Король боли

– Зачем ей красть твою ДНК?

– Пластичность нейронной сети, гиперактивная глия, врожденная химеризация, девяносто девять процентов кома… чего-то там.

– Ах.

4e33a попросила сигарету. Король выбрал зеленый каракулец и подал огонь. Она затянулась.

– Ты знаешь что-нибудь, чего не знает полиция?

– Я могу знать.

– ДНК пластусов не каталогизированы?

– Правительствами? Наверняка.

– Альтеррористы хотят что-то замутить на пластусовых генах.

– Это очевидно. Но какое у меня пространство для маневра?

– А какое у тебя есть? Может, ты ко всему прочему супермен, прячешь в подвале машину времени, волшебную пулю? Иди в полицию.

– Был уже. – Он что-то записал в блокнот. – Это облегченная версия, а я хочу LPG на амфетамине.

– Хмм. Как пластус ты наверняка работал на правительство. У тебя есть контакты. Сошлись на кого-то. Услуга, шантаж, что-то в этом роде.

Он снова записал.

– Все по-прежнему зыбко. Книги! Фильмы! Игры! Думай.

Она пожала плечами.

– Ты сам лучше всех знаешь свою жизнь.

– Но в этом-то и дело! Я это я. Я думаю, как я. Я выбираю, как я. Ведь для того и нужна эта игра, чтобы заставить себя выйти за пределы себя? Говори!

Она задумчиво провела голубым ногтем по ожерелью из лёдогня. (От рифа ветер доносил эхо пения сирен.)

– Выбранный нами образ жизни подкидывает нам тот тип людей, с которыми мы сталкиваемся. А те, в свою очередь, навязывают нам форму самой жизни: такие у нас знакомые, такие друзья, такая любовь. Фермер влюбляется в молочницу, бухгалтер – в секретаршу, полицейский – в прокуроршу или в проститутку. Известен ли тебе какой-нибудь выход на подполье? Мог ли бы ты сам встать на путь преступления?

Король записал. Улыбнувшись, постучал по столу кончиком пера. 4e33a смотрела на него сквозь бледно-зеленый дым. Иногда то, что она говорила и как вела себя, вызывало у Короля подозрение, что она стара, очень стара, возможно даже, родилась еще в двадцатом веке.

Король приподнял над столиком левую руку женщины.

– Встать на путь преступления. Если она сбежала в анаркию – нет преступления, нет закона. Мне уже доводилось бывать в таких поездках: два дня хардкора, в понедельник возвращение в любящую семью. Дальше!

Она сжала его ладонь.

– Будь осторожен. Это игра без бэкапа, жизнь в одном направлении, нет пути назад.

– Так в том-то и дело!

– Прошу тебя —

Он поцеловал ее запястье.

– Кем бы я ни стал, я все равно буду —

– Неправда, ты же знаешь, что это неправда.

Король прищурил левый глаз, к уголку правого прижал указательный палец руки с пером. 4e33a отдернула свою руку. Он наблюдал, как блуждает ее взгляд, как она ищет точку, за которую может зацепиться, вдали от Короля – на соседнем столике, на фосфоресцирующем папоротнике, на листьях пальмы, на небе, на океане, на горизонте. Это дрожание губ – прелюдия плача? 4e33a не плачет, не в таких ситуациях; и никогда – публично. Но одного сигнала отчаяния достаточно, чтобы сердце Короля сжалось. Видит ли он сейчас 4e33a – или же видит Афродиту Оликарта, черноглазую гурию, какую-то другую женщину на ее месте?

Улыбка кота без кота – красота женщины без женщины.

Король Боли, по крайней мере, понимает, чего он не понимает. Красота возникает из эстетических канонов смотрящего, а те вытекают из догм культуры, в которой он вырос и живет, а они зависят от экономических отношений, формирующих эту культуру. Если бы мир, в ответ на распространение дешевого биотеррора, не раскололся на закрытые кластеры враждебных генетик, технологии трансмысленной коммуникации не окупились бы. В их развитие вложены такие большие суммы, что сегодня почти у каждого есть куколь. Поскольку красота материи стала заменяемым благом, то возросла в цене и красота формы: слов, поведения, владения своим телом, каким бы прекрасным или отвратительным оно ни было, красота общения с другими людьми, построения эмоциональных отношений с ними. Король Боли почти ничего не знал о 4e33a, но того, что ведал, было достаточно.

Она была женщиной, и даже если нет – такими должны быть женщины.

Король выпил воды.

– Дальше.

4e33a стряхнула пепел с сигареты.

– Всё, что необходимо, чтобы получить выход на нее. Ты пластус? Сам думай.

– Но что значит «всё, что необходимо»?

– Всё.

– Всё?

– Всё.

– Ну-ну, так говорят, но так не думают. А если бы мне нужно было продать тебя Робин Гудам.

– Я тебя знаю, ты бы не продал. Хочешь играть? Играй. В того, кто продал бы. Тогда ты не будешь собой, правда? Доволен?

Он записал.

– Тогда я продам тебя. Окей. Дальше.

– Есть еще «дальше»?

– Всегда есть «дальше».

Она потушила сигарету.

– Чего ты боишься больше всего? Что причиняет тебе самую сильную боль?

– Хмм. Вот наш обед.

Официант расставил блюда. Они ели молча. Король Боли изучал движение ее запястья, когда она разрезала мясо, движение кисти, угол наклона предплечья, одно плечо ниже, другое выше, правая грудь слегка сплющена и прижата к туловищу, мышцы руки напрягаются и расслабляются. Раз она задрожала, когда полусекундный лаг затормозил проксика.

За десертом она попросила бумагу и перо. Мускулы под смуглой кожей напряглись иначе, когда она каллиграфировала. Некоторые действия требуют более глубокой настройки нервных систем, некоторые – вообще невозможны на неуклюжих телах. Каллиграфия очень сложна; столь же трудно достичь оргазма на женских проксиках, поэтому тщательно синхронизированные экземпляры резервируются на годы вперед.

Король Боли забрал перо и вырвал второй листок. Он писал правой рукой (он был правшой, он и проксик). Над хайку не стоит размышлять слишком долго.

вечером чистый дождь

эхо джунглей из ночи глубин

вдох горизонт выдох

Они обменялись листками. 4e33a прочла молча. В самом сердце острова выли и пели дикие химерики.

Король провел кончиком большого пальца по краю бумаги, на которой еще не высохли черные чернила. Он думал о том, как совершенна форма букв, рожденных под рукой 4e33a. Ведь так он познакомился с ней, такой он ее представлял, такова была первейшая ее красота.

в последний миг

голову ты повернешь —

туча птица радуга

Король Боли и боль

Он родился в год кометы, под небом, зеленым от русских дионизидов, в боли.

Младенцы кричат, младенцы плачут, было бы странно, если бы он не плакал. И он плакал. Потом перестал – боль была слишком сильна. Это молчание встревожило родителей.

Врачи провели неврологическое сканирование, проконсультировались с генетиками. (Младенец молча глотал воздух, как рыба.)

– Такое бывает, стаз затрагивает каждого по-разному, доля процента всегда выходит за пределы безопасной статистики. Вы, вероятно, видели по телевизору все эти впечатляющие формы химериков.

Мать кусала ногти.

– Но… что же с ним?

– Ему больно.

(Младенец закрывал и открывал влажные глаза.)

Боль можно подавить, и мозг можно изменить так, чтобы боль не ощущалась, но каждое решение имеет свои последствия.

Ребенок не решает за себя; родители решают по собственному усмотрению, выбирая так, как бы он выбрал, если бы у него уже были знания и опыт, необходимые для осознанного выбора. Но если именно решения родителей формируют этот опыт – то что же принять за точку отсчета? Какова норма? В чем благо? Даже Коран не даст однозначного ответа.

В то время Генетическое Страхование уже стало обязательным, и инвалидность мальчика оценили более чем в миллион евро. Страховая компания предложила родителям альтернативу: оставить ребенка в таком состоянии – но тогда боль, скорее всего, будет сопровождать его до конца жизни; или же накачать сильными РНК-диторами, которые разрушат нынешнюю нервную структуру и попытаются на ее месте построить нечто вроде «здорового мозга» с нормальной глией[19]. Ведь не существует никакого «болевого центра», участка мозга или органа, отвечающего за восприятие боли; ничего, что можно было бы выборочно вырезать, вытравить, отключить. Болевой сигнал проходит через спинной мозг, таламус, кору головного мозга. Есть два пути: более старый, по нему проходят все раздражители, но боль вызывают лишь те из них, чья интенсивность превышает предельную величину; и новый, специфический, выделенный путь боли, по которому от ноцицепторов[20] движутся с включенными сиренами посланники из мест катастроф в организме. Оба пути разветвляются в коре головного мозга на миллиарды дорожек, ведущих к сенсорным нейронам, – так что нет «центра боли». Мы либо уничтожаем все рецепторы, по которым поступает сигнал, либо перестраиваем весь мозг. В любом случае, это убийство нервной системы.

Боль можно временно подавить: ему могли подключить дозаторы эндорфинных аналогов, каннабиноидов, миноциклина, которые немедленно предотвратили бы образование цитокинов и оксида азота в нейронах, могли заливать анестезирующие интернейроны энкефалином и серотонином, заставить эндокринную систему вырабатывать их настолько интенсивно, что она была бы полностью анестезирована – по крайней мере, на некоторое время, пока мозг не приспособится к ситуации и еще больше не снизит порог чувствительности. Однако эта гонка боли с блаженством в конечном итоге могла иметь только один финал: гормональную смерть организма.

Боль была лишь побочным эффектом, наиболее очевидным из целого пакета эффектов, в которых проявилась химеризация ребенка. Он не был первым – это специфическое сочетание генов уже было описано. «Пластусы», такой термин употребляли в СМИ, так как именно эта особенность являлась основным отличием химер года кометы – пластичность ума.

Как мы приобретаем опыт, адаптируемся к новым условиям, учимся реагировать на неизвестное? Нейронная сеть изменяется под воздействием стимулов – все зависит от того, насколько быстро она меняется. Основным определяющим фактором является скорость потока электрических импульсов на синапсах[21] в гиппокампе[22], который отвечает за структуры хранения памяти, сбора опыта. В свою очередь, эта синаптическая активность напрямую зависит от поведения соседних клеток нейроглии, астроцитов[23]; здесь носителем импульса являются ионы кальция. За пластичность нервной системы отвечает, собственно, нейроглия, в чьи функции входит рост новых синапсов, регенерация старых, питание и защита нейронов. Но одна и та же уникальная особенность вызывает два эффекта: пластусиоз и хроническую боль, многодиапазонную аллодинию[24]. Процессы регенерации, прироста, ремоделирования интерпретируются как заживление и генерируют болевые сигналы, увеличивается количество клеток микроглии, а кроме того, замыкается петля обратной связи – увеличивается период выработки глией сенсибилизирующих факторов[25] и сигналов воспаления. Раны нет, но глия заживает, и поэтому идет импульс страдания.

Чем выше пропорция числа астроцитарных клеток к нейронным клеткам, тем выше на эволюционной лестнице располагается данный вид. Определяется это нейроглией, а не размером мозга или соотношением его массы к массе тела. У Короля Боли эта доля нейроглии к нейронам была на два порядка выше, чем в среднем по популяции Homo sapiens stasis.

Только это вызывало боль.

Он не двигался. Он не двигался без надобности; каждое движение – новая волна раздражителей, новый крик организма, новая агония. В лежачем положении он касается реальности самой большей поверхностью тела, но может сохранять неподвижность дольше всего. На постоянные раздражители – на повторяющиеся раздражители – он в итоге перестает так интенсивно реагировать. Повторяющиеся ощущения накладываются друг на друга, те же движения, те же формы, то же давление, текстура материала, температура, место контакта – больно, но это можно перетерпеть, можно загнать внутрь, пренебречь, забыть прежде, чем это пройдет. Это единственный доступный ему способ обезболивания: на уровне психики, а не физиологии.

Он не двигался без надобности, он не вставал, не выходил из комнаты, не выходил из дома, если в этом не было необходимости. Неживые предметы медленно осваивал, стотысячное прикосновение дверной ручки болело меньше десятитысячного – но источником наибольшего страдания оказались живые существа.

У Фатимы (которая была на одиннадцать лет его старше) была собака, огромный лабрадор, она вообще с детства любила собак. Как утверждает семейная легенда, пёс, впервые лизнув руку Короля Боли, вызвал у него столь сильный болевой спазм, что сердце его остановилось на несколько секунд, в доме заревели все медицинские сирены.

Собаке пришлось исчезнуть.

Входить к Королю запретили и самой Фатиме. Редко приходил отец – редко, поэтому боль была тем сильнее. Ребенка никто не трогал, кроме матери и медсестры.

Королевство боли со временем разрасталось. Уже в первый год жизни боль переступила границы Прикосновения и вошла на территорию Света, Запахов и Звуков. Детская комната была загерметизирована.

Король начал говорить очень поздно, потому что речь и звук его собственной речи также были для него новыми ощущениями, и сначала, как и всегда, ему пришлось преодолеть барьер страдания. Свое первое слово он произнес на паническом выдохе:

– Фийть!

Дети плюются едой, швыряют игрушки, снимают одежду, ломают всё, что только могут сломать, – лишь бы обратить на себя внимание и привлечь взрослых. Король Боли начинал с репертуара, направленного на прямо противоположный результат: «Выйди!», «Нет!», «Сам!», «Идет!», «Оставь!», «Ничего!». Ничего, ничего, ничего, он не хотел новых игрушек, он не хотел новых объятий, он не хотел ничего нового, иного и не усвоенного болью.

Лежать неподвижно. Дышать. Тишина, тот же свет и те же цвета. Никто не прикоснется, никто ничего не скажет. Так безопасно. Дышать, дышать. Так страдать приятнее всего.

Его одолела скука.

Разум нуждается в ежедневной порции свежих раздражителей подобно тому, как тело нуждается в новой порции белка каждый день. Конечно, бывают разные метаболизмы: одни едят меньше, другие больше, одни сжигают калории медленнее, другие быстрее. К сожалению, разум Короля Боли оказался чрезвычайно прожорлив. Проклятая глия стимулировала рост синапсов быстрее, чем Король успевал их удовлетворять. (Потом ему снились кошмары с собственным мозгом в главной роли. Он видел во сне свои нейроны, которым снилось, что ему снятся нейроны, которым снится, что он видит во сне нейроны, которым снится, что он видит во сне, – ну, такими были сны Короля Боли.)

Семья Короля жила в старом доме неподалеку от центра города. Они отремонтировали верхний этаж и чердак. Для детской комнаты было отведено угловое помещение верхнего этажа. Сквозь треугольные световые окошки в покатой крыше проникали солнечный свет и лунное сияние. По стенам и приборам скользили геометрические волны света и тени, калейдоскоп красок, форм и уровня яркости. В младенчестве он плохо переносил эти непрерывные изменения, мать закрывала световые окошки, постоянный искусственный свет был безопаснее. С течением временем он так и не научился их лучше переносить, но через несколько лет, как только у него появилась необходимая для этого сила, сам сорвал шторы, твердо зная, что при встрече с новым его ждет боль; и всё же он не выдержал, он должен был сорвать – из любопытства.

Проклятие пластусов движет само себя: вечно голодный разум ищет все новые раздражители, новые стимулы, – а когда они появляются, кричит от боли. Неизбежно ли с этим сопряжена излишняя выработка нейроглии? Эта связь наверняка объясняет, почему данная мутация, даже если она и появилась, бесследно исчезла во мраке эволюции Homo sapiens: в животном мире подобные калеки гибнут, не оставляя потомства.

Король выглядывал сквозь потолочные окошки на оживленные улицы, забирался на стул, прижимался лицом к стеклу; звуки города не проникали внутрь. Из увиденного он выводил впечатления, которых не испытывал. Что чувствуют люди, прижавшись друг к другу? Что чувствует ребенок на руках у матери? Что чувствуют люди, когда бьют друг друга, – тот, кого бьют, и тот, кто бьет? Что чувствует человек, стоя под дождем с непокрытой головой? Ему причиняли боль и теплое солнце, и холодное стекло, но он смотрел.

Впоследствии он находил описание подобных компульсий[26] в признаниях нормальных людей. Они царапают ногтями заживающие раны, которые открываются снова и болят еще сильнее, – но люди не могут сдержаться, они царапают вопреки, царапают потому. Они срывают струпья. Выгрызают кожу из-под ногтей, до крови, до костей. Требят больные зубы, языком, пальцами, столовыми приборами, едва лишь боль стихает, чтобы она немедленно вернулась, острее, сильнее, больше, больше, больше боли.

Так выглядела вся жизнь Короля.

Мать застала его под световыми окошками – и вот в комнате Короля появился тивипет, а потом и приставка. С приглушенным звуком, с минимальной резкостью и яркостью – он рассматривал картинки с миллиона улиц, тысячи городов; и это действительно было окно в мир. По наложенной на иностранные каналы программе переводчика он изучал языки. Алфавит выучил по заголовкам новостных каналов. Браузер TV/net кидал его по сети, подчиняясь произнесенным шепотом запросам, а то и просто изменению ритма дыхания. Король получил приставку, когда продемонстрировал матери, что умеет читать. Она знала, чего можно ожидать от ребенка-пластуса. Приставка была голографической, бесконтактной, но, конечно, само привыкание рук и пальцев к новым движениям давалось с болью. Однако голод снова оказался сильнее.

Именно тогда, с первыми посещениями сети, он вписал ID, который остался с ним навсегда: KING OF PAIN, КОРОЛЬ БОЛИ, отчаянное хвастовство ребенка, который превращает свою особенность в повод для славы. Он услышал песню и знал, что это о нем.

I have stood here before in the pouring rainWith the world turning circles running ‘round my brain.I guess I always thought you could end this reignBut it’s my destiny to be the King of Pain.[27]

Затем – годы спустя – появился куколь.

Стоит задуматься, как хорошо он умел притворяться нормальным человеком, скрытым в теле проксика, выкуколенный из собственного тела. Естественность рефлексов, которые он не мог в себе выработать, – все это чувственное и поведенческое обрамление ситуации физической близости – он заменял выверенной игрой, копированием поведения, подсмотренного у чужих людей: в сети, на проксике.

Он понимал, что то, с чем он здесь борется, – это своего рода аутизм. Не было экспертов по неврологии пластусов – кто быстрее поймет свойства новой структуры мозга, если не сами пластусы? Король прочел, что активность нейроглии лобной коры, поясной извилины и мозжечка выше среднего характеризует именно аутистов. Так что, возможно, именно аутичный человек был бы следующим этапом эволюции Homo sapiens – если бы Homo sapiens продолжал эволюционировать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Artificial Genetics (AG) – искусственная генетика (англ.).

2

Имеются в виду события 1968 года – революционные выступления молодежи в Европе. – Здесь и далее примечания переводчика.

3

Лаг (англ. lag – отставание, запаздывание) – задержка в работе компьютерного приложения.

4

Витольд Гомбрович (1904–1969) – польский писатель. Перед началом войны уехал в Аргентину, а с 1964 года жил в Париже.

5

Сотый год (лат.) – энциклика папы римского Иоанна Павла II от 1 мая 1991 года, посвящённая столетию с опубликования «Rerum Novarum».

6

Открытый внутренний дворик жилого помещения.

7

О любимая Родина, боготворимая! Спаси! Спаси! – строчки из национального гимна Бразилии (португ.).

8

Детей этой земли ты добрая мать, любимая родина, Бразилия! (Португ.)

9

Терроризм или смерть (исп.).

10

Старый режим (франц.).

11

Общественное (политическое) животное (др. – греч.).

12

Живи и раскрашивай (англ.).

13

Габриэль Нарутович (1865–1922) – первый польский президент, чьим именем названа площадь в Варшаве.

14

Genetic Insurance Policy (GIP) – полис генетического страхования (англ.).

15

Верхушка среднего класса (англ.).

16

Geneware – генное программное обеспечение, аналогично software, hardware.

17

Жизнь, играющая в игру (англ.).

18

Соединенные под Ветром (франц.).

19

Нейроглия, или просто глия, – совокупность вспомогательных клеток нервной ткани, которые обеспечивают условия для генерации и передачи нервных импульсов, а также осуществляют часть метаболических процессов нейрона.

20

Ноцицептор – сенсорный рецептор, ответственный за передачу и кодирование повреждающих стимулов.

21

Синапс – место контакта между двумя нейронами или между нейроном и получающей сигнал эффекторной клеткой.

22

Гиппокампы расположены в височных отделах полушарий, выполняют функцию кратковременной памяти и отвечает за последующий перевод информации в долговременную память.

23

Астроцит – тип нейроглиальной клетки звёздчатой формы с многочисленными отростками.

24

Аллодиния – боль вследствие воздействия раздражителей, обычно её не вызывающих.

25

Раздражители, увеличивающие выраженность чувствительности психики человека.

26

Навязчивое действие, поведение, ритуал.

27

Песня Стинга «Король Боли»:

Я и раньше стоял здесь, под проливным дождем,

С миром, который наматывал круги внутри моей головы.

Пожалуй, я всегда надеялся,

что ты прекратишь моё королевство,

Но моя судьба – быть Королем Боли.