Исповедь гадкого утенка. История самопознания

Сестрам доставалось сильно. Иногда за дело, но чаще просто потому, что мама не могла справиться со своим внутренним напряжением и выливала его на детей. Осуждаете? А сами никогда не срывались на тех, кто не сможет ответить? Нина не могла понять, что страшнее: когда бьют тебя или видеть, как бьют других. Наверное, хуже все.

Ее били меньше, но легче от этого не было: что такое жесткий мамин кулак она знала прекрасно. Как-то раз девочка загулялась, забегалась и, заходя домой, спинным мозгом почувствовала, что наказание будет болезненным. Мама тогда, ничего не говоря, одной рукой взяла ее за волосы, а другой начала бить. По голове, по спине – по чему придется. Именно тогда Нина начала познавать азы медитации, не зная даже значения этого слова: она мысленно отделяла тело от сознания и будто бы со стороны наблюдала, как выбивают из нее душу. Это помогало ослабить физическую и эмоциональную боль. Она могла также сильно получить за пролитое молоко, неубранные вовремя игрушки, за плохие оценки, за недоеденные слипшиеся макароны… Будучи ребенком, Нина понимала только одно – их не любят. Они с сестрами плохие и недостойные любви.

Злиться и показывать, что ты чем-то не доволен было нельзя – за это могли наказать сильнее. За слезы стыдили. За попытку рассказать о своей боли мама снова могла ударить. Иногда Нине хотелось набраться смелости и спросить: «Мам, а мы точно твои родные дети? За что ты нас так ненавидишь?». Но она не спросила. Спустя много лет в кабинете психолога Нина поймет, что мама вела себя так не потому что они – ее дети – плохие, а потому что она очень страдала. Нина пожалеет ее и простит, но сейчас…

У мамы не было к дочерям любви эмоциональной. Не было нежности, ласки, желания прикоснуться, обнять, затискать от волны нахлынувших чувств. Ее любовь была функциональной: накормить, одеть, обуть, научить необходимым навыкам – это она делала также грубо и нетерпеливо. Хвалила редко. Чтобы заслужить мамину похвалу надо было прыгнуть выше своей головы.

Однако, несмотря на свою жесткость, а иногда – чего греха таить – жестОкость, мама была тем, кто открывал детям мир. Она приносила им книги, в которые была влюблена сама, возила на представления, знакомила с великими театральными произведениями. Еще будучи совсем юной девчушкой, Нина вживую увидела балет «Сильфида», «Лебединое озеро», «Щелкунчик». Чуть позже, подростком, услышала оперы «Иисус Христос – супер звезда», «Кармен», «Летучая Мышь». Быть может, эти произведения и не были поняты ею в то время, но они заложили в девочке чувство прекрасного, тягу к эстетике и интеллектуальному развитию.

Матери Нины пришлось растить детей в очень непростое время – в период развала советского союза. Это были годы беспредела и отсутствия всего: денег, одежды, еды в магазине. Мама бралась за любую подработку (к сожалению, в их семье это была ее сфера ответственности) и, в то время, когда у людей не было ничего, у них было все. Все необходимое, без роскоши. И это была заслуга мамы.

Помимо основной работы, днями и ночами она сидела за вязальной машиной – в ее вещи одевался весь поселок. Весной выращивала и продавала рассаду, зимой гребла снег за мизерную оплату, и в любое время находила где-то дефицитные продукты. А какие у них были праздники! Стол ломился от вкусной еды! Домашние торты с лебедями и розами из крема, мясные рулеты и колбасы, пироги и булки, соленья-варенья – и это все в годы пустых прилавков! Мама приучила детей ничего не просить, но всегда при этом знала, о чем они мечтают и, как добрый дедушка Мороз, исполняла эти мечты. Именно она воспитала в детях веру в то, что самое заветное всегда сбывается!

Как бы сильно ни была занята, перед сном она читала Нине книги. Девочка с нетерпением ждала этого волшебного часа – времени, которое было посвящено именно ей! Мама с толстым томиком в руках ложилась рядом – от нее пахло хлебом и простоквашей – и Нина погружалась в сладостный мир фантазий, идей и образов.

Однажды мама принесла в дом толстую книгу. Это было пособие по анатомии человека. Нина со смущением разглядывала картинки обнаженных мужчин и женщин. Хихикая, они с подружками читали названия половых органов, а мама занималась своими делами, делая вид, что ей все равно. Она дала девочке возможность соприкоснуться со взрослой историей и самостоятельно, преодолевая в себе стыд, исследовать ее. Это был невероятно мудрый шаг!

Мама приносила домой микроскоп, и они разглядывали в нем микробов в капле лужи, кристаллы снежинок и тонкую кожицу лука. Она придумывала игры и развлечения, возила на электричке в «большой город» на цирковое представление или в парк отдыха. Летом обязательные пикники с шашлыками, зимой – бассейн. Несколько раз возила на море. Мама открывала детям мир и делала это по тому времени и тем средствам очень смело: у некоторых людей в больших городах жизнь была куда менее насыщенной, чем у них, жителей маленького рабочего поселка.

В минуты своего расслабления, которые были нечасто, мама красиво и мелодично пела. Как прекрасна она была в эти моменты! Она собирала дома компании, умела быть обаятельной, гостеприимной, веселой и, когда ум ее был спокоен, на нее невозможно было налюбоваться.

Высокая, полная, с пронзительным взглядом больших зеленых глаз, мама была для дочерей спасителем и палачом. Обвинителем и защитой. Богом и дьяволом одновременно. Она не могла выдержать эмоций девочек, так как не была в ладу со своими и, если дочери пытались ей как-то противостоять, включала манипуляции: хваталась за сердце, в истерике начинала кричать. Выдержать свою неправоту она тоже не умела.

Нина росла с постоянным ощущением тревоги, вины, стыда и, глядя на мамину реакцию на проявление их с сестрами чувств, сделала вывод, что их чувства неправильные и постепенно стала терять к ним доверие.

Со временем девочка перенастроила свои сенсорные инструменты с того, чтобы понимать и ощущать себя, на то, чтобы оценивать пространство вокруг, и, самое главное, – интерпретировать мамино настроение. Заходя в дом, она прислушивалась и принюхивалась – попадет сегодня или нет? Если мама была чем-то разгневана, то причина для наказания была не нужна – влететь могло за что угодно: за то, что ты просто живешь, ходишь и дышишь. Такой навык помогал вовремя принять решение: сесть за уроки, за книгу, взяться за несложную домашнюю работу – делать что-то, что могли отметить положительно или хотя бы не так сильно отругать. Но больше всего на свете ей хотелось почувствовать, что мама любит ее просто так. Не за пятерку, не за вымытую посуду, а просто за то, что Нина – это Нина.

Мамино внимание… да что там, любое внимание было для девочки особой ценностью: ей его всегда катастрофически не хватало. Часто Нине было настолько одиноко, что она начинала общаться с девочкой в зеркальном отражении, представляя, что это ее сестра-близнец. Она с завистью смотрела на старших сестер, у которых в силу возраста было много общих интересов. И без того загруженные делами, с ней они общались без особого энтузиазма. Нина чувствовала себя обузой для них, еще одной проблемой. Им бы к подружкам бежать после тяжелой домашней работы, а тут с младшей сестрой надо водиться. Им бы с ребятами гулять, а тут надо ей книжки читать. Нине никогда не говорили об этом напрямую, но она, как любой ребенок, все понимала и очень грустила. Фраза «уйди, я занята», кажется, забурилась ей под кожу, а ощущение, что она всем мешает, еще долго будет фонить в ее сознании.

С другой стороны, одиночество толкало девочку на самоисследование, способствовало развитию фантазии и смекалки. Оно заставляло ее придумывать себе игры и развлечения, читать книги, самостоятельно развивать в себе определенные навыки. Однако с тем, что такое настоящее одиночество, ей еще только предстояло познакомиться. Страшное, гнетущее, тяжелое, как кандалы, чувство…

Нина была младшим ребенком и, чтобы сформировать для себя безопасное пространство, научилась подстраиваться под каждого члена семьи: с мамой нужно быть правильной: делать уроки, подметать пол и мыть посуду, сидеть тихо и не шалить. Сестрам желательно не мешаться под ногами, а вот с папой… с папой можно быть собой. Папа – тот человек, который любит безусловно. Он дарит ей нежность, говорит одобряющие слова и никогда не ругает. Она – его кровиночка, его Златовласка…

Выйдя за рамки семьи в большой мир, ориентироваться девочке стало еще сложнее. Привыкшая подстраиваться под свое окружение, Нина стала выбирать себе авторитеты. Некоторые ребята выбирали авторитетом ее, но девочке этого было недостаточно – ей хотелось признания от самых крутых лидеров школьного сообщества, а те этого делать почему-то не хотели.

Потом, в кабинете у психолога, Нина поймет, что ее психика стремилась повторить семейную структуру и выбирала тех, кто, подобно маме, был эмоционально холоден и чье расположение было очень трудно заслужить.

***

«…Черт побери, опять слетела» – она поспешно подобрала на крючок сбежавшую петлю и посмотрела на часы, – «Половина второго, через 4,5 часа вставать. Сейчас, еще несколько рядов и спать – надо закончить изделие». Глаза слипались, ряды из нитей расплывались и размазывались. В доме давно все спали, и монотонный звук вязальной машины никого не будил – привыкли. Вжух-вжух – каретка скользила по нитям, и строчка за строчкой ложились в ряды, превращаясь в изящное полотно. Она кинула взгляд на спящих дочерей, и сердце ее сжалось: старшим девкам крепко досталось сегодня. Не то, чтобы они как-то сильно провинились, нет. Кажется, она сейчас даже не помнила, что вызвало в ней днем столько гнева. Ну хотят они гулять с ребятами, так это понятно – возраст, гормоны. Ну не так помыли они эти чашки… понятно же, дело не в них. Бог с ними, с этими чашками, с этими их ночными гуляньями, с этими… за что она их там? Она уже и сама забыла. Понятно же за что – вжух-вжух – за собственную боль, за бесконечную усталость, за ту тяжелую ношу, которая легла на ее плечи. Вжух-вжух – за мужа, который не хотел брать на себя ответственность, за страх остаться без средств к существованию, за свою сложную судьбу… Она отогнала от себя тяжелые мысли. И жалость к дочерям отогнала – от нее невыносимо тянуло чувством вины. Вжух-вжух – последняя строчка, узел, готово! Завтра только сметать в электричке по дороге на работу и еще 250 рублей в кармане. Девкам на колготки…

Глава 4

Не бывает плохих людей. Есть люди, которым плохо. Настолько плохо, что не могут они видеть чужое счастье – от этого их боль становится еще сильнее. Если вдруг человек кажется пустым, никчемным, пропащим – он просто зерно, которое не посадили в нужную почву, не полили заботой и поддержкой, а может, в какой-то момент он оступился, и вместо руки помощи его засыпали камнями.

Не бывает плохих людей. Есть люди, которые страдают. Никто не сказал им, что они тоже могут быть счастливы, если только сбросят старую ненужную одежду, сотканную из обид, сомнений, неуверенности и страха. Если бы они не бежали так от боли, а принимали ее, как часть себя и проживали до конца, до капли, какими красивыми и сильными существами они могли бы стать! Но вместо этого они прячутся в своих костюмах.

Я вижу эти костюмы на людях и плачу. Вот костюм «хороший работник», а вот «важный господин», а вот «заботливая жена», а еще – «умница-красавица», или модный «гламурная киса». А того, что под этим костюмом, мы и сами боимся. Там – непрожитая боль, там – уснувшие мечты, там – наши тайные желания. И все это мы прячем не только от других, но и от себя. А ведь это и есть мы настоящие, мы живые…

***

Шел одиннадцатый час, солнце уже не грело – жарило. Вася, смущаясь, скинула одежду и отправилась вслед за бабушкой навстречу теплым волнам. На пляже уже начал собираться народ, и девочке неловко было обнажать свои худенькие бедра и плечи, поэтому она поспешно зашла в воду по самое горло. Море было ласковым и приятно освежало. Здесь, скрытая от людских оценивающих глаз, девочка оставила свое смущение и нанырялась, надурачилась всласть. Не смотря на совсем юный возраст, несозревшее сознание и тело, Василиса обладала интересной внешней особенностью – твердым и через-чур взрослым взглядом серо-зеленых глаз. В некоторые моменты он даже казался Нине металлическим и холодным, как у змеи перед нападением на жертву. Такой взгляд Нина замечала в минуты, когда девочка чувствовала себя небезопасно, и женщина все пыталась понять, что же такого происходит в душе ребенка, что требует такой защиты. И даже сейчас, когда Василиса радостно плескалась в теплом заливе, в глазах ее поблескивал холодок, как у снежной королевы.

«Какое же это еще дитя», – подумала, глядя на нее Нина. И еще подумала о том, как труден этот переход из детства в юность. Труден морально и физически. Тело вдруг становится врагом, а все привычные, наработанные и освоенные маленьким человеком законы перестают действовать. Не понятно, кто ты, какой ты и что со всем этим делать. Для себя самого ты уже не ребенок, а для окружающих – еще не взрослый. Самое лучшее, что может сделать для себя человек в этот свой гадкоутеночный период – спокойно и неторопливо изучать себя. Что мне нравится сейчас? Какие у меня есть склонности? Какие сильные и слабые стороны? Что у меня получается лучше всего, а что совсем не идет? Какие черты характера мне помогают, а какие мешают? И здорово, если рядом есть мудрый взрослый, который сможет поддержать формирующуюся личность в это непростое время.

У Нины такого взрослого не было. Так получилось, что ей самой пришлось стать поддерживающим взрослым сначала для своей мамы, а потом для себя самой. Когда ей было двенадцать, она потеряла отца. Нет, это была не смерть. Это был развод. В последнее время отец начал много и сильно пить. Он пил и раньше, задолго до создания семьи. Пил и тогда, когда родилась Нина, но мать настояла на кодировке. Несколько лет отец держался, а потом… Сначала это были маленькие безобидные «пару рюмок», которые отзывались тупой тревогой в сердце матери. Затем стали перерастать в однодневные, а чуть позднее – в недельные запои. И не просто допьяна, а до беспамятства, до состояния, когда отец не мог дойти до туалета и испражнялся там, где лежало его непослушное тело. Нина видела, как страдала в это время мать. И Нина страдала, потому что отец был для нее особым человеком. Если мама была требовательной и строгой, то отец в младшей дочери души не чаял – Нина была его душой, его ангелом. В их контакте было много радостной теплоты. Нина хорошо помнила, как в блаженной улыбке растекалось его лицо, когда она, маленькая, ползала по нему, теребя за усы.

Одного его прикосновения было достаточно, чтобы исцелить больную коленку, а его крепкие объятия напрочь могли смахнуть из сердца девочки любую хандру. Отец и его родители (бабушка с дедушкой) были теми, с кем Нина чувствовала себя в безопасности. Они были теми, кто любил и принимал ее безусловно, то есть просто так. У отца и дочери сформировалась особая связь, и мать, видя это, не решалась сделать сложный шаг.

Подтолкнула ее к этому решению сама Нина. Для нее, двенадцатилетней девочки, это было невыносимо трудно, но еще более невыносимым было видеть, что родители несчастливы вместе. Да и смотреть на отца, который был для нее всемогущим героем, а сейчас валялся на куче фуфаек в невменяемом состоянии, тоже было отвратительно и страшно.

– Давай уйдем, – тихо сказала Нина матери, когда запои из недельных переросли в месячные. Девочке даже казалось, что отец своими пьянками специально подталкивает их к этому шагу. Мать не думала долго. Старшие сестры на тот момент уже строили свою жизнь отдельно, поэтому их с Ниной сборы не заняли много времени: нищему собраться – только подпоясаться. Наспех скидали кое-какие вещи (одежду, книги, немного посуды) и на следующий день уже были у бабушки – маминой мамы. Она жила в этом же поселке в большой, холодной и неуютной квартире. Привыкшая к одиночеству хозяйка не очень-то рада была новым жильцам, но что поделать, ведь это ее дети.

Поначалу Нине было даже интересно – у нее, наконец, появилась своя отдельная комната (в доме отца была лишь перегородка, разделяющая одну большую комнату на две), а еще тут же выросло количество внимания к их социальной ячейке. В маленьком поселке все было на виду, и то, что происходило внутри одной семьи, быстро становилось достоянием общественности: девочка начала ловить сочувствующие взгляды и наслаждалась новым витком внимания к своей персоне. Но люди поговорили и забыли, а с Ниной случилось страшное для нее самой событие – внутреннее событие.

Для того, чтобы облегчить свою боль от расставания с прежней жизнью и помочь матери эмоционально пройти все этапы развода, девочка запретила себе любить отца и отказалась от той важной стороны своей жизни, где она чувствовала себя особенной, ценной и любимой просто так. Нина понимала, что если мама будет видеть ее страдания, то не сможет пойти до конца, поэтому девочка-подросток, так горячо любящая папу и нуждающаяся в нем, отрезала от себя эту часть и заморозила все свои чувства, не позволяя себе страдать и плакать. И жалеть саму себя не позволяла.

Развод проходил сложно. Отец Нины был для нее хорошим родителем, но хорошим мужем стать не смог. Будучи в браке, он изводил мать беспричинной ревностью, часто был замкнутым и хмурым. Не смотря на умелые руки и высокую трудоспособность, бывал безынициативным и безответственным. Во время развода он наговорил матери много гадких вещей: оскорбил ее как женщину и назвал виновной в его запоях. Его родители (те самые, которых так любила Нина) встали на сторону сына, опуская все то хорошее, что сделала для него бывшая супруга. А мама Нины, между прочим, всеми силами старалась вытащить его из синей ямы, а однажды даже спасла от уголовной ответственности, в которую он вляпался по своей глупости.

Семья раскололась на две враждующие стороны, посреди которых оказалась двенадцатилетняя девочка. Боль и обида каждой из сторон выливались на нее. Мама жаловалась на отца и его родителей. Бабушка с дедушкой, желая защитить своего сына, не вылезавшего из запоев, пытались обвинить мать. А Нина страдала… Страдала от того, что больно было слышать гадости от любимых людей о любимых людях. От того, что не могла теперь утром проснуться от аромата бабушкиных оладий. От того, что ее привычный устоявшийся мир был разрушен. Не мама утешала и поддерживала девочку в этот сложный жизненный момент, а девочка маму.

В этом конфликте Нина выбрала мать, которая искала у дочери моральную поддержку, а хотелось бы выбрать себя. Себя, у которой есть оба, пусть и воюющих родителя. Ей бы хотелось, чтобы взрослые не вовлекали ее в свои разборки, не ставили щитом между собой, но тем не хватило на это мудрости. Отказавшись от той части внутри себя, которая любила отца и его родителей, Нина тем самым сохранила себе здоровье, иначе ее детская нервная система не выдержала бы напряжения. Казалось, она навсегда отвернулась от той счастливой девчушки внутри себя, которая радостно ползала по отцу и теребила его за усы.

А потом у мамы случилась новая любовь. Обрушилась на нее в виде могучего мужчины с пепельными кудрями, и она, обезоруженная и не желавшая противостоять этой волне, погрузилась в новые отношения. А Нина осталась наедине с бабушкой, не очень-то довольной тем, что ее привычный жизненный уклад нарушен их с матерью вторжением. Нет, мама конечно же не бросила ее, но она была далека от дочери эмоционально. Девочка заглядывала ей в глаза и видела, что мысли и чувства матери направлены на другого человека, который стал в данный момент гораздо важнее дочери. Порой мать отлучалась на неделю, а то и на две. Оставляла дочери деньги и летела навстречу вспыхнувшей страсти.

Нина видела, как цвела от счастья мама и радовалась тому, но сама чувствовала себя покинутой, одинокой и даже преданной. Девочка не требовала к себе внимания, не создавала никаких проблем и всеми силами гасила внутри себя жгучую ревность. Сама же при этом изнывала от одиночества. Не было рядом ни одного человека, с кем бы у нее был эмоциональный доверительный контакт. Неприятие себя и своей внешности, проблемы со сверстниками, отказ от общения с отцом и его родителями, новое увлечение мамы и осуждающий, недобрый взгляд бабушки, у которой они сейчас жили – вот, чем была наполнена жизнь подростка.

В один из дней счастье матери рухнуло: ее любовник умер прямо у нее на руках – инфаркт. И Нине снова пришлось стать в этот момент главной поддержкой для своей родительницы. Долгими вечерами Нина беседовала с мамой, не давая той с головой окунуться в свое горе и раствориться в нем. Что творилось в сердце самой девочки, никто не знал и никто не интересовался. «Лучше бы умерла я, она бы тогда не так страдала», – думала про себя девочка. Не удивляйся, дорогой мой читатель, мудрому поведению четырнадцатилетней школьницы: когда у родителя не до конца сформирована взрослая часть (а это бывает достаточно часто), его ребенку приходится рано взрослеть и становиться мамой или папой своему родителю. Так случилось и у Нины.

Уставшая от своего одиночества, она присоединилась к группе христианской молодежи и весь девятый класс провела за изучением Слова Божьего. Здесь, в компании христиан, ее приняли с такой любовью и участием, что она впервые за долгое время почувствовала себя важной и ценной. Наконец, она обрела друзей! Наконец, она не одинока…

***

В памяти женщины эти воспоминания пролетели в один миг, как скорый поезд проезжает на полной скорости мимо промежуточной станции. Кажется, совсем недавно это было. В тот период жизни она так нуждалась в мудром взрослом, который бы мог разделить ее проблемы, утешить, дать поддержку, и этим взрослым стал для нее Бог. Точнее, те люди, которые вели ее к Богу.

Это был какой-то странный импульс изнутри, как будто из глубины существа. У Нины уже давно зрело чувство, что человек – это не просто разумное животное, которое размножается и устраивает свой быт, а нечто бОльшее, но что? Импульс не давал покоя, и девочка стала искать способы, чтобы найти ему применение. Ответ пришел быстро: в школе на год старше ее училась девушка, которая посещала баптистскую церковь, и Нина решила побывать там. С этого момента начался особый этап в ее социальной жизни.

«Новая сестра во Христе, приветствуем!». Мудрый проповедник, привлекательный внешне, в котором так приятно было видеть наставника, две родные сестры, на несколько лет старше четырнадцатилетней Нины, их мать, фанатично верующая женщина и еще несколько человек из общины сразу же стали воспринимать Нину как родного и близкого человека. Они собирались вместе, молились, пели хвалебные песни Богу и разбирали Священное Писание. Вели мудрые душевные беседы о благодетели и совести, о жизни и смерти, об Иисусе Христе и Его учении.

Маленькая Нина закрывала для себя здесь три важных потребности: у нее было не просто общение, а глубокий эмоциональный контакт с ровесниками, она получала принятие и признание, а также утоляла свой духовный голод. Она читала священное писание с такой же жадностью, как умирающий в пустыне, дотянувшийся до кувшина с водой. Теперь минуты одиночества не были для нее столь мучительны, а иногда даже мерещилось присутствие некой Силы, оберегающей ее.

«О, мой Господь! Свет Твоих глаз жизнь мне дарит в пути», – пела Нина, радуясь своей принадлежности к чему-то важному и высокому. Но самое главное, ей казалось, что именно здесь, в церкви, она сможет найти ответ на свой вопрос: какой нужно быть, чтобы тебя любили.

Она смотрела на новых подруг – сестер во Христе – и видела, что их любят. Любят парни, красивые и сильные. К ним хорошо относятся девчонки – те самые, которые обижали ее, Нину. Учителя в школе любят младшую, коллеги на работе – старшую. «Я стану такой же, как они, и меня тоже будут любить» – думала девочка и еще старательнее корпела над Святым Писанием.

Мать видела, как дочери непросто, и хотела бы дать девочке поддержку, но моральных сил у нее на это не было. Ресурсов хватало на то, чтобы просто не сойти с ума от своего горя, чтобы только носить свое тело на работу и обратно. Иногда ей хотелось опустить руки и уйти на дно, но мысли о несовершеннолетней дочери заставляли держаться на плаву.

***

Все это рассказала Нина своей внучке уже по дороге домой. Василиса слушала внимательно, и взгляд ее был сочувствующим. Она и представить себе не могла, что ее звездная бабуля, такая энергичная и бодрая, уверенная и мудрая, красивая и твердо стоявшая на ногах женщина, прожила столь непростой опыт. Девочка все пыталась сравнить себя и ее – кому сложнее? Подумав, решила, что все-таки бабушке. У нее, у Васи, крепкая опора в виде семьи. Хоть они и не способны, как казалось девочке, понять все ее проблемы, она чувствовала, что здесь ее любят любой, даже такой нескладной.

Но Васе хотелось, чтобы ее любили и принимали вне семьи, в важном для нее сообществе. Откровения бабушки заставили ее также задуматься о том, почему ее отношения с ровесниками складываются таким образом? Не является ли она сама причиной плохого отношения к себе и если является, то где поселился в ней корень зла? Из беседы девочка сделала важный для себя вывод: мир отражает нам самих себя. Значит, причина неудачного общения кроется в ней самой, а не в тех, кого так хочется обвинить. Василиса стала думать и кропотливо, без самобичевания, искать, что же является барьером между ней и друзьями.