Король боли

За чашкой кофе он позвонил сестре. Ее удалось поймать на работе. Король переключился на тивипет.

– Мата Хари с Нарутовича[13]. Чем же ты меня опоила?

– Ее нет на карантине Эмиратов. Я сообщила в полицию об исчезновении.

– Что?

– Но она совершеннолетняя, им нужна бумага об этой визе. Не могу найти. Нам придется дать показания. Вспомни, проверь ежедневник и логи дома. Возможно, ты видел ее последним.

– Корпус?

– Она выписалась из Корпуса Мира два года назад.

– Она врала с самого начала.

– Какого начала?

– Рио. А вообще, что я тебе вчера рассказал?

– Всё. Надеюсь. Высылаю тебе на почту контакты комиссара, к которому ты явишься с показаниями. Сегодня.

– Как это? В собственном теле?

– Или оплатишь услуги нотариального шифратора.

– Я оплачу. Ты обыскала ее комнату?

– Ничего.

– Коллеги, друзья.

– Ничего.

– Ты их вообще знаешь?

– Хороший вопрос. Мухат, Бодя, и мама, и я, – скинулись на детективов. Ты в деле?

– Конечно. Кто это будет?

– Копенгагенская гражданская полиция святого Антония.

– Да, я слышал. У них есть свои конюшни проксиков на Юге?

– Думаешь?..

– Вот как раз начал. Так что, стрелять?

– Валяй.

– Один, альтеррористы. С их помощью или ради них. Ты сама говорила. Два, Робин Гуды. Три, любовь.

– Что?

– Любовь, такой неврологический феномен.

– Но зачем ей это?.. А, понимаю, Ромео из-под Открытого Неба. Она встретила его на проксике во время какой-то миссии доброго сердца, он точно не получит брюссельскую визу, поэтому она эмигрировала сама. Мы все стали бы ее отговаривать, она не сказала ни слова, сбежала. Хмм. Она не рассказывала тебе о каком-нибудь парне?

– Слишком о многих.

– Ну да. Надо бы получить судебный ордер и проверить логи ее куколя.

– Она наверняка выкуколивалась у знакомых. Ну, и у Муравьев.

– С чего-то надо начинать.

– Суд скорее согласится, если ты подъедешь с Робин Гудами. Я в списке Интерпола, получаю бюллетени. В Токио за неделю на обнаженном уме платят сто тысяч.

– У японцев нехило засраны мозги.

– От-кутюр порнографии.

– Хватит, ты меня уже напугал.

– Ладно, я найду ее.

– Мне надо… Что?

– Я найду ее. Если такова будет воля Бога.

– Ты с ума сошел? Ты сам выглядишь так, будто нуждаешься в немедленном спасении. Включая реанимацию.

– Спасибо, с возрастом я становлюсь всё краше.

– К пятке у тебя прилип таракан. Сходи всё же в эту полицию. Салаам.

– Это жук. Был. Паукожук. Хмм.

Король Боли нашел черные очки и с кружкой горячего кофе в руке вышел в сад. Круг смятой травы вокруг могилы Сыски очерчивал границы вчерашней гермы. Король наклонился, понюхал цветы. Они не имели никакого запаха. Он почесал шею – пламя пробежало по скуле в глазницу, Король Боли стиснул зубы. Он забыл расспросить Фатиму. Когда собаке в последний раз ставили штамп в Genetic Insurance Policy[14]? Если только она не подхватила это на отдыхе в Хорватии…

В пластичном сознании Короля Боли начинала раскручиваться калейдоскопическая головоломка.

Он не сказал этого сестре – потому что не было смысла пугать ее еще больше, – но сегодня, через пять дней после последнего лога Янки, наиболее вероятными представлялись сценарии, в которых Янка была мертва – даже если ее тело жило. Насчет Робин Гудов он не шутил. Июльское солнце припекало бледную кожу Короля, жар обжигал его холодные кости. Он судорожно сглотнул кофе. Он часто обжигался слишком горячими напитками и продуктами, боль сливалась с болью, мир таял в одной большой парестезии, он не обращал внимания. Хмм. Если бы похититель куколей действительно взломал Янку, едущую на каком-то незарегистрированном проксике Муравьев или других альтеррористов, то он успел бы за это время уже десять раз выставить ее на продажу, продать с аукциона и вывернуть ее мозг наизнанку. Тело Янки, вероятно, еще дышит в притоне Муравьев, но разум уже разрушен. В восточных борделях это называется ханафавиджа, «склонение к Бездне». Торговец получает полный контроль над твоим куколем у хакера, может посадить тебя на любого проксика и использовать любые средства – чтобы как можно скорее свести с ума. Эта ветвь бестелесного БДСМ развивалась очень быстро. Биостазы закрыли границы, не позволяя торговать живым товаром, но человек всегда придумает нечто еще более чудовищное. У сетевого знакомого Короля двоюродного брата взломали какие-то подростки с Юга. Домочадцы силой сорвали с него куколь – и мозгочерви выжгли ему половину лобных долей. Типичный троян Робин Гудов разрушает гиппокамп жертвы и разъедает центры долговременной памяти. Если снять куколь или прервать соединение иным образом, в лучшем случае мы получаем Каспара Хаузера, в худшем – овощ. Король Боли искренне надеялся, что здесь поработали альтеррористы, – он теперь вспоминал все свои разговоры с Янкой, – на это он надеялся, потому что однажды взломанный разум никогда не придет в норму. Возможно, через двадцать лет Янка однажды проснется и с улыбкой перережет горло своим детям, потому что случайный сон пробудит в ее сознании старый вирус. Рассказывают и такие истории. Король отставил кофе. В задумчивости он рвал разросшиеся собакоцветы. А если она и впрямь сбежала к любимому из-под Открытого Неба… Хмм… Это совершенно не похоже на Янку. Хотя, если это был какой-нибудь молодой Че Гевара – возбужденные северные идеалистки часто теряют голову из-за подобных типов. С другой стороны, о Корпусе она лгала больше двух лет, значит, скорее можно предположить продуманный план, нежели внезапно вспыхнувшее чувство. Легко сказать: я эмигрирую под Открытое Небо. Но как успешно это провернуть, в надлежащей тайне… Куда? Как? И сколько это стоит? Явно небольшое состояние. Откуда у нее деньги? У нее их не было, значит, кто-то должен был ей дать. Муравьи. Итак, романтическая версия отпадает, мы возвращаемся к альтеррористам, альтеррористам и Рио-де-Жанейро. Если бы ты мог накормить голодных, напоить жаждущих, одеть голых, исцелить больных, дать крышу бездомным… Во времена альтерглобалистов они устраивали пикеты и развлекательные беспорядки. Но гражданам стазов пришлось бы сначала восстать против своей ДНК. Значит, именно там следует искать Янку, в анаркии. Я обещал и, возможно, действительно найду ее, ха! Иншааллах, Иншааллах. Солнце обжигало кожу.

Он вернулся домой. Букет собакоцветов он поставил в вазу под открытым окном гостиной. Уселся рядом в нагретом живом кресле – в пятне солнечного света, в запахе сада, смешивающемся с запахом дома, – и натянул куколь.

Местных проксиков в полицейские конюшни набирали в основном из студентов, которые ради подработки подписывали контракты на несколько часов. Король посетил указанного Фатимой комиссара верхом на высоком юноше-левше. Он несколько раз споткнулся и стряхнул бумаги со стола комиссара. Который тут же направил Короля к какому-то молокососу, недавнему выпускнику академии, что наглядно демонстрировало, какой низкий приоритет в общественной полиции имеет дело о пропаже Янки. Король переписал логи своего дома с последних дней визитов племянницы, дождался нотариального шифратора и дал показания. Самая важная их часть касалась слов Янки о том, что она эмигрирует в рамках работы в Корпусе Мира; но он также рассказал о ее связях с Муравьями. Полицейский составил на основе логов Короля текущую генопись Янки (актуальную две недели назад) и включил ее в сетевой список разыскиваемых лиц. На этом действия общественной полиции по данному делу завершились. Королю не хотелось даже устраивать скандал, все это было так ужасно банально: девушка-бунтарка, исчезновение, заботливая семья… Король вежливо попрощался и выкуколился.

Он посмотрел на собакоцветы, их нежные лепестки просвечивали полуденным солнцем. Если Янка действительно спланировала это, мне не следовало предполагать, что именно Сыска стала жертвой случайного дионизида. С другой стороны, если предположить, что случайного ничего нет, то с тем же успехом можно сразу накачать себя параноидальными драгами… Он проверил время и отправился к лейбенмейстерам ZH.

Фирма была немецкая, рабочие – польские, проксики – цыганские. Король Боли поднялся со стула в приемной, полной спящих проксиков, поправил манжеты рубашки, отряхнул костюм, пригладил пышные усы, еще раз взглянул в большое зеркало, затем подошел прямо к столу администраторши (динамическая лицевая кость, интегрированная нервная система, по четыре пальца на руках).

Лейбенмейстеры Ziegler und Hochkupfer годами отвечали за субстаз его поместья, администраторша узнала его сразу по поклону и первым любезностям. Король спросил, кто дежурит – хотя он отлично это знал. Всего через пять минут его приняла инженер AG Ирена Новак-Новак.

Они были знакомы.

– Только что пришла ваша просьба ускорить анализ. Присаживайтесь. Были ли побочные эффекты?

– Нет. Они были с этой собакой в отпуске на Адриатическом море, не могло ли это быть связано с —

– Фронт Европейского стаза упирается в Каир, вы бы услышали тревогу во всех СМИ, если бы что-то проникло так глубоко. Прошу еще немного терпения.

Король Боли закинул ногу на ногу, взглянул на свои ногти, посмотрел на темную кожу тяжелых, натруженных рук.

– Могу ли я посоветоваться с вами —

– Слушаю. – Она всегда прерывала его.

– Я знаю, что обычная иммиграционная процедура занимает два-три месяца. Чисто теоретически, если бы нас не ограничивали никакие законы, никакие другие требования, – как быстро можно человеку вклеить визу?

Новак-Новак подняла брови. Король Боли снова отвел взгляд. Тому, с кем он познакомился без куколя – кто с ним познакомился без куколя – он не мог смотреть в глаза.

Инженер оперлась локтями на письменный стол, наклонила голову.

– Этот человек, получив визу, должен остаться в живых?

– Да, да.

– От сорока восьми часов до пяти недель, зависит от того, какое оборудование у нас есть и какова степень совместимости выходного стаза и целевого стаза.

– А если из стаза под Открытое Небо?

– Это не имеет значения. Вам звонили из Живицы?

– Что? Нет, – сухо усмехнулся Король. – Дело не во мне. Я чисто теоретически спрашиваю.

– Я подумала, что до вас дошла какая-то информация и вы решили эмигрировать, пока Живица не обратится в суд за принудительной нормализацией. Мы бы потеряли хорошего клиента. – Она тепло улыбнулась.

Король пренебрежительно махнул рукой. Европейская Комиссия по сохранению жизни сразу выписывает разрешение пластусам, живущим под ее стазом; аналогичная политика применяется в большинстве стазов. Если бы они захотели нормализовать всех химериков, которые родились в качестве побочных эффектов очередных апгрейдов генома стаза, они бы потратили на это десятилетия и десятки миллиардов из бюджета. Кроме того, некоторые формы химеризации оказываются вполне успешными. Одна из первых теорий заговора, с которыми Король Боли сталкивался еще в детстве, заключалась в том, что ни один химерик, рожденный под биостазом, не является случайно выпавшей комбинацией генетической рулетки, непредсказуемым сцеплением генов стаза с генами, унаследованными естественным путем от родителей, а является спланированным экспериментом Живицы, элементом гонки генетических вооружений между родным стазом и другими стазами.

– А вы не знаете, можно ли оформить визу как-то самостоятельно?

– Теоретически.

– Теоретически.

Улыбка сошла с ее губ.

– Теоретически это можно сделать в любой клинике, наверное, даже у нас. Это операция по переписыванию организма с одной генетики на другую, аналогичная той, которую мы все незаметно проходим с каждым обновлением стаза, только быстрее и радикальнее, потому что изменения более масштабные. Во всяком случае, оборудование идентично. Но где взять саму визу, полный пакет целевой генетической информации? Правительство стаза, в которое вы эмигрируете, должно предоставить вам индивидуальный генетический код. В противном случае, даже если вы перепишетесь на их генетику с максимальной точностью, как только вы пересечете границу стаза, он мгновенно уничтожит вас как инородное тело. И ни одно правительство не выдаст визу частной клинике. Вы это понимаете?

– Правительство – нет. Но если кто-то захочет эмигрировать под Открытое Небо? Ему просто нужно достичь общей генетической совместимости. Люди так эмигрируют, я видел в сети, такое бывает. Так где же они переписывают себя, если —

– Как вы правильно заметили, все это в сети. Можете себе представить —

– Но, пани Ирена, – Король Боли рассматривал свои белые носки и кожаные мокасины, – раз уж мы с вами приятно беседуем…

– Вы ведь не часто выходите из дома, да? – язвительно бросила она.

– Нет. Никогда. Не лично. Но…

Она приложила ноготь к уголку левого глаза, зажмурив правый, – Король на мгновение поднял голову, чтобы хорошо запомнить этот ее жест задумчивости.

– В последний раз, когда я настраивала вам стаз, у вас, едва вы меня увидели, случился какой-то припадок, эпилепсия или что-то в этом роде, впрочем, я не знала, что такие вещи —

– Вы прикоснулись ко мне тогда.

– Что?

– Вы дважды коснулись моей руки большим и указательным пальцами.

Он показал.

Инженер откинулась в кресле, откинув голову на спинку; она смотрела на Короля из-под опущенных век. Он не выяснил до сих пор, сколько ей лет. Она выбрала фенотип средиземноморской тридцатилетней женщины. Красоту ее лица и элегантность изгибов тела он оценивал в двести тысяч, upper middle class[15]. В разрезе костюма между грудями блестел серебряный римский крест. Она не носила обручального кольца. Однажды он услышал ее громкий смех, записал его; и проигрывал потом снова и снова. Она уже четыре раза навещала Короля дома, наблюдая за периодической настройкой его стаза. Не считая родственников, она была единственной женщиной, с которой он встречался всё последнее десятилетие без посредничества проксика.

– Я все же попрошу, чтобы вам назначили другого инженера.

– Нам всем приходится нести свой крест.

– Но, собственно, что вам нужно? – она повысила голос. – Я когда-нибудь давала вам повод?.. Я обслуживаю десятки клиентов.

У Короля Боли уже крутилось на языке очередное ироничное замечание. Он превосходно освоил искусство находчивых ответов, столь же эффектных, как и бездушных, – но в последний момент передумал.

Он тут же начал нервно сжимать и разжимать кулаки, раскачивая ногу, заложенную на ногу.

– Если бы… если бы у вас был выходной… вечер… только не на проксике… в моем саду, когда солнце садится… поговорить, о чем угодно… это было бы мне… было бы… очень…

Она долго смотрела на него молча. Затем перевела взгляд на экран.

– Цветочный Интронный Контрабандист. Нелицензированные гены, первое появление которых было зарегистрировано в австралийском стазе семь лет назад, и вскоре они попали в публичный домен, чаще всего используются в одноразовых симбиотических цепях и передаются большинству официальных генетик. Вероятно, написано Маорийской группой или по ее заказу. Первоначальная функция: шпионский генвер[16]. Последовательность, обнаруженная в рассматриваемом организме, отвечает за первое звено цепи: извлечение, инкапсуляцию и передачу украденного кода. Оригинальный геном – собакособака, колли ротвейлер, самка. Мы также реконструировали ее фенотип, уже с учетом экспрессии вписанного генвера. На поверхности языка собаки формируются рецепторы, инкапсуляция украденного материала происходит в подъязычных железах. Закодированный материал передается в соцветия шерсти и записывается в пыльце, откуда его берут организмы второго звена, скорее всего, основанные на геноме насекомых, и переносят в организмы третьего звена, где происходит расшифровка. Украденный генетический материал с момента инкапсуляции невозможно воспроизвести без комплементарного шифра. Запуск генвера такого типа на территории Евросоюза рассматривается как преступление, преследуемое по частному обвинению. Комиссия по сохранению жизни классифицирует его как Неопасный-Несвязанный. Полные данные мы отправили вам на почту вместе с экспертизой для суда.

Король Боли кивнул.

– Вы считаете, что это застенчивость.

– А разве нет?

– Я не застенчивый. Я просто очень плохо переношу близость других людей.

Король Боли и красота этого мира

Ее лицо, ее глаза, ее улыбка, блеск улыбки в ее глазах, ее голос. Все и всё было здесь прекрасно; особенно она.

Райская дева, говорил он ей, небесная гурия: необыкновенно черные радужки, необыкновенно белые глазные яблоки. После этого она всегда пользовалась этим телом, он приглашал ее, и поэтому всегда оплачивал прокат этого проксика. Пятый год, с тех пор как они встретились на форуме, посвященном каллиграфии (Король Боли был мастером невидимого пера.) Им ничего не было известно друг о друге, кроме ников, которыми они пользовались в сети, слишком пафосных, чтобы придавать им значение. Король Боли, 4e33a – так и осталось. В абсолютной анонимности они могли быть абсолютно честны друг с другом – во всем, что этой анонимности не угрожает.

Он любил одевать ее – купать, вытирать, расчесывать, красить и одевать; тогда их беседы были особенно свободными.

– Повернись. Руку – спасибо. Снова тяжелая неделя?

– У тебя тоже такое ощущение, что чем старше ты становишься, тем короче дни, часы, тем меньше вещей помнишь из очередного месяца? Все это как-то – как-то сжимается.

– Неврология, детка, неврология.

– А, ты опять за свое.

– Иди сюда. Ммммм. Ты это запомнишь?

– Возможно. – Ее улыбка. – А что ты запомнишь?

– То, что новое.

– У меня есть друг, который каждый месяц загружает себе в мозг новую веру. Он говорит, что только так может проверить, какая религия ему больше всего подходит, пробуя их на практике.

– Религии работают в годовом цикле. Зима, лето, короткий день, длинный день, смерть, возрождение. Наклонись.

– Это затянулось бы надолго, слишком много их.

– И какая из них ведущая?

– Пока, наверное, агностицизм.

– Парень застрял на букве А? Пойдем.

Они прошли в спальню. За открытой в сторону пляжа балконной дверью вечерний бриз морщил темную синеву океана, тени пальмопальм тянулись по песку от лазури до зелени. В волнах отлива плескалась пара юных блондинок – по движениям рук, прямой спине и резким возгласам Король узнал в них японских бизнесменов.

Он посадил женщину себе на колени, и она инстинктивно прижалась к нему. Он выбрал помаду, тушь и украшения. Оликарт делал ставку на естественную красоту, его проксики не использовали ни пигментный макияж, ни косметический генвер.

– Я задумалась, какую религию могут исповедовать, к примеру, такие пластусы. Ведь…

– Не двигайся, а то размажу.

– Уже всё?

– Посмотри.

– У них же всё постоянно меняется, так ведь? Раз верят, раз не верят, или как?

– А может, то, что меняется, не влияет на их веру или безверие. Если бы вера основывалась на опыте, это была бы еще одна эмпирическая наука. Закрой глаза.

– Да где там. Как бы они, например, узнали, что Бог един в трех лицах, если бы им об этом не сообщили, если бы они сами не прочли это? Всё входит в нас через органы чувств.

Всё входит в нас через органы чувств. Кроме того способа, которым мы упорядочиваем эти чувственные ощущения – с ним мы рождаемся, он в значительной мере запечатлен в генах, в структуре разума. Но если в нашей власти изменить эту структуру… Король Боли остановил взгляд на отражении в широком зеркале: их смуглые лица со слегка монгольскими чертами, щека к щеке, женщина и мужчина, с очень гладкой кожей, чистейшими глазами, молодые боги. Как они сейчас смотрят на собственные отражения – они могли бы быть братом и сестрой; возможно, так оно и есть. 4e33a проводит кончиком языка по алым губам. Король целует ее в шею, не отрывая взгляда от зеркала. Она глядит на него, глядящего. Отражения отражений отражений – красота всегда приходит извне, она не существует вне физического мира: вопреки всему, представление о красоте не есть сама красота, точно так же, как представление о страхе не есть сам страх, а представление о зле не есть само зло.

– Если бы ты могла пожелать все что хочешь…

– Ммм?

– Какое желание ты желаешь? Какую жажду жаждешь?

– Я не выйду за пределы себя.

– Нет. Но мы могли бы взять наугад какой-нибудь фетиш, – прошептал он ей, – и вставить в себя такое желание. Хочешь? – прошептал он ей. – Все время что-нибудь новое. Ты хочешь этого?

– Тебе скучно? Тебе надоели эти тела?

– Дорогая, я сам себе надоел.

Она молчала, пока он расчесывал ее длинные черные волосы. Потом он сидел на краю кровати и приподнимал ноги 4e33a, натягивая темные чулки, такие тонкие, что на ощупь почти не ощущались, – ступня, икра, вверх вдоль бедра, пока ладони не остановятся на той узкой полоске обнаженной кожи над кружевом. Она стояла на одной ноге, но сохраняла равновесие, она опиралась о Короля, положив ему руку на голову. Пальцы путались в густых локонах (у него была роскошная шевелюра); она лениво царапала его ногтями, раз, два, четыре, в такт своим мыслям, выглядывая поверх него на пляж, на океан и на красное солнце, тонущее в океане.

– Есть такая игра, – говорила она, – в нее играют мои друзья. Во всяком случае, они утверждают, что играют. Life Playing Game[17]. Они периодически собираются, это долгие сеансы, месяцы, годы, они собираются и накачивают себя расслабляющими снадобьями, которые вытягивают наверх их подсознание, вытягивают истину. В дурмане они рассказывают друг другу жизнь: что с ними произошло, в какой точке они в настоящий момент оказались, чего они хотят и чего боятся, какой выбор стоит перед ними, какое будущее они видят перед собой. Они записывают все это. Часами обсуждают историю каждого в отдельности, сочиняя различные сценарии, от наиболее вероятных до совершенно безумных, взятых из кино, из игр. Десятки дорог, десятки тропинок развития персонажа. Они записывают все это. В конце кидают жребий. Сценарий, который тебе выпал, ты должен реализовать в течение сеанса, то есть до следующей встречи – ты тут же вставляешь в себя глубочайшее желание его реализовать. Дело не в том, что ты не можешь отступить – с LPG ты не захочешь отступать. Отказа от LPG нет ни в одном сценарии. Есть смерти, разводы, браки, самоубийства, убийства, великие преступления и великие достижения. LPG принципиально больше, чем жизнь.

Король натянул ей второй чулок, потянулся за туфлями на высоких каблуках.

– Они сказали тебе, почему это делают?

– Потому что могут.

– Да.

Он одел ее в легкое хрустально-шелковое платье на невидимых бретельках, сверху полупрозрачное, снизу матовое. Она вышла на балкон. Он застегнул рубашку, завязал галстук, натянул пиджак. С балкона можно было спуститься по винтовой лестнице прямо на аллею, которая вела между пальм к главному зданию ведомства, скрытому за гигантскими папоротниками. Среди папоротников порхали разноцветные феи. Король подал 4e33a руку. Сидевшая на краю крыши бунгало огненная птица осыпала их злотыми искрами, когда они сходили по аллейке вниз.

– Вот если бы ты меня возненавидела.

– Спасибо, я предпочитаю, чтобы всё осталось, как есть.

В тени папоротника она остановила его для долгого поцелуя. Над Оликартом садилось солнце. Король Боли вспомнил очень похожие вечера, один, другой, десятый. Это уже слишком, в конце концов, сколько можно? 4e33a стерла губную помаду с его губ, таким же жестом нежности, как и раньше, и раньше, и раньше. Король громко вздохнул. Разум требует пищи. Шум этих волн я уже почти не слышу, экзотических цветов почти не замечаю.

Французская Полинезия не содержала свою биосферу в полном стазе, острова расположены слишком далеко от материка, здесь слишком мало людей, слишком слаба местная экономика, слишком сильны ураганы. Оликарт был искусственным островом, который вырастили на базальтово-коралловом рифе патента GE. Его поместили в архипелаг Lies sous le Vent[18]. Его пейзажи, его флора и фауна, а также живущие здесь Homo sapiens stasis, были разработаны с одной целью – развить до максимума эстетический опыт. Оликарт возник как туристический курорт эпохи генетических войн: сюда никто не прибывал и никто не уезжал отсюда, но восемьдесят процентов аборигенов подписали многолетние прокси-контракты, и теперь богачи со всего света ездили на них двадцать четыре на семь. Ничто не нарушало гармонию туристов, даже вид других туристов.

В ресторане уже собралось более десятка гостей, таких же красивых и совершенных, схожих по фенотипу. Официант усадил Короля Боли и 4e33a за деревянной колонной, со стороны океана. Когда 4e33a заказывала блюда (однократная кухня, каждый овощ, фрукты и мясо на уникальных генах), Король достал из кармана объемистый блокнот и ручку. Обычно в память о проведенном вместе уикенде они каллиграфировали хайку.

– Ну вот, – улыбнулся он, когда официант ушел. – Послушай. У меня есть племянница. Взрослая. Почти. Голова, полна идеалов левых альтеррористов; в какие только места мировых бедствий она не вкуколивалась. Так вот, она исчезла. Ни записки, ни следа. Зато оставила мне свою собаку, которую перепрограммировала, чтобы украсть мою ДНК. Я не знаю, кому она ее передала. Я считаю, что она отправилась к этим своим альтеррористам и сейчас переписывает себя на генетику некой южной анаркии. Теперь давай. Что я делаю? Сценарии.