подхватил Евсей, – только при наличии ветра! А сегодня осень тихая. И с реки не очень дует. Ветра нет, работы у команды тушения мало и трагедии можно избежать. Крыша у избы какая?

– Солома, – ответил Мареев.

– Ее и подожжем! Пожар учиним днем, чтобы мужиков быстрее собрать. Я понял, что у конюшни основная мужицкая сила сосредоточена. Степан будет на стройке, и только завидит дымок, чтобы не ждать когда все разгорится, подаст сигнал тревоги и поведет за собой мужиков на тушение. Пока мужики будут бежать, пусть кто-нибудь детей и хозяйку выведет. Скотина у нее есть? – Евсей уже все представлял в красках.

– Скотина какая-то есть. Но какая и сколько, не знаю.

– Это не проблема. Главное, чтобы крыша обвалилась, тогда в избе жить будет нельзя. И все будет оправдано, комар носа не подточит. Переселение Дуняхи с детьми и хозяйством в другой дом будет красивым поступком со стороны барина.

– Поджигать кто будет? Днем в деревне всегда свидетели найдутся? – уже миролюбиво спросил Севастьян.

– Поджигать буду я, – хладнокровно заявил Евсей, – найду дерево поближе к дому. Ночью на него влезу. Там просижу до нужного времени, мне не в первой.

– Как поджигать-то будешь? – почти хором спросили Мареев и Степан.

– Пальну горящей стрелой из лука. Только погода бы не подвела. Оставалась бы еще день-два безветренной.

Когда идея улеглась в головах заговорщиков, они изумились простоте и правдоподобности задуманного. Погалдели еще немного, но вдали увидели обитель Преподобного Кассиана.

– Хочу спросить тебя, Сева, но стесняюсь. Теперь понял, что не уймусь. Правда, что у тебя имеются рыбьи кафтаны?

– У меня они не имеются, но сказал я тебе правду наполовину.

– Это как?

А так, что еще Петр Великий построил подводный корабль для двух человек. Судно утопляли, внутри находились два человека. Гребли веслами, устроенными так, что вода вовнутрь не проникала. Это факт. Но за прошедшие годы изобретатели додумались еще до очень многого, чтобы человек мог долго находиться под водой. Только этого доподлинно пока не знаю.

– Значит врал мне ты? А я поверил. Ладно, тогда это нужно было для дела! – махнул рукой Евсей.

– Завтра к вечеру будь в кабаке у причала.

Утром в лесу возле временного пристанища Фома объявлял своим подельникам решение:

– Обоснуемся на зиму в городе Угличе. Не след нам далеко от золотого запаса уходить. Есть и другие соображения, о них потом. Надо снять на зиму дом с печью. Но до холодов сокровище изъять и затаиться в доме, – Фома говорил уверенно, понимая, что его отросшая борода, не знающая ухода, и черная повязка на один глаз, соответствующая одежда, изменили прежний облик. Этот новый образ дополняли заплатанные валенки на ногах. Их обладатель должен вызывать у окружающих жалость. Конечно, в таком виде в приличных местах находиться не сможешь, но ходить по улице вполне допустимо.

– Видать много на тебе грехов, Фома, коли не брезгаешь в таком виде шастать? – смеялся Кабан.

– Тебе предстоит сейчас скакать в город и искать то самое место проживания.

Кабан вытаращил свои глазища на Фому, дескать есть исполнитель помоложе, ему и выполнять это поручение.

– У Жилы задание другое, более важное! А ты собирайся и езжай, не зли меня! Жилье найди возле какого-нибудь монастыря. Я смогу там ходить беспрепятственно.

Когда Кабан уехал, Фома обратился к Жиле:

– Тебе предстоит знакомство с дедом Макаром, ночным обходчиком деревни Ермолино. Помнишь, что Дунька о нем сказывала?

– Этот дед, действительно, ночью не спит. Все по закоулкам шастает. Делает все незаметно, потому и знает много. Дуняха тогда еще сказала, что ночью из-за него в деревне не спрячешься.

– Посему тебе и надобно с ним задружиться!

– Как я это сделаю? Ночью подозрительно, а днем он спит. Что под одеяло к нему залезть?

– Ты, верно, думаешь, что для получения богатства надо ладошки сложить ковшиком, вытянуть ручонки и глянуть на небо? Так?

– Не знаю, Фома. Ей Богу не знаю, как мне с этим дедом подружиться!

– Все я должен за вас с Кабаном делать! Вот подельники мне достались, горе луковое! Слушай внимательно. Тебя до этого в Ермолино никто не видел?

– Никто!

– Дуняха о своей жизни особо никому не рассказывала?

Жила кивнул головой и продолжал смотреть на командира.

– Стало быть у Дуняхи обнаружился брат. Еще мальчонкой его отдали в люди. Стал он ремесленником, столярных дел мастером. Живет в Ярославле. Сестру долго не мог найти по причине ее отъезда от прежнего барина и смены фамилии.

– Ты голова, Фома, я бы такого ни в жизни не удумал бы!

– Слушай дальше и запоминай! Наконец, ты сестру нашел и приехал к ней в гости с гостинцами и выпивкой.

– Стало быть я у нее поживу! И она от Ивана отдохнет. Я ведь тоже живой человек.

– Не о том думаешь. Дело делать надо!

– Говори далее.

– В первый день появишься у Дуньки под самый вечер, но чтобы было еще светло. Объяснишь ей нашу задумку кто ты ей и для чего это. Когда начнете праздновать встречу, пусть Дунька подгадает под проход деда Макара по улице мимо ее избы. Постарается за стол его затащит, там и познакомитесь. Поговори с дедом о жизни, о детях, о барине.

– Все понял. Давай мне деньги, пошел на задание.

– Ничего ты не понял! На третий день твоего проживания у Дуняхи придет Кабан, вроде как твой напарник по столярному делу. Затеете с ним ремонт ворот в сарае. После, как дед Макар мимо пройдет, лезьте в колодец. Там дно сухое, знаю лично. За нижним венцом под бревном обращенном к сараю стоят два кованных рундука. Поднимите их наверх и спрячьте в Дунькиной избе поближе к двери. Утром я приеду на повозке, заберу и вас, и золото.

– Ну что? Я пошел?

– Вот Кабан вернется, поедем все вместе в город. Сперва на рынок продавать наших лошадей. Потом оглядим новое жилище и коли подойдет, проведем там ночь. А уже завтра ты пойдешь в Ермолино.

Вдруг Иван понял, что уже давно не делал Дуняше подарков. Не поленился после работы сбегать в город и выторговать у знакомого купца кусок шерстяной материи. Дуняха уже давно ему говорила, что хочется ей сшить новую юбку. И в такую же материю одеть девочек. По крестьянским меркам подарок оказался дорогим. На обратном пути Иван прикупил еще и пряников. Пришел домой, спрятал подарки и стал дожидаться темноты.

Когда улыбающийся Иван переступил порог Дуняхиной избы, то замер будто изваяние, увидев за столом незнакомого мужика. Хозяйка, осознав неловкость ситуации, мигом вскочила с лавки, подлетела к гостю и стала объяснять, что к ней в дом пожаловала нечаянная радость. Наконец, до Ивана стало доходить, что сидящий за столом мужик – это ее брат. Дуняха с благодарностью приняла пряники, отвернула угол материи и приложила к себе. Глянула и засветилась будто солнце. Начала целовать гостя в щеку, потом в губы. За столом до Ивана дошло, что в грядущую ночь близости у него с Дуняхой не случится. Выходит зря он торопился купить подарки, зря деньги потратил. Ивану стало очень обидно. Не спрашивая разрешения, он налил из штофа мутной жидкости, выпил ее залпом, понюхал хлебушка и направился к двери. За калиткой понял несуразность своего поступка, но возвращаться уже не хотелось. Мысленно Иван даже обрадовался, что, наконец, даст организму отдых впервые за много дней.

Нечаянно столкнулся с дедом Макаром.

– Что ты, Ванюша, нынче рано дела свои завершил? Али притомился? Али приключилось что? – сторож говорил с явной издевкой.

Обида вернулась к Ивану с новой силой, и он сообщил, что к Дуньке приехал брат, с которым ее разлучили в детстве, а теперь они встретились.

– Ванюша, видать здорово похожи брат с сестрой? – спросил дед, как бы невзначай.

И тут Ивана снова будто обожгло, ведь ничего общего в лицах и повадках этого мужика и Дуняхи не обнаруживалось. Еще там в избе у него такая мысль мелькнула.

– Вижу сомнения тебя гложат? – не унимался дед Макар, – а ты разреши их по-быстрому!

– Подскажи, как?

– Дождись, когда светильник погаснет в окошке, выжди время и постучись в дверь. Откроют быстро, повинись, дескать, вел себя неправильно. А коли долго не будут отпирать, все и поймешь!

– Верно, дед! Только ты не следи за мной. Уйди на другой край деревни. Мало ли что? Тебе тогда тоже ответствовать придется!

Как только погас в окошке свет, Иван начал загибать пальцы на руках. Сколько таких кругов он совершил не счесть. Наконец, терпение его лопнуло, и он начал стучаться в дверь Дунькиной избы. Стучал все сильнее и сильнее. Когда дверь отворила Дуняха взлохмаченная в одной исподней рубахе, Иван ворвался в избу и увидел на единственной Дунькиной кровати «брата», тоже в исподней нательной рубахе. С печки показались две девчачьих головки, видимо, от Ванькиного стука проснулись. Дуняха вбежала в избу и начала объяснять, что они с братом родная кровь. С детства спали в одной кровати. Что им было очень хорошо, и теперь они решили вспомнить об этом.

Иван с презрением поглядел на свою любовь, смахнул рукавом все, что стояло на столе, с одного окна сорвал занавески, бросил их в угол и ушел.

Конечно же, дед Макар все слышал. А видеть в таких ситуациях и не обязательно. С рассветом ночной обходчик все доложил управляющему. Испросил совета. Павел Игнатьевич тоже службу знал справно. Оставил Макара в ожидании, а сам разбудил молодого барина. Потом, вооруженный инструкцией, дед Макар вернулся в Ермолино.

– Здравствуй, Дуняша. В деревне судачат, что к тебе родственник приехал. Что-то не видно его?

Дунька не зря кровей хитрых. Начала врать, что Иван угрожал брату расправой и требовал его покинуть дом сестры. Макар предупредил, что вынужден доложить о поведении Ивана самому управляющему. Позже к Дуньке пришел Павел Игнатьевич.

– Любовь Ивана до тюрьмы доведет. Придется штраф за вчерашнее безобразие на него возложить! Сейчас пойду ответ с него спрашивать!

– Может не надо, Павел Игнатьевич. Не разобрался что к чему, поторопился.

– Нет, Дуняша, в вверенном мне хозяйстве надо блюсти порядок. Ивана накажу и другим неповадно будет.

К полудню в деревне Ермолино только глухой не знал, что Иван устроил замятию в доме Дуньки. Сам виновник на вопросы любопытных не отвечал. В основном посылал спрашивающих куда-нибудь подальше.

В это время Фома нещадно бил по морде Жилу.

– Поручить ничего нельзя! Не мог обождать! Сразу полез на бабу! Кобель бесхвостый!

– Что будем делать? – спросил Кабан, когда Фома немного успокоился, – по любому надо подождать, когда в деревне все уляжется.

– Через три дня поедем все вместе! Вроде как Дунькин брат подмогу против Ивана с собой пригласил. В этот же день начнем ремонтировать ворота в Дунькином сарае.

– Прямо днем?

– После эдакого шума, пусть думают что угодно. Но за воров нас уже принимать не станут. Когда рундуки поднимем наверх, перенесем в избу, Жила побежит в Углич, наймет подводу. Аккурат по темноте и уедем.

– А ты, Фома, уверен, что тебя в деревне не признают?

– Буду рисковать! Одних вас оставлять нельзя. Опять что-нибудь выкинете!

Через три дня Фома, Жила и Кабан бодро приближались к деревне Ермолино. Когда открылся вид на избы, все увидели на месте Дунькиного жилья пепелище с печью и торчащей трубой. Кабан выронил из рук мешок, из него выкатились баранки и кулек с чайной заваркой. Остальные гостинцы остались на месте.

– Жила, беги и все узнай! Дом твоей «сестры» похоже сгорел!

Подельник вернулся с низко опущенной головой и сообщил, что Дуняху и детей велено искать у Грехова ручья.

– Там же нет деревень, там же кладбище! – выпалил Кабан, снял картуз и возложил крестное знамение.

– А колодец стоит? – перебил Фома.

– Колодец засыпан землей. Что находилось сверху, разбросано где попало!

Фома со всей силой ударил Жилу кулаком. Из носа бедняги брызнула кровь. Махнув рукой, атаман пошел в сторону Углича. Подельники поплелись следом.

Глава восьмая

Два рундука с золотом от телеги к дверям особняка несли вчетвером. Мареев с Евсеем, управляющий вместе со Степаном. В кабинете молодого графа ношу поставили на пол, открыли крышки и увидели продолговатые брусочки металла желтого цвета.

– Половина дела сделана, осталось самое сложное, – сказал Севастьян.

– Как сложное? Золото ведь у нас! – удивился Степан.

– Сложно при таком богатстве остаться людьми и не потерять то, что мы приобрели за эти дни – полное доверие друг к другу!

– Да мне это золото и ни к чему совсем, – затараторил опять Степан.

Мареев его перебил и предложил им после успешных дел спуститься на кухню и там повечереть с выпивкой. Друзья ушли, капитан вышел в коридор и увидел свет под кабинетной дверью батюшки. Ему не терпелось обо всем рассказать, и он осторожно постучал.

– Входи-входи! Все одно, спать пока не собираюсь. О твоих подвигах кое-что слышал.

Когда Севастьян закончил рассказ о всех своих похождениях, включая появление на свет Сереги Крутояра, сообщил отцу о намерении обезопасить водный путь от Калязина до Костромы, барин не смог скрыть гордости за своего сына.

– Я всегда в тебя верил. Но до сегодняшнего дня считал, что характер ты перенял у матушки. А ты есть суть вылитый я в молодости! Замечу, решительный и с хорошей головой на плечах. Все, что ты сотворил и намерен делать далее, весьма похвально! Еще молодец, что золото добыл потайному. Вместе со слухами могли прийти в наш дом и незваные гости. Ведь о таких деньгах быстро становится известно даже в столицах. Теперь знай – из этих сокровищ на себя нельзя и полушку истратить! На нем кровь и годится оно только для благих дел.